Текст книги "Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ)"
Автор книги: Яна Ясная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 4
Все. Я официально регистрирую это имя как мой персональный антисекс. Если какими то неведомыми тропами меня заведет в бдсм, то я назначу своим сабам его в качестве стоп-слова! Напрочь отбило вообще все!
Я смотрела на Мирослава взглядом зависшего робота и всерьез подсчитывала каковы шансы на амнезию если сейчас треснуть его по башке и слинять. А что, больница – вот она, и Адке не скучно будет лежать, а я время выиграю…
И в момент этих животрепещущих размышлений я вдруг осознала, что этот коварный тип маньячной наружности меня ведь все еще лапает!
Божечки мои, как так вообще получилось-то?
Я сделала шаг назад, увеличивая дистанцию, и Мир выпустил меня из рук.
– Опять сбегаешь? – губы тронула улыбка.
– Почему это опять?! – искренне возмутилась я. – Я не сбегала, я тебя выставила!
– Да, а через день мне дверь открыла абсолютно незнакомая девушка, которая знать не знает никаких Лер..
– А все потому, что если тебя выставили – это на что-то да намекает, и нечего по чужим квартирам шастать! – отрезала я, а у самой внутри в это время что-то остро сжалось.
Он возвращался? Хотел увидеться еще раз?
Это выходит, что все могло бы выйти совсем иначе, если бы…
– Еще и полицию пригрозила вызвать, – продолжил перечень своих злоключений Мирослав, разбужу вашу совесть, Радомилович.
Это было уже не честно.
– Не удивительно! Я когда вас впервые увидела, Мирослав Радомилович, тоже чуть полицию не вызвала! Скажите, а вы на заседания совета директоров с серьгой и черепом ходили?
– А это закрытая информация Азоринвеста!
Попытка сменить тему и выяснить наболевший вопрос провалилась, ну да не очень-то я и надеялась.
Он сунул руки в карманы брюк, и я спохватилась, что мы по-прежнему торчим на улице под падающим снегом, а этот ненормальный по-прежнему в одном костюме. И надо же что-то делать!
У мозга сегодня был однозначный передоз с эмоциональными качелями. Он тупил, зависал и требовал перезагрузки. Надо что-то спросить, надо что-то сказать… а надо ли?
Зачем вообще нужно было меня целовать? Тьфу, ирод, сбил отлаженно работающую систему!
Мирослав посмотрел на часы.
– Рановато еще, конечно, но на работу ты уже, я так понимаю, опоздала. Может поужинаем? Поговорим… – он ухмыльнулся лукаво и сделался абсолютной копией того парня в толстовке с черепом, чей возраст я никак не могла угадать. – Познакомимся, наконец.
И как ни странно, я хотела бы. Ну правда, раз уж он тоже меня узнал, не буду же я от него бегать? Это по-детски, да и… ужин вдвоем куда лучше подходит для смотрин, чем деловые переговоры. Но…
Дети. Я соскучилась, мы совсем мало виделись последнее время. И Мария Егоровна с ними одна зашивается. И я уже позвонила ей, предупредила, что сегодня заберу малышню сама.
– Я не могу сегодня, – выдохнула наконец я, сделав выбор. – Я обещала Аде, что посижу с ней. Выбежала до магазина, купить фруктов, и вернусь.
Еще не хватало, чтобы он вызвался меня сейчас до дома подвезти.
Мир помолчал несколько секунд.
– У тебя кто-то есть?
Вопрос меня, признаться, огорошил. Я превда растерялась на некоторое время и потом сообразила: точно, у молодых незамужних женщин теоретически бывают романы!
Да, дорогой, есть! Три твоих ребенка и няня!
– Нет, – честно признала я.
– А Елистратов?
– А что Елистратов? – вот тут он меня удивил.
– Ничего, – коротко ответил Мир с улыбкой, но взгляд его был серьезным и изучающим.
Так, понятно. Донесли языкастые. Совсем страх потеряли! Ну ничего: найдем, вернем! А пока – в омут с головой.
– Давай завтра?..
– Договорились. Я заберу тебя после работы.
– Очень далеко придется идти, – хмыкнула я.
Мир качнулся вперед, но в этот раз я его движение предвосхитила и поймала поцелуй на щеку. Не-не, в этот раз мы торопиться не будем. Мы уже один раз так поторопились, что на разгоне пролетели и знакомство, и ухаживания, и встречания, и свадьбу, и сразу – бац! – финальная стадия в виде общих детей.
Так что теперь мы взвесим все за и против и хорошенько подумаем, надо оно нам или нет!
Организм, орущий “очень-очень-очень надо!!!”, цыц, тебе права голоса не давали.
Ибо даже если отставить в сторону “детский” вопрос, попыток прихватизировать “Тишину” никто не отменял. Максу я всей своей жизнью обязана, хоть он и утверждает, что мы квиты. И если все вот это вот – просто способ подобраться к противнику поближе, то хрен вам, Мирослав Радомилович, а не булка с маслом!
– До магазина подбросить? – Мир уже спустился по ступенькам вниз, но на последней обернулся.
– Тут рядом, – буркнула я, пряча нос в искусственный мех воротника.
– И почему у меня ощущение, что меня опять выставили? До завтра, Елена Прекрасная!
Я пронаблюдала, как черная “бэха” вырулила с парковки перед больницей и достала телефон, чтобы вызвать такси – снег разошелся не на шутку и торчать на автобусной остановке мне враз расхотелось.
Кстати, надо бы заглянуть к дамскому доктору.
Нет, ничего такого, я с ПростоМиром не планировала, еще чего, Елена Колобкова интересы Родины не предаст!
Но раз уж либидо встрепенулось, и нагло ломилось из спячки, хорошо бы озаботиться этим вопросом.
Стоило мне сесть в машину, как зазвонил телефон. Я долго смотрела на имя звонившего, прежде, чем взять трубку, но потом все же со вздохом нажала прием вызова. А все виноваты отдельные маньяки, утверждающие, что я сбегаю.
– Лена, ты сто лет не звонила, – голос в трубке начал сразу с упреков. Не удивительно. – Мы же о вас беспокоимся. Все в порядке?
– Да, мама, в порядке. Просто много работы.
– То есть ты опять сбросила детей на постороннюю девушку и все время торчишь на своей базе?
Я усмехнулась – и что, с позволения сказать, я должна ответить на это?
Что это мои дети, и потому я сама разберусь, как зарабатывать им на хлеб с печеньками? Что Ада не посторонняя? Что они выставили меня из дома четыре года назад, и тогда же безвозвратно утратили право указывать, что и как мне делать?
Ну его. Доказывать кому-то, что я «хорошая мать» я забила еще на втором году материнства. Пока синицам моим не стукнуло по году – металась, рвалась, надрывалась… А потом Адка мне мозги вправила. Жестко и без реверансов, как умеют только очень многого хлебнувшие в жизни подростки, помудревшие не по годам и напрочь лишенные как розовых очков, так и пиетета перед мнением окружающих.
Некоторое время после того я еще бежала в колесе, пыталась всё успеть, быть идеальной во всем… а потом расцепила сведенные судорогой зубы и руки, и позволила себе расслабиться. Ада решительно оттерла меня от ведения дома, взяла на себя – и оказалось, что она это умеет, брать на себя, и прекрасно справляется, и мне остается только какая-то мелочовка, которая целиком укладывается в определение «помощь по дому».
– Я поступаю так, как считаю необходимым для моей семьи, – дипломатично сформулировала я всё это, промелькнувшее в голове со скоростью экспресса.
– Когда у тебя отпуск? – смирившись с моим несовершенством, уточнила маман. – Мы с отцом комнату приготовили, кроватку нашли двойную, всех уложим…
– Отпуск у меня в мае, но к вам я не приеду.
Я смотрела в окно, на то как снежинки плясали свой танец, дорожная обочина в свете фар казалась таинственной и загадочной.
– Почему?! – и я буквально воочию увидела, как мама поджала губы.
– Потому что я не хочу.
Честное признание. Которое намного тяжелее, чем какая-нибудь необременительная ложь. «Я не могу». «Буду очень занята». «В этом году отпуск взять не получится». Мишура слов, удобно прикрывающая то же самое «я не хочу», но позволяющая соблюсти внешние приличия.
Я не хочу. Я не хочу соблюдать внешние приличия. Я не приеду к вам, потому что пока что этого не хочу. Вот так, прямо. Без лжи. Без уверток.
Живите с этим, как хотите.
Почти четыре года назад, когда я поняла, что та сумасшедшая ночь с благородным рыцарем без страха и упрека, не прошла для меня бесследно, я долго принимала решение, как быть. Одна, без мужа или сожителя, без собственного жилья. Матерью-одиночкой быть не сладко, и я вовсе не была уверена, что мне это по силам. Сказать “страшно” – не сказать вообще ничего. Больше всего давила невозвратность принимаемого решения – родившегося ребенка ведь потом обратно не засунешь, если поймешь вдруг, что не справляешься.
И этого я тоже боялась – не справиться.
И я не могла решиться ни на что.
Я не святая. Я и тогда, и сейчас боялась нищеты и любила свою жизнь, в которой я уже тогда была квалифицированным специалистом с хорошими перспективами. Это была комфортная, удобная, привычная жизнь. В ней было всё понятно. И до рези в глазах было очевидно, что сохранить ее такой, решись я вдруг оставить ребенка, не выйдет.
Но чем больше я думала, тем очевиднее мне становилось, что я хочу семью. Зверски, до слез. Пусть даже в этой семье не будет любимого мужчины, а будем мы двое, я и мой ребенок… Я хочу свою семью.
Это моя первая беременность, и кто сказал, что если я сейчас откажусь от нее – будет новая?
Я взрослый человек. У меня в руках профессия, которая точно нас прокормит, и какие-никакие социальные гарантии мое государство беременным предоставляет.
И я решилась.
А когда пришла с этим решением к родителям, они выгнали меня из дома.
Не совсем чтобы выгнали – это я всё-таки утрирую. Но поставили жесткий ультиматум: или аборт, или дальше живи сама, без нашей помощи.
Мне было двадцать четыре, у меня не было ни мужа, ни парня, ни отдельного жилья, одна только ипотека в планах, и они не хотели брать на себя те хлопоты, что неминуемо появятся с рождением ребенка. И в чем-то они были правы.
Я согласна, что мой ребенок – моя ответственность.
Но решение было уже принято.
Умолять и просить родителей передумать, я не стала – собрала пожитки и отчалила из отчего дома на квартиру. В конце концов, я давно уже была самостоятельна, на равных с родителями покупала продукты и участвовала в оплате счетов, а жила с ними, потому что так проще казалось накопить на первоначальный взнос за свою.
Все отношения с ними я тогда разорвала. Слишком остро чувствовала, что меня будто выпнули из жизни пинком, как только всегда “беспроблемная” дочь стала доставлять беспокойство. Окей, как хотите – я ушла и унесла все связанные со мной трудности. Не буду вас напрягать!
Приняв решение, я не склонна была его менять. Вперед, только вперед, не считаясь с трудностями!
Так победим!
Враг будет разбит!
Родители тоже на связь не выходили. То ли не очень-то и хотели, то ли ждали, когда я пойму, что они были правы и приду каяться. То ли нежелание менять мнение появились во мне не из воздуха.
Потом, после родов, они приехали-таки проведать внуков. Радости не было никакой. Слишком много между нами осталось не прояснено, слишком много точек было не расставлено. Но я стиснула зубы, и перетерпела. Отпустить обиды так сходу мне было не по силам, но здравый смысл во мне тоже никуда не девался, и, абстрагировавшись от эмоций, я понимала – никому не станет лучше, если я начну дуть на это пламя. И начни я требовать с родителей извинений и объяснений я не получу ничего. Потому что им не за что, по сути, извиняться, да и объясняться со мной они не обязаны.
Тогда я решила – пусть все течет так, как течет. Рано или поздно река жизни куда-то нас вынесет.
Они даже хотели помочь, но при этом невольно предлагали мне возвращение в тот статус отношений, что был у нас до разрыва. Место младшей в семье: поступай таким-то образом. Делай то-то. Слушайся маму и папу.
А я уже распробовала, каково это – быть взрослой женщиной.
И мне совершенно не улыбалось сейчас принять эту помощь и снова стать маленькой маминой-папиной девочкой, чтобы потом, когда снова придут непростые времена – мне опять выдвигали неудобные ультиматумы и оставляли без поддержки тогда, когда она особенно нужна? Нет уж, я теперь как-нибудь сама все решу.
В отношениях с родителями я приняла ситуацию. Но командовать собой больше не дам. Насколько бы неприятно им это ни было. Если кому-то что-то не нравится – что ж, дверь из моей жизни открыта. Я никого не держу в ней силой.
А теперь мне предстояло сказать это всё маме. Спокойно сказать. Доходчиво и убедительно. Так, чтобы они поняли, что это моя взвешенная и обдуманная точка зрения, а не эмоциональный шантаж обиженной девочки, которая вымогает у окружающих раскаяние и извинения.
Сложный разговор. Но необходимый.
Мама в трубке помолчала. Вздохнула. А потом вдруг…
– Дура ты, доченька. Упрямая дура.
Я растерялась от этого грустного, неожиданно мягкого тона.
Даже на трубку посмотрела – мама, ты ли это?
Надпись на экране настаивала – да, она.
– Ты думаешь, нам с папой легко тот год дался? Да мы и подумать не могли, что ты и впрямь вот так – из дома. Пугать – пугали, да. То твое решение… Лена, ты тогда на развилке стояла. В одну сторону – карьерный рост, возможно, работа за рубежом. Яркая, успешная жизнь. А в другую – статус матери-одиночки, декрет, упущенные перспективы. И как потом личная жизнь сложится, с ребенком? Не так уж просто найти мужчину, который примет чужого малыша, как своего! Да, мы давили. Но не потому, что ты там себе напридумала. Из любви, Лена. Толкали на развилке к нужному выбору – потому что там тебя счастливой видели. А, что теперь говорить…
Она устало замолчала.
Я задумчиво рассматривала смартфон – темно-синий, недорогой марки, но надежный. уже полтора года верой и правдой служит. Слова Екатерины свет Витальевны плохо укладывались в мозгах.
Это что? Это передо мной так сейчас извиняются?
– А почему не позвонили? – осторожно бросила пробный шар в эту сторону я.
– А может, тебе еще и в ножки броситься? – сварливо отозвалась мама.
– Бросайтесь! – широким жестом разрешила я.
– Тьфу ты, дура! – вскипела родительница. – Я с ней серьезно говорить пытаюсь, а она! Всё хаханьки! Нет, прав был отец, не по телефону такое говорить надо!
– А “не по телефону” мы бы с тобой уже два раза подрались… – от растерянности брякнула я.
В трубке только вздохнули, смиряясь с судьбой. Дочь-хохотун – горе в семье.
– А потому не позвонили, – стервозным тоном внезапно заявила мама, – что твои гордость с упрямством не с неба упали!
– Бог с тобой, Ленка. Живи, как хочешь. Но если поедешь в отпуск через столицу, и остановишься в гостинице – мы с отцом переедем в Чернорецк и поселимся с тобой на одной лестничной площадке!
Телефон пикнул разорванным соединением и погас экраном.
Понимаю тебя, телефон. Я вот тоже того и гляди, погасну!
Угроза, однако, маман, неэффективная! Посмотрю я, как долго вы продержитесь на одной лестничной площадке с Ольгой Мирославовной и Ко…
Бывает, крутишься как белка в колесе, и не видно в этом никакого просвета. За последние три года это ощущение накрывало меня куда чаще, чем хотелось бы. И только, вроде бы, тучи над головой расходятся, пропуская робкий солнечный лучик, как бац – и опять гром, опять молнии, опять проблема на проблеме и проблемой погоняет. И где-то в глубине души я периодически мечтала о глухом необитаемом острове, но запрещала себе нарочно выискивать передышки и – самое главное – надеяться, что они будут длительными.
Только сегодня не удержалась. Я ехала домой с улыбкой и думала, что все-таки все хорошо: от Азоров Макс отобьется, Ада идет на поправку. Мирослав меня узнал, и это тоже в плюс, потому что куда унизительнее было бы пытаться самостоятельно напомнить ему, кто я такая. (Привет, ты меня не помнишь, но мы с тобой как-то переспали… Нет, не в клубе. Нет, не перед клубом. Нет, не вместо клуба!.. Нет, я никогда не была блондинкой!!!) А теперь еще и звонок от мамы впервые за эти годы закончился не бурлящим внутри раздражением и обидой, а облегчением и зачатками веры в светлое будущее.
И я выдохнула. Расслабилась. Успокоилась…
А наутро у детей обнаружилась сыпь.
– Мам, чешется.
Я варила кашу, когда Стас подошел ко мне и подергал за пижамную штанину.
– Комарик укусил? – машинально спросила я, не придавая значения времени года, мало ли кто под батареями оттаял!
– Нет, мам, не комарик. Акула, наверное! Вот, смотри!
– И меня, и меня акула! – дружно подхватили Ярик с Ольгой, до того клюющие носом за столом.
Я выключила кашу, повернулась к ним и с изумлением уставилась на демонстрируемые мне красные пятна на руках, на груди, на спине…
Спустя сорок минут я уже мчалась на такси в “Тишину” – забрать машину, переговорить с Максом, раздать ц/у и скорее, скорее обратно. Температуры у детей не было, ничего нигде не болело – но это же мои дети! У моих детей не бывает сыпи, они не кашляют, не подхватывают насморк, не валяются после завтрака сонные и несчастные на диване, когда на дворе уже белый день (да, семь утра – это белый день!).
Участкового врача мне пообещали к одиннадцати. Мария Егоровна, ангел божий, поднялась к нам без малейших вопросов, так что я все успею, я все смогу, и все у всех будет хорошо. Передышка? Какая передышка? Да кому она вообще нужна эта передышка?
– Лен, ты моего старшего администратора не видела? – поинтересовался Елистратов вместо “здрасте”, когда я вломилась к нему в кабинет.
Я пошевелила мозгами, вспомнила, что причесывалась на ходу, одевалась на бегу, краситься в принципе сочла бесполезной тратой времени, зубы чистила на кухне, параллельно с кормежкой, а потому зеркал на моем пути не попадалось, так что честно призналась:
– Сегодня еще нет.
– Вот и я его что-то не вижу… Что стряслось-то опять, Колобок?
– Макс, я на больничный.
– Для больной у тебя слишком пышущий здоровьем вид.
– Я с детьми!
– А Ада для ребенка не великовата?
– Макс, я тебя стукну!
Тут Елистратов удивился. Смерил меня взглядом с головы до ног, будто пытался убедиться, что все это не дурацкая шутка.
– Твои дети не болеют!
У меня вырвался смешок – нервно-истеричный – но все же смешок. И я стекла в кресло для посетителей и, окончательно обнаглев, притянула к себе чашку с еще нетронутым елистратовским кофе.
– Рассказывай, – распорядился шеф, по совместительству еще и крестный, никак не отреагировав на этот акт полного обнагления подчиненных.
Я в ответ скривилась, будто вместо любимого капучино мне предложили черный без сахара.
Хм, а ведь действительно – черный без сахара. Вкусно!
– Потом. Пока толком ничего не понятно, кроме сыпи, никаких проблем нет. Но обсыпало щедро. Ждем врача, но я подозреваю, что за час эта ерунда сама собой не рассосется.
– Лен, может, тебе сейчас в отпуск, а не в мае? – задумчиво озаботился Макс.
– Тебе лишь бы больничный мне не оплачивать. Первый за три с половиной года, между прочим!
Я прикрыла глаза и блаженно выдохнула – дома на кофе не было ни секундочки. И сейчас, когда сей божественный нектар пробежал по пищеводу и приятной теплотой плюхнулся в желудок, мне реально полегчало.
– Вот так вот сделаешь себе раз в жизни кофе… – задумчиво протянул дорогой шеф, и я удивленно хлопнула глазами. Точно, Макс ведь чай по жизни пьет. Ну, значит, это однозначно было для меня!
– Кофе вредит вашему организму, – наставительно заметила я. – А если серьезно, Максим Михайлович, я указания сейчас всем раздам, у нас так-то все в штатном режиме, Филлипыч сегодня выгу…
– Лен, – мягко, но твердо перебил меня Елистратов. – Сгинь уже, а? И давай без указаний – просто, тихонечко, запасным выходом, чтобы никто тебя не увидел и не задержал. И – это еще страшнее – чтобы ты сама никого не увидела и не задержала. Договорились?
– Я тебя люблю, Елистратов, – растроганно призналась я и утерла скупую слезу.
Скупую отсутствующую слезу.
– Катись, Колобок, – вздохнул начальник и пошел заваривать себе чай.
Обернулся и бросил через плечо:
– Вечером позвонишь и отчитаешься! Обо всём. В том числе, как ты вчера с Мирославом нашим Радомиловичем Азором покаталась!
Нет, можно было бы, конечно, и попытаться качнуть права. Но обстановка таки не располагала. Так что я молча козырнула, щелкнула каблуками и покинула Максима.
Вовремя покинула – он как раз себе чай сделал.
А у меня с утра, если что, на чай тоже ни минуточки не нашлось.
Вообще я к начальственным пожеланиям отношусь очень серьезно. Я в принципе хороший работник – дотошный, исполнительный, организованный, но не лишенный инициативы… скромный, конечно же! Иногда даже чересчур, может пора прибавку потребовать? Ну или хоть премию там какую, за вредность.
Это к тому, что раз шеф сказал валить огородами – я и рада стараться! И ничто меня не остановит! Даже синеглазое препятствие, встретившееся мне на лестничной площадке между вторым и третьим этажом. Это разве что задержит. Капельку.
– Добрый день, Мирослав Радомилович, – автоматом брякнула я, замирая на ступеньках.
– Привет, Лена, – смеясь глазами отозвался Азор.
Он сегодня выглядел иначе – строгий костюм сменили джинсы и серый свитер с пресловутыми оленями. Ну прям не столичный интервент, а образцово-показательный турист на законном отдыхе. Может нам его пофоткать? В домике, в тяжелом кресле, у камина, собачку в ноги, улыбчивую девицу – в руки, и готовая реклама прекрасной базы отдыха “Тишина”! И подпись: “Там, где сказка становится былью”…
Ладно, “на ты” так “на ты”.
– Это хорошо, что я тебя встретила, – известила я, отгоняя прочь планы по использованию захватчиков в маркетинговых целях. – Извини, но сегодня вечером я опять не смогу. Семейный форс-мажор.
– Очень жаль, – сказал Мирослав и шагнул на ступеньку, становясь чуть ближе ко мне. Внутри от этого простого движения что-то странно екнуло. – Завтра?
– Не уверена, что до завтра разрулю…
– Послезавтра?
Еще ступенька. Я против воли сглотнула под гипнотическим взглядом.
– Давай я тебе сама позвоню, когда все разрешится? В анкете, которую заполняли при заселении, указан номер.
Еще ступенька – и он оказался на одном уровне со мной, хоть и стоял ниже.
– Хорошо, – удивительно легко согласился мужчина, как будто бы его не отфутболили уже в который раз. – Я буду ждать.
И я выдохнула с небольшим облегчением, потому что я действительно хотела встретиться – разве я виновата, что все так выходит? – но при этом совершенно не хотела объясняться и оправдываться.
За сим можно было бы посчитать разговор завершенным, просочиться мимо и растаять в особенно прозрачном зимой воздухе, но вместо этого я почему-то спросила:
– А ты к Елистратову? Зачем?
Больше ему на этом этаже делать нечего, комната отдыха для персонала, а не для гостей, у гостей своя есть. И мне действительно было любопытно. Во-первых, из-за смены имиджа, во-вторых, почему именно Мирослав? Один, без компании. Уж не собираются ли на моего любимого босса из каких-нибудь неожиданных углов выпрыгивать?
– Тебя искать, – не моргнув глазом, соврал Мир.
– У Елистратова? – искренне изумилась я.
– Но ведь нашел же, – весело возразил он. И шагнул на еще одну ступеньку.
Ох ты ж мамочки, как тут жарко.
Щеки натуральным образом горели. И этот финт со ступеньками и с “тебя искал” – был очевидный и неприкрытый, совершенно откровенный и прям-таки убойный флирт. Но, черт побери, работало…
Он теперь был так близко, что запах парфюма приятно щекотал ноздри. Гладкая кожа шеи в вырезе мягкого свитера маячила перед носом, и ужасно, до одури хотелось прижаться к ней губами, языком и попробовать этот запах на вкус.
Но я взяла себя в руки – и посторонилась, прижалась к стене, пропуская. Бес с тобой, не хочешь отвечать – не обязан, иди куда шел!
Однако Мирослав, ходячая афиша, Радомилович не торопился.
– Ты выглядишь взвинченной и расстроенной. В семье что-то совсем серьезное?
– Нет, – я мотнула головой. – Пока нет. Надеюсь, что нет.
Если он начнет и дальше расспрашивать, то фигня получится, а не разговор, поэтому я ловко переключила тему:
– Все не страшно. Просто недели выдались тяжелыми, из-за вас в том числе, между прочим, господин Азор. Мы готовились, хлебом-солью встречали, ночей не спали, сани я лично полировала…
– Ночами? – Мир иронично изогнул бровь.
– Ночами! – с вызовом подтвердила я. – Очей не смыкаючи!
Мирослав хмыкнул и внезапно потребовал:
– Закрой глаза.
– Зачем?
– Закрой-закрой. Обещаю не маньячить!
Я подозрительно поджала губы, но неожиданно для самой себя подчинилась. Вздрогнула, когда висков коснулись руки – даже не руки, кончики пальцев. Невесомо, чуть-чуть щекотно и как-то… колко что ли.
– Не открывай, – предупредил Мирослав, и я – не открывая – изогнула брови и скептично приподняла уголок губ.
Он будто массировал мне голову, но не с нажимом – а легкими, почти не ощутимыми прикосновениями, и я с удивлением осознала, что от этих прикосновений у меня внутри что-то отпускает. Отпускает напряжение, отпускает усталость, пропадает сковавший голову обручем спазм, который я уже привыкла не ощущать, и я сама становлюсь как наполненный гелием шарик – если не удерживать веревочкой, улечу в небо.
– Как ты это делаешь? – зачарованно прошептала я, продолжая послушно стоять с закрытыми глазами.
– Секреты древней китайской медицины, – хмыкнул Мир, и было непонятно, шутит он или всерьез.
– Ты не похож на китайца, – сказала я и снова вздрогнула, на этот раз – когда его руки вместо того, чтобы снова коснуться моей головы, легли мне на талию.
Внутри все сразу так встрепенулось, что я чуть не подпрыгнула. Нет! Не буду я с тобой целоваться, змий-искуситель!
Я распахнула глаза и вскинула руки, упершись ими в мужскую грудь. Шерсть свитера под пальцами была такой мягкой, что ее хотелось погладить. Его хотелось погладить…
Я почти успела. Я и совсем успела бы, если бы он нацелился на губы. Но Мирослав учился на ошибках, и поймал губами не губы – а ухо. Мягко коснулся мочки и слегка прикусил ее. Даже от этого незамысловатого жеста я чуть не застонала вслух. Но только сильнее надавила на грудь, заставляя его отстраниться.
– Мир, не надо.
Это прозвучало почти жалобно.
– Почему?
Закономерный вопрос. И ответить на него как с родителями – не хочу, означало бы совершенно очевидно соврать.
– Я тебя совсем не знаю.
Еще одной закономерностью с его стороны было бы заметить, что в прошлый раз мне это совершенно не мешало, но нет.
– Мирослав Радомилович Азор, тридцать четыре года, не женат, не разведен, детей нет, занимаю руководящий пост в холдинге “Азоринвест”. Что еще?
– Место проживания.
– М? – мурлыкнул он, не поняв моей ремарки, и потерся носом о кожу чуть ниже уха, вызвав горячие мурашки.
– Во-первых, вы приехали сюда отжимать бизнес дорогого мне человека, – произнесла я, пытаясь абстрагироваться, от накатывающего волнами тяжелого, густого желания, от которого размягчается все тело, включая мозг. – Но даже это ерунда, потому что, во-вторых: как приехали – так и уедете. Я не ищу секса на одну ночь, Мир. Я и тогда не искала. Собственно, поэтому все и вышло, как вышло.
Вот так вот, честно, прям в глаз. Ну или куда там получилось.
Мирослав вскинул голову, но считать выражение глаз у меня не вышло.
– А еще мне сейчас правда нужно идти.
Я отвела его руки – и он позволил их отвести – и когда уже почти решила, что я уйду, оставив кое-кому за собой последнее слово и пищу для размышлений, мне в спину прилетело:
– Я буду ждать твоего звонка.
Вот и понимай, как хочешь.
Несмотря на растрепанность чувств, физически я чувствовала себя так, будто только что вернулась из длительного отпуска (по крайней мере, я всегда воображала себе, что вот если я однажды поеду в длительный отпуск – я потом буду себя чувствовать так!). Что-то все-таки сотворил со мной Мирослав, шкатулка с секретами, Радомилович, и спасибочки ему за это. Вообще, может и правда что-то китайское. Акупунктура она же на точки воздействует, правда, иглами, а мало ли там какие еще методики есть. Откуда вот только они известны человеку, занимающему, как он изящно, но без конкретики выразился, руководящую должность…
Впрочем, эти мысли не заняли меня надолго. Дома ждали покусанные акулой дети. И если физически мне полегчало, то вот нервы никуда не делись.
– Скорее всего аллергия, – сделала вывод врач, осмотрев всех троих, что почему-то ни капельки не облегчило мои душевные терзания. – Не инфекционное точно.
– У всех сразу? – удивилась я. – Да они с рождения ни разу…
– Аллергия – дело коварное, – невозмутимо заметила женщина, поманила пальчиком, строго глядя на Стаса, и тот, бросив на меня взгляд, а потом потупившись, вернул похищенный стетоскоп. – Может выплыть в любом возрасте и в самый неожиданный момент. К тому же она бывает накопительная. Вот рецепт на антигистаминные. Перейдите на гипоаллергенный рацион и вводите заново продукты постепенно. Подумайте хорошенько, что было в вашей повседневной жизни нового – стиральный порошок, одежда, чистящие средства, какие-то новые блюда. Сдайте кровь, лишним не будет. Направление на общий анализ. Если в течение пары дней не станет хоть немного лучше или пройдет, но потом повторится, а источник так и не будет выявлен, то запишитесь к аллергологу. Пока посидите дома, в садик не стоит. Выпишу больничный на неделю, чтобы разобраться, от чего все же так высыпало. Всего доброго.
Вот вам и мои дети не болеют, вздохнула я и отправилась варить гипоаллергенную гречку.
Ладно, аллергия, с тобой мы разберемся, а больничный буду и впрямь считать отпуском, буду укладывать детей себе под бок и ка-ак высплюсь.
На следующий день звонок телефона поднял меня в шесть утра.
– Лена, – хрипло выдохнул Макс в трубку, и я не сразу узнала его голос, настолько он вдруг сделался чужим. – Лена, Тихий Лес сгорел.
