Текст книги "О Пифагоровой жизни"

Автор книги: Ямвлих Халкидский

Глава XV

(64) Он считал, что воздействие на людей сначала осуществляется посредством чувств: если кто-либо видит прекрасные образы и формы или слушает прекрасные ритмы и песни, то такой человек начинает музыкальное образование с мелодий и ритмов, от которых излечиваются человеческие нравы и страсти и устанавливается первоначальная гармония душевных сил. Он также придумал средства сдерживать и исцелять болезни души и тела [61]61
  [61] Платон в «Государстве» говорит о двух видах воспитания, которые рекомендованы для стражей: о воспитании мусическом и гимнастическом. Задача мусического воспитания – привести человека к пониманию прекрасного, уравновесить его душу и развить ее благородные качества. Гимнастическое воспитание закаляет тело и развивает волю стража.


[Закрыть]. И, клянусь Зевсом, еще более достойно упоминания то, что он для своих учеников упорядочил и привел в систему так называемые настройки и аранжировки, с божественным искусством придумав сочетания диатонических, хроматических и энгармонических созвучий [62]62
  [62] Диатоника (букв.: «идущая по тонам») – семизвуковая система, все звуки которой могут быть расположены по чистым квинтам. Диатонический тетрахорд выглядит следующим образом: ¹/₂ Ф – Т – Т (полутон и два тона, например е-f-g-а). В хроматическом наклонении третий тон тетрахорда понижался на полтона: ¹/₂ Ф – ¹/₂ Ф – 11/2 Ф (напр. е-f– fis-a). Энгармоническое наклонение было двух видов: более древнее основывалось на пропуске второго тона: 11/2Т – Ф (напр. е-g-а). Более позднее делило первый полутон диатонического тетрахорда на два четверть-тона: ¹/₄ Ф – ¹/₄ Ф – 2Т. Об открытии Пифагором диатонического наклонения см. 118–120.


[Закрыть]. С их помощью он легко изменял и приводил в противоположное состояние страсти души, если они только что беспорядочно возникли и усилились (печаль, гнев, жалость, глупую зависть, страх, различные влечения, приступы ярости, желания, чувство превосходства, приступы лени, горячность). Он направлял каждую из этих страстей к добродетели с помощью соответствующих мелодий, словно с помощью правильно подобранных лекарств. (65) Когда его ученики вечером засыпали, он освобождал их от дневных волнений и впечатлений, очищал смятенный ум, и они спали спокойно и хорошо, их сны становились вещими. Когда они просыпались, он освобождал их от сонного оцепенения, расслабленности и вялости особыми напевами и простыми мелодиями, исполняемыми на лире, либо сопровождая игру на лире пением. Но для самого себя он не предназначал и не устраивал такой процедуры с помощью инструментов или голоса, но, используя некую невыразимую и трудно постижимую божественную способность, напрягал слух и вперял ум в высшие созвучия космоса. Он один, по его словам, слышал и понимал всеобщую гармонию и созвучие сфер и движущихся по ним светил [63]63
  [63] Александр Афродисийский в комментариях к «Метафизике» Аристотеля пишет, что пифагорейцы «утверждали, что вся Вселенная составлена согласно некоторому гармоническому отношению». Он выделяли 10 движущихся сфер: в центре «Очаг» Вселенной, или центральный Огонь, вокруг него семь планет (включая Солнце и Луну), сфера неподвижных звезд, Земля и Антиземля. Каждое из движущихся тел издает звук определенной высоты (движущиеся быстрее звучат выше, а движущиеся медленнее – ниже). Скорость движения и звуки, издаваемые телами, пропорциональны расстояниям между ними. Отсюда, по представлению пифагорейцев, движению Неба присуща музыкальная гармония и небо «звучит» как гармоничный аккорд. (Подробнее см. Фрагменты ранних греческих философов, I, 58B.)
  Платон в «Тимее» (38b-39е) и в «Государстве» (616d-617d) развивает эту пифагорейскую теорию.


[Закрыть], которые издают пение более насыщенное и полнозвучное, чем любые смертные, происходящее от движения и обращения светил, мелодичного и прекрасного в своем разнообразии, и это движение слагается из их неодинаковых и разнообразных шумов, скоростей, величин и констелляций, которые расставлены в некой исключительно музыкальной пропорции. (66) Вдохновляясь этим движением, утвердившись в своих принципах и, если так можно выразиться, укрепив свое тело, он задумал открыть ученикам, насколько возможно, подобия этих звуков, воспроизводя их инструментами или одним пением. Он думал, что ему одному на земле понятны и слышны космические звуки, и от этого природного источника и корня он считал себя способным учиться и учить других и уподобиться небесным существам соответственно стремлению и способности подражания, поскольку он один был так счастливо наделен породившим его божественным началом. Он верил, что другим людям достаточно смотреть на него и от этого получать пользу и исправляться от его дара посредством образом и знаков, если они не способны правильно воспринимать первичные и чистые первообразы. [64]64
  [64] О подобном методе привыкания к созерцанию чистых первообразов говорится у Платона в мифе о пещере (Государство, кн. 7), когда он объясняет, как после созерцания теней не ослепнуть от света солнца. Естественно, и пещера, и тени, и солнце – некие аллегории: под пещерой подразумевается иллюзорный мир материальных форм, под тенями – отражение Идей, под вещами, проносимыми перед пещерой, – сами Идеи, а под солнцем подразумевается идея Блага, которая дает свет и жизнь всему сущему. «Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет. И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах». (Государство, 516b, см. также Федон, 99d).


[Закрыть] (67) Он придумал все это точно так же, как мы для тех, кто не может прямо смотреть на солнце из-за слишком яркого света его лучей, придумываем показывать затмение солнца через толщу воды или через расплавленную смолу или с помощью темного зеркала, щадя слабость зрения этих людей и изобретая возможность равносильного восприятия для тех, кто должен довольствоваться им, даже если оно и не достоверно. Эмпедокл, как представляется, намекает на Пифагора, на его исключительные способности, данные от бога и превышающие обычные человеческие, когда говорит:

 
Жил среди них некий муж, умудренный безмерным познаньем,
Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным,
В разных искусствах премудрых свой ум глубоко изощривший,
Ибо как скоро всю силу ума напрягал он к познанью,
То без труда созерцал любое, что есть и что было,
За десять или за двадцать провидя людских поколений. [65]65
  [65] H. Diels. Die Fragmente der Vorsokratiker / Ed. W. Kranz. – Berlin, 1956. – B129. Пер. М. Л. Гаспарова.


[Закрыть]
 

Слова «безмерное познание», «созерцал любое, что есть и что было», «сокровище мыслей высоких» и тому подобные выразительно указывают на исключительную остроту зрения, слуха и ума Пифагора, превосходящую способности других людей.

Глава XVI

(68) Итак, вот какое воспитание душ он осуществлял посредством музыки [66]66
  [66] О лечении души музыкой см. 110 след.


[Закрыть]. Другое очищение разума и одновременно всей души он осуществлял всевозможными средствами следующим образом. Он считал, что усилия, направленные на познание и ученые занятия, следует рассматривать как благородные, а в отношении свойственной всем от природы невоздержанности и жадности он определял и испытания, и разнообразные способы сдерживания и подавления их, действующие огнем и железом, которые дурной человек не способен ни выдержать, ни стерпеть. Кроме того, он проповедовал среди учеников воздержание от любого мяса живых существ, а также от некоторых видов пищи, препятствующих бодрости и чистоте ума. Он требовал сдержанности и полного молчания, которые в течение многих лет помогали ему мастерски владеть речью, и напряженного и неустанного исследования и повторения сложнейших положений. (69) Поэтому он призывал к отказу от вина, к умеренности в пище и сне, к неподдельному презрению и отвращению к славе, богатству и подобным вещам, к непритворному уважению старших, а в отношениях со сверстниками – к искренней близости и благожелательности, к внимательному участию и поддержке младших без чувства зависти и к согласию всех со всеми: богов с людьми – через благочестие и умелое им служение, основоположений – друг с другом, и вообще души с телом и разумной ее части с неразумными [67]67
  [67] Пифагор разделял душу человека на ум, рассудок и страсть, причем указывал, что умом и страстью обладают и человек, и животные, а рассудком – только человек (см. Диоген Лаэртский, VIII.30). Подобное разделение можно встретить у Платона, который выделяет три начала человеческой души: разумное, вожделеющее и яростный дух. Разумное начало должно руководить вожделеющим, а яростный дух по своей природе способен присоединяться как к первому, так и ко второму, но в случае справедливого человека он помогает разумному началу управлять страстями.


[Закрыть] – через философию и согласное с ней умозрение, людей – друг с другом: сограждан – через разумное соблюдение законов, иноплеменников – через соблюдение естественного права, мужа с женой или братьев с домочадцами – через неиспорченный дух единения, – одним словом, к дружескому согласию всех со всеми и, более того, с неразумными животными – через справедливость, природную взаимосвязь и обходительность, и к согласию смертного тела с самим собой путем умиротворения и примирения скрытых в нем противоборствующих сил – через здоровье и способствующие здоровью образ жизни и благоразумие в подражание согласию космических элементов [68]68
  [68] Огня, Воздуха, Воды и Земли. Тело человека, как и Вселенная, складывается из этих элементов, причем тело считается здоровым, когда все элементы находятся в гармонии и правильном соотношении, а при нарушении этой гармонии наступает болезнь (подобные представления характерны как для древнегреческой философии, так и для восточной и для натурфилософии Возрождения).


[Закрыть]. (70) Все это вместе, взятое как единое целое, называется одним словом «дружба», и, по общему признанию, первым, кто придумал это и ввел в употребление, был Пифагор. И исключительно благодаря ему окружающие его ученики во сне и наяву имели полезное общение с богами, чего не может происходить с душой, замутненной гневом или искаженной печалью, наслаждением или какой-нибудь другой постыдной страстью или такой тяжелейшей, клянусь Зевсом, и самой нечестивой из всех этих страстей – невежеством! От всех этих страстей он с величайшим искусством излечивал и очищал душу, воспламенял и поддерживал в ней божественное начало и переводил божественный взгляд души на умопостигаемые предметы, ибо, согласно Платону [69]69
  [69] Платон. Государство, 527d-е.


[Закрыть], это орудие ее спасения лучше, чем десятки тысяч телесных очей. Ибо только этому пристальному взгляду, которому придает силы ясность его членения, открывается истина относительно всего существующего.

Учитывая это, он производил очищение ума, и таковы были у него принципы воспитания, и именно на это он обращал внимание.

Глава XVII

(71) Вот как он подготовился к воспитанию учеников. И когда молодые люди приходили к нему и выражали желание учиться у него, он соглашался не сразу, но лишь после того, как устраивал им проверку и испытание и прежде всего спрашивал, как они себя ведут с родителями и остальными родственниками. Затем он смотрел, смеются ли они не вовремя, или молчат, или слишком много разговаривают. Он также рассматривал некоторые их стремления, знакомых, с которыми они общались, и их отношения с этими знакомыми, и чем они большей частью занимались днем, и почему им случалось радоваться или огорчаться. Кроме того, он наблюдал их внешний вид, и походку, и все телодвижения в целом. Изучая черты, которые были выражением их характера, он принимал внешние проявления за признаки скрытого в душе нрава. (72) Того, кого он так экзаменовал, он держал в ожидании еще три года, проверяя, много ли в нем твердости и истинной любви к учению и достаточно ли он пренебрегает общественным мнением, чтобы презирать почести. После этого он предписывал пришедшим к нему пятилетнее молчание, испытывая их способность к самоконтролю, так как владение речью – наиболее трудный вид самоконтроля, как открыто нам теми, кто учредил мистерии. В это время то, что было у каждого, то есть имущество, переходило в общую собственность и передавалось специально назначенным для этого ученикам, называвшимся «политиками», которые имели опыт в ведении хозяйства и были законодателями [70]70
  [70] Политики – букв. «искусные в государственной деятельности». Пифагорейская школа была государством со своими законами, поэтому часть учеников школы посвящала себя административной деятельности, следя за соблюдением законов общины. Впрочем, известно, что Пифагорейская школа выпускала талантливых законодателей и политиков, которые иногда даже управляли городами-полисами. Помимо законов политики управляли хозяйством и ведали казной общины (см. 74).


[Закрыть]. Если их признавали достойными стать причастными к учению на основании испытания их образа жизни и других нравственных качеств и после пятилетнего молчания, то они, наконец, становились эсотериками и, допущенные за занавес, слушали Пифагора, находясь рядом с ним, и смотрели на него. [71]71
  [71]Эсотерический (эзотерический) – букв. «направленный внутрь», «внутренний». Под эсотериками обычно понимаются посвященные в тайные учения. Поэтому занавес может быть аллегорией «завесы тайны» (ср. «покрывало Исиды» в герметической традиции), а ученики, слушающие Пифагора за ним – посвященных в сокровенные учения и созерцающих свет Истины.


[Закрыть] До этого долгое время, пока их нравы были предметом испытания, они вникали в его учение, просто слушая Пифагора по другую сторону занавеса и не видя его. (73) Если же они не выдерживали испытания и изгонялись, то получали вдвое больше имущества, чем внесли, а «совместно слушающие» (так называли окружение Пифагора) насыпали им, как умершим, надгробный холм. Встречаясь с ними, они вели себя так, как будто перед ними кто-то другой, и говорили, что умерли те, которых они выдумали сами себе в надежде, что благодаря учению они станут прекрасными и добрыми. Неспособных к учению они считали неорганизованными и, так сказать, бесцельными и бесплодными. (74) Если же после вынесения суждения об ученике на основании его внешнего вида, походки, других его телодвижений и состояний, после того, как он уже подавал надежды, после пятилетнего молчания, после священнодействий в столь многих науках, после стольких важных посвящений и очищений души во многих науках, благодаря которым души у всех становились прозорливыми и исключительно чистыми, его все же признавали инертным и неспособным к учению, то поставив ему обелиск и могильный памятник там, где он учился (как говорят, они так поступили с Периллом из Фурий и Килоном – вождем из Сибариса, которых признали негодными), его изгоняли из школы, наделив в изобилии золотом и серебром (ибо у них это было общим и находилось как общая собственность в распоряжении назначенных для этого людей, которых поэтому называли экономами). Если они потом по другому поводу встречали этого человека, они считали его совершенно не тем, кто в их глазах умер.

(75) Поэтому также Лисид [72]72
  [72]Лисид – один из немногих спасшихся после разгрома пифагорейского союза; переехал в Элладу, где в конце жизни стал учителем будущего фиванского полководца и политического деятеля Эпаминонда (250).


[Закрыть], порицая некого Гиппарха, разгласившего учение Пифагора среди непосвященных и примкнувших к нему без изучения наук и умозрения, говорит следующее: «Рассказывают, что ты даже публично философствуешь перед случайными людьми, делая то, что Пифагор считал недостойным. Ты, Гиппарх, усвоил это с рвением, но не выполнил, и ты, друг, отведал сицилийской роскоши, которой тебе не следует больше предаваться. Если ты больше не будешь так поступать, я буду рад, если же нет, ты умер для нас». Затем он продолжает: «Благочестиво помнить его наставления относительно божественного и человеческого и не разглашать благ мудрости среди тех, кто еще не очистил душу от сна. Ведь несправедливо предлагать то, что добыто с трудом после стольких усилий, любому встречному или разглашать непосвященным мистерии элевсинских богинь [73]73
  [73] Речь идет о Деметре и Персефоне и Элевсинских мистериях. Разглашение тайны Мистерий каралось смертью. О пифагорейском запрете разглашать тайны учения см. 104.


[Закрыть]. И беззаконен и нечестив тот, кто так поступил. (76) Полезно вспомнить, как много времени мы потратили, чтобы очиститься от грязи, осевшей в наших сердцах, пока наконец по прошествии многих лет мы не сделались восприимчивы к его учению. Как красильщики, предварительно очищая ткань плаща, протравливают ее перед крашением, чтобы краску невозможно было смыть и чтобы она не обесцветилась, так же и этот божественный муж предварительно готовил души любящих философию, чтобы не обмануться ни в ком из тех, которые, как он надеялся, станут прекрасными и добрыми. Он не блуждал среди ложных теорий и не черпал из родников, которыми многие софисты, которые не занимаются ничем хорошим, прельщают юношей, но обладал знанием о вещах божественных и человеческих. Софисты же, под предлогом изложения его учения, делают много скверного, улавливая молодых людей беспорядочно и даже не по случаю. (77) Поэтому их слушатели становятся недовольными и невнимательными. Они сообщают возбужденным и замутненным душам божественные теории и речи, словно вливают в глубокий колодец, полный грязи, чистую и прозрачную воду: они и грязь размешали в воде, и воду испортили. Вот каков метод такого преподавания и обучения. Ибо плотные и густые заросли окружают умы и сердца тех, кто, не пройдя очищения, посвящает себя наукам, и эти заросли скрывают в душах все цельное, кроткое и разумное и мешают открыто проявляться и выделяться разуму. Я бы хотел сразу назвать источники этого зла: невоздержанность и корыстолюбие, и эти пороки имеют большие последствия. (78) От невоздержанности происходят беззаконные браки, развращенность, пьянство, противоестественные удовольствия и некоторые необузданные желания, приводящие к пропасти и обрыву, так как некоторых эти желания заставили вступить в связь с матерью или дочерью и, подобно тирану, попрать общину и закон. Со связанными, как у пленников, руками и под принуждением эти люди были наконец приведены к гибели. От корыстолюбия же родились грабежи, разбой, отцеубийство, святотатство, составление ядов и прочие преступления такого рода. Сначала нужно очистить почву, питающую эти страсти, огнем, железом и всеми средствами наук и, освободив разум от стольких бедствий, предложить ему что-либо полезное» [74]74
  [74] Письмо Лисида считается подложным.


[Закрыть].

(79) Пифагор считал, что в столь великом и таком необходимейшем попечении науки нуждаются больше философии, и он требовал, чтобы исключительное значение и особое внимание уделялось преподаванию и изложению его учения. И он испытывал и распознавал умонастроение поступающих в учение при помощи разнообразных педагогических приемов и обширных научных исследований.

Глава XVIII

(80) Теперь расскажем о том, как он разделил допущенных им к учению соответственно достоинству каждого. Ведь было бы несправедливо, чтобы все равно участвовали во всем, ибо природные данные у всех различны. Но также несправедливо, если бы одни были допущены на все самые важные беседы, а другие бы не были ни на одной из них; это противоречило бы духу совместной жизни и равенства. Сообщив каждой группе ту часть преподаваемого материала, которая ей была доступна, он каждому по возможности облегчил понимание и сохранил принцип справедливости, потому что каждой группе он предложил беседы, более всего для нее подходящие. И в соответствии с этим он назвал одних пифагорейцами, других – пифагористами [75]75
  [75] «Пифагорейцы» и «математики», с одной стороны, и «пифагористы» и «акусматики», с другой, – одно и то же. Первые («пифагорейцы» и «математики») – обладатели эзотерического знания, вторые («пифагористы» и «акусматики») – претенденты на него.


[Закрыть], как мы называем одних аттическими авторами, а других – аттикистами [76]76
  [76]«Аттикистами» называли представителей риторического направления I в. н. э., подражавших языку и стилю знаменитых ораторов и писателей IV в. до н. э., прежде всего Демосфена, Лисия, Ксенофонта, которые считались истинно аттическими авторами.


[Закрыть]. Внеся необходимую ясность в названия, он определил, что первые являются его настоящими последователями, а вторые проявляют внешнее рвение. (81) Таким образом, он предписал, чтобы имущество пифагорейцев было общим и чтобы их совместная жизнь была постоянной, остальным он повелел сохранить собственность, но собираться вместе для занятий. Так эта традиция в отношении двух методов преподавания была установлена со времени Пифагора.

Но согласно другой точке зрения, существовало два вида пифагорейской философии, потому что было два вида тех, кто ею занимался, одни назывались акусматиками, другие – математиками [77]77
  [77] «Акусматики» – «слушатели», «математики» – «занимающиеся науками».


[Закрыть]. В этом разделении некоторые не входившие в школу признавали математиков пифагорейцами, а акусматиков не признавали и науку их возводили не к Пифагору, а к Гиппасу [78]78
  [78] Ямвлих в каталоге пифагорейцев (267) называет Гиппаса выходцем из Сибариса. В другом месте (Об общей математической науке, 76.19 в книге Фрагменты…, I, 18) Ямвлих утверждает, что, по мнению акусматиков, учение математиков шло не от Пифагора, а от Гиппаса. Однако пифагорейцы, занимающиеся математикой, признавали себя пифагорейцами в еще большей степени, чем акусматиков. Ниже Ямвлих сообщает о гибели Гиппаса за разглашение тайны сферы из двенадцати пятиугольников (88).


[Закрыть]. О Гиппасе же одни говорят, что он был из Кротона, другие – что из Метапонта. (82) Философия акусматиков представляет собой изречения без доказательств и без объяснений, содержащие указания, как следует поступать, и включает остальные изречения Пифагора, которые они пытаются сохранять как божественные предписания. Они не претендуют на то, чтобы говорить самим за себя, и так и не должно быть, но сами они считают самыми мудрыми тех, кто усвоил больше всего подобных изречений. Все так называемые акусмы [79]79
  [79] Пифагорейские акусмы называются также символами («иносказательными изречениями») и имеют, как это следует из названия, двойное значение: первое, этическое и воспитательное, – о нем писали все комментаторы Пифагора, в том числе Ямвлих, Диоген Лаэртский и Порфирий в сочинении «Жизнь Пифагора». Однако существовало еще второе, которое открывалось, по-видимому, только эсотерикам. Вообще подобное обучение через символы и иносказания характерно для всей досократической традиции.


[Закрыть] (устные предписания) делятся на три вида: одни отвечают на вопрос, что это такое, другие – что является лучшим, третьи – что следует делать или не делать. Примеры первого вида: «Что такое острова блаженных?» – «Солнце и луна». «Что такое Дельфийский оракул?» – «Четверица, и этот оракул есть гармония, в которой заключены сирены» [80]80
  [80] Дельфийский оракул принадлежал богу гармонии Аполлону.
  Четверица (Тетрактида) – священное число, первый квадрат, символ справедливости и божественного равновесия у пифагорейцев. Являлся основой всего существующего (Гиерокл) и деления на четыре ступени мудрости (арифметика, музыка, геометрия, астрономия), четыре стихии, четыре времени года, четыре страны света и т. д. Кроме того, Четверица дает первое тело – пирамиду (четырехгранник).
  Математическое выражение Четверицы: 1+2+3+4=10. Это число (см. выше, прим. 57) описывает некий законченный цикл, и тот, кто хочет считать дальше, возвращается опять к одному, двум, трем и т. д. (11=1+1=2; 12=1+2=3 и т. д.) Так что можно дойти до бесконечности, повторяя интервал десяти (см. Пифагорейские Золотые стихи, 465а-b). Гиерокл пишет: «В целом четверица охватывает все существующее: число элементов, времен года, возрастов, сословий, и невозможно сказать, существует ли что-либо, не зависящее от четверицы как от корня и начала. Четверица есть, как мы сказали, творец и причина всего, умопостигаемый бог, причина небесного и чувственно воспринимаемого бога. Как четверица может быть богом? Это ты достоверно узнаешь из приписываемой Пифагору „Священной речи“, где бог воспевается как число чисел» (Пифагорейские Золотые стихи, 466b, 464b). По-видимому, о Четверице можно говорить как о математическом выражении законов высшей гармонии, управляющих Вселенной. Поэтому Гиерокл говорит, что главное в пифагорейском учении – познание Четверицы.
  С понятием гармонии пифагорейцы связывали музыкальную гармонию и гармонию восьми небесных сфер (см. выше, прим. 63). Интервалы между небесными телами составляли наиболее гармоничные музыкальные интервалы (октаву, квинту и кварту). А последние имели числовые значения 2:1 (октава), 3:2 (квинта), 4:3 (кварта). Так что числа, составляющие эти интервалы, принадлежали Четверице.
  Что касается сирен, то в «Государстве» Платона (617b-с) описывается веретено Ананке, придающее всему миру вращательное движение и состоящее из восьми небесных сфер, на каждой из которых сидит сирена и поет определенную ноту.


[Закрыть]. Акусмы второго вида: «Что самое праведное?» – «Жертвовать». «Что самое мудрое?» – «Число, а на втором месте – то что дает имена вещам». «Что самое мудрое вокруг нас?» – «Искусство врачевания» [81]81
  [81] Под врачеванием здесь подразумевается не просто лечение тела, но, в первую очередь, гармонизация души, поскольку именно проблемы души являются источником болезни тела. В данном случае речь может идти вообще о принципе врачевания, сутью которого является приведение в состояние гармонии любой нарушенной системы, будь то здоровье, душа, государство, природа и т. д.


[Закрыть]. «Что самое прекрасное?» – «Гармония». «Что самое могущественное?» – «Мысль». «Что самое лучшее?» – «Благополучие». «Какое высказывание самое правдивое?» – «Что люди порочны». Поэтому говорят, что Пифагор хвалил стихи поэта Гипподаманта с Саламина:

Боги, какие вы есть, и как вы стали такими? Люди, какие вы есть, и как вы порочными стали?

(83) Вот что представляют собой акусмы второго рода. Каждая из них отвечает на вопрос, что обладает наибольшим качеством в этой категории. Мудрость этих акусм – та же, что и так называемая мудрость семи мудрецов. Ведь они рассматривали не что есть благо, но что является лучшим, не что трудно, но что самое трудное (а самое трудное – познать себя самого), не что легко, а что самое легкое (самое легкое – следовать обычаю). Такие акусмы, как представляется, следуют примеру семи мудрецов, ведь они жили раньше Пифагора. Вот акусмы, отвечающих на вопрос, что следует делать или не делать: «Следует обзавестись потомством (ибо следует оставить после себя тех, кто будет служить богу)», или «сначала следует надевать правую сандалию» [82]82
  [82] Правая сторона считалась благоприятной. Традиционно правое связывается с благим и добрым, а левое – с дурным.


[Закрыть], или «не ходить по многолюдным дорогам» [83]83
  [83] То есть следовать не мнениям толпы, а мнениям немногих понимающих людей (см. Порфирий. Жизнь Пифагора, 42).


[Закрыть], «не погружать руку в сосуд с очистительной водой», «не мыться в бане», (84) так как во всех этих случаях неизвестно, чисты ли соучастники. Вот другие акусмы: «Не облегчать ничью ношу (ибо нельзя становиться причиной чужого безделья), но, напротив, помочь поднять ее». «С женщиной, имеющей на себе золото, для деторождения не сходиться». «Не говорить без света» [84]84
  [84] То есть не говорить попусту.


[Закрыть]. «Ради хорошей приметы совершать возлияние богам через ручку сосуда, и не пить с этой стороны». «На перстне в качестве печати изображения божества не носить, чтобы не осквернять его, так как это образ, который нужно поместить в жилище» [85]85
  [85] Порфирий комментирует эту акусму так: «Не выставляй напоказ перед людьми, как ты судишь и думаешь о богах» (Жизнь Пифагора, 42).


[Закрыть]. «Свою жену не прогонять, потому что она – просительница, поэтому приводим ее от очага и берем правой рукой». «Не приносить в жертву белого петуха, так как он – проситель и посвящен Луне, поэтому петухи указывают часы». «Спрашивающему совета отвечать только наилучшее, ибо совет священен» [86]86
  [86] Оказать помощь нуждающемуся в ней – священный долг человека, которым нельзя пренебрегать или делать мимоходом. В то же время совет и помощь не следует навязывать тому, кто в них не нуждается, потому что в этом случае они обесцениваются.


[Закрыть]. «Труды – благо, но наслаждения во всех отношениях – зло, и пришедшие для наказания должны быть наказаны». «Приносить жертву и подходить к храму необутым». «В храм не заходить по пути, ибо бог не должен быть второстепенным делом». «Смерть приносит славу, если стойко сражаешься и получил рану спереди, а если раны на спине, смерть позорна». «Душа человека не вселяется только в тех животных, которых приносят в жертву. Поэтому есть можно только таких животных, ибо они пригодны для еды, и нельзя есть других живых существ». Таковы некоторые акусмы. Другие, более длинные, говорят о жертвоприношениях (как следует совершать их в каждом отдельном случае), о других почестях богам, о переселении души из земной жизни, о погребении (как нужно предавать земле). (86) В некоторых акусмах поясняется, почему нужно так делать, например, нужно родить детей, чтобы оставить после себя тех, кто будет вместо тебя служить богам, в других акусмах нет объяснения причины. Некоторые пояснения, как представляется, существовали с самого начала, другие добавились позже, как, например, пояснение, что не нужно преломлять хлеб потому, что это не приносит пользы человеку на суде в Аиде. Дополнения с такими объяснениями принадлежат не пифагорейцам и придуманы вне школы теми, кто пытался дать правдоподобное объяснение, как, например, то, о котором только что шла речь: почему не следует преломлять хлеб. Одни говорят, что не следует этого делать потому, что не нужно делить то, что объединяет людей (в древности у варваров все друзья ели от одного хлеба), другие – что не следует в начале еды совершать плохое предзнаменование преломлением и раздроблением. Но все такие предписания, определяющие, что нужно или не нужно делать, нацелены на божественное, и это главный принцип, и вся жизнь сводится к следованию богу, и таков же был смысл этой философии. (87) Ведь смешно поступают люди, когда ищут благо, не понимая, что оно исходит от богов, как если бы кто-нибудь в стране, где правит царь, стал служить начальнику над гражданами, подчиняющемуся царю, пренебрегая тем, кто начальствует над всеми. Пифагорейцы считают, что именно так и поступают люди. Ведь если есть бог и если он – господин всего, то, по единодушному мнению пифагорейцев, нужно просить благо у господина, потому что все дают блага тем, кого любят и кому рады, а с теми, к кому питают противоположные чувства, и поступают противоположным образом.

Такова мудрость акусматиков. Был некто Гиппомедон из Асины Арголидской, пифагореец из акусматиков, который утверждал, что Пифагор приводил причины и разъяснения всех этих предписаний, но так как они сохранились через посредство многих поколений, которые становились все более небрежными в их передаче, то объяснения были утрачены и остались только сами наставления. Те же пифагорейцы, которые занимаются науками (математики), единодушно признают акусматиков пифагорейцами и сами говорят еще больше, чем акусматики, и то, что они говорят, истинно. Причина же расхождения между ними, по их мнению, такова. (88) Когда Пифагор прибыл из Ионии и Самоса во время тирании Поликрата, во времена расцвета Италии, влиятельные люди полисов стали его друзьями. Со старейшими из них, которые были заняты общественными делами, он говорил просто, поскольку было трудно привлечь их науками и доказательствами, полагая, что ничуть не менее полезно для них и без знания причины делать то, что нужно, подобно тому как больные, не выясняя, почему им следует делать то или другое, тем не менее выздоравливают. Но более молодым ученикам, которые были способны к труду и учению, Пифагор объяснял науки и доказательства. От них происходят математики, а от старейшин – акусматики. Например, как в случае с Гиппасом: будучи пифагорейцем, он, разгласив тайну и первым изобразив шар, состоящий из двенадцати пятиугольников, погиб в море как нечестивец, хотя и приобрел славу первооткрывателя, однако все эти изобретения сделаны «тем мужем» (так пифагорейцы говорят о Пифагоре, не называя его по имени). (89) Пифагорейцы рассказывают, что геометрия стала известной следующим образом. Один пифагореец лишился имущества, и поскольку это случилось, ему позволили зарабатывать геометрией. Геометрия же называлась у Пифагора «исследованием». Итак, вот что мы выяснили о различии между двумя видами занятий и двумя видами учеников Пифагора: тех, которые слушали его по одну сторону завесы, и тех, которые слушали его, отделенные завесой от него, тех, которые слушали, видя его, и тех, которые слушали его без лицезрения, тех, которые подразделялись на «находящихся внутри» и «находящихся вовне», следует воспринимать не иначе, как две описанные нами разновидности, а политические, экономические и законодательные группы входят в эти две основные группы.