Текст книги "Черный ангел Серафимы"
Автор книги: Яна Шталь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Глава 4
Я никак не могла дождаться, когда закончатся переговоры, чтобы можно было спокойно за чашкой кофе переговорить с Маринкой в буфете. У тети Нади был такой столик у окна, за пальмой, куда она сажала тех, кому надо поесть или попить, так сказать, без отрыва от производства. С этим столиком связано очень много смешных историй и не смешных тоже, там даже целовались без отрыва от производства, или плакали в жилетку подругам, и там же произошла не забываемая нами история с поездкой в Грецию.
Пару лет назад Егор Палыч премировал отдел продаж поездкой в Грецию на пять дней за выдающиеся заслуги. Погода у нас была плохая, и всем хотелось на солнышко. Кадровичка спешно готовила документы для туристического агентства, атмосфера в отделе продаж была насыщена радостным ожиданием, и тут Эдик Гусаков решил выпендриться и поспорил с Лютиком, это наш охранник, но никто не помнит, как его зовут, поэтому для всех он Лютик. Так вот Эдик поспорил с Лютиком, что все эти бумажки никто уже давно не проверяет и в анкете в графе «SEX» написал: «Yes, please».
Замотанная кадровичка Эльза Руфиновна, дорабатывающая последние месяцы перед уходом на пенсию, действительно не проверила собранные анкеты и передала их куда положено, и через несколько дней разразилась гроза. Егор Палычу позвонили сверху и сообщили о хулиганском поступке Гусакова с требованием его немедленного увольнения в связи с тем, что греки отметили, что такой ответ не являлся уникальным, таких ответов они получали и получают сотнями, а вот уникальным в графе «Sex» был ответ: «Могу каждый день», а следом за ним, т. е. на втором месте, был ответ: «По выходным с женой», написанные двумя господами из ближнего зарубежья. И там наверху очень сердились даже не на хулиганский поступок сам по себе, а на то, что Эдик практически осрамил нашу Родину, уступив первенство господам из ближнего зарубежья, и как бы показал грекам, что русские не могут быть оригинальными даже в мелком хулиганстве. Вот так.
Ой, что было с Егор Палычем! Он вызвал Гусакова, топал ногами, орал на него, срываясь на фальцет, разбил чайный сервиз, кинул в Эдика стакан с минералкой, но… не уволил. Просто лишил премии его и весь отдел продаж, и отменил поездку в Грецию. На Эдика все в отделе смотрели как на врага народа, так смотрели, что он не выдержал, занял деньги у друзей и пригласил весь отдел в пятницу вечером в ресторан местного пансионата, чтобы хоть немного компенсировать несостоявшуюся поездку.
Пировали они там двое суток без отдыха и расползлись по домам в воскресенье ближе к вечеру, и только потому, что у Эдика кончились деньги. Эдик, кажется, до сих пор выплачивает по частям занятые у друзей баксы, но зато отдел его простил. Эльзу Руфиновну срочно отправили на пенсию, но не в виде наказания, а на всякий случай, чтобы у нее не было проблем с теми, кто наверху. Вот что хотите говорите, но наш Егор Палыч лапочка, хоть и почти что олигарх.
Я опять отвлеклась. Короче, я с трудом дожидалась конца переговоров и мучилась сомнениями, говорить ли про труп Маринке или ограничиться только рассказом об ограблении Сонькиной квартиры. Время от времени выбегала в коридор, чтобы проверить, есть ли свет в переговорной или нет. Обычно по окончании переговоров свет там выключали. Но свет горел в переговорной уже четыре часа, жалюзи были приспущены, и время от времени в просветах мелькали тени, а значит – переговоры продолжались. Но примерно за час до окончания рабочего дня в коридоре послышался шум голосов, и я пулей выскочила из офиса в коридор. Дверь в переговорную была открыта, и были хорошо видны и улыбающийся, счастливый донельзя Егор Палыч, и Клод Бове, целующий Маринке обе руки и в промежутках что-то ей говорящий. Маринка кокетливо смеялась и отрицательно качала головой. В конце концов она освободила свои руки, покивала всем головой, прощаясь, и направилась прямо ко мне. Вот ведь глазастая какая, я ведь не просто так в коридоре стояла, я за фикусом примостилась и увидеть меня из переговорной не так уж и легко.
– Ну что там у вас? Мне Соня звонила, просила помощи. Я не очень хорошо ее поняла, потому что она шептала в трубку, но она несла какую-то чушь про труп в багажнике, который исчез, и об ограблении. Давай выкладывай все как есть, вас труп ограбил, или вы, кошки-милашки мои, сами его ограбили и убили?
Маринка еще не «остыла» от успешных переговоров, глаза ее горели зеленым огнем победы, грудь вздымалась, и все рюшечки и воланчики на знаменитой блузке трепетали и подрагивали. Но не только это привлекало внимание, на шее у Маринки была повязана черная ленточка-бархотка с аккуратным бантиком, а посредине бантика красовался чудный серебряный котик с изумрудными глазками, поднятой вверх передней лапкой и хвостиком, который двигался и указывал прямо на ложбинку, проглядывающую между рюшечками и воланчиками. Котенок был ну просто прелесть, ложбинка тоже ничего себе. Маринка, заметив мой взгляд, пояснила:
– Мой привез, котик антикварный, талисман, удачу приносит, специально сегодня надела. Верно, приносит он удачу, этим котиком я Бове добила. Палыч сказал контракт надо на пять лет, а Бове начал сомневаться и хотел на четыре года подписать, но тут я к нему повернулась, слегка нагнулась, чуточку тряхнула воланчиками и от себя добавила: «Ах, Господин Бове, посмотрите на мою киску, даже она подтверждает, что наше сотрудничество должно быть долгим и очень, очень плодотворным».
– Ну и что? На киску глянул, хвостик оценил и…
– Серафима, удивляешь ты меня, ей-Богу, – спекся Бове, ну я правда еще и губы облизнула, как будто они пересохли совсем, медленно так облизнула… самым кончиком языка… ну и в глаза ему смотрела, как Тайс Афинская Александру.
– Это какая же Тайс, Настасья из приемной что ли? Я не знала, что ее фамилия Афинская. И когда она Саше так в глаза смотрела?
– Ну молодежь пошла… Тайс Афинская была греческой гетерой и любовницей Александра Македонского.
– Понятно… а он?
– Кто он? Македонский или Бове?
– Оба.
– Про Македонского не знаю, а у Бове глаза в кучку. Палыч получил контракт на пять лет. Все хватит, пошли в буфет, нормального чаю с плюшками попьем, у меня кофе скоро из ушей польется, ну и поговорим о ваших делах.
Пока буфетчица тетя Надя грела нам плюшки и заваривала свежий ароматный чай с лимоном, я позвонила Соньке и вызвала ее к нам. Сонька примчалась вся из себя такая шикарная, в новом очень дорогом костюме, что мы с Маринкой в унисон сказали: «Ничего себе…», а Маринка спросила:
– Откуда дровишки? Ты же вроде как ограбленная?
– Саша Никитин дал взаймы для поднятия боевого духа. Грабителей найдем, мои деньги вернем, и я отдам Саше.
– Круто. Он часом на тебя не запал? Имей в виду, у него баб как рыб в море.
– Да нет, он на Фимочку запал, все о ней расспрашивал. Есть ли у нее кто, куда ходит, с кем встречается, что любит, и сказал, что Фимочка – необыкновенная красавица, даже просто редкостная.
– Да иди ты! Так и сказал? Ну, Серафима, готовься к обороне, береги силы. Если Сашка идет в атаку, то надо либо бежать со всех ног подальше, либо сразу сдаваться.
– Да ты-то откуда знаешь? – не выдержала я.
– А я из этих, из сдавшихся… давно это было, я еще в институте училась.
Ну вот, сердце мое правду говорило. Он гад, сволочь и гамадрил. Что ж так не везет мне? А вообще с чего бы мне переживать? Мне смуглые горбоносые брюнеты брутального вида никогда не нравились. Не мой типаж.
– Серафима, алло, ты уснула, что ли? Ты слышишь, что Соня рассказывает?
– А что она рассказывает?
– Сонь, повтори для глухих, пожалуйста, медленно и с выражением.
– Фимочка, Саша сказал, что Игорь живой, хотя и немного побитый. Сейчас он прячется, но Саша его найдет скоро.
– Ну, Слава Богу, трупа нет, но ведь Игорек сотворил что-то, раз его пытались увезти, да еще и побили серьезно до крови, и у Сони искали то, что спрятал там Игорь, я уверена. Ну что, девчонки, будем искать?
Не успели мы чокнуться чашками с чаем, чтобы скрепить наш союз, как услышали вальяжный голос:
– Серафима, Софи, вот вы где прячетесь, милые девушки, а я вас искал. А как зовут прекрасную даму, что сидит рядом с вами?
– Марфа Васильевна я… Саш, кончай придуриваться, я уже сказала девчонкам, что мы с тобой давно знакомы. Давай садись, интуиция говорит мне, что дело серьезное, даже очень серьезное, и надо хорошо подумать, что делать дальше.
И мы стали снова пить чай, думать и планировать свои действия на завтра.
Глава 5
Хорошо, что сегодня у меня отгул и можно не вскакивать с кровати, как перепуганная кошка, а позволить себе несколько раз потянуться, несколько раз вкусно зевнуть и несколько минут помечтать. Например, я просыпаюсь от запаха цветов и пения птиц, открываю глаза и вижу на столике огромный букет, из которого высовывается карточка в виде большого двойного сердца, на которой написано:
«С добрым утром, любимая! Ты выйдешь за меня замуж?»
А с самого красивого цветка свешивается на серебристой ниточке кольцо с таким огромным бриллиантом… нет, бриллианты это уже банально и пошло, – может, изумруд? Нет, к моим синим глазам лучше всего сапфир в рамочке из мелких бриллиантов или аквамарин… Ой, какой я однажды видела аквамарин на руке одной дамочки! Нет, сапфир будет смотреться лучше… Решено, значит на ниточке свешивается кольцо с огромным сапфиром, обрамленным россыпью бриллиантов, может, мелких, а может, и не совсем мелких. Я встаю с кровати, надеваю роскошный кружевной пеньюар, и шелк пеньюара нежно шуршит, сползая с белоснежного шелка простыней, потом я надеваю кольцо на палец и любуюсь дивной игрой драгоценных камней, и слышу тихий и осторожный стук в дверь. Это он, человек, который будет моим мужем: высокий, смуглый, черноволосый и сероглазый атлет. Минуточку… какие еще черные волосы и смуглая кожа? Он же русоволосый должен быть, и кожа у него просто загорелая, а глаза синие. Черноволосых смуглых гамадрилов мне не надо. Значит так, мой русоволосый любимый снова осторожно стучит в дверь, и я, улыбаясь, говорю:
– Входи же, милый, я согласна стать твоей женой. Надеюсь, ты сделаешь меня счастливой…
– Сделаю, сделаю, при условии, что ты мне скажешь, что именно сделает тебя счастливой – кофе или чай? – сказал «русоволосый любимый» Маринкиным голосом. – И Сонька собирается жарить к завтраку сладкие молочные гренки для придания необходимых в сегодняшней обстановке сил. Уже почти одиннадцать, давай вставай. Сейчас Сашка приедет, а мы еще обыск не начинали даже.
– Господи, Марин, какой обыск? Мы же запланировали проверить Сонькину квартиру на тот случай, если Игорь спрятал там что-то.
– А это и есть обыск, радость моя. Вставай давай, а то Сашка приедет и даст всем разгон. Он это умеет почище Егор Палыча. За ним не заржавеет, несмотря на то, что он на тебя запал.
Я встала, пеньюара у меня не было, халат надеть я поленилась, и как была, в трусиках и маечке, отправилась в ванную, на ходу завязывая волосы хвостом. Банг… и я уткнулась головой прямо Сашке в грудь, а грудь была очень твердая, между прочим. Сашка от неожиданности меня обнял, а потом отпустил, и его горячие ладони скользнули по моей спине и попе.
– Не трогай меня! – с перепугу завопила я.
– Да я и не трогаю. Ты сама в меня влетела, а я придержал, чтобы не упала.
– Серафима, не ори, Сашка прав. Если бы он тебя трогал, ты бы не орала.
– Это что, из собственного опыта? – не удержалась и съязвила я.
– А то… – равнодушным голосом ответила Марина.
Все время, пока мы вот так препирались, Сашка не сводил с меня глаз, и на щеках у него появился темный румянец. Конечно, понять его было можно. Маечка на мне была очень коротенькая, а кружевные трусики открывали больше, чем прикрывали. Если честно, Сашкин тяжелый взгляд и особенно этот его темный румянец меня очень порадовали, и я пошла в ванную с улыбкой на губах и чувствуя всей своей кожей Сашкин взгляд на моих бедрах, даже слегка вильнула попой, из вредности, конечно.
– Серафима, – негромко сказал Сашка, – ты по квартире в таком виде лучше не ходи, а то у меня нервы такой стресс могут не выдержать.
– Вот еще, – возмущенно фыркнула я, – не нравится, не смотри, а я у себя дома, между прочим, что хочу, то и делаю.
Забегая вперед, хочу сказать, что именно с этого столкновения в коридоре наши отношения с Сашей перешли в другую фазу. Он смотрел на меня тяжелым неприятным взглядом, и на щеках у него загорались два бордовых пятнышка. А я всей кожей чувствовала этот его взгляд, даже если не смотрела в его сторону. Он как бы ласкал меня своим взглядом от макушки до пяток, но не было нежности в этой ласке, а было что-то темное, дикое, пугающее и возбуждающее одновременно, хотя вполне вероятно, что это мне только казалось. Я поняла одно: я боюсь и я хочу этой его ласки. И я не знала, что сильнее – страх или желание.
Но это все произошло потом, а сегодня мы сидели за столом, ели вкусные горячие гренки и запивали их вкусным крепким чаем. После завтрака Саша ушел в бывший папин кабинет, а мы трое отправились обыскивать Сонькину квартиру и заодно там все убирать и чистить. Кстати, особенного бардака грабители после себя не оставили, и Маринка после внимательного осмотра сказала, что искали что-то небольшое, которое можно было спрятать быстро и незаметно, и для этого резать диван и вытряхивать пух из подушек совсем не обязательно. Так как Игорь наш был компьютерный гений и только-то, – что он мог украсть у кого-то? Лишь информацию – значит, искать надо либо флешку, либо диск, либо листок бумаги, аккуратно сложенный так, чтобы быть очень маленьким по размеру.
Когда Сашка зашел к нам с проверкой нашего труда, Маринка поделилась с ним своими выводами. Он посмотрел на нее внимательно, кивнул и сказал, улыбаясь:
– А ты, Марин, не дура, правильно мыслишь, ищем либо бумажку, либо флешку. Соня сказала мне раньше, что в ту ночь они были вместе все время либо в спальне, где они удовлетворяли свою, так сказать, животную страсть, либо в гостиной, где они допили бутылку шампанского, которую прихватили с собой, уходя из клуба. В гостевую спальню, где Соня хранит особенно дорогие припасы для своего салона, они не заходили, да и комната всегда заперта. Грабители ее открыли, конечно, но ничего там не тронули. Но Соня также выходила в ванную из спальни и на кухню из гостиной, а Игорь тоже выходил в ванную из спальни. Я уверен, что в спальне он ничего не прятал, не до этого было. Значит, остается ванная и гостиная, на этом и сконцентрируйте свое внимание, девочки.
Мы так и сделали. Правда в ванной мы не особенно старались, так как прятать там листок бумаги или флешку было не очень разумно, все-таки там вода и пар, даже если флешка или листок завернуты в пластиковую пленку, риск повреждения довольно высок даже за один день. У Соньки в ванной установлена турецкая парилка, еще ее отчим установил, а Сонька к этой парилке пристрастилась и Игоря тоже приучила. А вот гостиную мы перешерстили основательно, осмотрели и проверили чуть ли ни каждый сантиметр… и нашли!
Точнее, нашла Маринка. Удивляться этому не приходится, я уже говорила, что у нее сыщицкий нюх и острый глаз. Она обратила внимание на то, что плинтус около дивана отставал от стены на несколько миллиметров, хотя на всем протяжении стены плотно к ней прилегал. Она засунула туда пилку для ногтей, и бумажка выскользнула наружу. Мы дружно заорали от радости и помчались ко мне, то есть мы помчались к Сашке, чтобы показать ему нашу находку.
Саша осторожно развернул сложенный листок, там было написано что-то столбиками очень мелким почерком. Четыре столбика, два с цифрами и два с английскими буквами. Саша вдохнул, выдохнул, опять вдохнул и сказал нам:
– Девчонки мои дорогие, вы даже не представляете, ЧТО вы нашли. Ай да Игорь, ну надеюсь, что он еще жив. Девочки, мне надо позвонить, а потом я уеду в Москву на пару дней. Живите нормально, но если вас настоятельно спросят, то скажите правду, все как есть – нашли листок с цифрами и буквами, отдали мне, и я увез листок в Москву. Хорошо?
Мы дружно кивнули, Саша позвонил кому-то и сказал только два слова:
– Нашел, еду.
Потом поцеловал Соньку в макушку, Маринку в щеку, а меня не поцеловал, просто погладил по щеке и сказал:
– Пока, Ангелочек, я скоро вернусь, – и ушел.
Вот всех поцеловал, а меня нет, ну ведь обидно же. Гад ты все-таки, Саша Никитин.
Глава 6
Три недели прошли более или менее нормально, без особых приключений, хотя одно знаменательное событие все-таки произошло, но об этом чуточку позже. А так мы, как обычно, шли каждый на свою работу, обедали в нашем буфете или в кафе напротив офиса, возвращались домой после работы и занимались своими делами, у кого они были. Саша никому из нас не писал и не звонил, и я уже стала верить, что наша с ним история закончилась, даже не начавшись. И мне было почему-то очень грустно, хотя грустить и печалиться, по идее, было не о чем. Ну смотрел он на меня особенно, ну обнял один раз нечаянно, ну погладил по щеке и обещал скоро вернуться, вот и все, но сердце щемило и было так больно и печально, что один раз я даже всплакнула вечером и уснула в слезах. На утренней планерке Маринка увидела мои припухшие глаза, отвела в сторону и прошептала:
– Это скоро пройдет, ты еще легко отделалась, у вас ведь ничего не было, одни погляделки. Сашка не любит клеток, а любовь – это ведь тоже клетка, хоть и не физическая, а эмоциональная. Когда Сашка чувствует, что дело пахнет клеткой, он сбегает. Никаких прощаний, никаких объяснений, просто просыпаешься однажды утром, а его нет, и нет его вещей в шкафу и ванной. Он собирает и уносит с собой все, что ему принадлежит, даже использованные бритвенные лезвия, как будто его никогда и не было в твоей жизни. Сначала это очень больно, но потом боль затихает, а после уходит совсем, так как ничего не остается у тебя от него, чтобы эту боль подпитывать. Сашка мужик умный, потому так и уходит. Потерпи, все скоро пройдет.
Плакать я перестала, но меня замучили эротические сны обо мне с Сашкой. И такие это были сны, что я просыпалась жаркая и мокрая от пота, и тяжело дышала, успокаиваясь и испытывая чувство ужасающего стыда за себя, как будто это я была виновата в том, что такие сны мне снились. Прямо ужас какой-то. К счастью произошло то самое событие, о котором я упоминала раньше. И такое это было событие, что вся фирма встала на уши, да что там наша фирма, весь город неделю об этом толковал, так как показывали это событие даже на местном канале телевидения в новостях региона, вот как.
Короче, Егор Палыч выполнил свое обещание и поставил Маринке памятник на клумбе. Перед открытием памятника он собрал нас всех в Конференц-зале, в котором отродясь никаких конференций не проводилось, а проводились семинары по контрактам и «разборка полетов», так сказать. Там он сказал нам речь о том, что за выдающиеся заслуги надо поощрять людей не только материально и поэтому он принял решение превратить нашу розовую клумбу в «Клумбу Звезд» нашей фирмы, так как, к сожалению, у нас нет места для «Аллеи Славы». Он также сказал, что недавно подписанный нами контракт с фирмой Клода Бове позволит нам жить без забот целых пять лет, и это все благодаря творческому подходу к своей работе известной всем нам Марины Витальевны Чемляковой. Поэтому она станет нашей самой первой «звездой» на «Клумбе Звезд». И пригласил всех пойти к клумбе на открытие памятника.
Маринка от всего этого растерялась, густо покраснела, когда ее начали поздравлять и хлопать по плечам, а наши мужчины обнаглели до крайности и стали требовать все громче и громче «накрыть поляну» по такому поводу. Егор Палыч подтвердил, что «поляна» будет и тетя Надя уже накрывает столы, но сначала надо идти к клумбе… и мы пошли. Там уже столпились какие-то люди, которые думали, что у нас намечается забастовка, стояли машины с телеоператорами и несколько фотографов щелкали какой-то предмет, закрытый то ли шторой, то ли салфеткой розового цвета и стоящий в высшей точке клумбы. Неподалеку стоял небольшой колесный экскаватор с ковшом, застланным ковром и украшенным по краям зелеными ветками.
Совсем рядом с клумбой переминался с ноги на ногу местный художник и скульптор Фрол Щеголев, который ваял под псевдонимом Фрол Щегал. Говорили, что его картину «Девушка в ночном небе» хотел купить за огромные деньги один Московский музей, но Фрол отказался, заявив, что его творчество принадлежит нашему городу, и подарил картину местному краеведческому музею, где она и находится до сих пор. Мы с Сонькой ходили смотреть.
На картине было изображено ночное небо в звездах и серпик луны, а на переднем плане летящая в небе девушка в длинном русском сарафане, расстегнутом на две пуговички сверху, так как грудь шестого размера явно в сарафан не помещалась. Девушка была в кокошнике, ее губки улыбались, на щеках были милые ямочки, и вся она была очень хорошенькая, пухленькая, как ванильная булочка, и такая же аппетитная. На плечах девушки лежало коромысло с двумя ведрами, из одного выглядывал красавец селезень, а в другом гордо красовался большущий белый гусь. В левом углу была почему-то нарисована серая коза с пучком травы во рту и выменем тоже шестого размера, вероятно, полным молока. Коза никуда не летела, а стояла как бы на ступеньке, готовясь к полету, наверное, ждала своей очереди. Под картиной была табличка с надписью, которая гласила, что картина написана по заказу директора птицеводческого комбината «Гуси-Лебеди» и передана музею на временную экспозицию. Народ, кучковавшийся возле картины, признал в девушке с коромыслом Алену Скворцову, секретаршу и по совместительству любовницу директора комбината, и кое-кто даже утверждал, что недавно появившаяся плешь на голове у директора была не последствием обычного облысения, а подарком от его жены.
Ну я продолжаю про памятник. Раскрасневшаяся Маринка и улыбающийся Егор Палыч залезли в украшенный ковш экскаватора, и водитель осторожно подвел ковш ближе к памятнику. Маринка дернула за веревочку, розовая шторка взметнулась вверх, Егор Палыч подхватил ее и бросил в ковш, народ ахнул. Водитель осторожно отъехал от клумбы и опустил ковш. Маринка и Палыч вылезли из ковша и пошли смотреть памятник. А смотреть было на что. На низком пьедестале, скрытым в розовых цветах, стояла наша собственная, фирменная, гипсовая Венера – Маринка Чемлякова.
Фрол Щегал изваял ее на совесть, даже хохолок на макушке стоял как живой. Маринка была в своей знаменитой кофточке, правда не в брюках, а в длинной юбке. В правой руке она держала толстенную книгу, наверное, словарь, а левую вытянула вперед, как Ленин на митинге, но ладонью вверх, а на ладони она держала звездочку, и звездочка эта светилась и переливалась, честное слово, по-настоящему светилась. Гипсовая Маринка улыбалась, подбородок ее был гордо приподнят, она смотрела на звезду на своей ладони, и ее невысокая фигурка, все 151 сантиметр без шляпки, как бы тянулась к этой светящейся звездочке. Фрол, конечно, как художник, не ахти, но талант скульптора у него есть. Так как он стоял рядом со мной, про талант я ему сказала. Фрол заулыбался от похвалы и сказал:
– Я ее на фотографиях только видел, вживую нельзя было, Егор Палыч не велел.
Мужчины хвалили Палыча, хвалили Фрола, собрались было качать Маринку, но она сбежала. В конце концов все угомонились и вернулись в офис. Палыч пригласил всех в буфет, где уже была накрыта «поляна». Прискакала Сонька, которой я позвонила, притащила большой букет Маринке, расхвалила памятник, расцеловала Маринку, потом помолчала и сказала:
– Это так странно. Я первый раз в жизни вижу человека, которому поставили памятник, да еще при жизни, да еще с такой звездочкой. Как же она работает, там же нет электричества или есть?
– Там солнечная батарейка стоит, маленькая, но очень сильная, я уже спрашивала об этом, – сказала я.
– Мне самой все странно. Я теперь на работу буду ходить, а на клумбе тоже я. И приятно, и стыдно, люди пальцами будут указывать, – и что тогда делать?
– Как «что делать?», – захохотала Сонька, – подбородок приподнять, плечи отвести назад, живот втянуть, попу присобрать, улыбнуться… и пошла походкой от бедра, раскрепощенная свободная женщина, у которой есть все, даже памятник. Старое кино смотреть надо, там есть советы на все случаи жизни.
Мы дружно захохотали и отправились опробовать «поляну», накрытую тетей Надей по приказу Палыча в честь Маринки. А Саша так и не позвонил, и не приехал.
