Текст книги "Жизнь дается лишь дважды"

Автор книги: Ян Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

13. Кисси Сузуки

Утро пролетело мгновенно. Бонд действовал, как автомат: проверял снаряжение «ниндзя», проследил за упаковкой его в плавучий контейнер. Мысли были заняты совсем другим – Блофелд, чертова скотина, организатор «Спектра», гнусной банды убийц и террористов, человек, которого ищет полиция всех стран НАТО, убийца Трейси. Девять месяцев назад она всего один день была женой Бонда. И за девять месяцев этот гениальный мерзавец придумал нечто совершенно новенькое. Швейцарец – доктор Шаттерхэнд, богатый ботаник, одно из многих его прикрытий. Все так просто: несколько редких растений ведущим ботаническим садам, финансирование пары экспедиций и невинный план – уйти на покой и заняться садиком. И каким! Смертельная ловушка для людей, настоящий подарок для самоубийц. И, конечно, Япония, где самый высокий в мире уровень добровольных смертей, страна с неиссякаемой жаждой причудливого, жестокого, ужасающего – о лучшем убежище не приходилось и мечтать. Блофелд свихнулся – но это было целенаправленное сумасшествие убийцы-гения. И масштабы у него были соответствующие, как у Калигулы, Нерона или Гитлера. Горы трупов росли с захватывающей быстротой, расходы были невероятны, планирование, вплоть до использования «Общества Черного Дракона», и прикрытие – безупречны. И вот два врага встретились вновь, но на сей раз Давид шел на Голиафа, ведомый не чувством долга, но кровной местью! А оружие? Голые руки, двухдюймовый нож и тонкая стальная цепочка. Что ж, такое случалось и раньше. Главное, захватить врасплох.

Бонд отобрал пару черных ластов, немного прессованного мяса, таблетки бензедрина, пластиковую флягу с водой. Все готово.

Они подъехали к пирсу, где ждал полицейский катер. На двадцатиузловой скорости прошли вдоль берега, обогнули мыс и вышли в залив Генкай. Тигр вытащил бутерброды и бутыль саке и они ели, посматривая на зеленый берег и песчаные пляжи по левому борту. Тигр показал на крошечную точку на горизонте.

– Остров Куро, – сказал он. – Веселее, Бондо-сан! Что-то вы загрустили. Скоро будете купаться с голыми красотками! Переспите с японской Гретой Гарбо!

– А акулы уже собираются отметить мой заплыв.

– Если уж они не жрут Ама, на кой черт им тощий англичанин? Видите, вон кружат два орла-рыболова? Отличная примета. Когда в небе один – судьба не так благоприятна. Четыре означают катастрофу, у нас четверка, как ваши тринадцать – приносит несчастье. А забавно, Бондо-сан, болван-дракон дрыхнет себе в пещере, ничего не подозревая, а в это время Святой Георгий по волнам подбирается к его логову. Каков сюжет для прессы?

– Потрясающее у вас чувство юмора, Тигр.

– Просто не похоже на ваше. Весь японский юмор замешан на смерти и несчастьях. Я не артист, но попробую рассказать мою любимую историю. Девушка подходит к мосту, дает стражнику монетку в один сен и идет дальше. Стражник кричит: «Эй, проход по мосту стоит два сена». Девушка отвечает: «Но я не собираюсь переходить на другой берег. Дойду до середины и брошусь в реку». – Тигр оглушительно захохотал.

– Расскажу в Лондоне, – вежливо сказал Бонд. – Они там со смеху лопнут.

Маленькая точка на горизонте росла и превратилась вскоре в изогнутый остров миль пять в окружности, со скалистыми берегами и небольшой, смотрящей на север, бухтой. Вдали виднелся выдающийся в море мыс, обиталище доктора Шаттерхэнда, и высокая, похожая на крепостную, черная стена вздымалась из моря. Вершины деревьев поднимались над нею, а за ними, в отдалении, выделялась на фоне неба крыша замка.

Бонд слегка поежился, подумав о предстоящем заплыве в ночном море и упражнениях в скалолазании. А, ладно! Он переключился на приближающийся остров.

Это была черная вулканическая скала, тем не менее густо покрытая зеленью. На вершине невысокой горы стоял сложенный из камня маяк. Они обогнули мыс и увидели маленькую деревушку и причал. В море неподалеку было разбросано штук тридцать гребных лодок, иногда в сверкающих под солнцем волнах мелькали розовые тела. Голые ребятишки играли среди огромных гладких черных валунов, похожих на купающихся гиппопотамов. Сушились зеленые сети. Что-то пасторальное, присущее рыбацким деревушкам всего мира, было в этой картине. Бонд немедленно влюбился в островок, казалось, его здесь давно и с нетерпением ждут друзья.

Несколько деревенских старейшин, серьезных, угловатых людей, во главе с синтоистским священником ждали их на причале. Священник был в церемониальных одеждах; темно-красным с широкими отлетными рукавами кимоно до колен, бирюзовой юбке в широкую складку и в традиционной блестящей черной шляпе в виде усеченного конуса. Он был средних лет, с круглым лицом, в круглых очках, с твердым, решительным ртом. Чувствовались в нем сдержанное достоинство и сила. Когда высаживались на берег, проницательный взгляд его скользнул по лицам гостей, но задержался на Бонде.

Суперинтенданта Андо встретили с дружелюбным уважением. Это его округ; и лицензии на рыбную ловлю зависят от него, насмешливо подумал Бонд, но поклоны вовсе не казались угодливыми, и Бонд решил, что ему полаются подходящий посол.

По булыжной мостовой главной улицы они поднялись к дому священника, скромному сооружению из камня и дерева. Они вошли и уселись на безупречно чистом лакированном полу. Суперинтендант произнес длинную речь, прерываемую серьезными «Хай» и «А, со десу ка» священника, время от времени задумчиво посматривавшего на Бонда умными газами. Затем недолго говорил священник, а Тигр и суперинтендант внимательно слушали. Тигр ответил, и деловая часть беседы на этом завершилась, принесли неизменный чай.

Бонд спросил у Тигра, что рассказали священнику о его миссии. Врать смысла не было, ответил Тигр, священник человек проницательный, и сказали ему правду. Священник сожалеет, что приходится применять столь жесткие меры, но считает замок средоточием зла, его владельца – воплощением дьявола. Он благословляет их предприятие, и Бонд может остаться на острове для подготовки к операции.

Священник попросит семью Сузуки оказать Бонду гостеприимство. Бонда представят антропологом, изучающим образ жизни «ама», и надеются на его благоразумие и умение вести себя достойно.

– Означает сие, – с ухмылкой сказал Тигр, – что вам не позволено тащить девок в постель.

Вечером они спустились на причал. Синевато-серое море было зеркально-тихо. Маленькие лодки, увешанные означавшими удачный улов пестрыми флагами, возвращались домой. Все обитатели Куро, человек двести, толпились на берегу, встречая своих девушек, старики держали в руках шали и одеяла, чтобы ныряльщицы не замерзли по пути домой, где их ждала горячая ванна.

Было пять часов.

– В восемь они уже спят, – сказал Тигр, – а на рассвете вновь выйдут в море. – Тигр посочувствовал: – Придется вам, Бондо-сан, менять и распорядок дня и образ жизни. «Ама» живут очень скромно, заработки малы – не больше воробьиной слезинки, как у нас говорят. И, Бога ради, повежливее с родителями, особенно с папашей. Ну, а Кисси… – Тигр замолчал.

Десятки рук подхватывали лодки и, с криками, затаскивали их на черную гальку. Поднимали и выносили на берег большие деревянные ящики с «аваби», там их сортировали и оценивали.

Тем временем смеющиеся, щебечущие девушки поднимались по мелководью, скромненько посматривая на троих незнакомцев. В мягком вечернем воздухе все они казались Бонду веселыми красавицами – высокие груди, с грубоватыми сосками; блестящие мускулистые ягодицы, перечеркнутые шнуром, придерживающим треугольный шерстяной лоскуток на лобке; на талии широкий ремень с овальными свинцовыми грузами и изогнутым острым ножом, белая повязка на голове, смеющиеся глаза, припухшие губы. Вот такой и должна быть настоящая жизнь, казалось сейчас Бонду, и почувствовал он себя, несмотря на грим, паршивым городским хлыщом.

Высокая, значительно выше других, девушка не обратила никакого внимания на мужчин на причале и стоящий рядом полицейский катер. В толпе смеющихся подруг она широко, может быть, чересчур напряженно шагала по черной гальке вверх по берегу. Она что-то бросила попутчицам, и те захихикали, прикрывая рот руками. Худенькая старушка протянула грубое коричневое одеяло и она завернулась в него. Девушки разошлись.

Старушка и высокая девушка поднялись вверх по берегу к рынку. Девушка что-то возбужденно рассказывала. Старуха слушала и кивала. К ним подошел священник. Женщины низко поклонились. Он заговорил, они смиренно слушали, посматривая на мужчин на причале. Девушка плотнее завернулась в одеяло.

Кисси Сузуки, понял Бонд.

Трое мужчин, священник в великолепном наряде, смуглая старая рыбачка и высокая обнаженная девушка, завернувшаяся в старое одеяло, шли вдоль причала. Девушка держалась позади. Женщины остановились, священник подошел к Бонду, поклонился и заговорил. Тигр переводил:

– Родители Кисси почтут за честь принять вас в своей бедной хижине. Они сожалеют, что не знакомы с западными обычаями, но их дочь знает английский и сможет передать им ваши пожелания. Священник спрашивает, управитесь ли вы с гребной лодкой? У отца Кисси приступ ревматизма. Вы оказали бы семье большую услугу, заняв его место.

Бонд поклонился:

– Пожалуйста, передайте его преподобию, что я весьма признателен ему за помощь. Приглашение в дом Сузуки-сан для меня большая честь. Потребности мои скромны, и мне очень нравится японский образ жизни. Я с удовольствием поработаю на лодке или помогу по дому. – Вполголоса он добавил: – Тигр, мне понадобится их помощь, особенно от девушки. Можно ей доверять?

Тигр мягко ответил:

– Смотрите сами. Священник знает все, отчего же не доверять и девушке? За границу она ничего не передаст. Пойдемте, священник представит вас. Не забывайте, зовут вас здесь Таро, «первый сын», Тодороки, в переводе «гром». Настоящим именем священник не интересовался. Я сказал, что это примерный эквивалент английского. Это имя стоит на вашем удостоверении личности и на профсоюзном билете. Здесь мы среди друзей, там, если попадетесь, покажете медицинскую справку.

Бонда подвели к женщинам. Он поклонился матери, не слишком низко, помня, что она всего лишь женщина, и повернулся к девушке.

Она весело рассмеялась. Она не хихикала, рассмеялась громко и сказала:

– Можете мне не кланяться, я, во всяком случае, не собираюсь. – Она протянула руку. – Как дела? Меня зовут Кисси Сузуки. – Рука была ледяной.

Бонд сказал:

– Таро Тодороки. Извините, что задержал вас здесь. Вы замерзли, идите домой, ныряйте в ванну. Спасибо за приют, но я не хочу причинять вам неудобства. Я действительно не помешаю?

– Просьба «каннуши-сан», священника – закон. Ничего страшного. Когда ваши достопочтимые друзья отпустят вас, мы с мамой будем счастливы принять вас у себя. Надеюсь, вы умеете чистить картошку.

Бонд повеселел, наконец-то появилась нормальная девушка! Не кланяется и не шипит! Он сказал:

– Ха, у меня ученая степень. Я сильный, упорный и не храплю. Когда мы выходим в море?

– В пять тридцать. На восходе. Принесите мне удачу. Найти «аваби» непросто. Сегодня нам повезло, я заработала долларов тридцать, но такое не каждый день случается.

– Доллары? Ага, скажем, десять фунтов.

– А разве англичане не те же американцы? Разве у них разные деньги?

– Очень похожи, но совершенно разные.

– Как это?

– Вы хотите сказать: «А, со десу ка»?

Девушка рассмеялась:

– Эта шишка из Токио вас здорово натаскала. Может быть, попрощаетесь с ним и пойдем домой? Нам надо на другой конец деревни.

Священник, суперинтендант и Тигр разговаривали, явно не обращая внимания на Бонда и девушку. Мать скромно стояла в стороне, внимательно, тем не менее, наблюдая за ними. Бонд вновь поклонился ей и подошел к мужчинам. Коротко попрощались. Над морем темнело, солнце тонуло в вечерней дымке. На полицейском катере запустили двигатель. Бонд поблагодарил суперинтенданта, тот пожелал ему успеха в благородном предприятии. У Тигра был серьезный вид. Он пожал руку Бонда обеими руками, жест, необычный для японца. Он сказал:

– Бондо-сан, я уверен в вашем успехе, поэтому не желаю удачи. Не скажу и «сейонара», прощайте. Я просто тихо скажу «банзай!» а на случай, если боги отвернутся от вас, и дела пойдут совсем плохо – вот вам маленький подарок. – Он протянул Бонду небольшую коробочку, внутри что-то гремело. Бонд открыл ее: там была длинная коричневая капсула.

Бонд рассмеялся и протянул коробку Тигру:

– Спасибо, Тигр, не надо. Как сказал, или чуть не сказал Басе: «Жизнь дается лишь дважды». Если подвернется второй случай, взгляну смерти в глаза, но не покажу спину. Спасибо вам за все. Живые лангусты были бесподобны. А здесь, наверное, я на всю жизнь наемся водорослей. Пока! Через недельку увидимся.

Тигр спустился к катеру, мотор взревел. На повороте у выхода из бухты он резко, как мечом, взмахнул рукой, и катер исчез за волноломом.

Бонд оглянулся. Священник ушел. Кисси Сузуки нетерпеливо сказала:

– Пойдемте, Тодороки-сан. «Каннуши-сан» сказал, я могу быть с вами на равных. Но все-таки дайте мне вашу сумку. В деревне надо держаться японских обычаев.

Высокий, коротко остриженный мужчина, высокая девушка и старуха пошли вдоль берега, и их угловатые японские тени бежали перед ними по гладкой черной гальке.

14. Солнечный день

Солнце вставало в великолепной золотисто-голубой дымке. Бонд вышел и, сидя на чисто вымытом крыльце сложенного из тесаного камня и обшитого деревом дома, съел свой соевый творог и рис и выпил чай. Женщины внутри, щебеча, как стая воробьев, занимались хозяйством.

Почетного гостя поселили в маленькой гостиной, устланной «татами», со скромной мебелью, домашним алтарем, и цикадой в маленькой клетке, «для компании», как объяснила Кисси. На полу расстелили «футон»; и впервые, но без особого успеха, он попытался пристроиться на традиционной деревянной подставке для головы.

Накануне вечером, отец, худой седобородый мужчина с узловатыми суставами и яркими глазами, смеялся вместе с Кисси над приключениями Бонда и Тигра, и с самого начала исчерти напряжение и неловкость.

Священник сказал, что Бонда примут, как члена семьи, и хотя внешность и манеры его были необычны, Кисси он явно понравился, и родители были с ней согласны.

В девять часов, когда над головой висела щербатая луна, старик поманил Бонда и, прихрамывая, отвел его на задний двор. Он показал ему маленькую будочку с дырой в земляном полу и аккуратными четвертушками «Асахи Симбун» на гвозде, и исчезла последняя загадка жизни на острове. В прыгающем пламени свечи сортир выглядел столь же чистым, как и весь дом.

Затихли еле слышные движения в соседних комнатах и Бонд заснул мертвым сном.

Из дома вышла Кисси. На ней было что-то вроде белой ночной рубашки, белый платок прикрывал густые черные волосы. Поверх рубашки висели грузы и тяжелый угловатый нож; только руки и ноги оставались обнаженными.

Бонд, наверное, выглядел разочарованным, и она насмешливо улыбнулась:

– Церемониальное платье для нырянья в присутствии высокопоставленных незнакомцев: «Каннуши-сан» сказал, что это знак уважения. Специально для вас.

– Кисси, ну что вы хитрите. Боитесь разбудить своей наготой плотоядные мысли в моей беспутной западной душе. Подозрение совершенно необоснованное. Но я ценю ваши усилия спасти мою невинность. Ладно, кончаем трепаться, пошли. Побьем сегодня рекорд по «аваби». Сколько нужно собрать?

– Полсотни хватит. Сто – просто чудесно. А главное, гребите получше и не утопите меня. И подружитесь с Дейвидом.

– Кто такой Дейвид? – спросил Бонд, внезапно приревновав. С кем это он должен делить свою девушку?

– Увидите.

Она зашла в дом и вынесла бадью из бальзы и большую бухту хорошей четвертьдюймовой веревки. Протянула веревку Бонду, пристроила бадью на бедре и пошла ведущей из деревни тропой, полого спускавшейся к маленькой бухточке, где на черной гладкой гальке лежала одновесельная лодка прикрытая от солнца высыхающим камышом.

Бонд сбросил камыш и стащил устойчивую, тяжелую, низко осевшую лодку в совершенно прозрачную воду, уложил в нее веревку и бадью. На другой стороне бухты Кис-си отвязала от скалы тонкую бечеву и начала медленно ее сматывать, одновременно монотонно насвистывая. К удивлению Бонда, послышался всплеск воды, и большой черный баклан пулей пронесся над отмелью и опустился у ног Кисси, изгибая шею и рассерженно шипя. Кисси наклонилась и погладила птицу по хохлатой голове и вытянутой шее, что-то весело приговаривая. Она пошла к лодке и баклан неуклюже заковылял за ней. Не обращая внимания на Бонда, он перепрыгнул через борт и взгромоздился на носовую банку, приняв царственную позу, но тут же принялся своим длинным клювом чистить перья на груди, время от времени грациозно взмахивая пятифутовыми крыльями. Наконец успокоившись, он, изогнув шею, как для удара, уставился в море бирюзовыми пазами.

Кисси залезла в лодку, устроилась, соблазнительно сверкая коленями, между вытянутых ног Бонда, а тот вставил тяжелые, с узкими лопастями весла в деревянные уключины и начал мощно и ровно грести на север, куда показывала Кисси.

На шее баклана Бонд заметил тонкое медное, дюйма два в диаметре, кольцо, с привязанной к нему бечевой. Это был знаменитый японский баклан-рыболов.

Кисси сказала:

– Я его нашла три года назад, еще птенцом. Он вымазался в нефти, я его отмыла, накормила, а потом надела кольцо. На вырост. Теперь он может глотать мелкую рыбешку, а крупную рыбу приносит ко мне в клюве. Сам ее отдает и иногда получает кусок в награду. Он плавает со мной и, вообще, мы – одна компания. Здесь бывает довольно одиноко, особенно в плохую погоду. Сегодня он голодный, из-за болезни отца три дня не был в море. Я работала с друзьями. Так что с вами ему повезло.

– Стало быть, это и есть Дейвид?

– Да. Унаследовал имя единственного парня, который мне понравился в Голливуде, англичанина, между прочим. Дейвид Нивен. Знаменитый актер и продюсер. Вы о нем слышали?

– Конечно. Выдам-ка я ему, пожалуй, пару кусочков рыбы. За удовольствие от его нового воплощения.

Бонд вспотел, даже плавки промокли. Кисси сняла с головы платок, наклонилась и осторожно вытерла ему лицо и грудь. Бонд улыбнулся ей в глаза и впервые близко увидел ее вздернутый нос и яркий рот.

Грима на ней не было, да он и не требовался, румянец проступал сквозь золотистую кожу – как у персика, такое часто встречается у японок. В черных волосах крупно вились каштановые пряди; мягкая челка нависала над прямыми тонкими бровями. Ровные красивые зубы европейской девушки совершенно не выдавались вперед, что часто портит японские лица. Руки и ноги были длиннее и не такие мускулистые, как у большинства местных девушек, и еще вчера Бонд заметил высокую грудь, красивые ягодицы и плоский живот – прекрасная фигурка, не хуже звездочек кордебалета из токийских кабаре. Но ладони и ступни ног грубы и покрыты шрамами, а ногти, хотя и очень коротко остриженные, были обломаны. Бонд нашел это весьма соблазнительным.

«Ама» означает «женщина моря» или «мужчина моря», и Кисси не обращала внимания на следы, оставленные на ней океаном, а кожа ее, несмотря на постоянное ныряние в соленой воде, светилась золотистым блеском, как у здорового, жизнерадостного человека. Но больше всею очаровали Бонда ее взгляд и улыбка, ее естественность, ну хотя бы когда она вытирала ему лицо и грудь. Вдруг показалось ему, что нет ничего лучше, чем выгребать с ней на рассвете к горизонту, а в сумерках возвращаться в маленький чистый домик.

Он отбросил эту ерунду. До полнолуния оставалось два дня, надо возвращаться к реальности, к выбранной им темной, грязной жизни.

Да провались все пропадом! Нет уж, эти два дня он украдет для себя; только Кисси, лодка, птица и море. Постарается, чтобы удача их не оставила, чтобы Кисси повезло с раковинами.

Кисси сказала:

– Хватит. Вы хорошо гребете. – Она показала направо, где рассыпалась в океане флотилия «ама». – Первые выбирают лучший участок. Сегодня на этой отмели мы будем работать одни. Здесь много водорослей, которых любят «аваби». Глубоко, правда, почти сорок футов, но я могу задерживать дыхание почти на минуту, хватает, чтобы поднять две-три «аваби», если найду, конечно. Это уж как повезет, роешься вслепую в водорослях, раковин ведь и не видно. Нащупаешь и поддеваешь вот этим, – она показала нож. – Потом придется передохнуть. А вы не сможете нырнуть? Согласны? Говорят, вы хороший пловец, я прихватила очки отца. Вот эти клапаны по бокам выравнивают давление между стеклами и глазами. Нырнете сначала ненадолго, наука нехитрая. Сколько вы будете на Куро?

– Дня два, три.

– Жаль. Где же нам с Дейвидом искать помощника?

– Может быть, ваш отец выздоровеет?

– Дай Бог. Надо бы отвезти его на горячие источники на Кюсю. Иначе придется выходить здесь замуж, а это довольно сложны. Выбор невелик, к тому же у меня есть немного денег, еще от киносъемок – а немного на Куро означает много – и вполне могут понадобиться не я, а деньги. Попробуй, угадай.

– А вернуться в кино не хотите?

Она зло взглянула на него:

– Никогда. Ненавижу. Они меня там за человека не считали. Раз я японка, значит, животное, и должна со всеми трахаться. Один Нивен оказался хорошим парнем. – Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания:

– Нет. Буду жить на Куро, и да помогут мне боги, – она улыбнулась, – как и сегодня.

Она встала, спокойно, несмотря на зыбь, обвязала вокруг талии конец длинной веревки, поправила поднятые на лоб очки:

– Веревку держите натянутой, почувствуете один рывок, немедленно выбирайте на себя. Работа тяжелая, но когда вернемся, сделаю вам массаж. У меня это хорошо получается. Ну, начали!

Бонд, взялся за весла. За его спиной затоптался Дейвид нетерпеливо шипя и вытягивая шею. Кисси привязала короткий конец к деревянной бадейке и спустила ее за борт. Прижимая к коленям белую рубашку, чтобы она не всплыла пузырем. Кисси скользнула в воду. В то же мгновение без всплеска нырнул и исчез Дейвид. Бечева, привязанная к банке, на которой сидел Бонд, начала стремительно раскручиваться. Он поднял бухту веревки, закрепленной на поясе Кисси, и привстал на ноющих ногах.

Кисси опустила очки на глаза и на секунду скрылась под водой. Подняв голову, улыбнулась:

– А там хорошо.

Она лежала на воде, посвистывая сквозь сжатые губы – наполняет легкие воздухом, понял Бонд. Затем, коротко взмахнув рукой, она опустила голову под воду, выгнула бедра, и на мгновение Бонд увидел под тонкой материей пропущенный между ягодиц черный шнур. И внезапно ушла отвесно вниз, стремительными движениями ног помогая грузам увлечь себя на дно.

Бонд, посматривая на часы, быстро стравливал веревку. Появился Дейвид с серебристой полуфунтовой рыбой в клюве. Чертова птичка. Некогда с ним возиться. Презрительно взглянув на Бонда, баклан швырнул рыбу в плавающую бадью, и исчез, как черная пуля.

Пятьдесят секунд! Бонд уже занервничал, когда почувствовал рывок и начал быстро выбирать веревку. В прозрачной воде далеко внизу появилось белое облачко. Бонд заметил, что руки девушки плотно прижаты к бокам, чтобы было легче всплывать. Она вынырнула рядом с лодкой, вытянула руки, показывая пару внушительных «аваби», и бросила их в бадью. Восстанавливая дыхание, она ухватилась за борт лодки, и Бонд залюбовался великолепной грудью, которую не скрывала тонкая материя. Коротко улыбнувшись ему, она наполнила легкие воздухом, вновь соблазнительный изгиб бедер, и она исчезла.

Прошел час. Бонд освоился и даже успел рассмотреть ближайшие к ним лодки. Их было много, и время от времени над безмолвным океаном слышался какой-то жутковатый, похожий на тихий крик морской птицы, свист девушек-ныряльщиц. Одна лодка покачивалась на мягкой зыби в сотне ярдов, и Бонд видел юношу с веревкой в руках, появляющееся изредка чудесное золотистое, блестящее, как мех нерпы, тело, и слышал их возбужденные голоса. Хоть бы не опозориться, когда придет его черед. Саке и сигареты! Ничего себе тренаж!

В бадье медленно росла кучка «аваби» и трепыхалось с дюжину рыбин. Вынимая из клюва Дейвида рыбешку, Бонд уронил ее, и птице пришлось вновь нырнуть. На этот раз на Бонда посмотрели уж совсем презрительно.

Вынырнула Кисси и устало забралась в лодку. Все, хватит, она сорвала очки и, тяжело дыша, устроилась на корме. Отдышалась и рассмеялась:

– Двадцать одна штука. Отлично. Берите грузы и нож и взгляните сами, как там внизу. Через тридцать секунд я вас вытащу. Дайте мне часы. И не потеряйте «тегане», нож, а то придется возвращаться.

Первое погружение было неудачным. Он шел вниз слишком медленно и едва успел взглянуть на ровное, усеянное черными камнями и покрытое дно «посидонией», встречающимися во всех морях водорослями, как почувствовал рывок вверх. Легкие его работали неважно, но все же он успел заметить густо заросший большой валун и в следующий раз подплыл прямо к нему и принялся шарить среди корней правой рукой. Он успел нащупать гладкую овальную раковину, но тут вновь почувствовал рывок веревки. На третий раз он вынырнул с «аваби», и Кисси улыбнулась, когда он бросил раковину в бадью. Он нырял еще с полчаса, но потом легкие его заныли и он почувствовал холод октябрьского моря и вынырнул последний раз одновременно с Дейвидом, пронесшимся мимо, как великолепная сверкающая черная рыба.

Когда Бонд бросил в бадью свою пятую раковину, баклан одобрительно дернул его за волосы.

Кисси была довольна. В лодке у нее было грубое коричневое кимоно, и она досуха вытерла им Бонда, пока он сидел, опустив голову и тяжело дыша. Потом она выловила бадью и вывалила ее содержимое на дно лодки. Она вытащила нож, разрешала пополам рыбешку и скормила ее Дейвиду, терпеливо ждавшему у борта. Тот проглотил рыбу в два приема и занялся своими перьями.

Чуть позже они позавтракали рисом с маленькими кусочками рыбы и сушеными водорослями, похожими на солоноватый шпинат. И, передохнув, работали до четырех, пока не налетел откуда-то легкий прохладный бриз, и сразу похолодало. Подошло время грести домой.

Кисси забралась в лодку и несколько паз дернула за бечеву, к которой был привязан Дейвид. Тот вынырнул недалеко от лодки, привычно поднялся в воздух, сделал над ними несколько кругов, спикировал и на своих перепончатых лапах, как на водных лыжах, скользнул к лодке, перевалился через борт, и, проковыляв на нос, устроился там с царственным видом, ожидая когда личный гребец доставит его домой.

Кисси вытиралась, чрезвычайно благопристойно переодевшись предварительно в коричневое кимоно. Она объявила, что они собрали шестьдесят пять «аваби», это просто замечательно. Бонд добыл десять штук, и для начала это тоже здорово. Нелепо обрадовавшись, Бонд наметил курс на остров, казавшийся сейчас песчинкой на горизонте, и мерными движениями шотландского рыбака начал грести.

Ладони горели, спина болела, как будто его избили дубинкой, плечи обгорели под солнцем – утешало лишь, что это хороший тренаж перед заплывом и взятием крепостной стены и прочими грядущими удовольствиями, и время от времени он награждал себя, улыбаясь Кисси прямо в лицо. Она не отводила взгляда, и низкое солнце золотило ее карие глаза. А песчинка превращалась в облачко, облачко в остров, и, наконец они были дома.