Текст книги "Слабая, сильная, твоя…"
Автор книги: Яна Розова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 18
После того разговора мы продолжали жить ради работы, ради мечты Мира. Он ездил несколько раз в Россию, где открыл русский филиал «Лозы». Снял помещение под офис, накупил оргтехники, заказал печати, штампы и факсимиле. Директором филиала стал некто Игорь Лавренев. Миру настойчиво «посоветовали» взять его на работу. Совет этот дали такие люди, которым еще ни один предприниматель, начинающий свое дело в Гродине, не отказывал. Мир тоже пошел на сделку: Лавренев руководит русской «Лозой», используя предприятие Шахова для своих махинаций, о которых генеральный директор и знать не должен. Зато «Лоза» будет выполнять поставленные перед ней задачи без сучка, без задоринки. Короче говоря, Лавренев был фигурой, гарантировавшей совместному предприятию «крышу».
Мы обживались в Париже, городе мечты. Обживались, как обживаются перелетные птицы, знающие, что все непрочно и не вечно, но надо вить гнездо, чтобы потом бросить его и снова лететь. Почему-то я думала, что у меня будет много знакомых среди французов, как было много друзей на родине. Однако французы неохотно сближались с иностранцами, и за все годы, проведенные в Париже, я так и не стала своим человеком даже для ближайших соседей. Мы жили не в «русском» квартале. Мир осторожно относился к соотечественникам, думаю, у него были свои мотивы. Я, в основном, общалась со своими сотрудниками – Мишель и Полем Ле Февром. К тому же мы с утра и до вечера торчали в офисе, поэтому развлекаться все равно было некогда.
Жили мы скромно, муж не видел смысла в покупке дорогих вещей. Как я и предполагала, Мир не был богат, он просто имел свое дело и жил на доходы с него. Точнее, на малую часть доходов, так как большая часть шла на развитие предприятия, которое требовало все новых затрат. Даже первую свою французскую машину он купил лишь на пятом году жизни во Франции. До этого пользовался такси или служебным джипом. Зачем же тогда зарабатывать? А он не пытался зарабатывать, просто так жил. Кстати, на первую годовщину свадьбы он все же подарил мне обещанные сапфиры. Это был целый гарнитур, состоящий из изящного ожерелья, браслета и кольца. Тонкая работа и крупные чистые камни предполагали высокую цену. Печалило лишь одно – мне решительно некуда было надеть всю эту красоту.
Забавно, что Мир платил мне весьма солидную зарплату, и это были мои личные деньги. На них я покупала себе одежду, косметику, позже стала часть этих денег отсылать в Россию маме. Так что я была работающей женщиной, живущей на заработанные честным трудом франки.
Мы сняли небольшой дом с мебелью в предместье (там живут люди с хорошей деловой репутацией), наняли кухарку и горничную. Чем целый день занималась кухарка, я не знала. Мы почти не ели дома. После легкого завтрака ехали в офис, обедали в городе, и два вечера в неделю посвящались деловым ужинам в ресторане. Это не было развлечением, это было работой, подчас весьма изматывающей обязанностью улыбаться и не путать вилки.
Жизнь с любимым мужчиной давалась мне нелегко. Однажды я пошутила, что если бы у Мира была дверца, его можно было бы держать в доме вместо холодильника. Возле него было одиноко. Раньше я проводила с ним слишком мало времени, чтобы это заметить. Всегда озабоченный своими важными делами, он что-то прокручивал в мозгу, витал мыслями в необозримых перспективах, взвешивал, оценивал и подсчитывал. А я была обычной женщиной, мечтавшей о любви, о том, что мои чувства будут разделены, моя преданность будет оценена, моя страсть найдет утоление.
Я приказывала себе не думать об этом, не ждать чуда, но так сразу подчиниться жестокому приказу сердце было не в силах. Уже в первый год в моей замужней жизни бывали бессонные ночи, полные желания и боли. Никакой алкоголь не мог залить плотской жажды таких ночей. Утром я выходила из спальни с красными глазами, раздраженная, но с улыбкой на искусанных губах. И я была счастлива тогда! Все же утром я встречала Мира и проводила с ним целый день. И нас не разделяла другая женщина, и были редкие минуты физической близости, и были часы духовной близости. Пусть они не совпадали, но ведь были!
Иногда, правда, Мир приглашал меня просто погулять по городу, походить по Парижу, поглазеть на витрины и людей, постоять на мостике через Сену, опершись о зеленые литые перила, заглянуть в глубь мутной воды. Съесть пухлую булочку на ходу или посидеть с чашкой кофе в бистро, где-нибудь в центре. Мне нравились эти вылазки, нравилось, что Мир топал рядом со мной такой расслабленный, в потертых джинсах, смеялся каждому слову, дурачился, фотографировал меня, специально подлавливая смешные, неожиданные ракурсы. Редкие островки беззаботности в море работы. Редкие ценные минуты настоящей близости. Очень редкие.
Он был особенным, необыкновенным мужчиной. С ним нельзя было выработать стереотип поведения, им нельзя было манипулировать, используя обычные женские штучки. С ним было хорошо и трудно.
Дни неслись перед глазами, один за другим, с бешеной скоростью. Они складывались в недели, в месяцы, в годы. Работа отнимала все дни. Но были еще и вечера. После вечерней лекции по экономике и ужина, если это был домашний вечер, Мир усаживался в кабинете перед компьютером и рылся в Интернете. Днем ему было некогда, а вот вечером – в самый раз. Не на меня же смотреть, в самом деле! Да и мне надо было отдохнуть. Я удалялась в спальню с бокалом вина и пепельницей. Часто Мир оставался ночевать в кабинете, но обижаться было невозможно: ведь я сама хотела с ним жить. Он не набивался, и надо было мириться со всем.
Если Мир считал, что я хорошо поработала или вообще все хорошо, он благодарил меня в постели. Как будто выдавал грамоту за трудолюбие. Я стала учиться не придавать большого значения суррогату любви.
Однажды, в чудесное весеннее воскресенье, Мир вывез меня погулять в сад Тюильри. Там, среди скульптур и фонтанов, он задал мне абсолютно убийственный вопрос:
– Скажи, а как это – любить?
Я покосилась на него. Мир шел рядом со мной, и вроде бы ничего не происходило, только впервые стало явным глубокое различие между нами. Я живу только для него. У меня нет больше ни родных, ни близких, ни любимых, кроме него. У меня нет никаких своих дел. Я никто и звать меня никак. Вот скажи он сейчас: «Прощай, ты больше мне не нужна!» или просто: «Ты уволена!» – и мне будет некуда идти.
«Он и есть весь мой мир», – скаламбурила я сама для себя.
Мир решил, что я не поняла вопроса.
– Ну, что ты чувствуешь со мной?
– Наверное, боль. Только это хорошая боль.
– Может, ты мазохистка? – Он уже улыбался, но, видимо, решил разобраться до конца.
– Может, тебе бы это понравилось? Я уже думала об этом, давно… Вообще – нет. А к чему эти вопросы?
– Так тебе больно, но ты хочешь еще?
– Наоборот, я не хочу еще. Я просто жду, когда это пройдет.
– Как это?
– Ты мог бы меня полюбить когда-нибудь, я могла бы тебя разлюбить когда-нибудь.
– Я все никак не привыкну, что ты это серьезно, – сказал он в сторону, будто обращался к кому-то третьему. – Неужели ты и вправду так меня любишь? За что?
Я улыбнулась. Разве это можно объяснить? Глядя ему в глаза, ответила:
– За пустоту. У тебя так пусто в сердце, что это похоже на космос. Пустота и безмолвие притягивают. Это как смотреть в черное ночное небо. Огромная пустота и горящие звезды. Или как стоять над черной бездной. Говорят, что человеку, стоящему над огромной пропастью, так хочется самому прыгнуть вниз, что иногда невозможно удержаться. Я не удержалась.
– Непонятно. А если бы я полюбил и пустота исчезла, тебе было бы лучше?
Меня этот разговор начинал раздражать:
– Хватит, ладно? Мне все время больно, и рассуждениями тут не поможешь.
Он взял меня за руку и подвел к лавочке под каштанами.
– Давай посидим! Я хочу сказать кое-что, и легче тебе от этого не будет.
«Это все? Сейчас все кончится?» – подумала я и села, опустив голову. Он заговорил, судя по голосу, глядя куда-то в сторону.
– Понимаю, что поздно спохватился, но ты должна это знать. – Мир глубоко вдохнул и с расстановкой произнес: – У меня не может быть детей. Это из-за детского дома. Там нас не очень лечили, бывали разные осложнения. Со мной произошло такое. Я узнал, когда женился на Альбине и она не могла забеременеть. Пошел на обследование и узнал правду о себе. Ей я ничего не сказал. Не мог. Думал, очень унизительно. Она бы рассказала маме, подружкам. Я просто перестал с ней спать. Конечно, не только из-за детей, но…
Я подняла глаза. Мир бездумно смотрел на скульптуру: мужчина и женщина слились в поцелуе и так застыли навечно. Им повезло. Я каждый раз отрывалась от губ любимого, теряя капли крови и умирая от предчувствия разлуки.
– А если усыновить?
– Нет. Не могу. Чужой ребенок всегда останется для меня чужим. Это моя цена. Ты любишь меня?
Таков был ритуал. Вопрос означал: заплатишь ли ты и эту цену за то, чтобы быть со мной? Впервые я медлила перед ответом, но нарушить ритуал не смогла.
– Да.
– Ты хочешь меня? – Теперь его голос звучал увереннее.
– Да.
– Тогда едем домой!
В нашей квартире, в светлой спальне, на низкой широкой кровати мне пришлось доказывать слова делом. И все же я впервые усомнилась: неужели моя любовь так дорого мне обойдется?
И все же Мир не переставал меня удивлять. У него, мальчишки из детдома, был прекрасный вкус, широкий кругозор, врожденное умение держаться в обществе, говорить комплименты кстати, впитывать культуру каждой порой кожи и везде: в театре, в ресторане, на деловой встрече. Он очень быстро научился разбираться в винах и экзотических закусках, научился поддерживать светскую беседу, да и выглядел так, будто всю жизнь одевался в модных парижских бутиках. Честно признаться, он так и не заглянул ни в один из них, считая, что настоящий мужчина не должен тратить неоправданно большие деньги на свою внешность и наряды.
Мне было далеко до него. Я носила скромные деловые костюмы, с каждым годом удлиняя юбки, волосы зачесывала назад и делала все более прозрачный макияж. Чаще всего на людях сидела, опустив голову, и молчала, пока кто-нибудь добрый не решался втянуть меня в беседу. Иногда я будто проваливалась в другое измерение. Мир постоянно ругал меня за такое поведение, ему нужны были связи, и общительная жена могла бы оказать неоценимые услуги. Но искусство легкого общения с серьезными людьми мне не давалось. Постепенно я вообще стала такой… невидной. Просто была рядом с любимым, дышала одним воздухом с ним и ничего больше не желала.
Я по-прежнему хотела Мира, его всего. Удовольствие было уже в том, что я смотрела на него, вдыхала его неповторимый запах и слушала тихий, уверенный голос. Он просто ждал, когда я налью чашку чая, а у меня руки тряслись от его взгляда. И если мне скажут, что так не бывает, что после пяти лет брака нет свежести чувства, то я лишь пожму плечами. Может, все дело в том, что я так и не дождалась его любви, а может, мне и впрямь повезло и я умею любить. Не знаю. Я начинала потихоньку таять в своей любви, растворяться, как в кислоте. И это было больно.
Иногда я думала, что более уверенная в себе женщина с сильным материнским инстинктом могла бы растопить ледяное сердце Мира, мальчика из детского дома. Я же всегда стеснялась первой проявить свою любовь, протянуть руку и погладить его по щеке, обнять в машине, поцеловать гладкий висок. Мне казалось, что раз он не любит меня, то и мои прикосновения ему будут неприятны. В постели – другое дело. Я должна доставить Миру максимум наслаждения. Сделать все, чтобы он не пожалел о том, что рядом с ним нелюбимая женщина. А если появится такая?
Глава 19
В один из выходных дней я сидела возле туалетного столика в своей спальне. В «своей», так как Мир уже месяц не переступал ее порога. Я жила здесь совсем одна. В последнее время я завела моду выпивать пару коктейлей на ночь. Какая уже разница! Утром я просыпалась без проблем, а если не выпить на ночь, то можно и протоптаться до рассвета.
Сегодня утром я вышла в гостиную. Там было пусто: значит, Мир ночевал в кабинете. Но туда я не зашла. Просто считала, что мужу будет неприятно мое появление. Если бы он хотел видеть меня, то пришел бы сам. Помявшись возле двери в кабинет, я пошла на кухню за кофе. У кухарки был выходной, и я была этому рада. Все же неприятно, когда видят меня немытую, в халате. А мыться и переодеваться было лень.
На вечер был намечен поход в театр с Полем Ле Февром и его женой – очаровательной юной студенткой Сорбонны. Нас познакомили на совместном ужине, когда собирались все сотрудники офиса с супругами. Мир считал, что иногда надо собираться всем вместе в неформальной обстановке. Такие ужины проводились раз в два месяца и что-то там укрепляли. Так вот, когда Поль подвел свою жену к нашему шефу, я поняла: такая женщина нужна Миру. Он – сугубо материальный, сдержанный, темный, широкоплечий, красивый истинно по-мужски. И она, вся солнечная и воздушная, хрупко-женственная, со звонким смехом и угловато-пленительной пластикой манекенщицы. Такие девушки живут своей особенной жизнью, у них все важно – помада, экзамен, браслет на щиколотке, знак Зодиака. Они знают, что правильно, а что – нет. Такая девушка призвана украсить жизнь любого мужчины, если, конечно, у него хватит средств украсить ее жизнь. На данном этапе у Мира хватило бы средств. Появление Сюзанны я сочла неизбежным.
Тем временем Поль выглядел как-то подавленно. Присмотревшись, я прочитала свои мысли прямо у него на лбу. Я подошла к страдальцу и взяла его под руку. Мальчик повернулся ко мне, такой трогательный в своих терзаниях, что я не выдержала и повела его к бару, чтобы выпить.
В рабочее время я полностью принадлежала Миру, а сейчас могла бы только помешать. Поэтому мы с Полем впервые разговорились по душам. Он немного говорил по-русски, а я немного по-французски. Он пил что-то крепкое, но понемногу, а я опрокинула залпом коктейль. Просто дрогнула рука!
Косясь на идеальную пару – Мира и Сюзанну, – Поль рассказывал мне о своем детстве. Я кивала и уже не отрываясь смотрела, как мой муж танцует и болтает с мерзкой костлявой студенткой.
Я все сидела за туалетным столиком и уже почти плакала. Даже не знаю, чем заняться. Нет работы – нет и меня. В парикмахерскую еще рано, спорт я ненавижу. Только пару раз в неделю бываю в бассейне. Читать книги совсем разучилась.
А как я выгляжу? К тридцати годам я становилась все больше похожа на сушеную рыбу. Узкое тело, узкое лицо. Когда-то украшением моего простенького личика служили яркие голубые глаза. Небольшие, но миндалевидные, с загнутыми вверх густыми ресницами. Теперь глаза казались тусклыми, измученными. Будто я долго смотрела на солнце и обожгла сетчатку. Что-то поделывает сейчас мое солнце? Неважно.
Я достала стильные очки с чуть затемненными стеклами, призванные скрывать усталость очей, нацепила их на нос. Вот так. Теперь я вообще не вижу в себе никаких недостатков. Ни вялости кожи, ни морщинок на лбу. Я поплелась в ванную.
Первый раз в тот день я увидела своего мужа только в семнадцать ноль-ноль. И это при том, что мы с утра находились в одном доме.
Я уже собиралась в салон уложить волосы и сделать макияж на вечер, когда Мир возник на пороге:
– Доброе утро, Ленка! – Он, видимо, совсем рехнулся в своем Интернете, раз считает утром все время с рассвета до ужина. – Я не поеду в театр. Позвонил Бриссар, он приезжает не во вторник, а завтра. Ты знаешь, мне надо к его приезду подготовить договор об аренде цеха и оборудования. Мутота жуткая. А ты поезжай, развлекись.
– Доброе утро, – ответила я и с надеждой уточнила: – Тебе не нужна помощь?
– Что ты! Я справлюсь. Давай, собирайся, а то опоздаешь.
Я уныло поплелась наводить красоту. Мы договорились с Ле Феврами, что заедем за ними. Мир вызвал мне такси, назвал водителю адрес и, на мгновение обнажив в улыбке желтоватые клыки, захлопнул за мной дверцу автомобиля. Он был доволен: поработает вечерок спокойно, один.
Когда такси остановилось возле подъезда нашего молодого коллеги, я увидела его самого, в смокинге, но несколько растрепанного. Он стоял, такой одинокий, на людной улице, встречая растерянным взглядом подъезжавшие машины, наверно, поджидая нас. Я высунулась в открытое окно и спросила:
– Что-то случилось? Где Сюзанна?
Поль взялся за дверцу, и я поняла, что он хочет сесть в такси. Подвинувшись, снова спросила:
– Поль, все в порядке?
Усевшись, он выжал из себя ответ:
– Сюзанна не пойдет в театр.
– Почему? – Надеюсь, мой голос не выдал радости.
– Она уехала к своей мамаше. Мы здорово поругались. А где мсье Шахов?
– Остался поработать над договором. Завтра приезжает Бриссар, так что будет трудный день.
– Элен… – Поль развернулся ко мне, стало ясно, что он хочет сказать что-то важное. – Элен, только представьте: Сюзанна мне изменяет. И вам не кажется странным, что мсье Шахов остался дома и Сюзанна уехала в один и тот же вечер?
– Поль, ты говоришь ерунду. – Мне было жаль мальчика. – Я полностью доверяю своему мужу и думаю, что ты можешь сказать то же самое о своей жене.
– Элен, давайте не пойдем в театр! Мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить. Если бы вы согласились меня выслушать! Мне кажется, что вы поймете меня.
Он просил меня о такой малости, как разговор, с видом человека, пребывающего в отчаянии. Конечно, я согласилась. Сегодня я послушаю другого Отелло, и, надеюсь, эта история кончится лучше.
Так мы с Полем и оказались в небольшом, уютном ресторанчике. Это было недорогое место, публика собралась самая простая. Было только начало вечера, но уже несколько человек находились в крепком подпитии. Компании громко разговаривали и смеялись. Мы устроились за длиннющей барной стойкой, справа от меня сидел парень в бандане и пил пиво, а слева от Поля хихикали две малолетки весьма вульгарного вида. Поль, в смокинге, и я, в маленьком черном платье, выглядели здесь словно два надутых павлина в курятнике.
Поль ничего не замечал. Он талдычил о своей Сюзанне. Я мало что понимала из его слов, но улыбалась, когда он улыбался, делала страшные глаза, если он понижал голос, и регулярно чокалась с ним стаканами. Из его рассказа я все же вынесла, что вот уже месяц Сюзанна ведет себя странно, учит русский и меняет тряпки. Она возбуждена, смеется и куда-то часто пропадает. Иногда и ночью. У Поля возникло подозрение, что причина в его шефе, мсье Шахове. Но если я говорю, что он хороший семьянин, то, конечно, он просит прощения за недостойные подозрения. Давайте выпьем за семью! А уверена ли я, что мсье Шахов не уезжал позавчера ночью из дома?
– Конечно, – сказала я, немного похолодев.
Поль напивался со скоростью курьерского поезда. При этом он ни на минуту не замолкал, рассказывая, как он любит Сюзанну, как мечтает о детях, сколько хорошего между ними было. Через каждые пять минут он интересовался, не замечала ли я, что муж охладел ко мне, не находила ли у него на теле следы поцелуев, не видела ли помады цвета утренней розы у него на белье?
Камень воду точит. И через пару часов я уже почти верила в измену Мира так, будто сама держала свечу. Поль бередил мои раны. Ах, как же мне хотелось ответить ему, что мой муж мне верен, все ночи напролет мы проводим в объятиях друг друга и, кроме следов от моих поцелуев и от моей помады, ничего на Мире и его белье нет. Но я не могла этого сказать! Я не видела его тела и его белья уже месяц. Ровно столько, сколько и Поль замечает странности своей половины.
– А точно Сюзанна поехала к своей мамаше? Может, позвоним?
– Думаю, что даже если Сюзи там нет, ее мать скажет, что она приехала и принимает ванну или ушла к подружке. Это бесполезно.
– Тогда поедем и проследим за Миром, – решила я.
Поль посмотрел на меня с уважением.
– Вот это дело! Мы осторожно заглянем в окно спальни, и если они там…
– У нас спальня на втором этаже, – внесла я необходимые коррективы в его план.
– Ладно, – покладисто согласился Поль. – Подставим лестницу.
Он расплатился, и мы вышли в ночь.
В такси Поль строил планы мести неверным супругам, а я, чувствуя близость разгоряченного самца, решила, что месть будет совсем не кровавой. И я даже знаю, кто мне поможет мстить. Мой молодой сотрудник был просто роскошным экземпляром. Прекрасный рост, длинные ноги, узкие бедра и широкие плечи. Я облизнулась. Мне всегда нравились такие мужчины: с правильными чертами лица, густыми, светлыми, тонкими волосами. Очень аппетитно. Вот как я напилась!
Мы вышли из такси за квартал от пункта назначения, чтобы не вспугнуть любовников шумом подъезжающего автомобиля. Впрочем, Поль уже во весь голос призывал силы небесные покарать его жену – блудницу, поэтому если кто еще не понял, что это мы идем, то вскоре бы догадался.
Я приказала Полю замолчать, и он послушался. В доме свет горел только на первом этаже, в кабинете Мира.
– Видишь, – сказала я, – Мир работает в кабинете!
– Трахаться можно в любом месте! – парировал мой боевой товарищ заплетающимся языком.
Он был прав. Мы подобрались к самим окнам кабинета. Однако они располагались выше человеческого роста, и заглянуть не получалось. Поль подал свежую идею:
– Элен, станьте мне на плечи и загляните в окна. Я знаю, что они там!
Он поднял меня на руки, я уцепилась за маленький карниз под окном, подтянулась и оказалась сидящей на правом плече Поля, как амазонка на резвом скакуне. Сходство усиливалось, так как скакун пьяно пошатывался, и я с трудом сохраняла равновесие. Поль крепко, насколько мог, держал меня за бедра.
Я заглянула в окно и увидела Мира. Он сидел за компьютером и правил договор. Перед ним стояла тарелка с бутербродами и чашка чаю. На нем были джинсы и футболка, оставлявшая открытой крепкую шею. Мне захотелось к нему.
– Что там? – натужно шипел Поль из-под локтя. – Что вы видите?
– Он работает!
– А она?
– Ее здесь нет.
– Не может быть, – возмутился Поль и покачнулся сильнее обычного.
Пытаясь удержать равновесие, я замахала руками. Нечаянно ткнула пальцем в глаз своего Атланта, он вскрикнул, снова пошатнулся и полетел вместе со мной на землю.
– Merde, – прокомментировал Поль.
– … – отозвалась я.
По счастью, позади росли довольно высокие кусты, на которые мы и приземлились. Причем мне повезло: я ляпнулась спиной прямо на Поля. Он крякнул и снова ругнулся.
– Ты жив? – испугалась я.
– Да. Только все болит! Слезьте с меня, пожалуйста.
Пришлось выполнять просьбу. Это оказалось совсем нелегко. Кусты из амортизатора превратились в ловушку: опереться о них было невозможно – слишком тонкие ветви, а ноги проваливались как в клубке толстой проволоки.
Мы еще копошились в кустах, когда прямо над нами прозвучал чей-то тихий, уверенный голос:
– Кто здесь? Ленка? Почему ты лежишь с Полем?
– Мы упали. – Я пыталась сохранять достоинство.
– Что происходит? Немедленно заходите в дом!
Он разговаривал с нами как строгий, но справедливый отец.
Не меньше десяти минут понадобилось шпионам-неудачникам, чтобы выполнить распоряжение Мира. Он встречал нас на пороге, скрестив на груди руки. Я попыталась исправить положение:
– Понимаешь, Мир, Поль думал, что ты спишь с его женой…
– Что-о? – гневно протянул Мир.
События этого вечера, выпитое спиртное и, возможно, падение в кусты вызвали временное помешательство в голове руководителя французского офиса совместного предприятия моего мужа. Он выступил вперед, покачался с полсекунды и, выкрикнув: «Соблазнитель!», бросился на Мира. Тот небрежно отмахнулся, и Поль распластался на полу в прихожей.
– Ты убил его! – взвизгнула я.
– Господи, да успокойтесь вы оба! Помоги мне отнести его на диван.
– Поль уже спокоен, – возразила я.
Мир пробормотал: «Умные все какие…» и взялся за плечи Поля, я взялась за ноги. Кряхтя, мы оттащили пострадавшего в гостиную. Он пребывал в нирване. У меня закончились силы, я села на пол.
– Итак, кого это я соблазнил? – поинтересовался муж не без ехидства.
– Не меня, – ответила я.
Тут Поль очнулся. Он выглядел просто чудесно, будто проспал десять часов. Оглядевшись, ревнивец неуверенно произнес:
– Как я сюда попал? Мсье Шахов, вы избили меня?
Мы с Миром переглянулись. Он пожал плечами, а я сказала:
– Все в порядке, Поль! Ты можешь принять душ и ложиться спать.
– Ну нет, – подал голос Мир. – Сначала вы расскажете все по порядку.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как выложить правду. Поль слушал меня с таким видом, будто это не он подговорил меня не идти в театр, выпить лишку и подглядывать за собственным мужем в окно. Когда я закончила, Мир сказал:
– А я подумал, что это у вас с Полем роман! Валяетесь в кустах, стонете…
– Отправляюсь спать, устала, – сообщила я с королевским апломбом, пытаясь не выглядеть смешной. Но Мир свел мои усилия на нет:
– Еще бы, столько пережить за один вечер! Иди, отдыхай, милая.
Я удалилась.
Поля уложили в пресловутом кабинете, поэтому Мир пришел ночевать в спальню. Почувствовав, как прогнулась кровать под мужем, я, отбросив всякий стыд, прижалась к нему и… блаженно заснула.
