Текст книги "Лучший друг"

Автор книги: Ян Жнівень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

V

На следующий день Лёша все же решил повременить. Оставив Егора присматривать за домом и собирать вещи, он ушел прощаться с Лерой. Хоть младшего брата и удивляла эта привязанность столь холодного во все времена брата, он согласился с ним и сел перед телевизором, совсем не задумываясь ни о чем, кроме девушки где-то вдали. Даже новая интересная передача, которую наконец пустили в эфир, не смогла окончательно поглотить его.

К вечеру раздался стук в окно, который не на шутку переполошил его и заставил выйти из полудремы. Зная, что старший брат умеет открывать его сам, Егор насторожился и медленно подошел к окну. Снаружи никого не было. Он разочарованно закрыл вход в дом и повернулся, уже уверенный, что забурится в кровать и начнет чуть ли не плакать, когда обнаружил, что за спиной его уже ждала Маша, невозмутимо листавшая журнал на столе.

– Ты… ты решила все же прийти? А если бы мы ушли раньше?

– А я знала, когда вы уйдете, – ответила Маша. – Думаешь, ты один такой проницательный?

– Ну что ж, это хорошая новость…

– А где брат? – оборвала его Маша.

– С Лерой.

– С кем? А…

Машу перебило открывающееся окно, в которое залез старший брат, помогая рукой девушке, одетой в черную майку с коротким рукавом, короткой стрижкой и большими ботинками на ногах. В их доме впервые оказалась Лера, которая, словно не чувствуя себя в гостях, смело села за стол и положила голову на руку, улыбнувшись Егору и Маше. У младшего брата побежали мурашки по телу, когда он увидел ее, которая все время была столь мертвенно-холодной и безразличной ко всему, а теперь стала столь мягкой и покладистой. Этот факт заставил его по-другому посмотреть на Лёшу.

– Рассказывай давай, – она обратилась к Лёше, а потом перевела взгляд на Егора. – Привет. Завел себе новую подругу, а меня забыл?

– Да я вижу, тебе это особого дискомфорта не принесло, – ответил Егор, почувствовав обиду и злость, но в то же время ощущая беззащитность, стыд.

– Ну кончено: избавится от назойливого человека, который полгода меня терроризировал, вряд ли принесет дискомфорт.

– Так, борцуха! Угомони своего внутреннего демона, – обратился строго Лёша к Лере и поцеловал ее.

– А он тебе не нравится? – она игриво задергала плечами и широко открыла рот, теперь уже не проявляя интереса к Егору, а вся краснея, наблюдая за Лёшей и его попытками снять кожуру с палки колбасы, партию которой им передала не так давно тетушка Твид.

– Слушай, ты же можешь пока отправиться к Яше? Мы хотим кофе попить, наедине, – обратился Лёша к брату, явно играя бровями и даже не стараясь скрыть истинных намерений.

– А что еще ты хочешь сделать? – съязвил Егор и набросил на себя легким движением длинное пальто брата, засунув за пазуху книгу. – Найду. Маша, иди домой. Будем ждать тебя завтра утром.

– Вот так вот выгоняешь ты ее вот, да? – спросила Лера заплетающимся языком и нахмурив брови.

– Я не виноват, что вы приперлись в такой момент, – ответил с нарастающим гневом и дрожью в голосе Егор.

– Ну все, все. Идите уже отсюда, мелкотня, – сказала Лера, как Маша стала прямо перед ней, смотря своими не столь строгими глазами прямо на нее. Поначалу этот взгляд мог показаться смешным, но вот с лица Леры алкогольный оттенок стерся, и она вмиг насторожилась.

– Мелкотня имеет мозги, которые почему-то не совсем сопоставимы со старшими…

– Эй-эй, хватит, – прервал ее Егор и взял за руку. – А ты, Лера, будь покладистей. Ты в моем с Лёшей доме, а не в своем к… ку…

Он так и не смог сказать ничего обидного, а лишь взял с собой Машу и вышел из окна, чувствуя себя совсем подавленным. Вслед ему смотрела с недоумением Лера, открыв широко глаза, а старший брат рядом лишь довольно улыбался.

Как только Егор спустился по лестнице вниз, Маша оказалась прямо перед его лицом, выйдя из какой-то черной штуки.

– Ты можешь переночевать у меня, – сказала она, подняв бровь.

– Что за магия? – сказал он, не выдержав.

– Ну так что?

– Правда? – ответил он, поняв, что рано ей раскрывать свой секрет.

– Так, я вижу это волнение, – сказала сурово Маша и слегка улыбнулась. – Не фантазируй там себе лишнего, ладно?

Егор удовлетворительно кивнул, хоть и приуныл где-то в глубине души.

Он снова вернулся в ее дом, обстановка которого словно манила своей неоднозначностью. Сидя в кресле и осматриваясь, он наконец заметил то, как эта девушка ловко скрывает свое мягкое сердце под личиной строгости. Все те портреты и многочисленные надписи, даты, слезы, которые она, вероятно, пролила, пока писала их, раскрыли ее не как человека грубого или импульсивного, а как раз наоборот – мягкого и доброго в душе. Сравнивая в голове себя того, о котором ему рассказывал Яша, и ее, которую он видел тут, Егор невольно посмеивался и улыбался, находя сходства с ней, во многом ему льстившие.

Он еще много думал о ее отце и о том, насколько эта дорога поможет ей избавится от гнетущего чувства. Возможно, она еще сильнее усугубит ее положение, но Егор старался не думать об этом, уповая на свои эгоистичные намерения, которые казались ему справедливыми. В своих глазах он выступал неким противником альтруистического подхода, которого в нем никогда особо-то и не было. Эта черта Егору тоже показалась романтичной и по-настоящему печальной, той, которую не поймут.

Рассуждал он, закинув ногу на ногу и прикорнув головой на сжатый кулак. Он долго думал, пока глаза не начали сами по себе смыкаться. Егор зевнул и посмотрел в окно, готовясь упасть в глубокий сон. Увидев огромную арку, вид на которую открывался совсем другой, нежели чем из их с братом дома, он чуть приободрился. Впервые он видел третью колонну, которая для него казалась хорошим отображением их ситуации (в частности, на место подпирающей он ставил себя).

VI

Утром весь дом еще спал. Взглянув на часы, Егор увидел только-только начало седьмого часа, чего не видел, вероятно, с конца своего девятого класса и что для его режима дня было редким случаем. Он зевнул, потянулся и, стараясь не наступить лишний раз на случайный клубок ниток, начал собираться. Уже набросив на себя пальто брата, Егор увидел, что Маша нервно скребет пальцем простыню. Она щурилась и посапывала, словно той снился кошмар. Сам в себя не веря, он взял ее холодную руку и сжал своей, испугавшись, что девушке плохо. Уже собираясь ее разбудить, он открыл рот, но стоило ему обхватить ее руку, как дыхание девушки успокоилось. До его выхода она не издала ни звука.

На улице было очень холодно. Утро лета оказалось не таким мирным, как Егору всегда казалось. Путь до дома шел через ощущения дрожащего тела и слегка леденеющего носа. Добравшись до лестницы, он, весь продрогнув, быстро взобрался на нее и зашел внутрь. В нос, после чистой и свежей комнаты Маши, ударил резкий запах алкоголя, дыма и сырости, которые, как воображаемый требушет, пробили его заграждение спокойствия и умиротворения, царившие доселе. Скинув портфель и подойдя к фильтру-кофе, Егор увидел брата, обнимающего Леру. Они лежали на диване почти голые и мирно спали.

Что-то в ту секунду у Егора защемило внутри. Он не воспринял это как нечто само собой разумеющееся, а как очень странный позыв, которого, как он думал, быть не должно было. Вспоминались слова брата, от чего ему стало еще обиднее. Он сделал себе кофе, сел перед окном и закинул ноги на подоконник.

В душе он почувствовал, что его образ становится больше поэтическим, нежели достойным простого романа о космических приключениях, постер о которых висел на стене и героем которого он себя ранее воспринимал. Он отважно принимал такое одиночество и отстраненность, невольно улыбаясь, но на глаза почему-то накатывались слезы. Кофе дал ему сил на то, чтобы не вскрикнуть от обиды в один момент. Закрыв глаза, он ощутил, как что-то колет под веком. Ему стало плохо, и, понимая свое положение как не самое приятное, которое он не исключено, что надумал, Егор погрузился в себя.

– Испугался… Собственной, блин, слабости. Ничего, – он пододвинул к себе чашку кофе и до дна выпил ее содержимое, – я еще стану настоящим героем, вот увидите.

– Сам с собой говоришь? – спросила Лера.

Егор резко повернулся и увидел то, от чего покраснеть было даже не стыдно. Высокая девушка, почти под стать старшему брату, стояла в одних шортах и бюстгалтере. Она лениво потирала глаз и поправляла растрепавшиеся за ночь короткие, восхищавшие не раз Егора волосы. Она накинула на себя легкое полотенце, умело прикрыв красивые, округлые груди.

– Возможно, дело это не мое, но я знаю, куда вы собираетесь. Лёша все рассказал. Видимо, он ко мне привязался, даже слишком…

– Да знаем мы, почему он к тебе привязался, – обиженно ответил Егор и отвел жадный взгляд в сторону окна.

– Меня это не волнует. Интересует его мое тело или я… Неважно, – она положила руки на доски и опустила взгляд. – Я вижу по тебе, что ты будто бы себя коришь из-за меня.

– Не из-за тебя…

– Не ври мне. Я всегда знала тебя лучше даже, чем твой брат. Вспомни, как ты открылся мне тогда.

В глаза снова ударила жгучая боль. Случай, которому почти полгода, всплыл в памяти Егора как воздушный круг, вдруг поднявшийся со дна бассейна со стремительной скоростью…

Зеленая Свислочь медленно текла по своему желобу, принимая тонны послевоенных отходов в свой бездонный, и без того настрадавшийся от токсинов водный резерв. Егор стоял у ограды и смотрел вниз, наблюдая за бултыхающейся канистрой от антифриза. Рядом была Лера, которую подкупила атмосфера грязного, серого города. Единственное, что ее удерживало от ухода домой, – это Свислочь и ее манящая запущенность.

– Я это мало кому говорил, – начал Егор.

– Тогда зачем говорить мне? – без интереса отвечала Лера, слегка напрягшись.

– Потому что я тебе доверяю, – говорил Егор, уверенный, что его искренность подкупит ее.

То было еще время, когда он не принимал ничего вокруг. Нигилизм вырос в нем уже давно, а апатия, подобная сухому дереву в пустыне, пускала свои корни в почву сознания. Ни капли не волнуясь по этому поводу, он улыбался и смотрел на текущую Свислочь, но кое-что его напрягло. Это было тем, что он давно вынашивал и сейчас хотел сказать ей.

– Я мало кому могу открываться, так что в твоем случае я переступаю через собственные убеждения.

– Поверь, ты не вызовешь у меня больше симпатии к тебе, если откроешься, – ответила Лера, уловив ход его мыслей.

– На самом деле, я очень привязываюсь к людям. Раньше я это чувствовал лишь к брату, а теперь у меня есть друзья, клуб «Вино и водка», учителя. Может, я не особо и привязан к тебе…

– Слава богу.

– …но ты являешься тем, кто почему-то вызывает у меня чувство доверия. Как ты отреагируешь, если я скажу, что Егор Постулатов далеко не тот нигилистичный засранец, которого ты видела в начале нашего общения?

– Приму как данность, – все так же отвечала Лера.

– Но… Тебя не волнует это ни капли? Я поменялся из-за тебя…

Она промолчала. Ей было тяжело с ним говорить. Даже Егор чувствовал какой-то дискомфорт от общения с ней. С того дня людям открываться стало еще труднее. Однако, несмотря на безразличие в отношении щуплого, неказистого и какого-то по-детски максималистичного Егора, что-то в его словах задело дальнюю, очень тонкую струнку души Леры, которая, пожалуй, есть у многих, но ее трудно нащупать. Эта струна колыхнулась, и Лера, сама того не ожидая, чуть улыбнулась, проникнувшись к нему.

В тот момент Егор уже отчаялся и разочаровался в их отношениях. Он понимал, что ей он давно не нравился, как, наверное, и никогда ранее. Собственно, и его самого она не то чтобы сильно манила, однако роскошная прическа, будоражащее юношеское тело и игривый характер его цепляли, и за эти жалкие моменты он держался из последних сил.

Тогда Лера подошла к нему и обняла, не сказав ни слова. Сам того не понимая, Егор почувствовал, что то было искренне. С того дня они больше не гуляли, а лишь перебрасывались фразами в течение почти полугода.

– Тот день был знаменательным. Возможно, я не показала это, но меня еще долго посещали мысли о том, каким ты был со мной. Я чувствовала себя менее ненужной, от чего обратила внимание на твоего брата. Так уж получилось, что я смотрю на сильных и больших мужчин, – Лера усмехнулась и посмотрела на сопящего Лёшу. – Он классный, но ты был для меня открытием, за что я благодарна тебе.

– Вот только ты теперь сопли не разводи, – Егор посмотрел на нее и улыбнулся, уже слабо контролируя течение слез, которые вот-вот могли хлынуть из его глаз. – Не стоило мне тогда ничего говорить.

– Возможно. И все равно, спасибо. Главное – не загоняйся из-за меня. Я не идеал, к которому надо стремиться, а всего-навсего один из таких трудных рубежей.

– Ты себя переоцениваешь, – Егор засмеялся и услышал ее одобрительный, милый смех, которым она раньше не вознаграждала его ни разу. Она легко толкнула его в плечо и откинула короткие волосы назад. В эту секунду Егор прощупал почву, наконец поняв, какого рода эта девушка. Общение пошло легче.

– Вот кем я тебя вижу. Ты немного невежественный и наивный, но при этом веселый и… умный. Не строй из себя того, кем ты быть не хочешь. Ты не твой брат, как бы того ни хотел, и это не плохо.

– Это и было проблемой в нашем общении? – на этот вопрос Егор услышал одобрительное «угу». Лера поднялась со стула и мягко поцеловала его в щеку.

Загоревшись красным пламенем, Егор оцепенел и осек себя. Сначала он воспринимал это как что-то неправильное, свято уверенный, что у него другой «научный» интерес, но в эту секунду было легко понять непринужденность, простоту этого искреннего поцелуя. Это был акт их примирения. Еще долгое время с его щеки не сходило то приятное чувство мягкости и жесткости одновременно. Запах миндаля, лаванды и перегара, что показался ему даже приятным, и он запомнил его надолго, а мягкие черные волосы, прошедшиеся по его затылку, спустя много месяцев он вспоминал с тревогой в животе, хотя тогда мысли уже были заняты иным, более…

VII

Когда брат проснулся, он, шатаясь от похмелья, поднял бучу и начал что-то бурчать себе под нос, ругаясь и заваривая крепкий чай, но потом вмиг раздобрел и пригласил на диван Леру. Уже не чувствуя прежнего дискомфорта, Егор умиротворенно, приняв свою печальную судьбу непризнанного идальго, сидел с сигаретой и медленно, медитативно зарисовывал пейзаж из окна, бросая грубые и четкие линии на бумагу.

После долгого прощания, даже намеков на слезы старшего брата, во что Егор, конечно, слабо верил, Лёша с Лерой уединились в ванной и наконец смогли расстаться на приятной ноте. Из обещаний Лёша дал лишь то, что вернется, что бы на его пути ни стояло. Конечно, он понимал, что есть человек, который ему важнее и дороже, за которым нужен будет глаз да глаз, но лишний раз он не хотел разжигать пожар грусти в девушке. И все же, говорил он искренне, ведь она была той, кто одна из немногих после брата смогла убедить его, что даже смерть не сломает его, пока он не вернется к ней снова.

Наступил вечер. В комнате, так же неожиданно, как и всегда, появилась Маша. Ее возвращение было делом очевидным, так что никто тому особого значения не придал. Лишь Егор состроил такую мину, словно был уверен в том, что она вернется, хотя даже тогда в нем росли семена сомнений.

Было решено выйти позже, под ночь. Маша сидела за столом и что-то рисовала, пока Егор в сотый раз проверял собранные вещи. Сев за стол, он принялся жадно уплетать разогретый чебурек.

На диване сидел старший брат, стараясь выжать максимум из открытого интернета. После расставания с Лерой он был полон сил и мотивации идти вперед, чувствуя ту волю к жизни, что посещает писателя за рукописью, художника за полотном, Луи Армстронга за трубой. Он чуть раскрепостился, и теперь это был полный энтузиазма человек. Вмиг забыв обо всех ужасах, о которых предупреждал отец, он уселся на диване и принялся трескать орешки, словно ожидая школьной экскурсии, полной беззаботного смеха и дешевых чипсов, рассыпанных на задних сидениях автобуса.

Смотря на это, Егор занял себя тем, что начал подглядывать в блокнот Маши, но стоило ему бросить беглый взгляд, как он сразу подавился и залился истеричным смехом. Он выхватил блокнот из ее рук и, давясь и заливаясь слезами и чебуреком, подполз к старшему брату. Лёша посмотрел на трясущийся от рук Егора блокнот и увидел там себя. На рисунке толстый, набравший пару десятков кило Лёша вальяжно развалился на диване, держа в правой руке пачку орешков с надписью «Timekiller». На грязной рубашке, еле обхватывающей его массивное тело, было написано «Король прокрастинации». Чуть не раскрыв вырывавшийся из него смех, Лёша посуровел и сказал:

– Маша… Ты теряешь самообладание. Твоя наглость начинает переходить все границы. Запомни раз и навсегда, кто согласился взять тебя под свое крыло!

Сложившиеся не самым складным образом их отношения ранее подействовали идеально. Девушка испуганно схватилась за край легкой рубашки, вся побагровев. Но ее нарастающий страх вмиг разрушил старший брат, который залился истерическим смехом. Егор протянул ему ладонь и дал пять.

Задрав гордо нос, она выхватила блокнот и бросила: «Идиоты». Егор, знавший, что карикатура на убивающего время до вечера старшего брата была в корне неверной, залился слезами и тяжело упал на ковер. И все же даже эта, довольно комичная, ситуация позволила разглядеть то, в чем он все еще сомневался: Маша явно не меньше их хотела идти вперед. Страх, который в ней появился от одного лишь намека, что ее могут выписать из числа участников путешествия, это отлично показал.

Остатки вечера Егор старался максимально использовать, чтобы наладить отношения Маши с братом. Ее рисунки, которыми он, словно собственным ребенком, гордился, Егор демонстрировал Лёше, не раз намекая на то, каким бы она могла стать хорошим членом их группы художника и писателя. На все это Лёша лишь одобрительно кивал и не предлагал ничего нового. Только изредка он вскидывал брови и показывал причудливый орешек из пачки, форма которого явно могла отличаться от остальных.

Накануне выхода на улицу Егор, пока Маша и Лёша пошли к тетушке Твид, задумался о том, насколько же каждый играет важную роль в их приключениях, а сам он был лишь балластом на шее брата. Очередной приступ самобичевания и подавленности нахлынул на него. Никаких особых способностей у Егора не наблюдалось, и с этого момента на него напал какой-то демон, который еще долго не сможет его отпустить. Невротиком он был всегда, но в самый ответственный момент это очень сильно мешало сосредотачиваться на конкретных вещах. Все вокруг будто бы становилось незначительным, а твоя проблема захватывала все внимание.

В этой легкой апатии он вспомнил Яшу, которому снова хотелось выговориться, поплакаться. Вспомнив слова, которые друг ему сказал накануне, он задумался и вбил себе в голову, что отныне он сам решает свои проблемы. А сказал Яша следующее: «Знаешь, мне не хочется ощущать себя так, будто бы мы с тобой расстаемся надолго. Давай ты, сам решив все проблемы и убедившись, что готов ко всему, просто пожмешь мне руку сейчас и с легкой улыбкой хлопнешь по спине. Я буду думать, что мы так, на каникулы уходим». После того, как Яша беззаботно улыбнулся, прищурив усталые глаза с мешками под ними, Егор сделал так, как он и просил. И все равно он ощущал, что они расстаются. Надолго. Но вернется он скоро и во что бы то ни стало, как считал это и старший брат, дав слово вернуться к Лере.

Он совсем истощился и захотел спать, но здравый смысл вовремя проснулся в нем, и он взял себя в руки. За окном было все так же тихо, и он пытался обернуть это в свою сторону. Конечно же, его пугала такая разряженная обстановка, и теперь приходилось как-то останавливать свои припадки и ставить поезд на правильные ментальные рельсы. Он тяжело вздохнул и повалился на пол, закурив сигарету и отколупывая от паркета маленькие кусочки лака. Ногти к концу дня уже были совсем изгрызены, а губы превратились в бесформенную массу. Он, как помешанный, каждые пять минут смазывал их гигиенической помадой, а потом драл и драл их зубами. К губам так и присоединились ногти, привычки грызть которые у него, на удивление, никогда раньше не было.

– Черт. До чего человек меняется под таким давлением, – шептал себе Егор, в гордом одиночестве развалившись на полу. – Ногти-то за что? Кхм… сердце бьется, так быстро бьется…

Но это чувство страха, что странно, было приятным чувством предвкушения, истинным наслаждением. Он дрожал всем телом, искренне радуясь и получая удовольствие от этого. Егору даже показалось, что он сходит с ума, и мозг просто старается из последних сил возбудить омертвевшие нервные окончания. Приятных ощущений придавало еще и то, что две недели пролетели незаметно. Он занимался делом, двигался все это время, а не бесцельно валялся на диване.

Два друга, ворвавшиеся наконец в дом, смеялись и болтали, но даже это не осекло его. Егор все так же лежал, все глубже погружаясь в свою немую феерию. Мозг будто бы заиграл новыми красками, а кусочки содранного лака под пальцами превратились в бесконечные высоты, горы и вулканы. Теплые реки растеклись по пальцам, падающие на глаза кудри его стали лианами, по которым он мысленно забирался все выше и выше, наконец достигая макушки и окидывая взглядом бесконечные поля и райские сады. Он вздрогнул.

– Боже!!! – взмолился Егор, закрывая глаза дрожащими руками. – О-ооо…

– Что с тобой? – спросил Лёша и подскочил к брату.

– Лёх, – выдавил Егор. – Меня накачали наркотой, походу.

– Я тебя умоляю, кому ты нужен тут? Она на вес золота, а ты далеко не золото, братишка.

– Я не просто золото, я – райское яблоко, плод из Эдема, – он задержал дыхание и весь сжался. – Чистейший из всех людей на земле. Первородное существо! – Егор скорчил ироничную мину. – Именно это приходило мне в голову, когда я лежал. Как ты думаешь – я схожу с ума?

Лёша спокойно выдохнул и встал с пола, подняв за собой Егора. Он отряхнул младшего брата от скорлупок паркета и сказал:

– Ты – плод? Плод своего возбужденного воображения разве что. Что случилось, расскажи?

– Я не знаю, – честно ответил Егор. – Я думал о предстоящей дороге и приключениях, а потом меня начало ломить, и я лег на пол, а потом я почувствовал горы под пальцами, теплые реки, текущие по ним и лианы, которые подняли меня на вершину холма прямо к Елисейским полям, – почти шепотом сказал Егор последние слова и, словно мертвец, уставился в одну точку мимо головы брата, словно зачарованный. – Я расплылся в удовольствии! Сначала мне было страшно, но потом все мне показалось таким сладким, цветным даже.

– Черт, – Лёша закусил большой палец, а потом сжал галстук двумя указательными. – Давай, брат, без глупостей. Елисейские поля не знаю, но горы и река, – он поднял его руку, из пальцев которой струилась кровь, – это кровь твоя и кусочки долбанного паркета, который ты скоро до фундамента разберешь. Все мы немного переживаем, но до такого состояния доводить нельзя. Хочешь – мы останемся, и ты еще слегка подумаешь.

Одна лишь мысль о том, что теперь его балласт становится еще тяжелее на шее брата и Маши, вывел Егора из себя, и он резко сказал:

– Ни в коем случае. Мы выдвигаемся через час, и это решено. Ты главное не волнуйся – я не пропаду. Уж за меня тебе надо беспокоится в последнюю очередь, – он посмотрел на Машу, расценившую этот жест как упрек в ее сторону, от чего она надулась и задрала нос.

Братья немного посмеялись, и все успокоились.