Текст книги "Средневековая Англия. Путеводитель путешественника во времени"

Автор книги: Ян Мортимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Впрочем, самый главный фактор, влияющий на ландшафт, – болезни. С 1348 года эпидемии чумы лишили сельские поместья такого количества населения, что изменился весь процесс ухода за землей. Причем дело не только в людях, умерших от болезней. Если в поместье внезапно умирает треть работников, то лорд недополучает треть ренты. После этого лорд может потребовать, чтобы оставшиеся арендаторы работали вдвое усерднее. Но если он им не платит, а соседний помещик, которому требуются работники, предлагает хорошие деньги за помощь в сборе урожая, то они просто уйдут к этому помещику вместе с семьями, «забыв» о договоре с прежним лордом, хоть это и незаконно. Так что помещик может запросто потерять не треть или половину рабочей силы, а вообще всех работников сразу. Оставшись с бесполезной землей, которую никто не обрабатывает, он неизбежно задумается, как на ней заработать. Одно возможное решение – вообще забыть о пахотной земле и отдать все поместье под пастбище для большого стада овец. Именно так всего за несколько лет несколько тысяч акров злаковых полей вокруг деревни превращаются в травянистые равнины, а развалины церковной башни останутся единственным напоминанием о том, что здесь когда-то жило много людей.

Деревни

К концу века заброшенными и разрушенными оказались более тысячи деревень. Так что визит в Англию в 1300 году будет выглядеть совсем иначе, чем в 1400. Даже процветающие поселения пострадали от Великой чумы 1348–1349 годов (или Черной смерти, как мы ее называем). В 50-х и 60-х годах XIV века на окраинах большинства деревень стоят заброшенные дома.

Их потихоньку разбирают, ибо древесина ценна, так что глинобитные стены рушатся, падая в грязь или на буйно разросшуюся траву и сорняки. В некоторых местах прихожане уже не могут себе позволить полного ремонта когда-то величественной церкви. Вместо того чтобы заменить крышу придела или часовни, они просто разбирают стены и укрепляют арки, уменьшая церковь до размеров, соответствующих их запросам и бюджету.

Деревня XIV века отнюдь не живописна. Забудьте открыточные изображения цветов в горшках у дверей старинных коттеджей с соломенными крышами. Деревни выглядят абсолютно беспорядочно – особенно с точки зрения планировки. У первого дома, который вы увидите, стены, возможно, низкие, из выбеленной глиняной смеси и с узкими окнами, на которых стоят внешние ставни. Широкая соломенная крыша начинается примерно на уровне груди и заканчивается на высоте 25 футов или даже выше. Дым из печи выходит через грубо проделанное в гребне крыши треугольное отверстие – своеобразную вентиляцию. Сама солома – скорее всего, покрытая мхами и лишайниками – выступает над стенами на добрые 18 дюймов, так что здание словно смотрит на вас исподлобья. Булыжники, которыми замостили площадь вокруг дома, неровные и уже частично утонули в грязи. Дом и сад окружены невысоким забором. Рядом с домом стоят бочки для дождевой воды и лежат кучи дров. Чуть поодаль – хижина, где находятся туалет, телега для работы, остатки сломанной телеги, еще одна телега для перевозки сена, конюшня, гусятник, курятник, амбар и, возможно, небольшая пивоварня и пекарня.

Посмотрев несколько минут на это нагромождение, вы постепенно начнете понимать, как организована вся территория, в том числе сад. Дрова лежат в непосредственной близости от дома. Туалет – вонючая дырка в земле – тоже близко (но не слишком близко) от двери. Крыша так далеко выступает за стены и дверь, чтобы защитить их от дождя и снега, потому что стены сделаны из смеси глины, соломы и навоза. Курятник и гусятник располагаются именно так для того, чтобы защитить птиц от лис и других ночных хищников. Сломанную телегу оставили, чтобы починить или разобрать окончательно и использовать еще для чего-нибудь: принцип «повторного использования» применяется в средневековой Англии почти ко всему. В саду на заднем дворе владелец дома выращивает овощи и травы. Бочки расставлены таким образом, чтобы собирать дождевую воду – самую чистую доступную воду, – стекающую с крыши. Постепенно вы поймете, что эстетика здесь совершенно иная. Чтобы украсить средневековый дом, не нужен горшок с цветами. В глазах средневекового земледельца главная красота – это иметь рядом всё необходимое. Для семьи, живущей в этом доме, красота – это дым, выходящий из отверстий в крыше, и несколько поленниц, ждущих своей очереди на улице.

Разобравшись в эстетической разнице между современным представлением о комфорте и практической стороной жизни в XIV столетии, вы постепенно начнете понимать, почему деревня выглядит именно так. Практичность важнее красоты, так что она сама по себе становится идеалом и образцом красоты. Да, дома рассеяны беспорядочно, словно фундаментом им служат гигантские игральные карты, которые дьявол, проходя мимо и на что-то разозлившись, бросил через плечо. Тем не менее дома расставлены именно так не без причины. Многие из них стоят рядом с выделенными хозяевам участками на открытом поле, чтобы легче было добираться туда на воловьей упряжке. Мельница стоит именно на этом месте потому, что там течет река. Другие дома стоят именно там потому, что неподалеку колодцы, или потому что зимой в этом месте замерзает река, или потому что некоторые места слишком часто заливает. Деревня разрастается в полном соответствии с необходимостью. Теперь вы понимаете, почему средневековые прихожане без всяких угрызений совести разбирают один из приделов церкви, когда уменьшается население. Гармоничная симметрия церкви, конечно, нарушается, но небольшое здание лучше подходит для небольшого населения, и в этом тоже есть своя гармония.

По прибытии в любую английскую деревню у вас создастся впечатление, что практически все дома одинаковы. Стоят ли они по отдельности или группой, почти все деревенские дома одноэтажные, а между передней и задней стеной не больше 16 футов – «глубина» всех средневековых домов составляет всего одну комнату. Кроме того, все деревенские дома строятся и покрываются крышей в одном стиле. Однако если взглянуть на ситуацию шире, то «одинаковость» окажется лишь иллюзией. Дома различаются и по размерам, и по назначению, и по способу строительства. И, конечно, о региональных различиях тоже забывать не стоит. В некоторых районах страны камень достать намного легче, чем дуб. В Дартмуре, где большие доски перевозить почти невозможно, но зато много камня, люди живут в гранитных домах, покрывая их камышами или папоротником-орляком, которые приходится ежегодно менять. Кое-где в Корнуолле дома строят из сланцевых блоков, а крыши – из сланцевых плит. В Кенте каркасы небольшого, но заметного числа домов строят из вяза. Впрочем, в большинстве регионов каменные здания – это символы высокого положения. Рабочий люд живет в каркасных домах с соломенными крышами.

Длина большинства деревенских домов составляет от 25 до 40 футов; впрочем, встречаются и квадратные однокомнатные коттеджи, и 60-футовые дома йоменов. Последние – довольно красивые двухпролетные холлы с двухэтажными флигелями с обеих сторон и множеством надворных построек. С другой стороны, вдова вполне может жить в одноэтажном однокомнатном здании площадью всего 13 квадратных футов с крыльцом и курятником у черного хода. В некоторых регионах, в частности в Уэст-Кантри, вы найдете даже длинные дома; они могут быть в длину до 90 футов: в одном конце размещается скот, в другом – крестьянин с семьей. Помните, что в таких удаленных районах деревня может представлять собой не группу домов, а несколько разрозненных ферм, из которых лишь горстка находится в прямой видимости от приходской церкви.

В начале XIV века здания строят зачастую довольно небрежно. Дома многих батраков очень дешевые, без нормальных фундаментов – сваи забивают прямо в землю. Естественно, без цоколя доски гниют, так что такие дома нужно каждые 30–40 лет перестраивать. Вскоре, однако, ситуация меняется. Всё больше домов строят на каменных фундаментах или подпорках для глинобитных стен, а то и вовсе сразу ставят каменные стены. Крыши тоже улучшаются. В некоторых районах страны разрабатывают особую технологию: верхний слой соломы на крыше постоянно меняют, а вот нижний не трогают. Некоторые из этих нижних соломенных слоев оказались настолько долговечными, что дожили даже до наших времен, выдержав шестьсот с лишним лет – и сохранив в себе засохших средневековых кузнечиков и божьих коровок, которые сидели в траве, когда ее косили.

Не считая церкви, самые качественные здания в любой деревне построены владельцем поместья – в том числе каменные дома, в которых он живет с семьей. Но даже если лорд не живет в деревне сам, он все равно строит особняк в центре главной фермы или земли, которую не сдает в аренду (demesne). Именно туда арендаторы приходят, чтобы заплатить ренту, штрафы и долги бейлифу, а также на общественные обеды, которые устраивают на Рождество и в других особых случаях, например во время сбора урожая. Вокруг главной усадьбы столько зданий, что сама по себе ферма становится больше похожа на маленькое село с огромными молотильными сараями и сеновалами, загонами для волов и пивоварнями, конюшнями, скотобойней, амбаром, гусятником, курятником, сараем для стрижки овец, домом бейлифа и коттеджами батраков.

Естественно, сельский ландшафт не ограничивается только этими зданиями. В прошлом монахи-цистерцианцы любили строить монастыри в захолустьях, и, хотя великая эпоха строительства монастырей уже прошла, их огромные и поразительно изящные церкви по-прежнему остаются главной достопримечательностью многих долин. Большинство английских замков находятся в городах или рядом с ними, но некоторые все же стоят отдельно, в сельской местности, охраняя дороги и заливы. Новая крепость Бодиам, построенная сэром Эдвардом Дэлингриджем, – отличный пример такого отдельно стоящего замка, равно как и замок семьи Померой в Берри, графство Девон, или жилище семьи Тальбот в Гудриче, графство Херефордшир. Еще вы можете увидеть на юго-западе добычу олова открытым способом, где глубокие «шрамы» на склонах холмов отмечают места разработки и промывания руды, а на территории больших монастырей – большие пруды с рыбой.

Потенциального посетителя, наверное, стоит еще кое о чем предупредить. Не вся Англия одинакова. В некоторых холмистых районах колесным транспортом пользоваться невозможно. Это значит, что пейзаж там совсем другой, нежели в равнинной части страны. Строительные материалы берут только в непосредственной близости. Поместья страдают от сильных дождей и не слишком приспособлены для земледелия, так что народу в них живет намного меньше. После Великой чумы многие поселения в этих районах остаются заброшенными. Кроме того, поскольку такие поместья бедны и относительно изолированны, владельцы обычно их игнорируют. Так что лучшие строители для ремонта церквей или зданий поместья туда не ездят, и возводимые постройки часто выглядят очень провинциально, да и строят их по-любительски. С другой стороны, равнины Восточной Англии очень плодородны и, соответственно, богаты. А еще они безопасны по сравнению с сельской местностью на границе с Шотландией или Уэльсом.

Самое большое количество заброшенных зданий вы найдете на севере страны, в Камберленде и Нортумберленде.

В теории, там есть и приходы, и поместья, но в течение всего XIV века людей там или очень мало или совсем нет. Тому есть три причины: изменения климата, чума и частые набеги шотландцев. Разрушенные дома и часовни просто оставляют на произвол судьбы. Огромный приход Бьюкасл в Камберленде, площадь которого составляет более 40 тысяч акров, почти необитаем. Похожая ситуация и в Нортумберленде. Это пограничная территория, которую защищает доблестная семья Перси, лорды Алники, но по большей части она пуста. Когда-то густонаселенные районы вроде Редсдейла практически заброшены. Большой приход Саймонберн, размерами 33 на 14 миль и площадью более 150 тысяч акров, настолько малонаселен, что взимаемой со всех жителей десятины не хватает даже на содержание одного священника. Туда не ездят королевские сборщики налогов. Туда не ездит вообще никто. Иногда там случаются сражения, иногда встречаются стойкие фермеры, умудряющиеся как-то себя прокормить с небольшого участка в долине, но вы можете ехать там целый день и не увидеть ни души. Строить дом на земле, где ваши посевы, скорее всего, сожгут, животных украдут, а вас и вашу семью убьют разбойники-шотландцы, просто глупо. Это, конечно, сильно контрастирует с деревнями и городками в Мидлендсе и на юге, где маленьких детей спокойно отпускают играть одних на улицу.

II. Люди

Никто не сможет точно назвать численность населения Англии XIV века. Примерные оценки – 5 миллионов в 1300 году (плюс-минус полмиллиона) и около 2,5 миллионов в 1400-м (плюс-минус четверть миллиона)[8]8
  См. Hatcher, Plague, Population, рр. 13–14, 71. По данным о подушном налоге 1377 года, который был собран со всего населения старше четырнадцати лет, за исключением духовенства и нищих, в Англии было 1 386 196 налогоплательщиков. Если воспользоваться тем же предположением, что приведено выше, – что налогоплательщики составляют примерно 60 % всего населения, – то всего в Англии жило около 2,31 миллиона человек. Более ранние прикидки выводятся именно из этой цифры, принимая во внимание смертность от чумы в 1348–1349, 1361 и 1368 годах. Население уменьшалось вплоть до 40-х годов XV века. См. Hatcher, Plague, Population, р. 27.


[Закрыть]. Единственное, в чем согласны абсолютно все, – к концу века в стране осталось намного меньше людей, чем в начале, практически вполовину меньше. Между 1315 и 1325 годами население уменьшилось на пять – десять процентов, во время Великой чумы 1348–1349 годов – на тридцать – сорок, а во второй половине столетия – еще на пятнадцать – двадцать пять. Быстро восстановиться от гибели множества детей невозможно. Как вы уже убедились по изменившемуся пейзажу, XIV век нанес обществу серьезнейший удар. Лишь в 30-х годах XVII века население снова достигнет 5 миллионов, и лишь еще через сто десять лет – 5 с половиной. Как долго живут эти люди? Зависит от того, где они живут и насколько богаты. Иомены в Вустершире в первой половине XIV века, дожив до двадцати лет, живут после этого в среднем еще лет двадцать восемь, а их наследники во второй половине столетия – тридцать два. Звучит неплохо: почти пятьдесят лет жизни. Но, с другой стороны, эта цифра означает, что половина взрослых людей даже до пятидесяти не доживает. И это мы говорим о преуспевающих жителях Вустершира. Бедные крестьяне в том же регионе в среднем живут на пять-шесть лет меньше. И еще следует учесть, что все эти цифры – для тех, кто уже дожил до двадцати лет: половина населения умирает раньше. Ожидаемая продолжительность жизни при рождении может равняться всего восемнадцати годам, как, например, в йоркширской деревне Уоррем-Перси.

По вышеописанным причинам большинство средневековых англичан сравнительно молоды. Тридцать пять, а то и сорок процентов населения младше пятнадцати лет. Взглянув на противоположный конец возрастного спектра, мы увидим, что лишь пять процентов англичан XIV века старше шестидесяти пяти. Молодых людей намного больше, а старых намного меньше, чем сейчас. Впрочем, самый поразительный контраст – это медианный возраст. Если бы вы выстроили всех современных англичан в одну линию по возрасту, то в середине стоял бы 38-летний человек. Если бы вы сделали то же самое в XIV веке, то в середине нашли бы 21-летнего. Половине всей Англии двадцать один год или меньше[9]9
  Hatcher, Plague, Population, р. 71. Возрастная статистика основана на цифрах по XVI веку в Wrigley and Schofield, Population History, особенно таблице A3.1 на с. 528. По этой статистике, ожидаемая продолжительность жизни в 25 лет – еще 32 года, что превышает цифру в 20–30 лет для 20-летних, приведенную и в Dyer, Standards, р. 182, и в Harvey, Living and Dying, p. 128 (обе книги основаны на данных XV века). Поэтому по сравнению с таблицей А3.1 у Ригли и Скофилда средний возраст слегка занижен. Современные данные взяты с сайта Департамента национальной статистики.


[Закрыть].

Преобладание молодежи ведет к социальным различиям в любых поселениях и сферах деятельности. Среднестатистический человек со средневековой улицы обладает меньшим на семнадцать лет жизненным опытом, что не может не сказаться на всех аспектах его жизни. Старших, у которых он может попросить совета, намного меньше. Вспомнив, что общества с молодым населением более жестоки, часто поддерживают рабство и не видят ничего дурного в жестоких поединках, где мужчины бьются насмерть ради развлечения, вы поймете, что с тех времен общество изменилось фундаментально. Средневековье, конечно, не сравнить с Древним Римом, но средневековое понятие о крепостной службе не слишком отличается от рабства, а любовь к рыцарским поединкам недалеко ушла от любви римлян к гладиаторским кровопролитиям. Есть лишь одна, но очень важная разница: средневековые зрители знают, что бойцы на турнирах добровольно рискуют здоровьем и жизнью. Они – рыцари-аристократы, сражающиеся ради своей гордости и славы, а не рабы, которых заставляют резать друг друга на части на потеху кровожадной толпы.

Как выглядят люди в Средние века? В целом они лишь немногим ниже нас. Средний рост мужчин – чуть выше 5 футов 7 дюймов (171–172 см), а женщин – 5 футов 2 дюйма (158–159 см). Их ступни тоже меньше: средний размер ноги у мужчин – английский 4–6 (европейский 37–39), а у женщин – 1–3 (33–36) С Впрочем, вы заметите, что богачи более или менее «одного с вами роста». Бедняки, с другой стороны, заметно ниже: такие резкие различия обусловлены и генетикой, и плохим питанием. Так что если дело доходит до драки, у аристократа явное преимущество. Кстати, если уж говорить о драках и боях – вы обязательно встретите мужчин, потерявших глаза, уши или конечности во французских или шотландских войнах… или в куда менее славных «сражениях». На удивление много людей хромает из-за незалеченных травм ног или ступней, зачастую полученных на работе. В некоторых городах каждому двадцатому приходится выживать со сломанной или треснутой конечностью. А еще случаются и родовые травмы. Один из епископов Дарэма, Луи де Бомон, знаменит своей косолапостью на обе ноги. Большинство англичан рано или поздно переносят болезнь, которая портит их юношескую красоту (конечно, если они изначально были хоть сколько-нибудь красивы).[10]10
  Dyer, Standards, рр. 316–317. См. также Roberts and Manchester, Archaeology of Disease, p. 57 – средний рост мужчин там считается равным 171,8 см.


[Закрыть]

Обычно говорят, что к двадцати годам средневековый мужчина достигает расцвета сил, к тридцати – зрелости, а к сорока – старости. Это означает, что мужчинам приходится рано взваливать на себя груз ответственности. В некоторых городах в судах присяжных могут заседать даже двенадцатилетние. Лидерам, которым нет еще и тридцати, доверяют и считают достойными всяческого уважения. Двадцатилетний Эдуард III объявляет войну Шотландии и лично ведет в бой армию, несмотря на двукратное превосходство врага. Это не поспешное решение: Эдуарда полностью поддерживают и аристократы, и рыцари, и всадники, и пехота. В современном же мире ему бы по возрасту даже нельзя было избираться в парламент. Когда кто-то говорит, что «детям сейчас приходится очень быстро расти», ему стоит поразмыслить и оглянуться на прошлое. Средневековые мальчики должны с семи лет работать, с того же возраста их могут повесить за воровство. В четырнадцать лет им разрешается жениться, а в пятнадцать они становятся военнообязанными. Аристократы могут занимать государственную должность или командовать армией, еще не достигнув двадцати лет. В битве при Креси (1346) командование авангардом – передним батальоном армии – поручили принцу Эдуарду, которому было всего шестнадцать лет. Невозможно представить, чтобы современному шестнадцатилетнему юнцу доверили командование батальоном в бою.

У женщин периоды «расцвета», «зрелости» и «старости» сдвинуты на шесть – семь лет. В семнадцать лет женщина в расцвете сил, зрелой становится в двадцать пять, а старой – примерно в тридцать пять. По словам одного из персонажей Чосера, тридцатилетняя женщина – просто «высохшее зимнее сено». Мальчиков обручают с девочками еще в младенчестве, а в брак девочкам разрешают вступать уже с двенадцати лет, хотя сожительство обычно начинается только в четырнадцать. Подростковая беременность только приветствуется – еще одно значительное отличие от современной Англии. Большинство благородных девушек к шестнадцати годам уже замужем, а к двадцати пяти рожают пять-шесть детей, двое или трое из которых умирают. В этом возрасте многие из них уже вдовы – их мужья погибли на войне с Францией или Шотландией. Конечно, если они сами сумели не умереть при очередных родах.

Несмотря на все вышесказанное, некоторым людям удается дожить даже до восьмидесяти. Седой старый рыцарь, сэр Джеффри де Жуанвиль, брат биографа Людовика Святого, умер в доминиканском монастыре в Триме в 1314 году в возрасте 88 лет. Прозорливый корнуолльский священник, лингвист и переводчик Джон Тревиза, родившийся около 1326 года, умер лишь в 1412-м, в восемьдесят шесть лет. Летописец Джон Гардинг, 1377 года рождения, написал хронику триумфа первого короля из династии Ланкастеров, Генриха IV, в 1399 году и прожил достаточно долго, чтобы переписать историю с противоположной политической точки зрения по приказу первого короля из династии Йорков, Эдуарда IV, в 60-х годах XV века. В 1464 году в свои восемьдесят семь лет он был еще жив. Английские епископы тоже часто доживают до глубокой старости. Средний возраст рукоположения епископов в 1300 году – сорок три года. После этого они в среднем живут еще двадцать один год, так что их ожидаемая продолжительность жизни – шестьдесят четыре года. В 1400 году средний возраст избрания епископов – сорок четыре года. Они живут еще двадцать три года: их средняя продолжительность жизни выросла до шестидесяти семи. Даже среди них выделяются, например, епископ Дарэма Скерлоу и епископ Личфилда Бергхилл, служащие и в семьдесят лет. Уильям Уайкэм, епископ Винчестера, дожил до восьмидесяти.

Три сословия

Средневековое общество разделяет себя на три части, или «сословия», первоначально созданных Богом: те, кто сражаются, те, кто молятся, и те, кто возделывают землю. Аристократы – это «те, кто сражается». Они защищают «тех, кто молится» и «тех, кто работает». Духовенство молится, защищая души воинов и работников. «Те, кто работает», кормят аристократию и духовенство, расплачиваясь своим трудом, рентами и десятинами. Таким образом, все сословия вносят свой вклад в общественное благо.

Идея очень хороша – особенно привлекательна она для тех, кто сражается и молится, чтобы оправдать вопиющее неравенство в обществе. Но эта идея начала устаревать еще в XII столетии. А с 1333 по 1346 год от нее окончательно не оставили камня на камне английские лучники, которые, несмотря на принадлежность к сословию «тех, кто работает», продемонстрировали, что являются куда более грозной военной силой, чем атакующий строй «тех, кто сражается». За этот короткий срок «те, кто работает», превратились в «тех, кто сражается», и над старой аристократией нависла реальная угроза исчезновения за ненадобностью. Тем не менее, несмотря на неадекватность модели, мы ей воспользуемся – хотя бы потому, что она показывает, как сами люди XIV века понимали классовую систему.

Те, кто сражаются

Как видно на вышеприведенной диаграмме, сословие «тех, кто сражается», разделено на несколько ярусов – это пирамида богатства и военной обязанности. На вершине находится король, владеющий всей землей королевства. Владения, принадлежащие непосредственно королю, приносят ежегодный доход, которым король оплачивает содержание королевского двора, в том числе различных отделов правительства. Кроме того, король может получать дополнительные деньги на финансирование военных экспедиций с помощью субсидий и других налогов, которые должен одобрить парламент.

На втором ярусе находятся лорды. Они владеют одним из трех титулов – герцога, графа или барона[11]11
  Очень недолго существовал и маркизский титул. Роберт де Вер получил титул маркиза Дублинского в 1385 году; формально он остался его обладателем после того, как в следующем году стал герцогом Ирландским, и титул вышел из обращения только после смерти де Вера в 1392 году. Кроме того, Ричард II создал для Джона Бофора титул маркиза Дорсета в 1397 году; его брат Генрих IV лишил его этого титула, вернувшись в Англию в 1399 году. После этого титул объявили «неанглийским».


[Закрыть]. Герцогский титул – самый высокий; его ввели в 1337 году для старшего сына Эдуарда III, Эдуарда Вудстока, позже известного как Эдуард Черный принц. Герцогские титулы обычно принадлежат королевской семье: три из четырех герцогов, получившие титулы до 1377 года, – сыновья короля. Следующий по старшинству титул лорда, графский, распространен шире. Количество графов в течение столетия варьируется от семи до четырнадцати. Самый низкий аристократический титул – баронский; количество баронов колеблется от сорока до семидесяти.

Все лорды получают свои лены непосредственно от короля и, таким образом, называются «главными владельцами» (tenants-in-сhief). Обычно они получают личные приглашения на каждое собрание парламента, где заседают в Палате лордов. Когда дело доходит до сражений, они номинально обязаны предоставлять королю войска за свой счет на сорок дней в год. На самом деле, впрочем, они несут службу столько, сколько необходимо королю, а их расходы компенсируются из казны.

Статус лорда более или менее коррелирует с доходами. В теории, любой лорд должен получать со своих владений не менее 1000 фунтов. Годовой доход большинства составляет от 700 до 3000 фунтов. Самый богатый лорд – Томас Ланкастер, пять графских владений которого принесли в 1311 году около 11 тысяч фунтов. За весь век этот показатель превзошли лишь два человека. На втором месте в условном «списке богачей» XIV века – королева Изабелла, которая в 1327–1330 годах получала по 20 тысяч марок (13 333 фунта) в год. Первое же место уходит Джону Гонту, герцогу Ланкастеру, чей валовой доход с поместий в Англии и Уэльсе в 1394–1395 годах составлял около 12 тысяч фунтов, не считая еще пенсии из Кастилии в размере 6600 фунтов[12]12
  Данные по Изабелле см. Mortimer, Greatest Traitor, р. 171. По Гонту – см. Dyer, Standards, р. 36, где говорится, что его доход равнялся 12 474 фунтам; в Goodman, John of Gaunt, p. 341 приводятся данные по его доходам за годы, заканчивавшиеся в Михайлов день 1394 и 1395 годов: «около 10 тысяч фунтов чистого дохода (11 750 фунтов до вычета налогов)».


[Закрыть]. Доходы большинства баронов составляют от 300 до 700 фунтов, но в некоторых исключительных случаях даже барон может получать 1300 фунтов в год – например, лорд Баркли.

Третий ярус феодальной иерархии состоит из помещиков, которые получают землю от короля косвенно – или, если проще, от главных владельцев ленов. Местные лорды не получают личных приглашений на заседания парламента, хотя их могут выбрать представителями – так называемыми рыцарями графств. Они не «лорды» в смысле владения баронским титулом – они имеют власть лишь над арендаторами земли в своих поместьях. В теории всех, кто имеет годовой доход больше 40 фунтов, – примерно 1100 человек – король должен называть рыцарями. Тех, чей годовой доход меньше, называют либо эсквайрами (если они потомки рыцарей и имеют право носить герб), либо, если у них герба нет, – просто джентльменами.

Впрочем, поместьями владеют не только люди с вышеописанными званиями. Многие поместья находятся во владении священников или учреждений – например, монастырей или университетских колледжей. Немалое число старых поместий разделили поровну между наследницами, так что «помещик» вполне может владеть всего лишь четвертью рыцарского лена площадью меньше 400 гектаров и получать с них всего 5 фунтов в год. Примерно 10 тысяч человек находятся именно в категории «джентри» – с годовым доходом от 5 до 40 фунтов[13]13
  См. Dyer, Standards, рр. 30–31 – там приведены доходы рыцарей и мелкого дворянства.


[Закрыть]. В какой степени их считать принадлежащими к сословию «тех, кто сражается» – вопрос довольно спорный. Тем не менее благодаря своему правовому статусу и семейным связям они имеют определенное влияние среди равных себе и власть над арендаторами и крепостными, так что не думайте, что раз они небогаты, то на них можно не обращать внимания.

Те, кто молятся

Иерархия английского духовенства похожа на иерархию светских лордов. Есть духовная аристократия – архиепископы, епископы и аббаты крупнейших религиозных построек – и подчиненные ей уровни: архидьяконы, деканы, каноники и низшее духовенство.

На самой вершине английской «пирамиды» находятся архиепископы Кентерберийский и Йоркский. Из этих двоих старшинство принадлежит Кентерберийскому. В его провинцию входят четырнадцать из семнадцати английских епархий и все четыре валлийские[14]14
  Средневековые английские епархии: Бат и Уэллс, Винчестер, Вустер, Или, Кентербери, Ковентри и Личфильд, Линкольн, Лондон, Норидж, Рочестер, Солсбери, Херефорд, Чичестер и Эксетер. Валлийские – Бангор, Лландафф, Сент-Асафс и Сент-Дейвидс.


[Закрыть]. Каждой епархией управляет епископ, находящийся в непосредственном подчинении архиепископа. Архиепископ Йоркский не подчиняется архиепископу Кентерберийскому, но обязан признавать старшинство южного коллеги. В его провинцию входят три оставшихся английские епархии (Карлайл, Дарэм и Йорк). Есть и еще несколько человек, носящих церковную одежду и называющих себя епископами. Это викарные архиепископы и епископы, которых назначает папа; им дают экзотические титулы вроде «архиепископ Дамасский», «епископ Хрисуполиса» или «архиепископ Назаретский», но они подчиняются непосредственно папе и не входят в английскую церковную иерархию.

Если уж заговорили о папах, то стоит помнить две важные вещи. Во-первых, большую часть столетия папский престол находится не в Риме, а в Авиньоне, на юге Франции. Во-вторых, с 1378 года пап вообще двое. Эти странности начались с жестокого спора между папой Бонифацием VIII и королем Франции Филиппом, случившегося около 1300 года. После смерти Бонифация в 1303 году его наследник Бенедикт XI попытался исправить ситуацию, но Бонифаций даже мертвым продолжал раздражать французского короля. Следующий папа после Бенедикта, Клемент V – франкофил, и он сделал всё, чтобы успокоить Филиппа – в частности, назначил множество новых кардиналов-французов. Кроме того, он переехал вместе с папским двором в Авиньон. Французские кардиналы постоянно избирают французских пап, которые, в свою очередь, назначают новых французских кардиналов, которые избирают новых пап-французов. Такая ситуация сохранялась до 1378 года, когда в церкви произошла Великая схизма. Шотландцы, французы и испанцы поддержали избрание нового французского папы, Клемента VII, который остался в Авиньоне. Англичане, итальянцы и большинство германских государств, составляющих Священную Римскую империю, посчитали Клемента антипапой и поддержали избрание папы Урбана VI, который вернулся в Италию и поместил престол в Риме. В общем, если излагать вкратце, ситуация такова: до 1305 года папа был один – в Риме. С 1305 по 1378 годы папа тоже был один – в Авиньоне. С 1378 года и до конца века пап двое: один в Авиньоне, другой – в Риме, причем англичане признают только последнего.

Почему это важно? Папа лично назначает каждого архиепископа, епископа и архидьякона во всем христианском мире, в том числе на Британских островах. Это дает ему огромное влияние. Когда в Англии умирает епископ, король может написать папе письмо и попросить поддержать избранную им кандидатуру, но выбор все равно остается за папой. Не стоит и говорить, что папы-французы (которые до схизмы 1378 года имели власть и в Англии) не всегда исполняли просьбы английских королей. Есть и другие проблемы. Авиньонские папы с куда большим удовольствием назначали на верховные церковные позиции в Англии своих прихлебателей из Авиньона, а не каких-то далеких и незнакомых англичан, которых они и в глаза никогда не видели. Таким образом, многие архидьяконы и каноники в английских церквях – иностранцы, причем многие из них вообще не приезжают в Англию, а просто прикарманивают доходы со своих английских владений. Наконец, и это самое очевидное – Англия воюет с Францией, так что папы-французы особой любовью в Англии не пользуются.

Как и их мирские «коллеги»-аристократы, большинство архиепископов и епископов – главные владельцы ленов, пожалованных им непосредственно королем. Каждый английский епископ имеет доход, сравнимый с графским: от 3500 фунтов в год (Кентербери) до 400 фунтов (Рочестер). Епископ Или в 1300 году получает около 2500 фунтов в год; епископ Вустера – примерно 1200 фунтов. В некоторых случаях аналогия между епископами и графами становится еще более прямой. Некоторые обладатели епископских чинов – сыновья аристократов и тоскуют по жизни на передовой. Епископ Хетфилд из Дарэма командовал арьергардным дивизионом во время марша через Нормандию в кампании, завершившейся битвой при Креси (1346). Зуш, архиепископ Йоркский, тоже демонстрирует доблесть – он был одним из глав английской армии, одержавшей победу при Невиллс-Кроссе (тоже 1346 год). Но самым знаменитым из воинствующих епископов стал Еенри Деспенсер из Нориджа, в 1383 году вторгшийся во Фландрию. Он заявлял, что ведет «крестовый поход» против французских сторонников папы Клемента, но вместо этого напал на фламандцев – сторонников папы Урбана (которого поддерживала и Англия). От епископа-аристократа, конечно, вряд ли можно требовать «подставить вторую щеку», но, по крайней мере, исполнять заповедь «Не убий» он должен?