Текст книги "Гений или злодей"

Автор книги: Ян Полищук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

«Библиотека Крокодила» – это серия брошюр, подготовленных редакцией известного сатирического журнала «Крокодил». Каждый выпуск серии, за исключением немногих, представляет собой авторский сборник, содержащий сатирические и юмористические произведения: стихи, рассказы, очерки, фельетоны и т. д.

booktracker.org

ПОЛУКРУГ СЕМЬИ

МОЖЕТ, ВСЕ-ТАКИ ЛОБАЧЕВСКИЙ?

ВЕНДЕТТА ПО-НАУЧНОМУ

БЕЗМЕН ФЕМИДЫ

СОГЛАСНО ОБЫЧАЯМ

ПОСЛЕДНИЙ ДОЛГ

КВАДРАТУРА КРУГА

ГЕНИЙ ИЛИ ЗЛОДЕЙ?

ТАРИФ НА ЧАС

ПТИЧКА НЕБЕСНАЯ…

ЕЖЕЛИ ВЫ ВЕЖЛИВЫ…

ДЫМАГОГИЯ

НЕ ВЫСОВЫВАЙСЯ!

БУМЕРАНГ

Более подробно о серии

INFO

notes

1

Ян ПОЛИЩУК

ГЕНИЙ ИЛИ ЗЛОДЕЙ?

Фельетоны

*

Дружеский шарж и рисунки

В. СОЛОВЬЕВА

© Издательство «Правда».

Библиотека Крокодила. 1984 г.

Как это ни элегично звучит, в моем возрасте пора бы подбивать литературные итоги. Прикинул я и так и сяк – получилось ли за тридцать творческих лет все запрограммированное?

Ну, написал в соавторстве со своими друзьями роман-фельетон «Не проходите мимо» и памфлет «Золотая свинья». Ну, издал более двадцати книжек публицистических очерков, рассказов и фельетонов. Ну, передал по эфиру несколько шутливых радиопьес. Ну, перевел на русский язык десяток сборников моих коллег – сатириков из национальных республик.

Мало это или не очень? Хорошо или наоборот? Пусть судит читатель, приняв во внимание, разумеется, и эту мою десятую книжку, вышедшую в библиотеке Крокодила.

Впрочем, отметем элегическую ноту. Как водится у фельетонистов, обопремся на классиков. Кажется, Виктор Гюго сказал в утешение: «Тридцать лет – это зрелость юности, шестьдесят лет – юность зрелости…» Исходя из этого, продолжаю дописывать новую повесть «Соната-апансионата».

ПОЛУКРУГ СЕМЬИ

МОЖЕТ, ВСЕ-ТАКИ ЛОБАЧЕВСКИЙ?

А ведь все начиналось так романтично…

Потеряв супругу, пенсионер Вадим Георгиевич жил анахоретом. И вот однажды, разнообразя интеллектуальный досуг, он рылся в телефонной книге и наткнулся на однофамилицу. Затаив дыхание, он набирает номер. Ему отвечает виолончельный голос. Оказывается, голос принадлежит жене его неведомого племянника. Да, да, все родственники живы и только грезят, как бы повидать Вадима Георгиевича.

Вадим Георгиевич извлекает из насыщенного нафталином комода сюртучную пару и поспешает в гости. Его встречает, извините за бестактность, особа отнюдь не юная, однако не утратившая привлекательности. С нею была дочь. Мужа на горизонте видно не было. Увы, незадолго до этого визита Валентина Александровна разошлась с супругом. Это показалось гостю хорошим предзнаменованием.

Подали розетки с джемом, сваренным собственными ручками хозяйки. Это почти доконало гостя. К концу раута этот обычно сдержанный джентльмен растерял свою чопорность и щедро расточал окаменелые остроты.

Вернувшись домой, Вадим Георгиевич предался матримониальным размышлениям. Математик Лобачевский показал, что существуют пространства, в которых параллельные прямые пересекаются. Что, собственно, может удержать Валентину Александровну от нового брака? Живет она вместе с дочерью, которая вот-вот выскочит замуж. Служит в научном учреждении, среди опостылевших сотрудников и общественных нагрузок. Словом, невзирая на изрядную разницу в возрасте, Вадим Георгиевич решил сделать своей далекой родственнице предложение.

Конечно, соответственно годам Вадим Георгиевич на любовь смотрел не так, как нынешние вертихвосты.

– Протон души моей, – говорил он, – брак есть предприятие, требующее юриспруденции. А посему проследуем в загс, где скрепим наши чувства в присутствии шаферов и с приложением гербовой печати…

Свадьба удалась на славу. Все в женихе дышало солидностью: и лицо старого чекана и академическая седина. Невеста была мила и приветлива. Тамада, стуча вилкой по фужеру, кричал «Горько!», не ведая о вещем смысле этого призыва. Молодожены суетливо целовались, изредка улавливая звенящий шепот гостей: «Невеста-то, говорят, у первого мужа оттяпала полдачи. А еще интеллигент научного склада!», «Да что с жениха возьмешь? Кожа да игральные кости», «Не скажите, хоть ветхая, а все же автомашина, да и квартира с раздельным санузлом. И все же какой-то возрастной мезальянс!», «Ах, годы – это не паспорт, а темперамент. Гляньте, лобзаются, как голубки с новогодней открытки…»

Да пусть их! Всегда найдутся скептики, готовые посудачить насчет хозяев, даже закусывая на их счет… Правда, Вадиму Георгиевичу припомнилось, что когда невеста навестила его гнездышко, первый вопрос у нее был отнюдь не галантный:

– А квартирка действительно отдельная?

– Как собачья конура, – мрачно пошутил жених, явно рассчитывая, что его немедленно почешут за ухом. – И никто нам не будет препятствовать вести диалоги в духе Платона…

– А вот гардеробчик не мешало бы освежить, уж больно он пропитался антимолью. Шубку вашей первой жены, мы, пожалуй, перешьем, затем купим софу и магнитофон «Весна» для культурного совершенствования…

– Как скажете, протон души моей, как скажете! Только оказывайте мне максимум внимания. А в качестве свадебного аванса позвольте вручить вам часы «Заря» с золотым браслетом.

Валентину Александровну не пришлось долго уламывать. Вадим Георгиевич продолжал рассудительно развивать свою мысль:

– Часы – это инструмент, который будет фиксировать каждую минуту нашего медового месяца. Кстати, проведем-ка его в регионе Минеральных Вод. Заодно я полечу свой гастрит…

Ах, Минводы, Минводы – целебное местечко! Правда, кто-то позлословил и насчет этого курорта: здесь, дескать, лечатся желудки и разбиваются сердца… Нет, нет, мы не имеем в виду ничего предосудительного. Просто именно там начались между молодоженами первые конфликты. Возможно, на почве, как это классифицировали бы социологи, несовместимости мировосприятий, что ли…

Скажем, пока супруг, вооружившись фаянсовым кувшинчиком, шлепает к источнику для принятия подогретого нарзана, супруга, отличающаяся отменным здоровьем, глазеет на ансамбль горцев в кудлатых папахах. Или наоборот: супруга расположена вспорхнуть на ближайший холм, чтобы там декламировать нечто вроде «Кавказ подо мною, одна в вышине…», а супруг, справляясь с одышкой у подошвы терренкура, набычивается: «Почему одна? А где же максимум внимания?»

– Я все же научный работник со взглядами, а не какая-нибудь такса на поводке, – парирует супруга. – И потом у вас сейчас процедуры.

– Процедуры, процедурин, – бурчит супруг. – Кто вас знает, с кем вы там в ансамбле сплясались. Нет, похоже, вы вышли за меня замуж не для обеспечения бытового тыла, а ради прописки. Вы обручились со мной не чтобы наблюдать за моим организмом, а из-за часов «Заря» с золотым браслетом…

И вот тут буколическая часть нашего повествования переходит в мелодраматическую. Не очень, признаться, охота вторгаться в чужую семейную жизнь. Но сама эта семейная жизнь уже вторглась в сферу общественную. После возвращения домой Вадим Георгиевич потребовал вернуть шубке первой жены ее первоначальный облик, а часы «Заря» упрятать в комод вплоть до особого распоряжения. Когда же после полугода ссор Валентина Александровна принялась упаковывать саквояж, дабы на время удалиться к дочери зализывать моральные раны, Вадим Георгиевич, роняя себя, пнул поклажу башмаком:

– Уходите? Уходите! Но я подам в суд о признании брака недействительным!

И действительно, ухлопав несколько дней на оформление юридических документов, Вадим Георгиевич предстал перед судьей.

– Прошу признать брак несостоявшимся.

– Простите, но это какая-то мелкая суетня, – удивилась судья. – Вы же прожили, как подтверждают, душа в душу чуть ли не год.

– Я думал, она будет сдувать с меня пылинки, а она занята общественными нагрузками. А насчет прожитого отмечу так: полгода мы прожили душа в душу, а полгода она плевала в нее.

– То есть как?

– А морально! Игнорируя мой гастрит и не желая вести беседы в духе Платона… Прошу признать…

Судья без труда разгадала маневр истца. Ежели признать брак недействительным, то супруга останется на бобах. Но ведь все протекало по закону – в присутствии шаферов и с приложением гербовой печати. Брак длился достаточное время, да и кое-что они, кажется, нажили в течение совместной, пусть пасмурной жизни. Что скажет на это ответчица?

Ответчица поняла, что надвинулся ее звездный час.

– Платон мне друг, но истина дороже. Я имею право, во-первых, на часть квартиры, а во-вторых, на шкаф трехстворчатый, софу полумягкую, магнитофон «Весна» и пуховое – будь оно неладно! – двуспальное одеяло…

– Это все может войти во встречный иск. А пока я не нахожу оснований для признания брака недействительным. Всего хорошего!

Но чего уж тут хорошего, если недавние открыточные голубки смотрят друг на друга волком? Супруг принялся двигать жалобы по инстанциям, напирая на то, что некая корыстолюбивая однофамилица хочет ободрать его, разиню-пенсионера, как липку. И вот супруги, встречаясь в тоскливых судебных коридорах, уже обмениваются свирепыми междометиями.

Но междометия междометиями, а закон законом. Один суд присуждает часть квартиры Вадима Георгиевича его супруге, другой находит, что ей должна отойти и толика имущества. Однако Вадим Георгиевич не утихомирился, он требует возврата презентов, которые были даны невесте на время.

– На какое время? – с любопытством спросила одна из судей.

– На время брака, разумеется. А раз он кончился, пусть вернет все семейные реликвии.

Но Валентина Александровна не возвращает. Более того, она уже торопится разменять квартиру и даже зарится на запасные колеса для автомашины, которую за это время нерасчетливо сменил Вадим Георгиевич.

Если говорить начистоту, то у меня от этих семейных коллизий не осталось иллюзий. Два человека, считающие себя порядочными, высокообразованными, интеллигентными, наконец увязают в мелкооптовой торговле, словно рыночные сквалыги. Эх, бросила бы Валентина Александровна все это к чертовой бабушке и как личность передового научного склада гордо удалилась бы к дочери, в свою двухкомнатную кооперативную квартиру. Но нет, она упорствует, как считает Вадим Георгиевич, упорствует в силу своей корыстной природы…

Впрочем, упорствует и наш чопорный джентльмен. Разгневанный и разочарованный, бродит Вадим Георгиевич из одного судебного присутствия в другое, подсчитывая убытки и кляня свою судьбу. Клянет он и законников, вынесших естественное решение. И приятелей, не отговоривших его от сумасбродного мезальянса. И даже меня, занявшего для этой затрепанной темы мораль у современного последователя того же Платона: «Подумай, прежде чем подумать!» Нет, обижаться Вадиму Георгиевичу не на кого и незачем. Может, только на самого себя. Или на фатальную телефонную книгу. Ну, в крайнем случае на математика Лобачевского.

ВЕНДЕТТА ПО-НАУЧНОМУ

Дочь профессора примчалась в дом к родителям розовым утром. Роняя из глаз слезы величиной с виноград «дамские пальчики», она второпях зовет отца:

– Папа, папа! В наши сети мы поймали подлеца!

Папа был готов дать волю раскаленным эмоциям. Но природная интеллигентность берет верх. Да и как профессор по части точных наук он предпочитает хладнокровно систематизировать факты.

– Во-первых, какие перед нами данные?

– Мой муж увлекся одной фигуранткой.

– А я полагал, что он способен увлечься только геометрическими фигурами. А во-вторых?

– Я собрала чемоданы, а он собирается подать на развод.

– Не слишком ли мало исходных для решения домашней теоремы?

– Во время ссоры он шлепнул меня… гм… в мадам «Сижу».

– Вот теперь пора действовать и нам? – перехватила инициативу мама. – Сядь за секретер и сообщи в деканат, что это письмо ты пишешь поневоле стоя… Как математик, я знаю, что такое превратить нечто значимое в бесконечно малую величину.

– Стоит ли? – засомневался папа.

– Стоит! Пиши, пиши. Так надо.

Взволнованно переводя дыхание, дочь набрасывает жалобу, смысл которой сводится к тому, что ее муж, аспирант, – разрушитель собственной семьи и осквернитель нашей морали. А посему она просит как можно скорее спровадить его с кафедры.

И вот уже сошлись на внеочередном заседании члены факультетского ученого совета. И вот уже председатель ареопага, строго сдвинув брови, провозглашает, что слушается дело по обвинению аспиранта.

– Какой мы отсюда извлечем корень?

Тут поднялся молодой член совета и, преодолевая субординационную робость, заметил:

– Стоит ли внедряться широкому форуму научных работников в узкую семейную сферу?

Но ему быстро был дан отпор:

– У вас явный пробел в мировоззрении. Семья – ячейка общества, и наша задача – приглядывать за этой ячейкой в оба. Достойно ли молодого ученого во время ссоры шлепать свою супругу? Вот, кстати, и справка от эксперта подоспела…

Словом, завязалась дискуссия. Молодой член совета продолжал доискиваться, почему семейному конфликту пытаются придать звучание драмы, достойной пера небезызвестного Вильяма Шекспира. Он просил учесть и плюсовые факторы: с успехом оканчивает аспирантуру, опубликовал около двадцати оригинальных работ и досрочно защитил диссертацию, за каковую ему вот-вот дадут степень кандидата наук…

– Вот именно, вот именно! – вскричал, озаряясь загадочной улыбкой, немолодой член совета. – Так что самое время уважить просьбу дочери нашего коллеги и спровадить аспиранта с кафедры за аморальное поведение.

– Это еще зачем? Ведь он уже подал на развод. Разве разводиться – это аморально? Сформулируем что-нибудь вроде «неподобающее» и т. д.

– И т. д. ему еще предстоит. Пишите, пишите. Так надо.

И хотя над синклитом маячила тень профессора, подобно тени отца Гамлета, ректорат не утвердил решение научного совета и вынес аспиранту выговор за неподобающее поведение. Впрочем, для успокоения страстей он не был рекомендован после окончания аспирантуры для работы на кафедре в качестве ассистента.

Аспирант выбрался на улицу, колеблясь от потрясения. Он зашатался бы больше, если бы предвидел, какие еще ожидают его сокрушительные удары. Не удовлетворившись достигнутым, жалобщица потребовала взгреть своего недавнего любимого супруга, еще и по общественной линии. И вот уже, обсудив аспиранта со всех сторон, факультетское бюро комсомола объявляет ему за те же показатели строгий выговор. Но и тут нашелся скептик, оспоривший слово «аморальный».

– Это еще зачем?

– Пишите, пишите. Так надо.

Однако институтский комитет комсомола тоже счел эту формулировку чрезмерной и, утвердив размер взыскания, остановился на том, что квалифицировал поведение аспиранта как недостойное. Дело здесь было не только в термине, дело здесь было в ином. И вот тут с позволения читателя мы раскроем скобки.

Казалось бы, дочь профессора должна быть удовлетворена. Но вендеттные страсти продолжали ее сотрясать. Все предшествующее было, если хотите, только пристрелкой перед главным сражением. Едва подсохли печати на протоколах, как новый манускрипт следует в институтский спецсовет, ведающий диссертациями. А согласно инструкции, кандидат в кандидаты лишается права на утверждение в ученой степени, если его, так сказать, моральная физиономия неадекватна, так сказать, его научному облику. И вот, ссылаясь только на решение факультетского научного совета, дочь профессора добивается того, чтобы утверждение ученой степени ее теперь бывшему супругу было отложено на неопределенное время.

Да-с, нужно отметить, что заключительный демарш был точен и эффективен. И, что характерно, совершенно в духе времени. Ведь если бы все это происходило в ту же шекспировскую эпоху, нашелся бы, скажем, доброхот, который вызвал бы обидчика на поединок и проткнул его отточенным клинком в назидание и поучение. Но наш просвещенный век, видимо, диктует свои способы возмездия. Как хорошо, что можно уповать на такую неотразимую, действенную силу, как общественность!

И все-таки стоит остановиться, оглянуться… Можно понять дочь профессора. В своем желании отомстить обидчику она вовлекла в водоворот конфликта многих людей. Следуя примеру своих предшественниц в подобного рода семейных коллизиях, она подключила чуть ли не весь город, требуя санкций, пригвождения к позорному столбу и даже небольшого аутодафе. Забыв при этом, что вмешательство внешних сил в такого рода дела редко приводило к благому исходу. А пожалуй, даже наоборот, весьма часто вызывало: а) полный отрыв десятка занятых людей от выполнения ими прямых обязанностей; б) глубокий стресс обеих конфликтующих сторон и в) даже частичное сокращение столь желанного нами долголетия…

Однако мы предвидим смущенное покашливание читателя. Дескать, не иронизируют ли авторы над решениями администрации и общественности? Не пытаются ли обелить своего антигероя?

Ни в коем разе! Мы тоже полагаем, что оскорблять действием жену даже на бракоразводной стадии не лучшее решение семейной теоремы. Нам тоже несимпатичны поступки аспиранта: виноват – получай по заслугам, несмотря на научные заслуги… Но ежели присмотреться, никто – ни в семье профессора, ни в институтских организациях – никто палец о палец не ударил, чтобы, говоря языком художественных образов, склеить разбитую чашу семейной жизни. Все лишь подбрасывали в костер конфликта охапки валежника, отталкивая стороны друг от друга все дальше и дальше. Не нужна ли была тут та самая «мера за меру», к которой призывал нас небезызвестный Вильям Шекспир?

Впрочем, нашелся один мудрый советчик из научного круга. Завидев отлученного в конце концов от работы на кафедре, от ученой степени бывшего аспиранта, весь облик которого выражал крайнее разочарование в жизни, он порекомендовал ему одуматься и – хотя бы во имя карьеры – восстановить идиллические отношения с дочерью влиятельного профессора. Но тот упрямо отказался просить пардону. Дело завели так далеко, что идти на поклон, признался он, это значит и впрямь почувствовать себя бесконечно малой величиной.

БЕЗМЕН ФЕМИДЫ

Демографы неустанно твердят, что имеет место стремительный рост населения городов. Однако в своих выкладках они не учитывают один посыл, который, к счастью, взялись описать мои коллеги. За последнее время фельетонисты с таким темпераментом навалились на ловкачей, коих общественность именует фиктивно брачующимися, что у меня едва не сложилось впечатление, будто города разбухают именно за этот счет.

Я тоже сгоряча чуть не внес вклад в эту щекотливую тему, когда ознакомился с делом Владимира Ф. Ну, думаю, попался, голубчик! Однако при пристальном рассмотрении фактов возникли колебания. Похоже, наш герой не столько злоумышленник, сколько жертва фатальных обстоятельств.

Тут, конечно, читатель захочет узнать хотя бы короткую историю вопроса. Пожалуйста, никакой утайки… Итак, начнем с того, что двадцать пять лет назад два студента, Анна Б. и Михаил К., в паузах между научной докукой облюбовали друг друга и решили пожениться. За столицу наши молодожены не цеплялись, ни на чью жилплощадь не замахивались, а как только подоспело положенное время, переместились в город, куда их нацелила соответствующая комиссия.

Между нами говоря, Михаил К. предпочел бы родной город, где у него проживали родители. Но свежеиспеченный специалист и в незнакомом месте отдавался своей работе с изрядным пылом. Словом, все покатилось заведенным порядком – тихо (я хотел было автоматически добавить «и мирно», но, увы, мира-то в семье и не стало). Порой и близкие начинают нас огорошивать неведомыми ранее пороками. Впрочем, порок, который стреножил Михаила К., примечала не только его жена, но и окружающие: стал, сердечный, пропускать за галстук – сначала рюмочку-другую, а потом и бутылку – третью…

Горячительные напитки, как известно, мало способствуют подогреву согласия в семье. И спустя время супруги отшатнулись друг от друга. Михаил К., оставив на попечение супруги двух сыновей, выписался в родной город, где, как уже было сказано, проживали его родители и где, как еще не было сказано, они построили кооперативное обиталище.

Соломенная вдова потужила некоторое время, но жизнь, как утверждают философы, есть жизнь, и через два года, приглядев положительного человека, решила сочетаться с ним законным браком. Это и был Владимир Ф.

Словом, все покатилось заведенным порядком – тихо (тут я хотел снова добавить «и мирно», но, увы, мира-то в семье и не стало). Старший сын Анны, достигший к этому времени возраста, когда скептически поглядывают на родителей, почему-то настроился против отчима. И без затей объявил, что укатывает к родному отцу, а там уж будет видно…

А видно стало не самое безмятежное. Лишившись маминого ока, юноша заколобродил и даже стал якшаться с некоей беспутной компанией. Озадаченный отец бросился к междугородному телефону:

– Ах, Анна, Анна! Быть может, забудем былые шероховатости и хотя бы ради детей заживем у меня вместе? А на квартиру махни рукой…

Так выглядела эта, быть может, несколько мелодраматическая коллизия. Я даже подумал, что иному профессионалу здесь за глаза хватило бы реалий для пьесы из двух действий с антрактом на буфет и счастливым финалом. И верно, кто бросит даже крошечный булыжник в женщину, обеспокоенную судьбой безалаберного сына? Казнясь перед Владимиром Ф., она обряжает младшего сына в дорожный костюмчик и мчится вместе с ним к прежнему мужу. И тут наконец я могу без колебаний сказать, что в восстановленной семье К. все пошло тихо и мирно.

Но зато далеко не мирно и весьма не тихо складывались события у оставленного ею Владимира Ф. После развода, прокуковав почти четыре года, он снова женится на хорошей женщине и без всякой задней мысли стучится в райисполком с просьбой переадресовать лицевой счет на свое имя. Анны он не дождался, теперь у него новая семья, и он хотел бы, чтобы все приобрело юридический статус.

Ну, а теперь самое время поведать, как эта мелодраматическая история приобрела драматический привкус. В райисполкоме сразу же всполошились. Постойте, так это же типичная уловка с целью переуступки меблированного семейного гнезда. Не может быть и сомнения, что брак между супругами К. был расторгнут именно для последующего заключения фиктивного брака Анны К. с Владимиром Ф. Доказательства? Гм… Отыщем, если нужно. И в прокуратуру района направляется исковый меморандум, вызвавший улыбку даже у не очень склонных к юмору работников следствия. Согласно райисполкомовской гипотезе, Владимир Ф. вот уже как десять лет владеет ключом от квартиры, которая ему не принадлежит, потому что:

при расторжении матримониального союза супруги К. не затевали склоки по поводу раздела имущества;

укатывая, Михаил К. не предпринял попыток разменять свое былое пристанище на два в разных регионах;

прожив бок о бок около двух лет, Анна К. и Владимир Ф. не позаботились произвести на свет очередного ребенка…

Разумеется, эта аргументация была отвергнута работниками прокуратуры. Но в райисполкоме сидели люди, которые не любят миндальничать. Они переправляют дело в суд. И вообразите только, суд нашел гипотетические доводы истца убедительными. И спустя десять лет после мелодраматической завязки принимается, повторяем, драматическое решение – выселить семью Ф. на все четыре стороны света…

И пусть вторят десятки соседей, что Анна и Владимир вели общее хозяйство и общались, как положено любящим супругам, но вовсе не желая пополнить семью еще одним наследником… Пусть Михаил К. подтверждает, что он не стал покушаться при отъезде на общесемейные вещи, сохранив остатки джентльменства, и вряд ли за полтора года до ее нового брака прикидывал, кому бы уступить обиталище… Пусть он же подивился идее истца о размене жилплощади, если у него имелся в наличии новенький дом… Нет, никакие доводы и доказательства не поколебали недоверчивых судей.

А ведь ежели поразмыслить, подозрения никогда не служили доказательством в юриспруденции. Достойно ли суда формулировать свои решения на основе одних лишь прикидок и предположений?

Тут вспоминается герой одного сатирического романа, обладавший столь неумеренной подозрительностью, что после того, как с кем-либо здоровался, пересчитывал пальцы на собственной руке. Забавно, но, в общем, достаточно безобидно. В отличие от местной Фемиды с увесистым безменом в карающих дланях.

СОГЛАСНО ОБЫЧАЯМ

Сначала часть драматическая.

Свежим фиолетовым утром, когда ребятишки поселка собирались в школу, к воротам самого капитального дома по центральной улице прокралась молодая женщина. Лик ее был полускрыт темным платком, а глаза с тоской всматривались в наглухо задраенную калитку в крепостном заборе.

Но вот калитка распахнулась, и на улицу гуськом вышли трое детей. При виде женщины они бросились к ней, но тут же застыли на месте, услышав свирепый голос:

– Назад! Я же говорил вам – это плохой человек!

И троица, тревожно озираясь на заслонившую проем калитки дюжую фигуру, неохотно уходит…

Сцена эта повторяется едва ли не каждую неделю. Ни для кого из жителей поселка не является секретом, что происходит. Более того, они не усматривают здесь драматизма. «Э, – говорят они. – Все согласно обычаям».

И спокойно наблюдают, как медсестра местной больницы Зульфия приходит сюда, чтобы хоть мимолетно взглянуть на своих детей – старшую Зуру, среднего Саида-Абдуллу и младшего Саида-Магомеда.

Мы набросали эту картину отнюдь не из желания вызвать у читателя сентиментальный отклик. Есть иные, более серьезные причины. И тут самое время перейти к части, которую можно именовать юридической.

Некоторое время назад в районный суд явилась та же дюжая фигура, бесцеремонно толкая перед собой молодую женщину.

– Абдул-Хамид, – представился он. – Старший мастер лесхоза. А это моя так называемая жена Зульфия. Пришли разводиться.

– Давайте вместе разберемся, – сказал судья, – кто виноват. Истец, пригвождая взглядом ответчицу к стулу, напористо сказал:

– Она. Бросила на меня детей и сбежала к родителям. Прошу расторгнуть…

Судья, подивившись такому акту бессердечия со стороны молодой матери, нашел нужным уточнить, так ли все было.

– Просто ему понравилась другая, – сконфуженно пояснила ответчица. – И он выгнал меня, как и свою предыдущую жену. А детей хочет оставить у себя – согласно обычаю. Так что прошу не расторгать. В крайнем случае умоляю оставить мне детей.

Суд вынес свой вердикт: отдать детей матери, а с отца взимать алименты на их содержание. Больше того, ответчице было предложено стать, в свою очередь, истицей и возбудить иск о разделе совместно нажитого в браке добра. Услышав этот совет, Абдул-Хамид взорвался:

– Смотри, бывшая жена! Не бросай щепки в колодец, из которого ты пила.

После этого угрожающего заявления произошли события, которые можно назвать детективными.

В субботний день, когда медсестра была на дежурстве в больнице, а ребятишки беззаботно резвились на майданчике около дедушкиного дома, из-за угла с шиком вывернула автомашина. Из нее выскочил какой-то человек в надвинутой на глаза папахе, молниеносно усадил остолбеневших детей на заднее сиденье и, рванув с места, растворился в утреннем тумане.

Легко представить, какой ужас обуял молодую женщину, экстренно отозванную с дежурства, и ее стариков родителей. Впрочем, гадать им пришлось недолго. Как свидетельствовали очевидцы, похищение было делом рук Абдул-Хамида.

Понятно, что уже через полчаса пришибленная горем мать оказалась у ворот капитального дома на центральной улице. Но тщетно взывала она о возвращении детей. Из-за забора доносилась лишь брань, разбавленная пояснениями насчет того, что не видать ей детей, как своих ушей…

И вот тут самое время перейти к части, так сказать, общественно-нравственного свойства. Быть может, кто-то в простоте душевной сочтет, что данная коллизия – дело житейское, семейное. Отнюдь, дорогой читатель! Гвоздь проблемы заключается в столкновении двух полярных сил – закона и старого обычая.

Недаром же Абдул-Хамид все время напирал на то, что его жена пытается замахнуться на дедовские устои. Оказывается, именно в соответствии с ними при разводе родителей дети должны оставаться в доме отца. И, как бы круто ни поступал муж с женой, она не смеет противиться любому его произволу. Но медсестра – современная женщина, естественно, не вняла голосу предков. Молодая горянка явилась за советом в сельсовет.

– Помогите! Без детей мне не жить. Это же беззаконие.

– Конечно, как сознательные люди, мы на твоей стороне, – ответили ей. – И законы на твоей стороне. Но поймут ли нас земляки, если мы начнем попирать обычаи предков? Знаете что? Во имя аллаха, избавьте нас от ответственности, топайте снова в суд. Там мудрецы, они все знают.

В суде и впрямь знали все. Кроме одного – надо исполнять свои решения, а не хладнокровно дожидаться развития событий; надобно не потакать нарушителям закона, а рьяно бороться с ними. Между тем здесь принялись выяснять, не лучше ли будет детям у хорошо зарабатывающего мастера, чем у простой медсестры. И потом, понимаете, закон законом, а обычаи тоже надо учитывать.

Это было поистине удивительно. Суд – этот поборник справедливости и истины – отступал под напором темного адата. Увы, так еще бывает не только в глухих селениях Кавказа.

Но, слава тому же аллаху, закон действительно есть закон и он берет в конце концов верх.

Несмотря на осадное положение, которое объявил Абдул-Хамид, невзирая на нажим, который он оказывал на местных судей, земляки презрели закоснелые обычаи. Они встали наконец стеной за обиженную мать и добились торжества справедливости. Чему дивиться? Новое неотступно побеждает старое. И нынче на лужайке подле дома Зульфии можно видеть безмятежно играющих детей – старшую Зуру, среднего Саида-Абдуллу и младшего Саида-Магомеда.

Иногда мимо на запыленной машине проезжает старший мастер лесхоза. Глядя на умилительную картину, он скрежещет зубами. Но тщетно. Как говорится в пословице тех краев, на крепкий сук всегда найдется острый топор.

ПОСЛЕДНИЙ ДОЛГ

События развивались параллельно.

…Поздно ночью в квартире Михаила Исаевича раздался продолжительный телефонный звонок. Прорывалась междугородка.

– Кто на проводе? Слышите меня?

– Слышу. Кто говорит?

Тут вступил смятенный голос, который оповестил:

– Говорят соседи вашего брата. Извините за скорбную весть. Ваш брат скончался.

Надо ли описывать горе Михаила Исаевича? Едва дождавшись утра, он помчался за билетами, чтобы немедленно отправиться вместе с женой в путь.

…Поздно вечером позвонили в общежитие педагогического института и попросили к телефону студентку Инну А. Смятенный голос сообщил, что вчера скончался ее отец. Можно было ожидать, что охваченная горем дочь тут же разрыдается в телефонную трубку. Но рыданий не последовало. Деловым тоном она поинтересовалась:

– А кому-нибудь вы уже об этом говорили?