Текст книги "Сборник рассказов"

Автор книги: Ян Вайсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Вайсс Ян
Сборник рассказов

Ян Вайсс

Сборник рассказов

Ян Вайсс. Никто вас не звал

Наконец-то я добрался до деревянной будки. Стены ее как бы вросли в землю, с одной стороны – вход, с противоположной – окошко. Я постучал по листу ребристой жести, которым был загорожен вход. Так обычно гости оповещают о своем приходе, но здесь вместо дверей зияла дыра.

– Кто это? – послышался неприветливый голос.

– Доктор Ружичка, – представился я. – Можно к вам на минутку?

– А в чем дело? – ворчливо спросил человек в будке.

– Я хочу вас осмотреть. Как вы себя чувствуете?

– Не жалуюсь. Все в порядке. Здоров как бык.

– Но вы хоть выгляните, чтобы я мог вас послушать. Или давайте я войду.

– Идите своей дорогой и оставьте меня в покое!

– Из этого ничего не получится. Меня привел сюда мой долг. Я обязан вас осмотреть.

– А я протестую против насилия! Где ваша хваленая свобода слова и действий? И вы еще утверждаете, что каждый пользуется ею как воздухом?

– Да, но такое понимание свободы предполагает определенную степень сознательности....

– Наши предки протестовали против насилия, объявляя голодовки в тюрьмах. Теперь иное время, и я в знак протеста объявляю забастовку молчания!

– Послушайте, пан Сильвестр! Общество уважает ваше решение вернуться назад к природе. Вы можете наслаждаться всеми благами цивилизации, но вам хочется спать на рогожах – это ваше дело! Вы отказываетесь от всего, что дает обществу культура, – как от духовных, так и от материальных благ пожалуйста. Но все же и вы должны уважать определенные законы, если не общественные, то хотя бы присущие человеческой природе. Ведь вы и в этом ските должны оставаться человеком. Вы слышите меня?

Молчание. Из будки не доносится ни звука. Сильвестр начал свою забастовку.

– Я заверяю вас, пан Сильвестр, что с уважением отношусь к вашему решению жить в бедности и скрыться от общества, чтобы предаться размышлениям, как древние философы. Но ведь я новый гигиенист в вашем районе и должен заботиться наряду со всеми и о вас. Вы слышите меня?

Снова тишина.

"Ну ладно, – подумал я, – не хочешь по-хорошему – пеняй на себя".

– У меня больше нет времени, дорогой пан Сильвестр, – сказал я громко, – я ухожу, но завтра снова вернусь. Надеюсь, к этому времени вы поумнеете.

Стараясь побольше шуметь, я пошел прочь, но за ближайшим кустом присел и стал внимательно наблюдать за будкой.

Минут пятнадцать спустя из дыры высунулась голова с густой шевелюрой и жесткой щетиной на щеках. Голова осторожно огляделась по сторонам, и вскоре из будки вылез Сильвестр. На нем болтались штаны – когда-то они, по-видимому, были белыми – и черный свитер, который собрал всю окружающую грязь. Сильвестр приподнялся, поддерживая штаны. Согнувшись, он пробежал несколько шагов по склону и нырнул в густую чащу из веток малинника и ежевики, переплетенных между собой. Его никто не мог увидеть, но и он никого не видел. Я воспользовался этим и влез в будку. На полу была постлана солома, прикрытая дырявым одеялом.

Через пару минут притащился и Сильвестр. Увидев меня, он крепко выругался. Встать во весь рост там было невозможно, поэтому он опустился на колени рядом со мной:

– А ты, проклятая гиена-гигиена! Ты что лезешь в мой дом? Кто тебя сюда звал?

Я огляделся. На косых стенах не было даже гвоздя, не то что картины. Лишь заступ со сломанной ручкой стоял в углу.

– Вы боитесь, что я стащу у вас драгоценности? Ну правда, что вы здесь делаете? Вы возненавидели весь мир? Вас кто-то обидел?

– Вы мне надоели! Убирайтесь! Я хочу остаться один!

– Вы можете оставаться в одиночестве, – начал я назидательно, – но не должны возбуждать недовольство. Мой вам совет – вернитесь к людям, станьте опять человеком. Покажите-ка ваши ноги – между пальцами впору сажать горох!

Он поджал под себя обе ноги и промолчал. Я смягчил тон:

– Я предлагаю вам переселиться в одну из стоящих на отшибе маленьких вилл. Там тишина – как в лесу под снегом. Если вы не выносите мебели, можете ее выкинуть или изрубить, как вам заблагорассудится. В двух шагах от дома журчит ручей – он может заменить ванну или душ. У вас будет мыло и жесткая мочалка, чтобы как следует отмыться, и, конечно, зубная щетка! И паста, которая пахнет травами. Я сделаю из вас другого человека!

– Ну что вы надо мной издеваетесь, – вдруг сказал Сильвестр. – Я живу здесь уже тысячу лет, у меня свои права и обязанности, так почему же вы не оставите меня в покое? Ведь я никому не мешаю, провожу дни, словно трудолюбивый жук. Я не блещу красотой, но приношу пользу. Для чего мне нужна ваша зубная паста – разве чтобы зубы испачкать? Если бы я мог дать вам совет, то сказал бы: "Бросьте вы всю эту вашу возню и идите сюда ко мне. Постройте хорошую будочку рядом с моей и плюньте на все..."

Я не лгу – этот человек действительно стал уговаривать меня, чтобы я последовал за ним! Чтобы рафинированный космовек я променял бы на робинзонаду, которая представляет собой не просто примитивное существование, но, видите ли, напряженную борьбу извечной человеческой мудрости и хитрости со стихиями. Меня – гигиениста! – старался распропагандировать этот новоявленный Диоген с его философией грязных ног! Достаточно было всего лишь нескольких тезисов, чтобы разрубить его убеждения пополам, как червя, эти две половинки – еще пополам и так далее, но все было напрасно. Каждая часть жила своей жизнью, изворачивалась, утверждала свой примитивизм, насмехалась над цивилизацией.

– Вы представляете уже не род человеческий, а племя отвратительных всезнаек. Вы создали на своей планете какой-то чудовищный автоматический рай. Вы отдалились от природы, подчинили ее себе, заставили ее работать на износ, до самоуничтожения, вы изломали, изнасиловали ее своими открытиями. Когда вам и этого стало мало, вы выдумали в своих лабораториях новую природу, искусственную, химическую, машинную, вопреки целям и воле самой природы. Ее должна окружать тайна, ибо далеким будущим векам грозит всемогущий человек – сфинкс, голем, чей мозг и руки создадут вещи еще более страшные, ведь эти руки уже не будут принадлежать человеку...

Я ответил Сильвестру, что он сам потерял человеческий облик и в его словах нет никакого смысла. Будущий человек станет развиваться гармонически. И, кроме того, он забыл об иных мирах, о новых планетах, которые мы открываем во время космических полетов и на которые спускаются наши звездолеты. Было бы действительно грустно, если бы у человечества над головой всегда сверкало только одно солнце и никогда не взошла бы другая звезда. Если бы люди всегда были обречены возиться лишь со своей Землей, переделывать, улучшать – только ее! Но, к счастью, дух человеческий, его руки, мысль нашли новые, неизведанные области применения на далеких планетах.

Я хотел развить эту мысль, но Сильвестр, словно не слыша меня, продолжал бубнить свое:

– Все вы сегодня уже даже не помните, что это за чувства – тяжесть, усталость, боль, вы не знаете, как приятен физический труд. Вам недоступны величайшие наслаждения – ощутить вкус черного хлеба после длительной голодовки, испробовать глоток воды после утомительной дороги, уснуть обессиленным от тяжелой работы.

Вы – неженки, приравнявшие себя к богам. Не успели еще родиться, а для вас уже все приготовлено. Школы возводятся быстрее, чем успевают подрасти новые ученики, у вас есть больницы, но в них нет больных. Ваши спортивные залы, площадки, стадионы так велики, что никогда не заполнятся, у вас столько картинных галерей, столько концертных залов, столько театров, что вы устали, наступило пресыщение, отравление мозга. И никто никогда не знает, на чем ему остановиться.

Что я мог ему на это возразить? Что человек останется человеком и люди – людьми, пока они не растеряют все человеческое. Его слова – что бы он там ни говорил – панегирик нашему времени. Он отвергает излишества и благополучие, но, кто знает, не является ли его теперешний отказ от всех благ и добровольный пост результатом вчерашней пресыщенности?

В мире все сейчас великолепно налажено, и в нем царит гармония. Каждый человек напоминает трубку гигантского органа, исполняющего симфонию о жизни на Земле. И если во время этого исполнения прозвучит фальшивая нота, что не удивительно, так как трубок – миллиарды, то одной из таких треснувших трубок является именно он, Сильвестр.

Весь мир в настоящее время стерилен. Улицы, например, опрыскивают пеной, которую затем смывает искусственный дождь. Дома сверкают яркими красками, но преобладает белый цвет, символ чистоты и здоровья.! Целая армия гигиенистов поднялась на борьбу против тех, кто оскверняет чистоту.

– А вы, – сказал я ему, – один из них. В нашем районе вы скоро войдете в поговорку: "Грязный, как Сильвестр!" Я не могу этого допустить! Я должен бороться против вас, как против поборника антиэстетических норм.

– О прекраснодушный мечтатель, – сказал Сильвестр, заметно обидевшись, – знайте же, что грязь никогда не исчезнет с лица Земли, ибо каждая пылинка является, в сущности, частицей нашей планеты...

– О вы, осколок планеты, – в тон ему ответил я, если эти пылинки скапливаются у вас под ногтями это уже грязь, и ее надо удалить с помощью воды и щетки! Кстати, давайте вылезем отсюда. Мое обоняние отказывается воспринимать запахи, столь своеобразные...

– Никто вас сюда не звал, – ответил Сильвестр, но выкарабкался наружу. – Если кроме длинного носа вы обладали бы еще и фантазией, вы бы заметили на том месте, куда вы забрались и которое вас так раздражает, еще и расцветшую яблоньку...

– Не напоминайте о цветущих деревьях! – разозлился я.

– К вашему сведению, господин Гигиена, все деревья вокруг посадил я! Я сделал это, чтобы улучшить структуру почвы. Весь этот сад, мой дорогой, результат многолетних исследований проблемы, связанной с искусственными удобрениями. Если бы вы поднялись вместе со мной вверх по склону, то обнаружили бы, что чем выше поднимаешься, тем старше возраст деревьев. На каждом стволе табличка с данными – сколько азотно-фосфатных удобрений и сколько торфа пошло на подкормку деревца.

– Вы видите ряд колышков, забитых прошлой осенью? Это граница моего сада. Вы, наверное, уже догадались, что здесь – места будущих посадок. Внизу я сею, наверху собираю урожай. Черешней я угощаю птиц, грушами – окрестных мальчишек. Правда, я вынужден заботиться и о том, чтобы меня чуть-чуть побаивались.

С каждым годом я отдаю людям все больше золотистых яблок, оранжевых апельсинов и других плодов и прошу только одного – чтобы мне дали возможность продолжать мою работу. Я знаю, что в мою кожу въедается земля, но что делать – ведь я служу ей!

Зато осенью я держу в руках дивные плоды с чудесным запахом, цветом и вкусом, хотя под ногтями у меня грязь. Приходите сюда осенью, и я вас ими попотчую! Вы даже сможете сами сорвать их.

Как видите, я живу не в праздности – обществу я даю больше, чем беру от него. Так что вы, господин Гигиена, меня здесь не беспокойте. Иногда мне нужна тень, иногда – солнце. И, может быть, именно в тот момент, когда вы его от меня загораживаете. Вы сами, по всей вероятности, упали с какой-нибудь спиральной туманности. Старый гигиенист пан Шилганек, передавая вам свой район, видимо, забыл вместе с ним передать и старого Сильвестра. Я даже могу показать вам его деревце. Он должен был заранее сказать вам, что мои визитные карточки обрамлены черной каймой. Но траур под ногтями у меня цвет не отпевания, а труда.

Короче говоря, перед этой крепостью в форме деревянной будки мне пришлось капитулировать. Слегка пристыженный, я извинился перед Сильвестром.

– Простите меня, пан Сильвестр, если я вас чем-то обидел. Шилганек действительно не совсем точно все изложил. О самом главном он умолчал, словно нарочно, чтобы я сам обжегся. Будьте здоровы, пан Сильвестр, пусть все у вас будет хорошо. Делайте свое дело, столь полезное для всех, и не сердитесь на меня...

– Да я не сержусь, – улыбнулся Сильвестр, – приходите как-нибудь, посидим, пофилософствуем. Лучше осенью, когда я собираю урожай. Я уже стар, мне нужен помощник. И, может быть, когда вам опротивеет ваша гигиена, мне удастся убедить вас в своей правоте...

Ян Вайсс. Тысячи людей ждут...

О_н. Дорогая, что мы будем делать сегодня вечером? Убивать время или беречь его, заполнять или тратить?

О_н_а. А почему тебя это беспокоит, мой милый? Ведь, наверное, по таким вопросам существует консультант, он посоветует...

О_н. Ты имеешь в виду Кира Мордобия? Вероятно, у тебя в памяти осталось его объявление: "Вы не знаете, что делать с временем? Приходите ко мне: я пожеланию сокращаю или продлеваю время..."

О_н_а. В таком случае пошли к нему. Пусть он поломает голову за нас.

О_н. Господин Мордобий – за то, чтобы коротать время любой ценой. Он считает, что каждый должен развлекаться так, как хочет, но есть и другие точки зрения, согласно которым время, потраченное впустую, способствует моральной деградации человека. Я вдруг вспомнил знаешь кого? Помнишь темнокожего человека с лицом аскета, которого мы встретили, когда бродили по Лунапарку? Даже не знаю, откуда он взялся. Появился неожиданно, не сверху, а скорее снизу, из-под земли...

О_н_а. Все, все, вспомнила, кого ты имеешь в виду. Такой гладкий, острый подбородок и очень нравоучительный тон.

О_н. Да, и он спросил, как мы проводим свободное время. Он был таким навязчивым, что у меня закралось подозрение, не замышляет ли чего этот тип. Я подумал, не инспектор ли он по свободному времени...

О_н_а. Он еще дал тебе прикурить, хотя сам не курит, а носит с собой зажигалку, чтобы при случае услужить другому...

О_н. Его интересовало, как я, работающий на автоматической линии, где не надо ни думать, ни прилагать физических усилий, провожу свободное время. Я обманул его, сказав, что во время работы изучаю санскрит. Он на это с умным видом ответил, что в наши дни личность может развиваться не только в часы отдыха, но и во время трудового процесса; человек учится, а машины работают сами...

О_н_а. Но я хочу развлекаться, а не развиваться. Ну как, пойдем к Мордобию?

О_н. Я – за то, чтобы проконсультироваться у самого себя.

О_н_а. Мне хочется пойти туда, где мы еще ни разу не были. Чтобы увидеть это в первый раз. Ведь когда видишь что-то новое, становишься моложе.

О_н. Я знаю, чего тебе хочется. Эрик выставил в Бета-галерее картины, написанные сверкающими красками. Его картины светятся.

О_н_а. О да, зарницы на небе – словно живые! Солнечные закаты – словно горящие крылья ангелов. Золотые поля пшеницы, от которых исходит жар, сжигающий любовников. Лунный лик – бледный, желтый, болезненный, мертвенный, лживый, льстивый, луна – апельсин, луна – фонарь, луна – монета, луна грешной любви, луна сатириков, луна нудистов, луна кутил – обожаю бездарность, но...

О_н. Хорошо, давай сходим в Дом поэзии. Там много залов, в каждом поэты читают свои стихи. Что ни зал, то свой цвет – в розовом, например, влюбленные читают стихи, посвященные любимым, в белом проходят конкурсы начинающих стихотворцев...

О_н_а. Я хотела бы, мой дорогой, чтобы в розовом зале ты читал мне свои стихи. Мне бы все завидовали, а тобой бы восхищались.

О_н. Катюша, славная ты моя, я написал для тебя стихи, но их я могу сказать шепотом тебе на ухо. Я хочу быть знаменитым только в твоих глазах, только для тебя!

О_н_а. Я так люблю твой голос, который тихо звенит, будто рой пчел возвращается в улей.

О_н. Сейчас уже поздно. К поэтам мы не попадем, там все места занимают задолго до начала.

О_н_а. Но ведь там нет кресел! Все сидят на полу или на коврах, а тот, кто придет заранее, устраивается на подушках.

О_н. Пойдем лучше на концерт "Тысячи красок"! Голубая симфония, транспозиция тонов, переходящая в феерию цвета! Зрители впадают в транс, рыдают. Потрясающее зрелище! Ты, наверное, слышала о нем?

О_н_а. Для чего ты говоришь об этом? Ведь ты же знаешь, что эта мечта несбыточна. Билеты на него проданы на три года вперед.

О_н. И все же мы могли бы попытаться, ведь кое-кто возвращает билеты перед самым началом. Многие боятся таких концертов – не каждый может вынести подобное зрелище. Были случаи внезапной смерти. Если перейти грань, красота может стать убийственной!

О_н_а. Но нам ничто не будет угрожать, если мы отправимся в паноптикум! Не криви губы: мы же там ни разу не были.

О_н. Да ты же сама туда не пойдешь, ты просто дразнишь меня.

О_н_а. Ведь есть много всяких паноптикумов, мой дорогой, – паноптикум Диктаторов, Мучеников и даже паноптикум Фашизма – какой-то Музалини с кокардой там таращит глаза, вызывая всеобщий смех, а человек с усиками ораторствует, стуча кулаком по столу.

О_н. Я люблю живых людей, но терпеть не могу "как живых". Боюсь электрических манекенов, говорящих и дышащих роботов, похожих на оживших мертвецов.

О_н_а. Тогда давай сходим в клуб!

О_н. Ты говоришь так, будто их можно пересчитать по пальцам!

О_н_а. Да, клубов не счесть, и не знаешь, какой выбрать. Их очень много – и среди них нет двух похожих друг на друга. И кто только все это придумал!

О_н. Молодым не нужны клубы. Я думаю, они созданы для стариков и одиноких чудаков.

О_н_а. У них такие привлекательные названия, например клуб "Назло всем холодным краскам".

О_н. Ближе всего отсюда Клуб лжецов.

О_н_а. Я хочу сходить в Клуб лжецов. Я уже так давно не лгала – мне вдруг захотелось наврать с три короба...

О_н. Не горячись, может быть, там культивируют ложь на очень высоком уровне, ложь, которая приближается к настоящему творчеству.

О_н_а. Скажи мне, поэты и писатели тоже лжецы?..

О_н. Да, но только бездарные поэты! А ты так часто теряешь и забываешь своп вещи, что тебе, пожалуй, стоит вступить в Клуб рассеянных.

О_н_а. А тебе – в Клуб твердолобых!

О_н. А тебе – в Клуб лакомок!

О_н_а. А тебе – в Клуб сонь!

О_н. А тебе – в Клуб болтливых!

О_н_а. Ты хочешь сказать, что я много говорю?

О_н. Вместо потока слов всегда можно обойтись одной короткой фразой...

О_н_а. Значит, туда впору вступить нам обоим!

О_н. Для всех наших добродетелей и пороков можно найти соответствующий клуб. В них можно делать все, что хочешь – от разведения бессмертников до культивирования грешной любви. Но существуют и такие клубы, где можно ничем не заниматься, там старики играют, как дети. Выбирай любой клуб! Хочешь Клуб трубачей? Или Клуб мертвецов? Или Клуб капиталистов? Или Клуб шулеров? Клуб левшей? Или Клуб дальтоников? Или Антиклуб?

О_на. Ты их все перечислил лишь затем, чтобы мы не пошли ни в один из них, не так ли, мой дорогой?

О_н. Мы спорим, как провести время, а оно тем временем уходит!

О_н_а. Но ведь есть тысячи способов! Главное – быстро выбрать самый верный! Я предлагаю отправиться в Город сбывшихся желаний...

О_н. Неужели мы и в самом деле так беспомощны? Город для отчаявшихся, для тех, кто теряет рассудок, не зная, как избавиться от времени. Одни от него скрываются, другие убивают его, третьи позволяют, чтобы оно убивало их! Но наше милое, ласковое время, наша крошка...

О_н_а. Ты кончил? Знай же – этот город, с тех пор как мы там побывали, заметно вырос. Поднялись новые дома, новые улицы. Теперь там есть улица Волшебников, парк Близнецов, водопад Ревнивцев, озеро Утонувших. И как раз сегодня на площади Возлюбленных открывается Киоск дарителей и, кажется, Дворец любителей танцев и игр. Там робкие знакомятся друг с другом, а старая любовь омолаживается. Пойдем туда – ведь мы стали слишком мудрыми для влюбленных! Пойдем в Город сбывшихся желаний, я хочу видеть все новое, все, чего еще не видела!

О_н. Неужели ты забыла, как мы удирали оттуда, чтобы не умереть со скуки?! Я помню картинную галерею Выродившегося искусства, которую во что бы то ни стало хотели видеть твои ненасытные глаза. Там был портрет, сделанный из паутины и лапок паука-косиножки, а рядом – картина, составленная из обгаженных пеленок. А помнишь лабиринт, где мы заблудились, наты каясь на кривые зеркала? Или Мило-сад с фонтанами, откуда мы возвращались обрызганные с головы до ног – это было очень смешно, но на тебе было платье из эмтелина, и оно стало совершенно прозрачным. А Карусель времен года? Помнишь, как испортился тетрафор и вдруг в июле – мы катались на верблюде – пошел снег и ты простудилась?

О_н_а. Я уже давно забыла...

О_н. Ну, хорошо, если тебе так хочется, пойдем туда! Служители будут беспредельно рады и благодарны за то, что мы их посетили. Они будут веселиться больше, чем мы. Я загляну в Шар невесомости, если там не будет слишком большой давки, и пушинкой взлечу в воздух.

О_н_а. Нет, туда я не пойду. Я боюсь... Говорят, там чувствуешь себя словно надутая жаба, нельзя пошевельнуться...

О_н. Все это чепуха, моя дорогая, пойдем скорее!

О_н_а. Но куда?

О_н. Куда угодно, тысячи людей ждут, чтобы как по команде начать тратить, наверстывать или убивать время!

О_н_а. Боже мой, но все так же просто, как найти цветок клевера с тремя лепестками. Пойдем в лес, мой дорогой. Ты только представь себе поляну с травой по пояс. Мы там будем видеть лишь облака, друг друга и лежать в тишине, которую хранит небо и земля.

О_н. Пойдем, я тоже хотел тебя туда позвать. И ты будешь рассказывать мне...

Ян Вайсс. Тайну надо беречь

Главного психолога Шмидркала ночью разбудил сигнал фотоэлемента, помещенного в ушной раковине. Шмидркал уже несколько ночей подряд спал с фотоэлементом, ибо им овладела навязчивая идея поймать этого человека, и упрямство, наконец, принесло свои плоды.

Он всмотрелся в темноту и заметил крадущуюся фигуру, которая напоминала паука на бархатном фоне тьмы. Паук замер, словно испуганный шорохом открывшихся век. Он был темнее самой ночи, как будто вобрал в себя все окружающие его тени.

Шмидркал нажал на кнопку, спрятанную под подушкой, и внезапно спальню залил яркий свет. В ту же секунду автоматически защелкнулись двери. Паук оказался в ловушке.

Он был худ и долговяз, в его прищуренных глазах блуждал только страх и ничего больше. Шмидркал осмотрел его, несколько разочарованный. Во всяком случае, не таким он представлял себе лицо человека, скрывающего тайну. Оно было каким-то незаконченным, невыразительным, с мелкими чертами, словно его делали наспех.

– Вот я вас и поймал, – сказал Шмидркал и сел в кровати. – Что вы принесли на этот раз?

– Великолепные шахматы, – неуверенно сказал пришелец, и выражение его лица вдруг стало намного приветливее. – Вам они понравятся, фигурки сделаны из слоновой кости, каждая – самостоятельное произведение искусства. Это венецианская работа, обратите внимание на ладьи – это же кампанильи с хрустальными колокольчиками. Они звенят каждый раз, когда вы трогаете фигурку. Слышите? Я вам даже завидую...

Он поднес к уху белую ладью. Колокольчик тоненько прозвенел, будто звук доносился издалека.

– Зачем мне шахматы, если я не умею в них играть? – неуверенно спросил Шмидркал, слегка ошеломленный ответом, и потрогал ладью. – Она действительно звенит, но какой в этом смысл?

Пришелец не ответил, и весь как бы сжался. Казалось, он не знает, что сказать. Шмидркал понял, что поймал паука за ножку.

– Ну так как же, – спросил он, -зачем вы пришли? Зажгите-ка свой волшебный фонарь! Для чего вы приносите гербарии, скрипки, коллекции марок, редкие книги н шахматы тем, кто всего этого не собирает?

– О, у меня есть еще столько прекрасных и полезных вещей...

– Я спрашиваю, почему вы их приносите по ночам, когда люди спят? Что у вас на уме, когда вы преподносите все эти подарки?

– Если б я только знал, – сказал пришелец и грустно посмотрел на психиатра.

Шмидркал торжествовал.

– Хорошо, тогда я вам скажу! – воскликнул он так, что гость вздрогнул.

– Я знаю, что виноват, делайте со мной что хотите, – сказал он сокрушенно.

– Вы нарушаете спокойствие...

– Да, я занимаюсь недозволенными делами. Но как мне быть, как бороться с собой, когда наступает ночь, и я остаюсь один на один со своими вещами?

– Они вам мешают, но вам их жалко, вы не хотите их уничтожать и нашли способ избавиться от них – подсунуть своим ближним. Верно?

– Нет, не верно. Они мне совсем не мешают. Я их очень люблю, и мне очень не хочется с ними расставаться. Я каждый раз говорю себе: "Хватит! Больше никому ничего не дам!"

– Так в чем же дело? Вам хочется оригинальничать, удивлять людей?

– Нет!

– Значит, вы просто вводите их во искушение, подсовываете им вещи, словно червю-древоточцу – кору или листья...

– Да нет, какие там листья! Это сильнее меня!

– Что сильнее вас?

– Ночь! Всюду такая тишина-тьма дразнит, нашептывает, влечет рождается смелость, появляется желание совершить что-то таинственное. И когда это чувство меня охватывает...

– Какое чувство?

– Не знаю. Глаза спят, губы спят, всюду – мертвые вещи, но, стоит возникнуть звуку, чуть более сильному, чем удары сердца, как все сразу же просыпается! Поэтому движешься незаметно, словно часовая стрелка...

– Кажется, я понял, – сказал психолог, – вы говорите, что вас влечет тьма? Что вами овладевает желание, заставляя что-то делать, н вы не в силах противиться? Скажите, а кем был ваш дед?

– Гардеробщиком в отеле "Исфаган".

– А ваш прадед? Прапрадед?

– Меня это никогда не интересовало...

– Давайте договоримся: вы пойдете домой и как следует выспитесь. А я изучу эти ваши ночные похождения под увеличительным стеклом утреннего солнца и завтра приду к вам...

Утром главный психолог Шмидркал посетил ОПИС – отдел превентивной информационной службы. В одном из залов там стоял огромный, до потолка, старинный "дед-всевед". Шмидркал уселся за пульт, взял перфокарту, заполнил ее. вложил в отверстие и включил машину. Электронный мозг на мгновение проснулся. По его клеткам молнией пронесся импульс на уровне мышления, и машина выдала ОПИСание...

– Дорогой господин Андреас, – обратился на следующий день к своему пациенту Шмидркал, – должен вам сказать, что ваш предок Франц Ксавер Андреас был вором. Так раньше называли людей, у которых за душой не было ничего и которые присваивали чужое. Однако ваш предок брал не деньги, а вещи, это был не карманник, а домушник. И вот, господин Андреас, дурные наклонности вашего уважаемого предка через несколько поколений передались вам. Вы, конечно, можете возразить – как же так, ведь вы, нынешний Эдуард Андреас, приносите людям вещи, в то время как ваш предок Франц Андреас их отбирал...

– Да нет, я понимаю, что вы хотите сказать...

Но Шмидркал вошел во вкус, и его невозможно было остановить:

– Давать намного выгоднее, чем брать. Если бы вы поступали так, как ваш прапрапрадед, то вы походили бы на сумасшедшего, который нагромождает вещи в одну огромную кучу. Мы ведь задыхаемся среди вещей, ищем способ, как выбраться из этого болота...

– И вы считаете, что я нашел такой способ, – перебил его Андреас, – я, у которого есть лавка, забитая всяким хламом так, что глаза разбегаются...

– А откуда у вас эта лавка?

– Я получил ее в наследство – даже не знаю от кого...

– Ну, тогда все ясно. Это, вероятно, те вещи, которые накопил ваш знаменитый предок...

– Видите ли, я вроде бы управляющий своей лавкой. Это моя работа, мой труд. Я предлагаю людям что-нибудь выбрать, взять на память, но никто ничего не берет. Время от времени кто-нибудь остановится у витрины, возьмет что-нибудь в руки, но потом отложит и идет дальше. Я начал сходить с ума, не мог больше ждать, когда кто-нибудь смилуется надо мной, и решил сам избавляться от своих вещей, разносить их людям. Теперь я горд, когда мне удается хорошо пристроить достойную вещь. Вы говорили, что раньше одни люди воровали у других. Я поступаю наоборот – ворую у себя и отдаю людям...

– Однако вы и тут наносите вред обществу, – не дал ему договорить Шмидркал. – Вы избавляетесь от заботы о вещах и перекладываете ее на плечи других. Вы тоже действуете во зло...

– Вы хотите сказать, что я тоже злоумышленник?

– Злоумышленник, только наоборот!

– И притом злоумышленник пойманный! – горестно воскликнул Андреас. – И что теперь будет? Как мне дальше жить? Что я буду делать по ночам? Ведь кому бы и что бы я ни принес, каждый будет знать, что это сделал я, что все это краденое...

– Вам все вернут, – усмехнулся психолог.

– А что делали с вором, когда его ловили?

– Не знаю, но, наверное, высмеивали его.

– Теперь меня выставят на потеху людям... – убивался Андреас.

– Подождите, – смягчился психолог, – а если я буду молчать?

– И вы на это пойдете?

– А почему бы и нет? Дарите и дальше свои вещички, ведь в конце концов вы никому этим не угрожаете, никому не вредите...

– Я клянусь, что буду дарить лишь самое прекрасное из того, что у меня есть!

– Дело не в самих вещах, а в окружающей их тайне. В дразнящем, безответном "зачем", в тех странных обстоятельствах, которые связаны с подаренными вами предметами. Насколько мне известно, те, к кому вы по ночам приходили, собирались вместе, чтобы разрешить эту загадку... И я подумал: надо беречь любую тайну, пусть даже самую незначительную, не раскрывать ее, ведь чем дальше, тем их становится меньше. Пусть люди спрашивают, пусть ищут! Лучше маленькая тайна, чем никакой! Но берегитесь, если вас поймают...

– Никогда! – воскликнул Андреас.

Он пригласил Шмидркала осмотреть старую лачугу, находящуюся под охраной Института архитектуры и памятников. Они вошли в сводчатую комнату, уставленную полками. На них лежали вещи, навевающие грусть своей явной ненужностью, избыточностью, никчемностью, бренностью существования. Шмидркал был убежден, что как психолог он может проникнуть не только в глубины человеческой души, но и понять сущность вещей. Он брал их в руки, рассматривал, приблизив к глазам, стряхивал с них пыль, слушал их, принюхивался к ним и снова клал на место.

Внезапно прозвучали куранты – пять мерных металлических ударов. И как только замер последний удар, послышался дрожащий голос:

"Приятный час,

И если верные друзья

И доброе вино..."

– Да это же говорящие часы! – удивился Шмидркал.

Он подошел к застекленному ящику, в котором был скрыт механизм часов с циферблатом, сделанным в виде золотого лунного диска. Андреас передвинул стрелку на 10, чтобы продемонстрировать, на что они способны. На этот раз в голосе послышались нотки предостережения:

"Вечерний час – мгновеньем пролетишь,

Исчезнешь в вечности,

себя преобразишь..."

_ Ты много говоришь! – перебил его Шмидркал и поставил стрелку на полночь:

"Дни осени – короче,

Но выпьем еще-трах!

Пока нам

не сыграют

Бах-бах,

бах-бах,

бах-бах!"

– Что это такое – "бах-бах"?

– Это же удары барабана, похоронного оркестра, исполняющего траурный марш – бах, бах, бах...

– Ах, вот оно что...

– А вам не нужны часы? – неожиданно спросил Андреас Шмидркала. Возьмите их на память...