Текст книги "Лучший друг"

Автор книги: Ян Жнівень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

VIII

На столе лежала половина рулона туалетной бумаги. Еще раз перечитав внимательно инструкцию, братья разобрались: по задумке отца, эти два пистолета должны были не стрелять обычными пулями, пробивающими препятствия за счет кинетической энергии (энергии взаимодействия тел), а за счет металлоплазменных снарядов, при поражении цели .91 калибром ослабляющих связи между элементами объекта, а после, при поражении Hg-93-калибром – уничтожающих их полностью. Так они работали только в связке между собой, но по отдельности они также обладали конверсией под дорогие и мощные патроны .50-калибра, которые отец, благо, заранее упаковал по сорок штук в коробочки из-под перьев.

Братья сразу разобрали роли. Егору достался небольшой и легкий Далет, ослабляющий связь, а Лёше массивный и тяжелый Заин, эту связь разрушавший. Первым вышел Егор, наметив свой Далет на несчастный рулон однослойной бумаги.

– Всегда ненавидел ее, – сказал Егор, вспоминая те ощущения от пользования однослойным рулоном. – Начинать?

– Пробей ее так же, как твой палец пробивает ее! – воскликнул Лёша, на что Егор разразился хохотом.

И только он отошел от смеха, как его рука дрогнула, и он посмотрел на старшего брата, в нетерпении покуривавшего “Огни Сан-Франциско”. Лёша кивнул, и Егор прицелился.

Поначалу рука не хотела слушаться, затекала шея, а прицел ходил ходуном, не давая шансов навестись на трижды проклятый им рулон, хотя Егор и стоял в двух метрах от него. Сзади послышалось негодование старшего. Обтерев лоб и задержав шумное дыхание, Егор произвел свой первый в жизни выстрел, на удивление удачно вошедший в паре миллиметров от зеркала за рулоном. Громкий звук отдался в ушах, и Егор сильно зажмурился, прикрывая звенящие перепонки. Этажом ниже послышалось восклицание тетушки Твид. Когда он разомкнул глаза, то увидел, что рулон был цел и невредим, а вот стена у зеркала начала крошиться, в то время как пуля из нее пропала.

– М-да, ковбой, – усмехнулся Лёша. – Теперь в нашем доме навсегда след от пули, который может вызвать вопросы у следователей, в любой момент способных нагрянут к нам.

– А все потому, что нефиг проверять такие штуки дома! – рыкнул Егор и прицелился снова, заранее прищурив глаза и готовясь к новому удару по ушам.

Новый выстрел оказался точнее, от чего он вошел теперь в край рулона и откинул его к стене, где уже была одна дыра. Рулон упал, оставшись с небольшой черной дырой по центру.

И все было бы чуть спокойнее, но сразу после выстрела за окном послышался то ли испуганный, то ли восхищенный писк. Лёша быстро смекнул, что кто-то подглядывал и увидел, как они обращаются с оружием. Внутри него все похолодело, и он быстро распахнул окно, выходившее на старую винтовую лестницу, и даже от неожиданности выпустил изо рта тлеющую сигарету, которая прожгла коврик, но так ничего и не увидел. Более того, на улице не было ни души. С опаской он захлопнул окно и удалился, вскоре забыв о такой мелочи.

Егор, пока ставил рулон обратно на место и проверял Далет, заметил, что пули внутри не было, а сам рулон стал чуть мягче и легче рваться.

– Будто раньше ты был прочнее, – с досадой протянул Егор.

Внутри рулон чуть-чуть подсвечивался зеленым свечением. Лёша почесал затылок и радостно выпучил глаза. Даже усталость пропала с лица его. Братья были в восторге, сами не зная от чего.

Старший брат зарядил Заин и надел на него глушитель. Лёша с невероятной легкостью нацелил двухкилограммовый пистолет, отдернул затвор и выстрелил. Слегка обескураженная мощью выстрела, его рука отлетела назад и чуть не зарядила ему по лбу. Пуля, диметром чуть больше Hg-91 и менее острая, вошла в однослойный рулон и отнесла его к стене, от которой он отлетел и врезался в окно позади стрелка. Лёша, оцепенев, стоял и смотрел в одну точку, пока младший брат восторженно следил за едва уловимой скоростью полета мотка бумаги.

Рулон в свою очередь, и так размякший после выстрела Далета, начал, как сухой песок на детской площадке, сыпаться и навсегда пропадать из виду. Спустя секунду от бывшей туалетной бумаги остался лишь маленький кусок втулки, который не распался только благодаря тому, что пуля оказалась слишком мощной и не успела расщепиться внутри него до конца, войдя в стену рядом с зеркалом и там вспыхнув синей искрой. Кстати, теперь в стене красовалась ровная дырка диаметром в три сантиметра, задевшая и кусок зеркала, лишь чудом не треснувшего.

Ошарашенный Егор медленно подошел к кусочку втулки и аккуратно взял его в руки. Он, будто не веря своим глазам, начал его тереть и ощупывать. И только стоило ему чуть приподнять глаза в надежде уловить нотки шока в глазах вечно спокойного брата, как шок и ужас он увидел в очень знакомых больших голубых глазах, смотревших сквозь очки на невероятные метаморфозы рулона бумаги.

Младший брат встретился с ними взглядом, и между ними пробежала какая-то искра недоумения, после чего фигура моментально исчезла, вероятно, упав с лестницы. Узнав в этом человеке ту самую девушку из университета, что обиделась на него в коридоре, он ринулся открыть окно, но, выглянув наружу, уже не обнаружил ее. У Егора внутри что-то защемило, и он не на шутку перепугался.

Быстро сбежав вниз, он не нашел ее ни под лестницей, ни на дороге, ни еще где-либо рядом с домом. Сверху смотрел Лёша, испуганно оглядываясь по сторонам и укутывая пистолет обратно в обертку. Поднявшись наверх, Егор почувствовал легкий холодок, который начал растекаться по всему телу. Они с братом быстро собрали коробку и все ее содержимое и спрятали ее в секретер, уверенные, что к ним в скором времени нагрянет наряд «режимников» и быстро упакует в железные машины.

Так они сидели десять минут, в нервных порывах открывая жалюзи и проверяя улицы, но машин все никак не было. Братья перекурили и успокоились. Егор решил последний раз выглянуть в окно и снова наткнулся на хитрое лицо в круглых очках. Девушка завязывала шнурок, опираясь на окно ладонью. Тут он не стерпел, открыл окно и схватил ее за руку, затянув в дом. Она даже не успела ничего сделать. Лёша вскочил с дивана, поспешно скинул окурок в пепельницу и удивленными глазами посмотрел на пол – неожиданный гость ворвался в дом.

Глава 2
Junior cowboys

I

На полу лежала, оттряхивая свою черную короткую юбку, милая девушка с розовой кожей и темно-лиловыми волосами, плавно переходящими в светлый тон ближе к макушке. Она подняла испуганные глаза и сквозь очки оглядела комнату, остановив взгляд на Егоре, что смотрел на нее, сам пребывая в растерянности и чувствуя некоторую недосказанность этой ситуации. В комнате повисла неловкая пауза, но Егор смог, не без усилий, оборвать ее:

– З-зачем ты шпионила за-за нами? – еле выговорил он, боковым зрением смотря на коробку.

Девушка сидела на полу и боялась заговорить, беззвучно двигая дрожащими губами.

– Мне просто стало интересно, – ответила она, вдруг сделав безучастное выражение лица. – Я долго за тобой наблюдала, кстати, и мне показалось, что у вас что-то происходит интересное, а оказалось, что я словила вас в самый неподходящий момент, – она остановилась и поправила съехавшие очки. – Извините.

Слова ее звучали неубедительно, в них был упрек, словно виноватыми в этой ситуации должны были быть пострадавшие. После своего натянутого «извините» девушка подняла брови и чуть поджала губы. Лёша шумно выдохнул и откинул голову обратно на диван, показав острый кадык, как бы давая понять, что не только она здесь может быть столь непоколебимой в своей правоте. Младший брат почесал затылок и в растерянности обратился к брату, в надежде на то, что он придумает, как поступать в такой ситуации, но старший брат тоже сидел молча, слегка приподняв брови.

– Ну и что ты нам делать предлагаешь? – спросил Лёша, даже не опустив на нее взгляд. – Ты же понимаешь, что своим шпионажем ты взяла и сама подвергла себя опасности?

– Я тебя умоляю, – послышалась от нее насмешка. – Если бы у меня не было возможности побега, я к вам и не пришла бы, – она откинула шелковистые волосы и встала с пола, гордо задрав маленький носик. – Я здесь от нечего делать. Домой не хотелось, вот я и решила хоть чем-то себя занять.

– Не делай только нас виноватыми! – возразил Егор, видимо, заметив ее чересчур гордый вид. – И вообще, подслушивать не-некрасиво.

– Это ты-то говоришь о красоте поступков? – воспротивилась упрекам девушка. – Я прекрасно знаю тебя и то, как тебе плевать на всех вокруг. Хочешь, чтобы я с тебя брала пример?

– Но… прич-ч-чем тут пример?

Егора как волной снесло. Он в растерянности стал перед ней и слегка приоткрыл рот, чувствуя невероятное давление от одного лишь присутствия рядом с ней. И это давление очень ловко переплеталось с некоторым облегчением, когда она была здесь, с ним. Егор нервно щелкнул пальцами, стараясь незаметно разглядеть ее икры и бедра, оголенные юбкой. Девушка, явно дав понять, что Егору ловить в споре с ней нечего, обратилась к старшему брату:

– Я подслушала вас, когда вы читали письмо отца. Я понимаю, что не должна была этого делать, и на этой ноте приношу свои извинения, искренне, но, я думаю, вы поймете меня, ведь находитесь в такой же ситуации, как и я.

– Что ты имеешь в виду? – глубоко затянувшись и прищурив в удовольствии бегающие глаза, протянул Лёша, видимо, тоже заприметив сильные икры девушки, но только он быстро осек этот импульсивный порыв, в отличие от младшего. – И кто тебе сказал, что мы в такой же ситуации, как и ты?

– Всем подросткам сейчас трудно.

– Мы не подростки, – учтиво осек ее Лёша.

– Тоска смертная вокруг, а мы сидим в этих долбаных коробках да проживаем остатки наших дней в ожидании чуда от нынешнего президента, но что-то ничего не двигается. В общем – я хочу пойти с вами, – как бы не замечая упрека Лёши, вдруг выпалила она, от чего даже он на секунду впал в ступор.

Она говорила об этом так буднично, спокойно, даже с каким-то едва уловимым задором. Лёшу это позабавило, и он закинул ногу на ногу, как его прервал младший:

– Да кто тебе сказал, что мы решили туда идти? Ты слышала, что говорилось в письме? Какие у-у-ужасы ждут путников на дорогах? Это дикое место, где не работают законы, м-м-моральные п-п-принципы и мало-мальские идеи г-г-гуманизма! Да и никто не возьмет с собой м-м-малоизвестного человека в такую авантюру. А вдруг ты шпион? – Егор остановился, взялся за подбородок и ужаснулся тому, как он стал часто заикаться. Эта девушка не давала нормально даже вздохнуть, когда он говорил, а если она обращала взгляд на него, то Егор начинал словно таять под ее натиском, совсем не чувствуя, что ему остается в таком жалком положении.

– Господи, да ты сам в это не веришь! – возразила девушка и усмехнулась, явно не воспринимая слова Егора всерьез. – Я же вижу огонь в ваших глазах. Даже в твоих, – она с некоторым пренебрежением показала ладонью в сторону Егора. – Вы такие же, как и я. Нам просто-напросто делать в этой дыре нечего, вот мы и ищем любые способы скрасить будни, ведь люди – это цветы, которым всегда нужна вода, солнце, почва. Не врите себе. Я же видела, как вы были воодушевлены, когда читали письмо.

Лёша улыбнулся и посмотрел на брата, в котором читалось желание возразить, однако он сам был согласен с ней и глубоко в душе боролся с принятием. И боролся с этим принятием он лишь только от желания упрекнуть ее в чем-то и не казаться на фоне спокойного брата пустым местом. Почувствовав себя одним на этой войне, Лёша прищурился и продолжил слушать:

– Если так рассудить, то зачем вообще жить просто ради того, чтобы жить? Надо получать удовольствие от пребывания здесь. Я не хочу закончить как моя мать, которая ради стабильности свела себя в могилу на работе, которая даже не приносила ей удовольствия. Я не хочу быть как отец, который… Я не хочу остаться такой же, какими были все мои родные, которых я знала. Пусть я умру от рук бандитов, но я хотя бы попытаюсь что-то изменить.

Лёша громко рассмеялся и принялся кашлять от застрявшего в легких дыма, все так же давясь смехом. Девушку это сильно возмутило, и она в растерянности раскраснелась. Старший брат смотрел на Егора и на нее так по-отцовски и с любовью, что казалось, будто бы он разбирался между двумя детьми и их глупой ссорой. Когда он отсмеялся, то, наконец, ответил:

– Вы оба невероятно наивны, друзья мои. Ввиду ваших гипертрофированных амбиций, – он ткнул в сторону Маши тлеющей сигаретой, – каждый представляется мне чем-то смешным. Словно вы нарочно закрываете глаза на опасности, что свойственно молодому сердцу и не совсем пытливому уму. Даже ты, братец, вроде и рассудил трезво, но мечешься от одной идеи к другой, что выглядит довольно жалко, – он указал на брата, который весь раскраснелся. – В одной горит какой-то совсем детский энтузиазм и максимализм, а другой боится признать очевидное, что сам мне высказал не так давно. Словно сам не может принимать решения, – он обратился к Егору и уточнил: – Но ведь это не так. Я хочу лишь сказать, что сильно амбициозные люди, которые одержимы какой-то идеей, порой сводят себя в могилу быстрее остальных, а иногда даже других берут с собой. Собственно, из-за ваших качеств – фанатизм и трусость – мы скатились в такую задницу, став безвольным, трусливым и помешанным на каком-то пропагандистском говне народом.

– Ага, трусость, фанатизм и высокомерие, – съязвил Егор, и Лёша согласно кивнул, как бы не скрывая и своего греха.

– Что ты несешь? – разгневалась девушка. – В учебниках черным по белому прописано, что Беларусь всегда была страной цветущей и прекрасной. В ней всегда царил мир. Это из-за какого-то там психа, который за счет своего умения подавил в людях волю бороться, свел нас в могилу, – говорила она, твердо уверенная в своих знаниях.

Лёша снова громко рассмеялся, только к нему присоединился теперь и Егор, стеснительно прокашлявшийся в кулак.

– С чего ты взяла, что это сортирное чтиво, что нам подсовывают шестнадцать лет в школе и универе, является истиной? – совсем перейдя на детский манер, говорил Лёша. – Посмотри вокруг и задай себе вопрос, – может ли в такой стране писаться правда в государственных учебниках? Это все маска, которую они носят вот уже сколько лет. И, как я думаю, в учениках все тоже не особо-то и радужно.

Девушка растерялась и гневно посмотрела на хихикающего Егора, будто бы не желая принимать поражения в поединке еще и с ним. Она стояла посреди комнаты и нервно перебирала пальцами, твердо уверенная в своей правоте, но не знающая, как ее защитить. Нахмурив брови, она в обиде удалилась, прямо перед окном растворившись в какой-то черной сфере. Теперь братья точно понимали, что с ней что-то не так, но также они видели, что девушка высказала ту самую мысль, неловко висевшую между ними – предложение отца было очень заманчивым, а отказаться от него могло позволить разве что очень большое усилие и привычка оставлять себя и окружающих в стабильном расположении духа.

II

Следующую неделю братья провели в университете, забываясь в раздумьях об отце. Повседневную рутину теперь разбавляли только мысли о предложении Уильяма, заставшие их врасплох, да новый интерес Лёши в лице Леры. Он занимался окончанием пятого курса, получением диплома и званием бакалавра, параллельно устраивая пьянки и стараясь выжать последние соки из студенческой жизни и из своих не столь обремененных предприимчивым и инициативным характером друзей. Егор, в перерывах между сном на партах в старых аудиториях, наблюдал за загадочной девушкой с лилово-фиолетовыми волосами. Раньше он ее не примечал, будто бы ее и не было, а теперь везде мерещилась только она. Куда бы младший брат ни пошел, девушка из параллели была с ним, то появляясь по-настоящему, то просто привидевшись в толпе студентов. Девушка будто навсегда стерла из его памяти бывший интерес к Лере. Она просто растворилась и больше не появлялась в его голове.

Мысли о ворвавшейся в дом студентке с окрашенными волосами не давали покоя. Она казалась ему чем-то вроде объекта для исследований. Такими терминами он пытался скрыть отдаленные и приглушенные за годы одиночества чувства, которые сам Егор никак не мог описать, а лишь вскидывал в недоумении брови, когда, в очередной раз увидев ее, чувствовал бешеный ход сердца. И все же ему была чужда вся эта социальная раскрепощенность, которую, казалось бы, в нем должен был открыть университет и студенческая жизнь, которую уже успел познать и прочувствовать старший брат.

Справедливости ради стоит отметить, что и загадочная девушка не обделяла братьев вниманием. То и дело ее беглый и суровый взгляд сверлил им спины, когда по старой, давно отработанной привычке они уходили курить после пар. В университете она часто была рядом, когда братья принимались в спешке обмениваться какими-то идеями и предположениями. Егора совсем не настораживало такое ее отношение, потому что он чувствовал, что хоть кто-то ими интересовался в этом мире, и получался обратный эффект. У него было то самое приятное чувство, когда кто-то натужно хотел узнать о тебе побольше, но стеснялся этого. Старший брат не мог согласиться с ним, потому что заранее понимал – брать ответственность за кого-то, кроме брата, в грядущем, все еще не обдуманном и туманном путешествии он не хотел.

Так, мечась от одних выводов к другим, Егор быстро пришел к закореневшей в нем еще издавна апатии, вызванной этой самой неопределенностью и осознанием своего жалкого положения. Он постоянно не мог держать себя в руках, как только видел ее бледное лицо в толпе, ее большие голубые глаза и пушистые волосы. Бывало, когда он сидел на очередной томной лекции, сон как рукой снимало, и он разваливался на полпарты, негодующе тарабаня пальцами по старой ДСП и нервно закусывая губу, когда в голове всплывали словно поразившие его рациональное мышление ее широкие бедра, чуткий и слегка наглый взгляд, сильные икры, худые руки и сильная шея. От переполняющих его эмоций Егор даже не мог понять, чем увлечь свои руки и тело, от чего, как змея, все время извивался и посматривал на соседа по парте, словно боясь, что тот что-то узнает, и одновременно надеясь, что Яша все поймет и поможет в этой его внутренней войне.

– Что с тобой происходит эту неделю? – поинтересовался как-то в конце третьего учебного дня Яша, смотревший из-за своих длинных волос прямо ему в глаза.

– Ничего особенного, – ответил Егор, вдруг вспыхнув красной краской на лице.

– Да-да, – все так же спокойно продолжил Яша, – меня не обманешь. Знаешь же, что я всегда добиваюсь своего, – он сощурил глаза и облизнулся.

Егор вздохнул и понял, что Яша раскусил его еще в первый день, ведь этот коварный парнишка с длинными ногтями и худым, идеально гладким лицом всегда знал, что творится у него в голове; недаром он стал лучшим его другом после брата – только Яша сразу понял, какой к нему нужен подход и какой это сложный человек. И обмануть его мог лишь пируэт «лживых дел мастера», как то окрестил Егор у себя в голове.

III

После занятий два друга зашли в магазин, взяли по баночке пива 0,33 и отправились в заброшенный двор, который еще с начала первого курса был излюбленным местом для рассуждений на тему их жалких злоключений в пределах «золотой ветки». Именно в этом месте Егор больше всего предавался рефлексии и пытался вычленять логику из своих поступков, а помогал ему в этом, как настоящий психолог, Яша.

Положив старую картонку под спину, Егор сел на мягкую, слегка пыльную от побелки траву и положил ноги на поросшую мхом дорожку. Яша в удовольствии зашипел пивом, завалился на старую ржавую скамейку около дерева и опустил скрипучий навес беседки. В который раз Егор убедился в магической сущности этого забытого всеми дворика в центре города, когда опустившийся навес беседки вдруг убрал дрожь из рук, а язык развязался. За обвалившимися кусками зданий, вырванными с корнем деревьями, грязными фасадами и смешанными с глиной и болотистой водой дорогами скрывалась магия зеленого мира, которая, словно паутина, опутала здания, детские площадки и прогнившие лавочки.

Егор ждал от Яши первых слов, но никак не мог услышать даже намека на диалог. Тот просто созерцал вокруг себя все, что попадало в поле зрения, и немного глупо, но в тоже время беззаботно и честно, улыбался. Спустя две минуты упоения красотой обросшего зелеными локонами лозы сада Егор посмотрел на друга и словил на себе спокойную и понимающую улыбку. Яша очень умиротворительно действовал на Егора, поэтому он быстро пришел в себя и собрался с мыслями.

– Что конкретно ты хочешь услышать? – спросил Егор, но Яша все так же ехидно улыбался. – Черт с тобой! Змей! Змей! – он надулся и опустил взгляд. – Короче, походу я привязался к одному человеку. На, на ме-м-м… Ментальном уровне… Ну не в этом смысле, а в с-с-смысле, что у меня появился научный интерес. Как бы исследование…

– Машка-а, – сладко протянул Яша, вдруг звонко цокнув по нёбу языком. – Знаю, проходили! – резко он обратился к другу. – Прекрасная девушка: грациозная, бледнолицая, стройная и умная, хоть и слегка наивная, – Яша глянул на Егора, раскрывшего рот и выпучившего удивленные глаза. – На тебя это не похоже. Ты же гоняешься за более мужественными девушками?

– С чего ты взял? – возмутился Егор.

– Ты сам смазливый, поэтому и тянет на девчонок более мужественных.

– Сам ты смазливый! Ложь в чистом виде. Вот брат не смазливый, но ему понравилась Лера. Она от него не отлипает; а это Лера!

– Лера не Лера, а ты все же стал другим. Раньше ты был сильным, неутомимым и строгим. Меня восхищал твой стоицизм, но в последнее время ты размяк.

– Змей… А это п-п-плохо?

– Нет, я рад, что ты можешь вернутся к людям с гордо поднятой головой и забыть наконец это долбаное апатичное состояние как страшный сон. Ты молодец, – Яша положил руку ему на плечо и улыбнулся.

Он достал свой агрегат для самокруток и в блаженной задумчивости принялся крутить табак; Егор последовал его примеру, но крутил только пачку верных ему во всех невзгодах жизни «Огни Сан-Франциско». Думая над последней фразой друга, Егор почувствовал, что слова Яши были не столь уж и бессмысленны. Он и правда стал чуть мягче, человечнее, чем то было ранее. В каком-то смысле признавать это было неприятно, словно пропадала поэтичность его образа. Егору нравилась эта отстраненность и стоицизм, о котором говорил Яша, но он не мог отрицать того, что теперь стал другим, и теперь не так просто закрывать глаза на все и плевать на всех подряд.

Так они долго сидели, созерцая затертые до дыр беглыми взглядами пейзажи, ставшие уже им родными, слышавшие сотни историй, тысячи диалогов и миллионы возмущенных рассуждений кучерявого парня, которого слушал вечно спокойный и влюбленный в природу и мир Яша. Каждый листик в этом цветущем парке будто бы был рад каждой секунде, которую здесь проводили два друга. Только здесь, в этом закрытом от чужих глаз полуразваленными домами дворе Егор всегда чувствовал свет солнца и тепло. Только тут он ощущал весь спектр эмоций от ветра, приятно развевающего его неаккуратные кучерявые пряди, и свежей зелени, разносящей свой необычный запах, коего так не хватало городской жизни.

Меланхолия, что накрыла вместе с сигаретным дымом друзей, ушла, и Яша наконец спросил:

– Почему ты так старательно отрицаешь очевидные вещи? Хотя стой – я и так знаю. Ты всю жизнь жил в этом вакууме одиночества, не способный почувствовать прекрасное в людях. Единственное место, где ты нашел истинные эмоции, – двор за школой, – Яша звучал очень успокаивающе, а его лицо и мимика медленно сводились к ленивым подергиваниям мышцами, от чего тот стал похож на сонного и усталого человека. – Однажды, придя в этот двор, ты мне впервые открылся, что ненавидишь почти все, что тебя окружает. Я посоветовал тебе увидеть прекрасное в деталях – траве, солнце, капельках росы и свежем запахе липы. И ты смог. Теперь же тебе предстоит полюбить людей. Тут нет ничего плохого, поверь.

– Что же ты тогда не пользуешься своими советами? – Егор искренне старался отрицать его аргументы и убедить себя, что он остается прежним.

– Да не знаю я, – он довольно улыбнулся. – Мне и не нужно, кажется. Я, в отличие от тебя, не чувствую давления одиночества. Есть дела и поважнее.

Яша допил пиво и засунул в рюкзак банку вместе с окурком, даже пепел которого он бережно стряхивал в нее, стараясь не проронить ни пылинки на поросшую зеленью дорожку. Егор наблюдал за невозмутимым лицом друга и крутил фильтр в руке.

– Почему ты сразу заговорил о любви к людям? Это же всего лишь исследование. Эксперимент, который я мысленно ставлю над ней. Она мне интересна как человек, чем-то похожий на меня, вот и думаю постоянно. Плюс она высказала довольно интересную мысль как-то.

– Врать себе еще хуже, чем врать другу. Я прощу тебя и на этот раз, и на тысячу вперед, а вот ты будешь жутко страдать, если не собираешься отдавать отчет своим действиям.

Егор посмотрел на этого странного человека, в очередной раз убедившись в том, насколько он, Егор, далек от понимания таких вещей. Яша потянулся и сказал:

– Я всегда знал, что ты добрый, но специально пытаешься удалиться от всех остальных, потому что боишься чего-то.

– Змей!

Тогда Яша, что странно, даже не понимал, чем была обоснована отрешенность Егора, а лишь догадывался из старых историй. Основной костыль в виде романтического образа, который себе подставил Егор, Яша не заметил.

Егор отмахнулся, и так они еще долго сидели, разговаривая на отвлеченные темы и созерцая медленно надвигающиеся грозовые тучи, точно показавшиеся Егору плохим знаком.