Текст книги "Дневник дизайнера-маньяка"

Автор книги: Яна Франк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Когда Музы нет дома. Творческий кризис как образ жизни

Агент, раскручивающий иллюстраторов, отверг кандидатуру Доминика.

– Я хочу еще сто пятьдесят работ, – сказал он, закрывая папку с красивыми картинками. – Сто пятьдесят работ лично мне, в мое пользование, с правами и подписью. В виде страховки.

– Страховки от чего?

– От творческого кризиса! Вообще, если честно, лучше двести. Уж больно он творческий, этот ваш Доминик. Сгорит, влюбится, в долги влипнет, засомневается в себе, а я потом буду перед заказчиками на коленях ползать. Знаете, сколько раз уже такое было?

Конечно, знаю. Я даже когда-то рисовала шуточную историю в картинках, описывавшую все стадии творческого кризиса у дизайнера.

Начинать волноваться следует тогда, когда дизайнер старательно откладывает встречу, на которой нужно показать первые эскизы, и откровенно тянет время. Или когда он приносит набросок, который иначе как слабеньким назвать нельзя, а выслушав настойчивый совет переделать, через несколько дней приносит практически то же самое с едва заметными изменениями.

Это означает, что ничего особенного ему в голову не приходит, а получившееся не нравится до такой степени, что стыдно даже показать и обсудить с коллегами. Состояние это называется творческим кризисом, и развивается оно по нескольким возможным причинам.

Дизайнер просто не может придумать ничего нового, потому что в последнее время ему приходилось делать это слишком часто. Когда от человека требуют много разных идей сразу, он быстро проходит все этапы «массового производства эскизов»: сначала выдает все лучшее, что у него есть, потом начинает вспоминать идеи, которые когда-то были отложены в сторону, затем прочесывает библиотеки и фототеки и перерабатывает полученные впечатления в «интересные мысли», после чего ресурс исчерпывается. Так как он уже перебрал множество вариантов, все начинает казаться знакомым, и появляется ощущение, что больше ему не удастся сделать ничего нового.

Он был слишком занят собственными делами или проектами, поэтому взялся за работу слишком поздно. Проблемы, мешающие собраться с мыслями, бывают в жизни каждого человека: больные дети или родители, долги, разводы, переезды, равные двум пожарам, – все это может выбить из колеи основательно и надолго. Не меньшей катастрофой может оказаться творческий приступ, направленный на постороннее дело. Все мы сталкивались с безумными проектами, от которых невозможно оторваться. Они захватывают до такой степени, что кажутся самым важным на свете, и ни о чем другом думать невозможно. Даже отстранившись от проблем или проектов и в последний момент все-таки взявшись за работу, дизайнер не может сделать ничего хорошего. Потому что мысли все равно в другом месте, а положение усложняется еще и тем, что времени уже не осталось.

Поставленная задача ни о чем дизайнеру не говорит. Разбираться во всем невозможно. Если ему близка тема, предлагаемая к разработке, это везение. Чаще дизайнера просят иллюстрировать незнакомые и неинтересные явления, требуют сделать работу в стиле, в котором он, как назло, плохо разбирается, или навязывают манеру исполнения, по каким-то причинам вызывающую антипатию.

Жизнь дизайнера так сложилась, что после нескольких удачных проектов ему долгое время постоянно говорили, что он – гений, делающий все безупречно. Наслушавшись таких приятных слов, человек иногда взлетает слишком высоко и перестает стараться. А сделав плохую работу, не хочет ее исправлять, потому что уверен в своей непогрешимости и принимает критику заказчика или арт-директора за каприз. Когда ему говорят в более жесткой форме, что все плохо, он расстраивается и у него опускаются руки.

Все это приводит к тому, что дизайнер, едва прочитав техническое задание, не может сделать хороший, сильный эскиз, полный искрометных идей. Так как это состояние для него непривычно, он не сразу начинает беспокоиться и некоторое время оттягивает наступление «момента истины», уверенный в том, что стоит только сесть на одну ночку и все получится. Когда он наконец приступает к работе и обнаруживает, что ценных мыслей нет и не предвидится, начинаются паника и метания.

Заметить, что дизайнер впадает в творческий кризис, довольно просто.

Узнав о задании все, он затихает и уползает в свой угол. Не говорит, что у него есть идея, не хвастается тем, как хорошо ему работается, и не показывает эскизов. Можно подумать, что он «ушел в себя» и работа захватила его, но вскоре становится ясно, что это не так.

Чем ближе к показу первых результатов, тем более невидимым становится дизайнер. Он старается не попадаться на глаза арт-директору или хотя бы не говорить с ним о работе. От предложений продемонстрировать эскизы он откровенно уклоняется.

Когда, окончательно потеряв терпение, арт-директор припирает дизайнера к стенке и требует показать эскизы немедленно, тот сообщает, что все почти готово. Осталось только поправить пару мелочей. При этом просит его не ждать, обещая, что подготовит все только поздно вечером или ночью. Это означает, что ничего не готово вообще, работа не начиналась или была брошена сразу после первых штрихов. И теперь он собирается все сделать ночью и выбивает себе последнюю отсрочку.

Если начальство слишком поздно замечает, что у дизайнера творческий кризис, а потом подгоняет его чересчур настойчиво, дизайнер часто начинает вести себя как ребенок, загнанный в угол. Сначала уворачивается как может: начинает «болеть», приходить на работу позже, отпрашиваться, брать отпуск. Если все эти извороты не помогают выколотить несколько дней на исправление положения, дизайнер начинает просто «пропадать»: не является в офис, выключает телефоны и закрывает двери, а потом выдумывает фантастические обоснования своих поступков. Но это уже крайности, и, проделав такое, дизайнер часто вылетает с работы или вскоре уходит сам. Потому что работодатель больше не может быть в нем уверен (он подвел всех в ответственный момент), да и самому становится стыдно за свое поведение.

В последние годы, когда на волне бума интернет-технологий хорошие дизайнеры находили новую работу за два дня, многие позволили себе отыграть весь вышеописанный сценарий несколько раз и успокоились только после того, как все большие фирмы в городе закончились. И это вовсе не потому, что они такие злые и нехорошие. Просто творческий кризис – самое обычное явление, периодически настигающее каждого. Описанные здесь действия являются самым элементарным, что можно сделать, когда это неконструктивное состояние охватывает человека без предупреждения. Но стоит помнить о том, что подобные истории никому хорошей репутации и доброй славы не прибавили. Даже в большом городе, где много крупных компаний, нуждающихся в дизайнерах, такая истерика может аукнуться при поиске новой работы.

На самом деле все не так страшно. Творческий кризис зачастую можно предотвратить или пережить без больших потерь. Для этого надо всего лишь следовать нескольким простым правилам.

Не «вываливать» на каждое задание все лучшее, что есть в запасе. Грамотный арт-директор все равно не станет предлагать миллион идей заказчику, потому что у того только глаза разбегутся и он или не выберет ничего, или потребует все смешать в одну кучу. Поэтому чаще всего достаточно одной идеи с предложением ее купить. Соответственно, арт-директору тоже не нужно притаскивать десяток концепций, даже если они все подходят к данному заданию. Достаточно выбрать одну-две, наиболее пригодные, а остальные приберечь – они еще понадобятся.

Если удачный эскиз недавно выставлялся на обсуждение сотрудников, не нужно стыдиться примерить его к новому заданию, даже если большинство коллег это заметят. Хорошие идеи слишком ценны, чтобы выбрасывать их на помойку только потому, что они уже были кому-то показаны. Делать такие вещи в присутствии заказчиков не обязательно, но в агентстве или студии все свои и знают цену оригинальным находкам.

Если идея кажется тупиковой, а кто-то из коллег отзывается о ней с восторгом, имеет смысл ее подарить. Лучше наблюдать, как другой сделает из нее нечто хорошее, чем похоронить ее. Возможно, в следующий раз кто-то ответит щедрому дизайнеру тем же.

Невостребованные мысли и фантазии нужно бережно хранить в тетрадках и коробках. Когда в голове пусто, можно обратиться к ним. Вполне вероятно, в копилке найдется подходящее решение.

Если творческий кризис все же наступил, нужно признаваться в этом как можно скорее. Никто не лишит дизайнера шанса попробовать выполнить задание, по крайней мере его будут готовы заменить, если не справится совсем. Когда арт-директор заметил, что кто-то «захандрил», хорошо бы вытащить из подопечного все то же признание. И по-хорошему предложить вместе поискать выход из положения, пока не поздно.

Не надо думать, что произошла какая-то редкостная трагедия. Творческий кризис – естественное состояние большинства людей. Если кому-то ни разу не доводилось его испытать, можно считать это простым везением. А «творческий приступ», позволяющий людям выполнять сложные заказы с легкостью и вдохновением, на самом деле – подарок судьбы, и рассчитывать на него нельзя.

При первом же столкновении с творческим кризисом дизайнер демонстрирует уровень профессионализма. Потому что профессионализм заключается именно в умении хорошо работать, даже когда прекрасные идеи и гениальные решения не падают с неба, стоит только захотеть.

Вернемся к словам агента в начале этого рассказа: он не доверяет художнику. Потому что боится, что творчество – это все, что у того есть. Чем больше у человека творческих порывов, тем больше он полагается только на них. И тем хуже это заканчивается.

Почувствовав приближение кризиса, дизайнер должен браться за работу немедленно. Если есть шанс выполнить задание хорошо, нужно иметь в виду, что теперь на это уйдет заметно больше времени.

Эта статья была написана вместо ответа на девять писем, присланных мне читателями. (Вот на какие мысли наводит сказка про Музу!) Почти в каждом письме авторы спрашивают: «Что же делать?» – и вздыхают: «Мне так грустно!» Вздыхать бесполезно, а сделать можно только очень простые вещи: продолжать работать, стараться никого не подвести и ждать, когда закончится кризис. А пройдет он обязательно, потому что все проходит.

О скрытых возможностях человека

Бóльшую часть времени я видела своего деда склонившимся над рабочим столом. Он писал докторскую по виктимологии (науке о жертве) и окружал себя папками, которые были набиты самыми интересными делами из местной прокуратуры. Позже они стали и моим любимым чтением. В то время как весь мой шестой класс зачитывался дедушкиным «Атласом судебной медицины», я путалась в тоскливых бланках прокуратуры, исписанных протоколами допросов простых людей. Понимать смысл сухих текстов было очень трудно, и периодически мне приходилось аккуратно обращаться к отцу с вопросами вроде «а что такое очная ставка?», но со временем из нескладных признаний вырисовывались невероятные, фантастические и захватывающие детективы.

Хотя историй было много, одна из них поразила меня более прочих. Пожалуй, она до сих пор остается самой удивительной из жизненных историй, когда-либо встречавшихся мне.

В отдаленном таджикском селении, не слишком затронутом советской властью, в лучших традициях средневековья жила большая семья. Все у них было как у людей: мужчины трудились в поле, женщины ухаживали за домом, дочерей оберегали от школы, чтобы они оставались как можно менее грамотными, что неимоверно повышало их ценность, когда дело доходило до замужества. А из мальчишек воспитывали настоящих мужчин, воинов, женихов, чтобы работали, строили и приводили в дом хороших жен. Только старший сын все ждал, когда жена подарит ему наследника.

После рождения четвертой подряд дочери глава семьи пригрозил опять беременной жене: «Еще раз родится девочка – зарежу всех!»

Не будем обсуждать, как следует обращаться с подобными высказываниями и сколько в них правды. Но когда в очередной раз на свет появилась дочь, произошло нечто необъяснимое: мать сказала мужу, что родился сын. После этого она начала искать выход из сложившегося положения, ждала подходящего момента, чтобы открыться, с каждым словом все более запутывалась в интригах и вранье и все сильнее боялась страшного наказания. Акушерка, принимавшая роды, и старшая сестра знали правду, но, несмотря на это, поддерживали безумную женщину, хотя понимали, что она совершает роковую ошибку.

Удачный момент для чистосердечного признания никак не наступал. И так прошло восемнадцать лет.

Дальнейшие записи и протоколы сопровождались заметками тех, кто участвовал в допросах членов семьи и расследовании. Все они выражали недоумение, даже «старые волки», прослужившие в прокуратуре десятки лет, не могли понять, как же такое могло случиться. Как?

Материалы дела были полны вопросов: как мог отец ни разу за восемнадцать лет не увидеть «сына» раздетым? Не встретить в бане, в которую ходили дважды в неделю, не взять с собой на охоту, после которой все мужики купаются голышом в реке, не проявить обычное любопытство или недоверие, в конце концов? А медосмотры в школе, игры во дворе, общественные туалеты, миллионы бытовых ситуаций, в которых с детей снимают одежду?

Ответы женщин были похожи на бред: обманывали, говорили, что ребенок болен, прятали, укладывали в постель, не пускали, отвлекали. А муж? Муж верил, иногда сомневался, злился, не успевал проявить настойчивость, а потом опять становилось не вовремя, слишком поздно, не до того...

А сам ребенок? Что творилось у него в голове? И на что надеялись люди, которые довели его до такого состояния?

Победила всех советская власть. В отдаленные районы повесток в армию никто не слал, в нужный момент просто приходили домой и забирали очередного парня на медкомиссию. Так и нашего «героя» однажды привезли в военкомат, там раздели, удивились, посмотрели в паспорт с мужским именем и вызвали отца, чтобы разобраться. Просто потому, что глава семьи был, как и в большинстве домов, единственным, кто более или менее сносно говорил по-русски.

Отцу потребовалось несколько минут, чтобы хоть отчасти сообразить, что происходит, после того как ему показали его раздетую восемнадцатилетнюю дочь. Затем он выбежал на улицу. Несмотря на то что следом сразу поехала милицейская машина, он успел добраться до дома и смертельно ранить ножом нескольких женщин, работавших во дворе. Милиционерам, пытавшимся его остановить, тоже были нанесены тяжелые ранения.

Расследование не добавило делу ясности. Убийцу не осудили, потому что преступление было совершено в состоянии аффекта, а уже неделю спустя он «созрел» для закрытой психушки, в которой и провел остаток жизни. Как обращаться с уцелевшими родственниками, не понимал вообще никто. Дочь, игравшую роль сына восемнадцать лет, направили к психиатру. Никто не знает, обращалась ли она к нему хоть раз.

Прочитав эту историю от начала до конца, я не сразу поняла ее глубину и размах. Несколько дней я ходила в школу, занималась своими делами, время от времени думая о прочитанном. Чем больше я размышляла о жизненных мелочах, которые столько лет приходилось обходить участникам страшной драмы, тем сильнее становилось ощущение, что история просто не может быть правдой. Убеждали только документы прокуратуры – доказательство того, что все случилось на самом деле и эти люди сидели в тусклых комнатах, пытаясь объяснить, почему произошло страшное убийство.

Через неделю я перечитала все заново и поняла, что узнала о жизни несколько очень важных вещей.

Нет пределов человеческой фантазии, полетам творческой мысли, таланту, способности выдумывать, верить, надеяться, выкручиваться, так же как нет их у глупости, близорукости, слепоты, глухоты и способности обманывать самого себя.

Список вещей, на которые способен человек, бесконечен.

Пик совершенства находится в золотой середине

Они появились в городе неожиданно и ниоткуда – молодые, красивые, загадочные – и сразу стали объектом всеобщего внимания. В первые же недели посетили самых интересных, важных и влиятельных людей, отцов местной богемы, их запомнили и приглашали приходить еще. Многим не довелось еще познакомиться с ними лично и оставалось только внимать слухам о появлении в городе каких-то особых людей. За короткое время я услышала множество слов, которыми их называли: «просветленные», «шарлатаны», «колдуны», «святые», «маги», «ведьмаки», «обманщики», но почему-то весь этот ажиотаж относительно мало меня взволновал. Видимо, для подобных страстей я была слишком мала – мне было четырнадцать лет.

Вскоре мы познакомились: они поселились по соседству, часто нас навещали и появлялись в домах, где мы тоже бывали. Беседуя с ними, я пыталась понять, что же будоражит умы всех друзей и знакомых.

Мое общение с Аней и Олегом складывалось довольно гармонично. Тем не менее хорошо с ними было всем, и каждому казалось, что его связывают с ребятами особые отношения, хотя те не пытались вызвать это ощущение искусственно и ни под кого не подстраивались. Они были весьма разносторонними личностями, со множеством интересов и знаний, поэтому самым разным людям было нетрудно найти с ними точки соприкосновения и темы для разговоров.

Я больше общалась с Аней, которая любила шить, мастерить всякие штучки из бусинок, цветных ниток и обрезков ткани и рисовать открытки. Несколько раз она удивлялась моим «мелочным складам», где скопилось все, с чем было жаль расставаться. Заметив Анин восторг, я подарила ей несколько жестяных банок, набитых бисером, стеклянными бусинками, кусочками кожи и обрезками меха. Через пару дней она принесла мне в подарок очень красивую самодельную сумку сложной конструкции, разглядывая которую я вдруг поняла, что она сделана из содержимого моих банок.

Позже я заметила, что похожие милые мелочи Аня делала для друзей постоянно. Получив в подарок предмет, попавший в разряд ненужных, она возвращала его бывшим хозяевам в новом виде, и вещь эта долго еще их радовала. Действуя таким образом, Аня не только преподносила людям приятные сюрпризы, она открывала им глаза на скрытые и очень полезные стороны некоторых вещей.

Несколько лет подряд мы ходили друг к другу в гости, обменивались красивыми безделушками, вместе пекли торты, болтая обо всем на свете, и я все отчетливее понимала, что в этих людях действительно было нечто особенное. В большей степени это касалось Ани: я не могла точно сказать, в чем было дело, но она отличалась от всех, кого я знала.

Помимо прочих исключительных качеств Аня обладала уникальной чертой: она все делала безупречно. По крайней мере так казалось окружающим. У нее ничего не валилось из рук, она не забывала важных вещей, не суетилась по мелочам, не выдумывала глупостей. Всего было достаточно, все было вовремя, к месту и точно так, как надо. Казалось, она успевает все. Я всегда думала, что если способность безупречно справляться со всем на свете существует, то человеку, овладевшему ею, жизнь станет не мила, он будет сильно уставать и крайне редко расслабляться. Аня же вовсе не была похожа на загнанного и обремененного трудами человека. Я часто наблюдала, как она отдыхает, гуляет, болтает с друзьями.

Пытаясь понять, как все это ей удается, я неожиданно заметила, что ее безупречность вовсе не выражается в том, что она все делает наилучшим способом и по максимуму. Часто она делала вещи даже гораздо «хуже», проще, грубее, чем могла, обосновывая это тем, что в данной ситуации большего никому не нужно. В самом деле, как правило, обстоятельства не требовали создания шедевров, иногда сроки были важнее качества, или сам факт наличия чего-то в нужный момент уже разрешал все проблемы. От Ани окружающие получали не меньше, чем им было нужно, а зачастую и больше. Иногда она превосходила любые ожидания, удивляя всех приятным сюрпризом. И у людей никогда не возникало ощущения, будто их чем-то обделили, – того, что она делала, всегда было по крайней мере вполне достаточно.

Я поняла, что человек, делающий все безупречно, выбирает не максимум, а золотую середину. Мастерство состоит в том, чтобы правильно решить, что в каждом отдельном случае является достаточным. Чтобы сделать незначительные мелочи не лучше и не хуже, чем надо. А сэкономленные силы потратить на важные вещи, выполнив их настолько хорошо, насколько это вообще возможно.

В изобразительном искусстве и дизайне это правило работает точно так же. С одним отличием: сделать хуже нельзя. Намалеванный «левой ногой» рисунок, поспешно закрашенный фон, недоработанную картинку или сваленную в кучу композицию обязательно заметят, и работа будет оценена как плохая, сколько бы ни пел дизайнер о новомодных идеях и концепциях, более важных, чем исполнение.

Многого можно добиться малыми средствами. Покрыв несколько квадратных метров микроскопическими штрихами, каждый художник однажды заметит, что множество точек, поставленных на рисунке свернутой из бумажки палочкой, выглядят не хуже, а времени это занимает в десять раз меньше. Конечно, нарисовать миниатюру, поражающую воображение своей филигранностью, гораздо приятнее, и каждому когда-либо захочется сделать работу, о которой коллеги скажут: «Не верится, что у кого-то может хватить на такое терпения».

Умение возиться с мелочами, не жалея сил и времени, всегда очень похвально. Но иной раз стоит подумать, не лучше ли вырезать фигурку для плаката из цветной бумаги и потом целый вечер украшать ее деталями, вместо того чтобы провести всю ночь в попытках ровно залить краской одно пятно и не успеть ничего, кроме этого.