Текст книги "Их тайный гость (СИ)"
Автор книги: Яна Перепечина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Жорик! Жорочка! Иди на кухню. Я здесь. Давай ужинать!
Константин собирался было пойти навстречу приятелю и приподнялся уже, но Светлана заговорщицки прижала палец к губам и покачала головой из стороны в сторону. Она хотела сделать мужу сюрприз.
Поняв это, Константин кивнул ей и спрятался за дверь, встав так, чтобы Жора не заметил его, войдя на кухню. Светлана весело улыбнулась и принялась раскладывать столовые приборы с самым безмятежным видом.
Жорик, помыв руки, вошёл, поцеловал её и собрался садиться за накрытый стол. Константина, который давился смехом, чувствуя себя школьником, желающим подшутить над приятелем, он не замечал.
– Мы ждём гостей? – удивлённо спросил Жора, заметив на столе три прибора.
– А гость уже тут как тут! – негромко, чтобы не напугать хозяина, объявил Константин и, сияя, шагнул из-за двери. Жора, который в этот момент уже отхлебнул сока из стакана, поданного ему женой, вытаращил глаза, поперхнулся и шумно закашлялся. Светлана и Константин, чувствуя себя виноватыми, смущённо переглянулись и принялись хлопотать вокруг него.
– Костька! – наконец смог выдавить из себя Жора. – Ты?! Ты как здесь?! Ты откуда здесь?! Чуть не уморил, балбес!
– Да с дачи, – отмахнулся Константин, – Жор, ты прости меня. Я тупо пошутил.
– Это я виновата, – тут же вступилась Светлана, – прости, Жорочка. Костя не хотел шутить, я его попросила. Извини меня.
– Да, ребят, – вытер выступившие от долгого кашля слёзы, хозяин, – вы меня едва не угробили. Больше так не шутите, а то получите мой хладный труп.
– Не будем, – искренне пообещали Светлана и Константин.
– Тогда давайте есть, а то я с голоду помираю, – попросил Жора. – Как дела-то у тебя, Кость? Всё в порядке? Никаких неприятностей не случилось?
– Ты это про то, с чего бы я вдруг в гости к вам завалился? Да я просто так. А у меня всё хорошо. Спасибо за заботу, Жор. – Константин решил всё же ничего не говорить друзьям о пожаре. Пугать их ему совершенно не хотелось.
Они ещё довольно долго посидели, болтая о том о сём. Когда Константин поднялся из-за стола и собрался уезжать, Жорка вызвался проводить его. Был уже вечер. Во дворе под присмотром родителей и бабушек играла разновозрастная ребятня. И Константин поймал себя на мысли, что, оказывается, теперь может спокойно смотреть на детей. И даже умиляться. И не чувствовать боли, а только лёгкую светлую грусть. И благодарность за то, что было в его жизни. Это открытие удивило его. Он постоял недолго, глядя на резвившихся малышей, и слушая Жору вполуха.
Наконец он вспомнил о друге, всё это время рассказывающем ему что-то. Тот стоял за его спиной с чрезвычайно интригующим выражением лица. «Сейчас скажет про ребёнка», – подумал Константин и приготовился выказывать буйную радость.
Но вместо этого Жора поманил его на стоянку. Там он с невероятной гордостью ткнул пальцем в огромный приглушённо блестящий джип, словно вернулся в те времена, когда они были детьми и приходили в восторг почти от каждой машины (впрочем, в те времена большого разнообразия легкового автотранспорта на дорогах страны не наблюдалось).
– Красавец, – похвалил Константин и тут догадался:
– Твой, что ли?
– Мой, – кивнул до нельзя довольный Жорка, снова став похожим на себя двадцатипятилетней давности.
– Давно?
– Две недели.
– Обалденная тачка, – похвалил Константин, тоже почувствовав себя мальчишкой, – ну, ты крут, Жорка. Свете нравится?
– Да не слишком. Говорит, большой очень для Москвы.
– Большой, конечно, но до чего хорош! Я тебя могу понять. Мимо такого пройти не всякий сможет.
– Я в него просто влюблён! Давно о нём мечтал, и вот теперь – он мой, – Жорка ласково погладил бок автомобиля.
– Ну и замечательно. Главное, что тебе нравится, – поддержал его Константин и отошёл чуть назад, чтобы окинуть весь громадный чёрный корпус машины взглядом. Полюбовался, покачал восторженно головой и попросил:
– Проводи меня, Жор. Поеду я. Мне пора. Надо ещё вещи собрать, которые с собой в командировку взять хочу. И погоду посмотреть. Не на Мальдивы ведь лечу – в Сибирь.
– Давай, Кость. И будь осторожен, – Жора похлопал его по плечу. У Константина снова стало тепло на душе. Он уезжал в командировку, но знал, что в Москве у него остаются друзья, почти родня, которые любят его и ждут.
– Спасибо, Жор, – кивнул он и сел в свою машину. Выезжая из двора, он увидел, что друг стоит у подъезда с задумчивым видом. «Надо всё-таки выпытать у Светы, что у них происходит, – подумал Константин, – хотя… не стоит лезть в душу. Расскажет сама, когда будет готова».
Июль 2008 года
Арина
Из больницы она, конечно, не сбежала. Хотя сосед явно это подозревал. У него на лице тяжкие сомнения были написаны аршинными буквами. В другой ситуации Арине было бы очень смешно наблюдать за ним. Но сейчас она могла думать только о Мире. И о том, что с ней и где она.
Вечером, уложив спать довольную, ни о чём не подозревающую Марту, Арина вышла в сад. Она привычно задвинула шпингалет на калитке, горько усмехнувшись: ни старый невысокий забор, ни задвижка уберечь их с Мартой, разумеется, не могли. Да и не было такой силы, что могла бы их защитить. Но сейчас им – Арина была в этом уверена – опасность не грозила. Во всяком случае, опасность, исходящая оттуда, из их прошлого. Всё, что им было нужно, те люди уже забрали. Ни Марта, ни сама Арина им были не нужны.
Она постояла у калитки, вслушиваясь в мирные звуки затихающего дачного посёлка, и пошла к дому. Сквозь деревья было видно, что у соседа в бытовке горел свет. «Какая бытовка? А где дом?» – вяло шевельнулись мысли. Но и только. Абсолютно всё в этом мире с той ночи касалось её сознания вскользь. И только одна мысль с неумолимостью метронома билась в утомлённом мозгу. И только одно чувство раздирало в клочья измученное сердце.
Та ночь… Ночь, будто вышедшая из самых страшных её кошмаров…
Иногда, слушая рассказы других о каких-то трагических событиях, Арина удивлялась, если говорили, что ничего не предчувствовали. Как это? – всегда думала она. Неужели сердце молчало? Неужели не старалось предупредить? Ей всегда казалось, что вот уж её-то обязательно уловит опасность, обязательно подскажет, почувствует, предугадает.
А вот нет. Не уловило. Не подсказало. Не… Да ничего «не»…
И в больнице, и после она постоянно прокручивала в голове тот день и ту ночь, вспоминая, анализируя, пытаясь увидеть что-то, что поможет ей найти выход и спасти Миру и Марту. А, если получится, и себя…
В ту ночь они уже давно и крепко спали, как обычно ничего не опасаясь. Уже больше двух лет они жили спокойной жизнью, и никто их не тревожил. Ведь не считать же, в самом деле, тревожащим обстоятельством ту единственную встречу с Венцеславом в зимнем московском дворике.
Вот и вели они себя, как вполне обычная семья на отдыхе: окна даже на первом этаже – настежь, калитка – на расшатанной щеколде, дверь – на примитивном замке. В их довольно старом дачном посёлке, где проводили лето семьи сотрудников крупного оборонного предприятия, всегда было тихо и очень мирно. Вот и не опасался никто всерьёз. И она тоже. Даже она. Как оказалось – зря. Ох, как зря. Должна, должна была опасаться и ждать. А она расслабилась, поверила, что всё позади. Ах, кабы вернуть всё назад…
Как и большинство матерей, она спала чутко. Вернее, не так. Она спала хорошо. Но любой звук из комнат дочерей – девочки жили в разных – слышала великолепно и тут же просыпалась. Когда-то давно, ещё только начав встречаться с Даниилом, она читала книгу о занимательных психологических фактах. В ней в числе прочего рассказывалось и о так называемых «сторожевых центрах». Оказывается, мамы спят, как и все здоровые люди, довольно крепко. Но есть у них этот самый «сторожевой центр», связанный с необходимостью оберегать своих детей, который всегда начеку. Пискнет ребёнок или даже вздохнёт чуть громче – мама проснулась. А громкие слова мужа может и не услышать – спит себе дальше, будто ничем и не потревожена.
Вот и Арина в ту ночь не услышала ни стука щеколды, ни шума, когда кто-то влезал в одно из окон первого этажа, ни щелчка отпираемой двери, ни звуков шагов по старой лестнице, которая хоть и не скрипела душераздирающе, но всегда вздыхала под ногами. Однако лишь только отворилась дверь в детскую, как она встревоженно приподняла голову с подушки и прислушалась. Сначала ей показалось, что это ветерок качнул прикрытую дверь, и от этого чуть задребезжало стекло в ненадёжном переплёте. Но в этот же миг она вспомнила, как, поцеловав уже уснувших дочек, плотно закрыла дверь каждой из комнат. Не прикрыла, оставив щели, а повернула ручки и услышала щелчки язычков.
Но и тут сердце ничего не подсказало Арине. Она просто решила, что одной из девочек не спится, и по привычке стала ждать звука шагов босых ножек по доскам пола. Но не дождалась. И лишь тогда встала и почти в полной темноте – из экономии в их дачном посёлке после полуночи выключали уличное освещение – пошла к дочкам. Марта спала спокойно, тихо посапывая и, как всегда, широко разметавшись по постели. Она вообще давно уже спала очень крепко, почти не просыпаясь ночами. Арина поцеловала её в тёплую щёчку, прикрыла простынкой и вышла.
В тот момент, когда она приоткрывала дверь комнаты старшей дочери, оттуда послышался какой-то звук, Арина по инерции шагнула вперёд, в темноту. Тут же чьи-то твёрдые, недобрые руки схватили её, зажав рот, и вспыхнул свет. В комнате у Миры не было верхнего освещения, лишь торшер, мягкий тёплый свет которого всегда казался Арине очень умиротворяющим и неярким. Но после темноты и он резанул по глазам, заставив зажмуриться. С трудом приоткрыв их, она, не осознавая ещё, что произошло, в ужасе уставилась на кровать дочери. Та была жива. И даже не ранена. И на её девичью честь тоже никто не покушался. Но то, что увидела слезящимися от света глазами Арина, стало одним из самых страшных потрясений в её жизни. Вернее, не то, а кого. Потому что испугали её люди, а не что-то неодушевлённое. Увы, всех троих, что оказались в комнате её старшей дочери в ту ночь, она знала. Слишком хорошо знала.
Июль 2008 года
Константин
В самолёте Соколан снова достал свой блокнот и уставился в записи. Мысль от странных событий постоянно убегала то к таинственно-счастливому виду Светланы, то к стройке, которую он затеял на месте пожарища. Перед отъездом Константин созвонился с бригадиром строителей, успел собственноручно сделать чертежи будущего дома и набросать список необходимых покупок и теперь волновался, не напортачат ли за те несколько дней, что он будет отсутствовать, мастера. Поэтому новые записи в блокноте появлялись медленно.
Константин ещё раз пробежал глазами немногое написанное. В графе «Проблемы соседей» он отметил исчезновение старшей девочки, Миры, голоса и звуки, которые он слышал сквозь сон как раз в ту ночь, когда это произошло, и странное поведение матери пропавшей. Все эти обстоятельства вызывали у него вопросы, ответов на которые не было. Он надеялся, что пока не было.
С его собственными проблемами дела обстояли ещё хуже. Потому он совершенно не представлял, кто мог хотеть его смерти. Подумав об этом такими вот словами, Константин не выдержал и засмеялся про себя. Очень уж наивно это прозвучало. Потому жизнь его, естественно, не была беспроблемной. Случались конфликты, недопонимания, обиды. Но Константин абсолютно не мог вообразить себе какого-нибудь портье, который оказался настолько недовольным оценкой тайного гостя, что решил отмстить. Жена у него имелась только бывшая. Но никаких претензий у Светланы к нему не было. Наоборот, она всегда считала, что Константин слишком много помогает ей и мягко упрекала его за это... Его мозг отказывался представлять в роли злоумышленников и бывших коллег, и родственников, и просто знакомых. Да... Мстить ему, вроде бы не за что. Если и мешал он кому случайно, то только в мелочах, а вот так – до смерти – кажется, никому.
Теперь следующий вариант: выгода от его смерти. Деньги у Константина были, он целенаправленно копил на исполнение своей мечты. Но это была такая смешная, такая незначительная сумма... Да и завещание он пока не писал... И родственники остались только очень-очень дальние... Такие дальние, что доказать родство будет почти нереально... А значит, и в материальном смысле никто не был заинтересован в его смерти.
А что если… Константин замер, боясь спугнуть появившуюся мысль, посидел немного, успокаивая сбившееся дыхание, и теперь уже чётко сформулировал: а что если его пугали? Ну, или предостерегали? И это не месть, не стремление обогатиться после его смерти, а предупреждение? Если поджигатель или поджигатели следили за ним и видели, что он собирался спать в доме у соседей, и подожгли дом, желая не убить, а предупредить его?
От этой мысли Константин едва не подпрыгнул в кресле самолёта. Так, а о чём его могли предупреждать? Что он делал в последнее время? С кем общался? Какими новыми знакомствами обзавёлся? Кому мог перейти дорогу?
Он начал вспоминать все события последних нескольких дней, и пришёл к выводу, что среди них, разумеется, были странные и тревожащие. И эти странные и тревожащие события были связаны с его новыми соседками. Кроме него, рядом с ними больше никого не было. Многодетные соседи укатили на моря. Но тогда получалось, что его дом подожгли, скорее всего, чтобы он и испугался и уехал с дачи. Он не испугался, но уехал. И теперь страшно волновался за своих соседок, не понимая, для чего нужно было убирать его с дачи. Чтобы он не помешал сделать что-то плохое Арине и её детям? Вернее, только одной её дочери. Потому что Мира была в отъезде, как объяснила при нём соседка Марте. Хотя... Ведь Арина врёт, пожалуй. Слишком уж расстроенный и взволнованный у неё вид. Или она просто впервые отпустила девочку от себя и из-за этого так нервничает и переживает?.. Уф-ф... Как тут разберёшься, если соседок даже толком не знаешь?
Мысль о том, что за те дни, которые он проведёт в командировке, с Мартой и её мамой может произойти что-то плохое не оставляла Константина. Правда, тут же на смену этой пугающей мысли пришла другая, отрезвляющая: сама Арина явно беспокоилась только за старшую дочь. Значит, она не ждёт ничего плохого для себя и Марты. Придя к такому выводу, Константин немного успокоился, но решил, что постарается как можно скорее вернуться на дачу и разобраться в непонятной ситуации. И вообще, куда делась Мира? Потому что Соколан, ещё раз прокрутив в памяти события последних дней, уже не сомневался в том, что Аринины слова про внезапный отъезд старшей дочери в гости – враньё... И этот ломик ещё... Зачем им подпирали дверь, если пожар устроили всего лишь для того, чтобы выкурить его с дачи? Или он всё-таки ошибается?
Командировка шла своим чередом. Те три отеля, что он инспектировал, произвели на него вполне благоприятное впечатление, особенно вот этот, красноярский. Оставалось ещё два, один здесь же, в Красноярске, второй в Новосибирске.
Пока Константин успевал всё, что запланировал. Даже с одним из отельеров, заказывавших инспекцию, уже встретился и лично озвучил тому свои впечатления и дал рекомендации. Встречи с другими были назначены в Москве. На каждый из посещённых отелей он тщательнейшим образом подготовил многостраничные отчёты. Отметил, были ли учтены высказанные им при заказе номеров пожелания, оценил все мыслимые и немыслимые услуги, которые предоставляли своим гостям отели и которые он непременно заказывал, дал отзывы работе ресторанов гостиниц. В его обязанности входила и проверка блюд на соответствие по вкусу, запаху, цвету, температуре и размерам порций тому, что заявлено в меню. Влияли на оценку и приветливость и расторопность официантов и метрдотелей.
Для человека стороннего, знавшего о его работе лишь понаслышке, это, пожалуй, прозвучало смешно, но за те шесть дней, что тайный гость Константин Соколан жил в отелях, – по двое суток в каждом – он ужасно устал. Константину всегда было немного неловко перед персоналом, ведь он внимательно отслеживал и фиксировал все их ошибки. Его мучили одновременно чувство вины и огромная ответственность. И после командировок всегда очень, просто очень хотелось домой. Побыть наедине с самим собой и ничего и никого не оценивать.
Но в этот раз его неудержимо тянуло не в городскую квартиру, а на дачу. И он даже боялся спрашивать себя, почему, собственно… Но нужно было ещё продержаться четыре с половиной дня, почти пять. И тогда, выполнив наконец все обязательства, он сможет вернуться...
Вечером, накануне переезда в очередной отель, Константину отчего-то взгрустнулось, и он решил спуститься в ресторан. В полутёмном зале было не слишком многолюдно. Тайный гость, который свою работу уже выполнил, чувствовал себя простым постояльцем и, откинувшись в мягком кресле, потягивал коньяк и бесцельно смотрел по сторонам. Была уже почти полночь, когда в двери вошла очередная маленькая компания. Константин равнодушно мазнул по ним взглядом. Двое мужчин в хороших костюмах, а с ними девушка. Сели они по диагонали от Константина и стали делать заказ.
Соколан вспомнил о приличиях, отвернулся от вошедших, жестом подозвал расторопного официанта и попросил принести местные газеты. Было у него такое излюбленное развлечение: погрузиться в мир посещаемого города. А в этот раз всё времени не хватало, и он чуть не забыл, да вот сейчас вспомнил.
Газет было несколько, и он вяло листал их, вчитываясь в незамысловатые местные новости. На окраине в реке утонул человек: полез спасать собаку и не рассчитал силы. Вот ведь судьба... В центре найдена сумка с деньгами. Сумма указана крупным шрифтом, до того велика. Константин с долей восторга представил себе глаза милиционеров того отделения, в которое честный человек принёс найденное, предварительно позвонив в газету и сообщив, где именно будет отдавать деньги стражам порядка, чтобы не провоцировать бедолаг. Вот было бы забавно посмотреть. Пришёл кристальной честности гражданин, выложил на стол сумку с сумасшедшей, особенно по местным понятиям, суммой, а из-за его плеча за реакцией какого-нибудь дежурного капитана уже пара-тройка журналистов наблюдает. «Бедолага», – пожалел дежурного Константин и продолжил листать газеты. Интеллигентная публика ждёт гастролей одного из московских театров, менее интеллигентная, но зато более многочисленная, – выступления группы юмористов… Жизнь бьёт ключом…
Соколан перевернул очередной лист и замер на секунду. Потом, с трудом беря себя в руки, медленно выдохнул, положил газету на стол, снова взял и всмотрелся в знакомое лицо, смотревшее на него с газетного листа. Изменившееся, конечно, лицо, всё же больше десяти лет прошло, но вполне узнаваемое.
Что ж… Довольно высоко залетел… В главное кресло большого города метит… И ведь попадёт… На секунду поднялось в душе желание сделать какую-нибудь гадость, чем-нибудь помешать, навредить. Но тут же вступили в игру воспитание и природная порядочность. Константин лишь длинно выпустил сквозь зубы воздух, сложил газету и, стараясь унять нахлынувшие недобрые чувства, снова рассеянно оглядел зал, не зная, что и как теперь делать.
Глаза медленно скользили по сидящей довольно разношёрстной публике. Вот местные братки, старательно маскирующиеся под приличную публику, – аж покраснели от натуги, сердешные: не ругнуться, ни на пол плюнуть, ни девицу свою за аппетитное бедро ущипнуть. И что уж их в такое приличное место занесло? Ведь не ужин, а сплошное издевательство. У окна устроились явно командировочные. Ага, из Питера: то и дело, будто специально поддразнивая сидящих за соседним столиком москвичей, щеголяют своими «поребриками» и «парадными». Москвичи посмеиваются чуть снисходительно и в знак протеста нарочито громко рассказывают друг другу о «бордюрах» и «подъездах». Интересно, когда им всем это надоест?.. У выхода трогательная парочка. Явно не богаты и женаты уже лет десять. Что-то отмечают. Возможно, годовщину свадьбы. Наверное, для них выход в такое недешёвое место – редкость…
Взгляд переместился дальше, скользнул по группе мужчин и девушке, направился вглубь зала и вернулся обратно к всё той же ничем не примечательной, на первый взгляд, компании, которую он заметил когда они только пришли. Все сидели тихо, не привлекая к себе внимание. К ним, пока Константин изучал местную прессу, прибавился ещё один человек, устроился спиной к проходу и сейчас ел. Соколан хотел уже уходить, но что-то в этой компании… нет, не показалось странным, не встревожило, не позабавило, а… просто зацепило. Будто спешащего человека слегка локтем задели, несильно, чуть-чуть. Константин хоть и отвык за два года от своей прежней службы, но навыков всё же не растерял. А потому чуть подобрался, стараясь сделать это незаметно, и исподволь снова глянул на ту компанию.
Двое мужчин сидели к нему спинами. Того, чьё лицо он видел, Константин совершенно точно не знал. Память на лица у него была великолепная. И ошибиться он не мог.
Мужчины сосредоточенно ели, изредка бросая реплики девушке, которая сидела вполоборота к Константину. Та тоже ела, но явно без аппетита, скорее просто ковыряла еду вилкой. И она тоже показалась Константину незнакомой: высокая небрежная причёска, сооружённая из слегка вьющихся волос, цвет которых в полумраке зала от определить затруднился, изящный профиль, тонкая шейка совсем юной особы.
Ничего подозрительно в ужинающей компании не было. И Соколан совсем уж было пришёл к выводу, что ошибся, когда девушка вдруг довольно резко тряхнула головой, заколка, удерживающая её густые волосы, то ли расстегнулась, то ли сломалась, тяжёлые волосы упали на спину, и он – тут же – узнал её. Через проход от него больше чем в четырёх тысячах километров от своей едва не обезумевшей от горя матери и младшей сестрёнки сидела в обществе троих мужчин Мира, старшая дочь Арины.
Константин так растерялся от неожиданности, что пару раз моргнул обескураженно и сам себя нещадно обругал: теряет, ох, теряет он квалификацию. Взяв себя в руки, он отвёл взгляд и принялся наблюдать за происходящим краем глаза. Насколько он видел и понимал, девушка сидела совершенно свободно. Никто её не удерживал. Никакого насилия к ней не применяли. Оружием не угрожали. И тем не менее, четырнадцатилетняя Мира была здесь, с чужими людьми, а не рядом с матерью… Хотя… Может быть, что мужчины эти вовсе никакие не чужие, а очень даже свои, родственники или друзья семьи… Ага, а Арина пребывает почти в невменяемом состоянии просто так. Хобби у неё такое – трепать себе на досуге нервы…
В этот момент полубредовый поток его мыслей был прерван. Продолжая делать вид, что она ест, Мира быстро и остро глянула на него. Константин замер: было совершенно очевидно, что она его не просто заметила, но и узнала. Он просидел в ресторане ещё десять минут, успев перехватить несколько столь же очевидных взглядов. Наконец, он поднялся и громко сказал подбежавшему официанту:
– Запишите на мой счёт, пожалуйста. Семьсот седьмой номер.
Тот кивнул и с лёгким поклоном удалился, красиво и изящно лавируя между столиками. Но Константин смотрел не на него, а на Миру. Та на его слова тоже еле заметно кивнула и даже едва уловимо улыбнулась краешками губ. И ему оставалось гадать: правильно ли он её понял, и правильно ли она поняла его?
– Константин Дмитриевич, благодарим за визит, – профессионально душевно отозвался метрдотель. А Константин снова излишне громко, чтобы услышала Мира, поделился:
– Завтра я уезжаю. На шесть тридцать уже такси заказал. Так что тоже благодарю вас и всего хорошего.
Метр распахнул перед ним двери:
– Счастливого пути. Надеемся, вам у нас понравилось.
– Спасибо, – кивнул Константин, – очень. – И быстро пошёл через холл к лифтам. Надо было хоть немного поспать. Если он правильно понял, ночь ему предстояла весёлая и, скорее всего, бессонная.
Июль 2008 года
Константин
Она поскреблась в его дверь уже под утро. День хоть и сократился уже, всё же почти середина июля, но светало ещё очень рано. С его седьмого этажа был виден просыпающийся город. Константин, подняшвись к себе после ресторана, так и не спал и то сидел на балконе, чутко прислушиваясь, к происходящему в коридоре, то ходил по номеру.
Сначала он обострившимся слухом уловил лёгкие шаги, потом небольшую заминку у его двери и, наконец, негромкое царапанье. Тут же шагнул и тихо отворил. Умница Мира стремительно и беззвучно скользнула внутрь, подождала, пока он запрёт дверь и только потом рухнула в кресло.
– Спасибо вам, я думала, вы меня не узнали! Я вот вас сразу узнала, хотя только пару раз видела и в… – она помялась, но всё же продолжила, – несколько в другом виде.
Константин улыбнулся, вспомнив драные джинсы и растянутую футболку, в которых он щеголял на даче.
– Ты специально волосы в ресторане распустила? Чтобы я обратил на тебя внимание?
– Да, а то вы меня до этого только лохматой видели, – девочка быстро кивнула и на мгновение стала похожа на свою младшую сестру. – Вы мне поможете?
– Ты здесь не по своей воле? – на всякий случай уточнил Константин.
– Вы что?! Нет, конечно.
– Но тебя же не на привязи держат.
– Не на привязи. Но мне пришлось основательно поупражняться в притворстве, чтобы они мне поверили и перестали опасаться, что я сбегу. Теперь вот можно было бы и попробовать. Но у меня ни телефона, ни документов, ни денег, ничегошеньки. И куда я такая денусь?
– В милицию, например.
– Тоже вариант, – кивнула Мира, – я, собственно, так и собиралась сделать. Но тут вас увидела и просто обомлела. Лучше я с вами уеду. А то с милицией свяжешься – потом долго расхлёбывать будешь.
– Какое глубокое знание жизни, – хмыкнул Константин.
– А вы так не считаете? – Мира сразу ощетинилась. – Представьте себе, что будет. Я, например, не уверена, что мама заявляла о моём исчезновении. Скорее всего, собиралась меня сама выручать. А тут я в отделение явлюсь и скажу, что меня похитили. Они по своим каналам проверят, а заявления-то от мамы нет. И что тогда?
– Что?
– Да возьмут и обвинят маму в ненадлежащем исполнении родительских обязанностей, а нас с Мартинкой упекут в детский дом. Оно нам надо?
– Маловероятно.
– Вот именно. Поэтому милиция – это уж если совсем край.
– Я не про это. Маловероятно, что маму обвинят в чём-то подобном. Она всегда может сказать, что просто боялась за тебя и опасалась мести похитителей.
– То есть вы мне рекомендуете идти сдаваться в милицию и помогать отказываетесь? – Мира уставилась на него строгими голубыми глазами. Совсем не такими, как у её матери. Константин вспомнил об Арине и тут же удивился: к чему бы это?
– Нет, конечно, я тебя обязан доставить матери. Она там с ума сходит. У меня здесь ещё дела, но я потом вернусь, а пока… Пока едем домой.
– Спасибо, – тут же оттаяла девочка, – давайте думать, как мы домой попадём. Документы мои у этих… – она мотнула головой куда-то за спину.
– Кстати, а кто они такие и что им от вас нужно?
– Вы и вправду хотите это прямо сейчас узнать? – саркастически поджала губки Мира. Константину стало неловко:
– Ты права. Сейчас не время и не место.
– Ценное наблюдение, – без тени иронии похвалила его девочка, а он чуть не рассмеялся в голос. Старшая сестра ему нравилась ничуть не меньше младшей. И смешила его тоже не меньше. Интересно, это они в маму такие? – возник вдруг откуда-то крайне своевременный вопрос. Константин усилием воли отогнал его и показал на свою одежду, которую он заранее отобрал для Миры:
– Переодевайся.
Она кивнула, сгребла в охапку джинсы и рубашку и скрылась в ванной.
Когда через три минуты она вышла оттуда, Константин удовлетворённо кивнул. Девочка была хоть и очень худенькой, но высокой. И его рубашка и джинсы, пусть и не слишком изящно, но вполне приемлемо сидели на ней, делая похожей на нескладного мальчишку-подростка. С обувью было хуже. К нему Мира прибежала вовсе босиком. А его кроссовки, хотя и не слишком большого сорок третьего размера, были ей безбожно велики. Константин принёс рулон мягкой туалетной бумаги, и они в четыре руки принялись набивать ею мыски кроссовок.
– А у вас носки запасные есть? – спросила Мира, когда они закончили с набивкой.
– Три пары.
– Доставайте. Я их на ноги надену, чтобы хоть немного ступни больше и полнее сделать.
Константин кивнул, соглашаясь, и достал из своего полупустого чемодана носки. Через пару минут они с Мирой были готовы. Из-под козырька бейсболки, которую он ещё на выходе из ресторана, примерно представляя дальнейшее развитие событий, купил в круглосуточной сувенирной лавке, на него смотрел симпатичный юноша с голубыми глазами и тонким породистым лицом. Константин кивнул Мире, и они тихо вышли из номера.
Проводя инспекцию отеля, он прекрасно разобрался в системе служебных ходов и теперь вёл девочку по ещё спящей гостинице в обход портье, горничных, лифтёров и прочей гостиничной братии. На улице он велел ей подождать его на скамейке в тихом переулке, а сам тем же путём вернулся обратно в номер. Для того, чтобы через пять минут уже не тайно, а явно покинуть его традиционным образом и с багажом.
Такси он заказал, когда Мира переодевалась в ванной. И теперь машина, ожидая его, стояла у входа. Повернув в переулок, они забрали Миру. Водитель удивлённо посмотрел на своих странных пассажиров, но промолчал. Минуя аэропорт, они поехали в соседний город.
Из машины Константин позвонил своему заказчику, весьма довольному проведённой инспекцией, и, вопреки своим обычным принципам, никого ни о чём не просить, поинтересовался, нет ли у того возможности помочь им взять билеты на самолёт до Москвы и пройти паспортный контроль, не имя на руках свидетельства о рождении ребёнка. Отельер жизнерадостно посмеялся, услышав просьбу Константиа, и сообщил, что он пока находится в соседнем городе, но ближе к вечеру на собственном самолёте собирается в столицу и удовольствием возьмёт на борт двух незапланированных пассажиров.
Таким образом уже вечером того же дня Константин доставил совершенно счастливую Миру матери. И только собираясь ложиться спать, он понял, что девочка так ему ничегошеньки ни про своих похитителей, ни про причины похищения не рассказала.
Январь 2003 года. Июль 2008 года
Арина
Эти трое их, конечно, не тронули. Вернее, с Мирой обращались едва ли не как с наследной принцессой, а ей, Арине, сунули пару раз под рёбра, чтобы не вырывалась и не орала, но больше не били. Зато держали на виду здоровенный острый нож. Так, для острастки. Но это уж они зря. Ей бы и в голову не пришло вырываться и провоцировать их на резкие действия. Дочери ей были нужны живыми. А она им.
