Текст книги "Муж мой - враг мой (СИ)"

Автор книги: Яна Ясная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Увы, положение обязывает, и желания иногда приходится сдерживать во имя репутации. И выставлять герцогиню идиоткой, к сожалению, было никак нельзя. Все разногласия между супругами должны случаться за закрытыми дверями спальни.

Сегодня уже казалось – ну приехала и приехала. И не побоялась ведь. И мой гнев выдержала со стойким достоинством…

Не удержавшись, я коснулся пальцами молочной кожи плеча и провел ими вдоль кромки ткани, а потом слегка – совсем чуть-чуть – отодвинул ее, высвобождая едва прикрытый сорочкой нежно-розовый сосок. Обвел его по кругу, медитативно наблюдая за тем, как он сжимается в твердую горошину.

“Боевой дух” был приподнят, как никогда, но Нисайем спала так глубоко и безмятежно, что я, вздохнув, вернул ткань на место и убрал руку. Будить ее не хотелось, но и валяться в кровати в ожидании, когда тэя изволит проснуться, тоже.

Поэтому я поднялся, накрыл жену одеялом (и не столько ради тепла, сколько от греха подальше) и принялся одеваться.

Самочувствие было на удивление великолепным. Мелькнула даже мысль, что я даже не помню, когда последний раз я чувствовал себя настолько в хорошей форме в принципе , не говоря уже о после боя. Даже ушибленная рука, ради которой мне не захотелось отвлекать загруженных целителей, не беспокоила совершенно.

Удивительное дело. Может, от того и настроение было хорошим.

Тэя Нисайем изволили проснуться, только когда был подан завтрак. Встрепанная голова высунулась из-под шкур, принюхиваясь к аромату крепко заваренного травяного чая. И глядя на это зрелище почему-то очень хотелось улыбаться. Но вот еще не хватало, чтобы девица думала, что ей любая выходка может сойти с рук. Поэтому улыбаться я не стал, только уведомил супругу:

– Волна отступила, моя дорогая, поторопитесь собраться, мы возвращаемся в замок Страж.

Всю дорогу обратно тэя Нисайем была тиха и молчалива. Она выглядела уставшей, несмотря на крепкий сон, и спросила разрешения отправиться в свои покои, едва мы переступили порог замка, и с благодарностью приняла мое предложение не спускаться к ужину. Я все же сопроводил супругу до ее комнат и с некоторым сожалением закрыл за собой дверь. Мысль наведаться вечером к молодой жене придется снова отложить.

Зато по дороге в кабинет мне очень удачно попалась Мириам. Хотя “удачно попалась” не то выражение, куда точнее будет “караулила”. Она опустилась в глубоком почтительном реверансе, демонстрируя великолепное декольте.

– Ваша светлость, мы так молились за ваше возвращение. День и ночь…

– К счастью, ваши неустанные молитвы были услышаны, эсса, – я кивнул и, не дав женщине продолжить, добавил, пользуясь тем, что коридор совершенно безлюден. – Я не успел тебе сказать до отъезда, Мириам, но больше не стоит приходить в мою спальню без приглашения.

Ответом мне был растерянный взгляд.

– Вы хотите, чтобы я покинула замок, ваша светлость? – голос ее прозвучал надломленно, а в глазах даже заблестели слезы.

Отчего-то это не тронуло, а наоборот вызвало раздражение, хотя к Мириам я всегда испытывал только теплые чувства и мне казалось, она все прекрасно понимает.

– Ты сопровождаешь мою мать, она тебя приглашала. Если она по-прежнему в тебе нуждается, я не вижу причин, по которым тебе необходимо покинуть замок.

– Я поняла вас, ваша светлость, – прошелестела почтенная эсса.

Нахмурившись, я продолжил свой путь, собираясь заняться делами, которых за недельное отсутствие наверняка накопилось немало, но в кабинете меня поджидала новая “засада”.

– Ах мой дорогой, – матушка устремилась мне на встречу, шелестя юбками, дыша духами и сверкая драгоценностями. Я нарочно не отправлял в Страж сообщение о нашем возвращении, чтобы избежать пышной и церемонной встречи с большим количеством народа, но, естественно, что по самому замку вести разносятся быстро. – В твое отсутствие мы не находили себе места!

Материнские руки пробежались по мне, будто ощупывая на предмет повреждений.

– Видимо, именно не найдя себе места, ее сиятельство отправилась в гарнизон? – холодно уточнил я. – Матушка, я понимаю, что Нисайем молода и порывиста, но я же просил вас позаботиться о ней в мое отсутствие! Неужели невозможно было отговорить ее от этой безрассудной затеи?

– Отговорить? – мать всплеснула руками. – Как ты себе это представляешь? Ох, мой дорогой, я не хотела тебя беспокоить, но в замке после появления твоей супруги просто творится настоящее безумие! Она никого не желает слушать – я герцогиня и слова сказать мне не смейте! Смотрит на всех свысока, не дает жизни Сириль – а разве бедная девочка в чем-то виновата? Вникать в управление хозяйством не желает, советы не принимает, и экономка просто вынуждена пересогласовывать все со мной. Ты представляешь, она уволила уже с десяток горничных, где мы возьмем столько квалифицированной прислуги?! А это ее решение ехать в Карлион!.. У меня чуть не случился сердечный приступ…

Эта пламенная речь слегка сбила меня с толку. Тэя Нисайем не показалась мне настолько взбалмошной. Да, явление в гарнизон было сумасбродством, но все же…

– Прошу тебя, мой мальчик, поговори с ней, втолкуй, что никто здесь не желает ей зла и мы только хотим помочь!

– Я поговорю с ней, – вынужден был согласиться я, и мать, просветлев лицом, невесомо поцеловала меня в щеку и покинула кабинет, оставляя меня с делами и с каким-то мутным ощущением неправильности.

Я неслась по замку Страж, как мстительный дух, такая же незримая и грозная, в ореоле жажды отмщения…

А если не романтизировать и не воспарять воображением над реальностью, то я неслась из Северной башни по лестнице вниз, к своим покоям.

Сегодня за обедом я поссорилась с Сириль. Очередной её колкий пассаж в мой адрес я оборвала заявлением, что тэйрим стоило бы не обсуждать действия герцогини Вейлеронской, а поискать себе жениха –  раз уж предыдущего она упустила.

Услышали все, тэя Керолайн и вовсе ахнула, до глубины души сраженная моей грубостью.

Все меня волновали мало (а тэя Керолайн так не волновала и вовсе, сколько можно из-за нее волноваться) –  принципиально важно было, чтобы услышал дражайший супруг, военный гений и первый маг Предгорий.

Быстрый взгляд искоса подтвердил: услышал, недоволен. Орать не изволят –  чай, он и в осажденной крепости одернуть публично не счел нужным, но взгляд потяжелел и не обещал хорошего –  а обещал, наоборот, одно только плохое.

Я покаянно склонила голову, показывая, что мужнину волю узрела и приняла к сведению, но в остальном присутствующие за столом предпочли сделать вид, что ничего не заметили: глава семьи свою позицию обозначил внятно, и только во взорах нежных дам читалось обещание лютой смерти.

После обеда супруга удачно отвлекли дела государственной важности (ну, может, чуть помельче, герцогской), а я улучила момент, и сама подошла к тэйрим Сириль с извинениями. Та изволила покривиться на мои извинения (представляю себе, если бы кто-то из домочадцев позволил себе такие гримасы в адрес матушки, хотя, какие отношения у маменьки были со свекровью, мне не ведомо, бабушка со стороны отца умерла до моего рождения), но всё же согласилась, в знак мира, помочь мне с выбором платья к ужину –  “Ах, я совершенно теряюсь в этих оттенках зеленого! В семь, верно?”.

Подошла и к супругу –  но тот был слишком занят для выволочки нерадивой и нелюбимой жене, и получив время высочайшей аудиенции (“Поговорим после ужина, дорогая), я поднялась к себе.

Замковые дела, которые приходила обсуждать со мной эсса Линед (чтобы сразу после этого переобсудить с тэей Керолайн) были единственной сферой куда меня допускали. Хоть и чисто ритуально.

А когда экономка удалилась из сиреневых покоев, я, прихватив с собой книгу –  генеалогическое древо дорогого супруга, между прочим! – поднялась еще выше. Северная башня была удивительно удачно расположена. Южная и восточная смотрели на горы, Западная возвышалась над долиной, а из северной открывался чудесный вид на город, по-зимнему нарядный, отсюда, с высоты, казавшийся пряничным.

–  Я хочу побыть одна! –  властно распорядилась я, –  Если я забуду, напомните мне, что в восемь часов ко мне прийдет тэйрим Сириль!

И камеристка (уже третья, как бишь ее? Астра?), накинув мне на плечи медвежий мех, почтительно отступила, оставив меня в тесной комнатке наедине с книгой и видом...

Еще удачнее было то, что из этой каморки только один выход, через соседнюю комнату, где ожидает меня мой условно-почетный эскорт из служанок, обычно неимоверно раздражающий, но сегодня –  как нельзя кстати.

Час я действительно заставляла себя читать –  и о, Мать-Искусница, что это был за час!

А когда время истекло решительно, но беззвучно закрыла родовую книгу Вейлеронов.

Заклятие отвода глаз мне сегодня далось удивительно легко –  мне вообще сегодня везло.

Дверь открылась без звука. Хороший знак.

Камеристка читала молитвенник, обе  горничные вышивали и перешептывались с друг другом…

Я знала, чувствовала, что чары действуют, но всё равно кралась из комнаты на цыпочках –  и только выскользнув за дверь, припустила во весь дух.

Тэйрим Сириль пришла точно в назначенный час.

Обвела взглядом пустую гостиную, нахмурила изящные брови.

Подождала. Прошлась по комнате. Постучала в двери спальни:

–  Ваша светлость! –  и покривилась при обращении.

А при свидетелях держит себя в руках, молодец.

И –  повернула ручку. Заглянула в спальню. Постояла на пороге… и вошла.

Я, выскользнув из-за портьеры, проследовала за ней.

Сердце колотилось, как безумное, руки мои холодели, а дыхание удерживать ровным удавалось с трудом.

Сириль зашла в будуар, постояла у туалетного столика, то ли презрительно, то ли завистливо разглядывая обилия шкатулок и пузырьков (между прочим, всё это подарено мне отцом, а вовсе не мужем!) Она открыла одну, другую крышку. Закрыла –  одним пальчиком.

Вышла.

Заглянула в гардеробную.

Постояла напротив белого платья, напяленного на истукан в ожидании момента, когда я вновь надену его, чтобы вместе с мужем явиться в дворцовых храм.

Напротив платья она задержалась даже дольше, чем рядом с драгоценностями Аласских. Она даже почти протянула руку, чтобы коснуться его – но не коснулась. Резко развернулась на каблуках, оставив вмятины в ворсе ковра, и вышла.

Прошла через спальню, дернула ручку запертого кабинета –  и, зло сверкнув глазами, покинула покои мои покои.

Я дождалась, пока за ней закроется дверь. Потом, для верности, выждала еще пять минут, считая гулкие удары собственного сердца и чувствуя, как взмокла спина.

А потом заперлась на ключ, и уже не прячась, прошла через спальню в будуар.

Назад, в башню, я возвращалась… хотелось бы сказать –  вальяжно, как сытая кошка, но нет. Это скорее было похоже на мокрую мышь. Меня колотила нервная дрожь, руки тряслись, влажное платье противно липло к спине.

Страж –  огромный, бесстрашный и прекрасный замок –  смотрел на меня витражами узких окон с прежним отчетливым неодобрением. И если нелюбовь людей я легко приняла как должное, то его отторжение было все же обидно.

Проскользнуть под отводом глаз мимо служанок не составило труда. Горничные по-прежнему вышивали. Камеристка читала. Дверь скрипнула, открываясь передо мной, но ведьмины чары не дали им этого заметить.

И только когда она закрылась за моей спиной, и мореный дуб отрезал меня от всех обитателей замка, дар мне изменил. Помимо моей воли чары выскользнули из рук и развеялись – как будто мыльный пузырь лопнул.

На неверных ногах я дошла до своего места у окна. Опустилась в кресло. Взяла в руки книгу. И всё оставшееся время перелистывала страницы, не видя ни имен, ни миниатюр. Как механическая кукла.

Астра постучала в дверь, когда до ужина оставался час:

–  Ваше сиятельство, вы просили напомнить, что в восемь у вас встреча с тэйрим Сириль!

Повторный спуск к моим комнатам дался уже легче –  благо, от меня не требовалось ничего, кроме как перебирать ногами и задирать нос.

В лилово-седой гостиной я очнулась:

– Принесите в будуар изумрудное платье с черными птицами, второе цвета виридиан с вышивкой зеленым мхом и третье вердепомовое с круглым вырезом.

Указания горничным получились уверенными и естественными. Обе девицы ринулись в гардеробную, спеша выполнить приказ, а Астра пошла за мной – исполнять свой  долг, помогать госпоже с прической и с одеждой.

Я открыла дверь в будуар –  и почти сразу из-за спины раздался пораженный вскрик.

Было чему поразиться.

Витражное окно было разбито.

Туалетное зеркало брызгами разлетелись по ковру.

И – повсюду, везде валялись мои драгоценности: разорванная нитка жемчуга, безжалостно смятая серьга. Разоренные пустые шкатулки валялись где придётся, взирая на погром с укором.

– Ваша светлость, ваши платья…

Горничная, влетевшая в будуар, замерла. Хриплый звук, исполненный ужаса, сорвался с её губ, и она замерла рядом со мной и камеристкой точно парализованная.

Я шагнула вперёд, аккуратно переступая осколки, и подобрала с пола рубиновое ожерелье –  широкое, с крупными камнями и художественно зачерненной оправой. Выглядело оно скверно.

Интересно, его можно будет починить? Потом, когда вернусь домой?

Я молча положила изувеченный подарок отца на трюмо.

Обвела комнату взглядом, собирая картину воедино, и развернулась, крутнувшись на каблуках.

Гардеробная представляла собой не  менее удручающее зрелище.

Платьям всех оттенков зелёного –  дорогим, новым, оплаченным герцогом – здорово досталось. Портняжные ножницы порезвились здесь вовсю. Но это всё ерунда.

Потому что рядом, на болване висело белое платье. Королевский подарок.

Изодранное в клочья.

Я даже заходить в гардеробную комнату не стала, с порога оценив зрелище, а потом развернулась и направилась к выходу.

Служанки, пришибленные ужасом, гуськом потянулись за мной.

– Сидеть здесь! –  резко ошпарив их взглядом, скомандовала я. –  Ничего не трогать, никого не пускать!

–  Ваше сиятельство, но тэя Керолайн… –  задавлено выдохнула камеристка, и я впилась в неё тяжёлым взглядом.

–  Скажи-ка мне, рихта Астра, как подобное могло случиться? –   вкрадчиво поинтересовалась я у девицы, глядя в её расширенные зрачки. –  Разве я не требовала находиться в покоях, вместо того чтобы следовать за мной по пятам?

Она молчала, не смея отвести глаз и даже дыша, кажется, через раз.

–  Если бы вы выполняли свои обязанности, а не распоряжения тэи Керолайн, этого бы не произошло, –  равнодушно бросила я и отправилась, куда собиралась.

К мужу.

Камеристка осталась стоять, словно примороженная моими словами к полу.

Ноги переставлялись так, будто стали деревянными, в голове царила прозрачность и отстраненность.

Приёмная супруга встретила меня неласково –   секретарем и словами "Его светлость занят!". Но лицо его из строгого сделалось растерянным, когда я, проигнорировав почтенного эссея, молча распахнула дверь в кабинет Вейлерона.

Герцог изволил работать.

Темно-зелёное сукно и светлое дерево удачно обрамляли четкий силуэт на фоне окна. Управляющий что-то степенно и с достоинством излагал моему мужу и своему господину, письменный стол между ними и маленький боковой были завалены бумагами.

Моё появление заставило обоих оглянуться, и я, не дожидаясь, пока мужчины поднимутся, скомандовала управляющему:

–  Вон.

Растерянный эссей оглянулся на тэйра Алиссандра, и тот согласно прикрыл глаза:

–  Дэйв, оставьте нас.

Управляющий благоразумно поспешил воспользоваться дозволением, а я прошла к окну. Из окна был виден город – кабинет герцога смотрел в ту же сторону, что и моя каморка для чтения в башне.

Я молчала и понимала, что молчание затягивается, но не было сил, чтобы взять себя в руки и начать говорить заранее подготовленные слова.

Герцог тоже не спешил начинать разговор.

Когда я шла сюда, я намеревалась вывалить на голову дорогого супруга ледяное бешенство Алассов, которым славился мой батюшка, и даже чувствовала его в себе. Вот только здесь, в молчании кабинета, что-то переломилось, и моя злость на мужа и его Пройдохой проклятую семейку схлынула. Приходилось заново собирать ее по капле.

Снег за окном падал тихо и плавно.

А когда я открыла рот, из него вырвалось вовсе не то, что я запланировала сказать:

–  Ваша светлость, я понимаю, что меня здесь не любят.  Будем честны: вы все мне тоже не очень нравитесь! Но то, что сделали в моих покоях –  это уже слишком. Если вы думаете, что моя гордость это стерпит, вы ошибаетесь. Я буду вынуждена доложить его величеству обо всём.

Молчание за спиной было нарушено не сразу.

–  Могу ли я узнать, что произошло в ваших покоях? –  попытался прояснить суть претензий Вейлерон.

Ах, да. Я же собственно планировала с этого начать... Но теперь расписывать, как некий мерзавец нанес непоправимый ущерб мне, моему приданому и подарку короны не хотелось.

Хотелось к папе. Домой. Свернуться клубком в безопасности своей комнаты и вволю поплакать.

Вейлерон всё ещё ждал ответа, и я устало вздохнула:

–  Сходите да взгляните! Я запретила служанкам там убирать.

Шорох одежды и звук шагов дали понять, что муж встал и покинул кабинет. Дверь за ним закрылась.

Я стояла и смотрела на снег. А потом прошла к креслу.

За письменным столом тэйра Алиссандра мне было не слишком удобно: размерчик великоват. Но альтернативы не предполагалось. Выдернув из стопки с писчей бумагой чистый лист, я взялась за ручку с механическим пером, опробовала её на черновик и опустила стальное жало на лист.

"Его Величеству Астею Пятому…"

Его светлость супруг явился, когда я дописала свое послание, и чахла, не способная принять решения, как быть с ним дальше: отправлю –  порадую батюшку. Он, без сомнения, будет доволен тем, что его заклятого зятя постигнет королевская немилость. А мне уже не хотелось чтобы человека, устало опускавшегося на постель в осажденной крепости, постигла королевская немилость.

Но и не отправлять невозможно. Не отправлю –  дам понять, что об меня можно вытирать ноги...

Словом, явление мужа застигло меня в тот момент, когда я осознала, что своей затеей загнала себя в тупик, и как раз доходила до мысли, что интриги, кажется, не моё.

Он вошел в кабинет, и было в его лице нечто такое, что я сразу как-то поняла: не только Алассы славны холодным бешенством. Нет, мы на монополию и не претендовали, но супруг казался мне всё это время более… уравновешенным. Флегматичным даже.

Его светлость был окружен гневом, как грозовым облаком, и мне захотелось приглушить восприятие как можно сильнее, чтобы не ощущать проскакивающих в этом облаке колючих разрядов.

Увидев лист, покрытый вязью моего почерка, муж протянул руку:

–  Позвольте.

И ничего, что сердце дрожало, как заячий хвостишко, когда я отдавала супругу письмо! Главное –  подбородок оставался вздернутым.

События для его величества я изложила скупо и сдержанно, в завершение присовокупив просьбу –  прислать в замок Страж компетентного человека, способного точно установить ущерб, нанесенный моему приданому. Вейлерон каменел лицом, читая, и облако вокруг него уплотнялось, темнело…

Боги-боги… А ведь ему проще всего сейчас прибить меня, и свалить все на трагический случай. К примеру, пожар… Я отчаянно старалась чтобы эта мысль и накатившая за нею паника не отразились в моих глазах, но Вейлерон видел её, наверняка видел, не мог не видеть, с его-то опытом, и его слов я ждала с ужасом.

–  Весь ущерб будет вам компенсирован лично мной, тэя.

Тяжелый голос заполнил кабинет, пронзил меня насквозь, отозвался гулом в костях и нервах… И лишь через несколько мгновений я поняла, что он сказал.

–  Вне зависимости от того, кем он был нанесен и отправите ли вы это письмо.

Плотный лист с вензелями и гербами Вейлеронов лег на стол, и герцог одним пальцем подвинул его ко вплотную ко мне.

Сперва я поняла только, что меня не убивают, и мысленно чуть не застонала от облегчения. А потом все же застонала –  ка-а-ак?! Как “вне зависимости от того, отправите ли вы письмо”? А поуговаривать меня?! Дай же мне возможность отступить, сохранив лицо, Пройдоха тебя побери!

–  Но я бы предпочел, чтобы произошедшее осталось внутри семьи.

Я вздернула подбородок еще выше и гневно смерила его взглядом. Тонкий навык смотреть сверху вниз на куда более крупного, чем ты сама, оппонента, мне прививала лично герцогиня Аласская.

Начиналась самая ответственная часть моего плана. Теперь важно было не прогадать, и добиться того, ради чего я всё это и затеяла. Того, что действительно мне было мне необходимо. Жизненно, как воздух.

–  Мне нужны добросовестные слуги, ваша светлость. По-настоящему добросовестные –  если вы понимаете, о чем я говорю! – надменные слова обозначили начало торгов.

Камеристка, горничная… Чушь.

Преданные, надежные люди рядом –  это стоило того, чтобы пожертвовать драгоценностями и нарядами.

Этой ночью я снова выбралась в библиотеку. Бродить по замку в поисках невесть куда подевавшегося родового артефакта не было ни сил, ни желания –  сегодняшний день высушил меня до дна. Спать не получалось, и я сбежала из покоев, уже привычно усыпив присмиревших и перепуганных служанок. Хотелось сидеть, бездумно смотреть на свечу, и больше ничего не делать.

Этим я и занималась, забравшись с ногами в кресло и зажав на коленях книгу.

Вспоминать прошедший день хотелось еще меньше, чем спать –  но мысли всё равно крутились вокруг него.

Я вытребовала у мужа камеристку, горничную и белошвейку из замка Алассов, и это было даже больше, чем я рассчитывала, потому что изначально я надеялась только на Ниту и Анабель. Дав согласие и получив мое слово –  не отправлять письмо, герцог тут же, при мне отправил послание отцу, и я представляю, как обрадуется матушка, лишившись лучшей белошвейки герцогства!

Но матушка, я уверена, справится с потерей и найдёт ей достойную замену, а я… Я попросту устала быть одна. Мне нужен хоть кто-то рядом. Хоть кто-то свой.

Свечной огонек расплывался в глазах, и нет, я не плакала –  просто к горлу подкатил глупый противный ком.

Когда откуда-то сверху на колени, прямо на книгу, шлепнулся кто-то большой, черный и мохнатый, я даже не испугалась –  у шорка такое появление стало уже обыкновением. Я сгребла этого “кого-то” в охапку, и уткнулась в него носом. В тугого, увесистого. Теплого.

Инородец терпеливо дождался, пока моё дыхание из прерывистого станет ровным, и только потом вывернулся из объятий, устроился на столе передо мной, начал коготками приглаживать взъерошенную шерсть, всем видом давая понять, сколь не одобряет подобной фамильярности.

И лишь приведя себя в порядок, заговорил, искоса наблюдая за мной круглым алым глазом:

–  Старая хозяйка сегодня ругалась. Много ругалась!

И замер, ожидая моей реакции.

Я потянула к себе книгу, раскрыла её на закладке. Нет, мне было очень интересно, что он узнал. Но уговаривать и торговаться не было сил.

–  Сперва девицу свою. Ту, которая хотела хозяйкой стать! Потом с хозяином.

Шорк обвил лапы чешуйчатым хвостом, и чуть повернулся, чтобы смотреть на меня обоими глазами.

–  М-м-м, –  неопределенно отозвалась я, делая вид, что книга меня увлекла.

–  Ой-ой-ой, как ругала!

Я всем видом давала понять, что с интересом читаю.

–  Говорила… Говорила, что та её опозорила. Что думала, будто воспитала её достойно. А она неблагодарная!

У-у-у, знакомо. Её светлость матушка тоже любила метать в мою сторону эти громы и молнии…

Шорк побуравил меня алым взглядом, а потом вдруг раскрыл пасть –  и я услышала голос вдовствующей герцогини!

– Как ты могла! –  голос тэи Керолайн был просто ледяным. –  Из-за твоей глупой выходки, девчонка, моему сыну могла грозить опала! Мы вырастили тебя! Воспитали! А ты благодаришь нас королевской немилостью?! Чтобы избежать её, моему сыну пришлось пообещать этой женщине возместить нанесенный тобой ущерб! Ты представляешь, на какую сумму ты испортила драгоценностей? Я разочарована вами, тэйрим. Я считала, что вы умнее, и испытываете к нам хоть каплю благодарности! В ближайшее время я подберу вам супруга, а до того –  вы возвращаетесь в дом вашего отца.

Я зачарованно смотрела на шорка, открывшегося мне с новой грани –  и слушала, как холодный тон герцогини Вейлеронской становится отстраненным, как обращение меняется с домашнего, семейного “ты” на официально-отстраняющее “вы” и “тэйрим”, и как завершающие слова ставят точку в этом монологе.

–  А… А Сириль? –  осторожно уточнила я, не в силах притворяться больше безразличной.

–  Плакала, –  деловито откликнулся шорк. –  Говорила, что не она. Сначала. Потом опять плакала.

Полузмей-полулетчий мыш подполз ко мне ближе, и я, вздохнув, сгребла его в охапку.

–  Осуждаешь? –  спросила куда-то в черную шерсть.

–  Люди! –  удивительно философски отозвался шорк.

Ужин ожидаемо был испорчен и все трапезничали по своим закрытым комнатам. Оказаться в тишине и одиночестве было по-своему неплохо, но я бы предпочел, чтобы это случилось в других обстоятельствах.

Мать была зла. Сириль рыдала. Нисайем заперлась у себя, уведомив, что желает побыть одна.

Сообщение о том, что скорее всего погром в ее покоях совершила воспитанница вдовствующей герцогини и что в ближайшее время она покинет замок, моя супруга приняла равнодушно. Отказалась от переезда в другие комнаты и потребовала все прибрать в этих.

Она выглядела высокомерной и надменной, именно такой, какой описывала ее мать. И смотрела на меня с вызовом и одновременно, почему-то, страхом.

Иногда мне кажется, что жить в гарнизоне под постоянной атакой волн проще, чем в стенах родного замка, хотя бы потому, что там все просто и понятно – здесь свои, здесь враги: этих беречь, этих убивать. Именно поэтому герой войны из меня еще ничего, а вот политик…

Самокритично усмехнувшись сам с собой, я устало потер шею и вытянул ноги. Что должно было случиться дома за неделю моего отсутствия, что моя мать чуть ли не со слезами на глазах принимается уверять меня, что моя жена неуправляема, жена, до того демонстрировавшая прекрасные манеры, прилюдно оскорбила постороннюю тэйрим, а эта самая посторонняя тэйрим опустилась до отвратительной и откровенно глупой выходки?..

Если Сириль настолько неприятно было находиться в замке и смотреть на ту, что заняла место, которое она уже считала своим, что мешало ей просто уехать? В конце концов, ее не связывают никакие обязательства.

Хоть я и не считал, что ее присутствие в замке Страж уместно после моей свадьбы, выставлять девушку в приказном порядке не было причин, в конце концов, она ни в чем не виновата и если ей хотелось оставаться подле моей матери…

Перед глазами всплыл облик вдовствующей герцогини с поджатыми губами.

– Девочка не могла совершить ничего подобного! И у тебя нет доказательств!

– На самом деле не имеет ни малейшего значения, виновата она или нет. Ей просто-напросто больше нечего здесь делать. Это не обсуждается, мама. Тэйрим Сириль покидает Страж, и если вы так дорожите девушкой, то на вашем месте я бы занялся тем, чтобы подыскал ей другую достойную партию, а не тратил время и силы на попытки изменить то, что изменить нельзя. Возможно, королевская воля вам и не по душе, но она, как и мой приказ – не обсуждается. Поэтому всем будет лучше, если вы и тэя Нисайем найдете общий язык. И еще. Почему вы до сих пор не передали моей жене фамильные драгоценности? Я ожидаю, что это будет сделано в течение суток.

Мать смотрела на меня так, будто я ее ударил.

– Мириам ты тоже отошлешь? – холодно осведомилась она.

– Мириам вольна оставаться в замке столько, сколько вы этого желаете, если только она в свою очередь не намеревается враждовать с ее светлостью.

Голова гудела.

Знает ли Нисайем о Мириам? Почтительно ли ведет себя эсса в отношении новой герцогини? И не стоило ли все же отослать и ее?..

Спасибо, ваше величество, все же подкинули вы мне головную боль!

Движение я почувствовал спиной, позвоночником, зудящей щекоткой. И большого труда стоило удержать рефлексы, позволяя затаившемуся в тенях убийце приблизиться еще немного, еще чуть-чуть… на расстояние неминуемого, неотвратимого удара…

Миг – и черная молния врезается в живот, почти опрокинув меня вместе с креслом.

И я расхохотался, позволяя Шорку делать вид, что он остервенело рвет на мне рубашку в попытках добраться до внутренностей, но стоило протянуть ладонь, как в нее тут же ткнулась покрытая шелковистой шерстью голова.

– Хозяин вернулся, – нечисть выскалила в широкой улыбке многочисленные мелкие зубы, и длинный змеиный хвост довольно хлестнул по подлокотникам.. – Замок грустил без хозяина!

– Незаметно, – пробормотал я. – Кажется, тут наоборот было очень весело.

– Не-е, – не согласился Шорк. – Ску-учно.

– Выкладывай, чем она занималась?

Я приставил замкового питомца приглядывать за супругой в первый же день, но вот отчета стребовать до сих пор не пришлось.

– Спала, кушала, платья надевала, еще платья, много-много-платьев, потом гуляла, потом кушала, потом меняла платье, потом…

– Стоп, – с трудом удержав смешок, оборвал я, – “кушала” и “платья” опускаем.

Рубиново красные глаза остекленели, Шорк замер, будто пораженный заклятием оцепенения. Кажется, в его маленькой голове сейчас в спешном порядке вычеркивались “кушала и платья” и шло судорожное вычисление того, что выходит в остатке.

Он растопырил длинные когтистые пальцы и начал загибать по одному:

– Вышивала, читала, гуляла, разговаривала, разговаривала, разговаривала…

– С кем разговаривала?

– С бывшей хозяйкой и ее женщинами, с городскими, у которых нити да иголки, – принялся перечислять инородец, которого сколько ни учи, а втолковать человеческую иерархию и систему именований так и не удалось, – с хозяйкой-которая-не-хозяйка, с девицами, которые хвостом ходят и меняются, с маленькой… и все почитай.

– О чем разговаривала?

Инородец поскреб лапой затылок и развел крыльями – да о ерунде всякой, хозяин, не достойной даже не то что упоминания, а и запоминания!

Я вздохнул. Шорк был дивно полезной зверушкой, но все же зачастую себе на уме. Я рассеянно поглаживал короткую шерстку, наблюдая как нечисть довольно жмурится. А Шорк вдруг, понизив голос, доверительно произнес:

– Она хорошая хозяйка, хозяин. Сильная! Глупая пока, правда, но Шорк научит! Шорк умный! И полезный!

Он горделиво вытянулся на змеином хвосте.

– Где она сейчас?

– Спит, хозяин.

– Спит… – произнес я вслух сам себе. – Ну пусть спит. На-ка тебе, заслужил.

Я достал из кармана брюк свернутый платок. Шорк принюхался, осторожно развернул и тут же спальню огласили сдержанные восторженные попискивания и довольное урчание – инородец перебирал привезенные специально для него сокровища – несколько виверньих клыков.

Что он с ними делал, я понятия не имел, но подозревал, что в душе нечисти живет то ли увлеченный коллекционер, то ли ученый-биолог.