Текст книги "Великий Тамерлан. «Сотрясатель Вселенной»"

Автор книги: Яков Нерсесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

… Кстати сказать,каждый рыцарь владел 3 – 4 лошадьми, пара из них была боевыми конями. Помимо этого его сопровождали 1 – 2 пажа, которые чистили и полировали его доспехи, помогали снимать их и подсаживали на коня. Чаще всего паж ухаживал за лошадьми своего господина, исполняя обязанности грума. Защитное снаряжение рыцаря XIV в. совершенствовалось: век кольчуги сменялся пластинчатыми латами». Поначалу они не были надлежащего качества из-за низкого уровня металлообработки: качественная углеродистая сталь была весьма редка, а кричное железо слишком мягким. Для придания жесткости и упругости металла требовалась закалка, а это был сложный и трудоемкий процесс. Для пластинчатого доспеха требовалась очень дорогая листовая сталь, причем после специальной обработки, чтобы она была пригодна для термообработки. Качественное улучшение защитного снаряжения рыцарей привело к очередной эволюции в наступательном вооружении рыцарей. Мечи стали длиннее и тяжелее: ими было удобнее сражаться в бою. Входят в моду мечи-«бастарды» с рукоятью в «полторы руки» и огромные двухметровые двуручные мечи (до 135 см длины и до 4,5 кг веса). Преимущество отдавалось полутораручным мечам, которыми можно было сражаться как одной рукой, так и двумя. Такой хват и увеличенный вес мечей позволял наносить более мощные удары. В то же время ими можно было наносить и колющие удары благодаря более жесткому четырехгранному либо даже шестигранному сечению клинка, порой заменяя рыцарям копье. Большие двуручные мечи носили прикрепленными цепью к луке седла: даже если его выбивали из рук рыцаря, он его не терял. Полутораручные мечи точно так же крепились к нагруднику всадника. Помимо этих обоюдоострых мечей большую популярность приобрели и кривые мечи или «фальшионы». Их расширяющийся от основания клинок обладал повышенной разрубающейся способности именно из-за смещенного к острию баланса. Благодаря усиленной рабочей части клинка и значительной ширине фальшионы отличались повышенной прочностью. Будучи более дешевыми, они особенно активно применялись в пехоте. Неменьшее значение придавалось и кинжалу, к которому прибегали как к последнему средству в рукопашной схватке, когда все другие виды оружия были бесполезны и не могли спасти человека в поединке по правилам и без правил. Более тяжелое и мощное оружие ближнего боя повлекло новые, более совершенные формы шлемов. Они стали обтекаемыми, их наклонные или выпуклые поверхности лучше справлялись с отражением тяжелого удара. Особую популярность приобрели горшкообразные шлемы с коническим верхом и шлем-бацинет, который с начала XIV в. стал снабжаться забралом. К концу века все они были с остроконечными, вытянутыми вперед забралами типа «собачья морда»: откидные, навесные и подъемно-опускающиеся. Такая форма забрала обладала лучшей вентиляцией и улучшала дыхание воина. Защитное снаряжение рыцарей улучшилось так, что их щиты значительно уменьшились. Поскольку разрубить пластинчатые доспехи практически было невозможно, то в ход идет колющее оружие, которым следовало наносить удары в сочленение доспехов, т.е. в слабые места. Обычно это были горло, подмышки, локтевые сгибы, подколенные впадины, основания стоп и обратная сторона кистей. Именно их защищала только кольчуга, кольца которой были порой беспомощны перед колющим ударом. По мере совершенствования защитного снаряжения на передний план выходят разные виды ударно-раздробляющего оружия (секиры с шипом на обухе, шестоперы, булавы и «утренние звезды»), удары которых, не пробивая доспехов, все же приводили к переломам конечностей и контузиям. Общий вес снаряжения и вооружения рыцаря обычно достигал 35 кг. Ловко орудовать всем этим мог только очень тренированный (причем с детства) человек, постоянно поддерживавший себя в прекрасной физической форме. С конца XIII в. начинают защищать броней рыцарских коней. Поначалу это были кольчужные попоны поверх стеганых попон, закрывавшие голову, шею и круп коня. Порой коня защищали только спереди, в основном это было пластинчатое защитное снаряжение – конские налобники и нагрудники из стали либо специально обработанной вываренной кожи.

Эдуард III дважды прислушался к дальновидным советам многоопытного графа Нортхэмптона, уже имевшего положительный военный опыт в войне с французскими рыцарями (бой при Морл’е – его подробности см. чуть ниже). Во-первых, английский король выбрал позицию таким образом, что англичане заняли фланговое положение по отношению к преследующим их французам, т.е. они встали не поперек дороги, а именно вдоль нее. Это вынуждало врага вступать в бой с марша ( т.е., прежде чем атаковать, им следовало пройти мимо всего войска англичан и развернуться почти на 40 градусов) либо долго и нудно маневрировать, пытаясь заставить островитян сменить позицию. Таким образом, одновременной атаки на англичан со стороны французов ожидать не приходилось. Англичанам грозили лишь разрозненные атаки от передовых отрядов французов; справиться с ними было бы легче, чем с хорошо спланированной фронтальной атакой всего французского воинства. Во-вторых, Эдуард III выстроил свое небольшое войско в боевой порядок на большом продолговатом (полуторакилометровом) холме, обращенным пологим склоном к врагу, что лишь усиливало дальнобойность и без того мощных английских луков. Правый фланг был защищен рекой Мэ, селом Креси, крутым обрывом и лесной чащей, левый (где располагалась деревушка Вадикур) – большим густым лесом, обход которого потребовал бы от французских рыцарей много времени. Но, с одной стороны, в ту пору таких маневров в генеральных сражениях еще не применяли, а с другой, для французского рыцарства стало бы унижением: уклониться от прямой лобовой атаки на численно меньшего неприятеля! Англичане воспользовались предшествовавшим битве затишьем, чтобы соорудить систему рвов, ям и заграждений с целью нанесения максимальных увечий кавалерии противника. В такой сильной оборонительной позиции Эдуард спешил своих немногочисленных рыцарей, а лошадей отправил в обоз, стоявший сзади, за холмом. Именно там стояли повозки с большим запасом главного оружия англичан – стрел, причем не менее сотни на каждого лучника! Рыцарские отряды (в 2 – 4, а кое-где и в 6 рядов) встали вперемешку с лучниками, став опорой для них. Общее боевое построение чем-то напоминало борону, в V-образных (треугольных) клиньях лезвия которой выстроились лучники. Это позволяло им поражать врага не только с фронта, но и с фланга, осыпая перекрестным ливнем стрел на любом участке поля. Сами стрелки построились в шахматном порядке в несколько шеренг (от 2 до 4), так чтобы вторая шеренга могла стрелять в интервалы между стрелками первой шеренги. Остальные линии были поддержкой в случае необходимости, занимая позиции выбывших из строя братьев по оружию. К тому же, стоя по склону холма, они могли стрелять поверх голов передних шеренг, по крайней мере при стрельбе по параболе (навесом). Смешение рыцарей с лучниками было очень важным тактическим ходом. Обычно лучники на поле боя стреляли в наступающего врага (чаще всего скачущих всадников)до тех пор, пока расстояние не сокращалось до десятка шагов; тогда стрелки стремительно скрывались за спинами своих рыцарей и лобовой удар максимально разогнавшего врага оставался очень мощным. Эдуард III приказал своим лучникам стрелять в упор до последнего: по сути дела стоять насмерть! Именно для их моральной поддержки между ними были поставлены спешенные рыцари! (Конечно, верхом последние были более эффективны, но в данном случае они играли роль своего рода младших офицеров, чей пример стойкости столь важен в ходе рукопашного боя.)Стрелки из лука могли быть уверены, что тяжеловооруженные пешие рыцари не смогут, в отличие от конных рыцарей, стремительно покинуть поле боя, т.е. не оставят их один на один с вражескими всадниками. (Этому английскому ноу-хау потом будут долго подражать правители континентальной Европы, но без присущего островитянам блеска.)Спешивание рыцарей противоречило всем правилам военного искусства той поры, но в войнах с шотландцами Эдуард III приобрел бесценный опыт и научился использовать сильные стороны своей пехоты, в первую очередь отменно подготовленных лучников. Именно на них он сделал главную ставку. Они тщательно оборудовали боевые позиции: выкопали перед ними большое количество узких, 30-сантиметровых ямок (волчьих ям), чтобы лошади врага ломали в них ноги на полном скаку, а рядом с собой лунки для запасных стрел; заранее пристрелялись по намеченным ориентирам; выставили поправки на ветер; спрятали под шлемы, снятые на случай нежданного дождя драгоценные тетивы. Затем последовал плотный завтрак и, спокойно помолившись перед ожидаемым боем, лучники отдыхали, полулежа небольшими группками на траве, возможно, делая ставки, кто больше подстрелит «дичи» в предстоящем бою. Правый 250-метровый фланг (800 рыцарей, 2 тыс. валлийских лучников и 1 тысяча ирландских копейщиков) был поручен 16-летнему принцу Уэльскому Эдуарду, старшему сыну Эдуарда III (на самом деле им командовали многоопытные вояки графы Уорик и Оксфорд, а за наследника престола головой отвечал Годфруа д’Аркур), примерно такой же по протяженности левый (800 рыцарей и 1200 лучников) – Нортхэмптону и Эранделу (Орундэйлу либо Арунделлу). Сам английский король со свитой, резервными рыцарями и лучниками (700 рыцарей и 2 тыс. лучников) расположился в тылу сыновного фланга обороны на мельнице, на небольшом холме, который закрывал армию с тыла и с которого он мог контролировать ход всего сражения, рассылая распоряжения полевым командирам. На этом тактические изыски английского короля закончились.

… Кстати сказать , принято считать, что впервые свою тактику умелого сочетания в одном строю лучников и спешенных рыцарей англичане-островитяне успешно применили (вернее, обкатали на незнакомых с ней континентальныхевропейцах)за несколько лет до эпохального сражения при Креси. Это случилось в серьезном бою в открытом поле при Морл’е (Ланмюре) 30.09.1342 г. Тогда 3 тыс. англичан (1 тыс. рыцарей и 2 тыс. лучников) под началом графов Нортхэмптона, Дерби и Оксфорда приняли бой с намного превосходящим их врагом (12 – 15 тыс., в т.ч. 3 тыс. рыцарей и 1500 генуэзских арбалетчиков) под началом Шарля де Блуа. Англичанам, снявшим осаду с Морл’е из-за подхода сильного войска французов, пришлось все же принять с ними бой. Но они успели занять очень выгодные позиции по обе стороны дороги Морл’е – Ланмюр на холме, имея в тылу лес (англичане очень любили это естественное прикрытие своего тыла), и устроили по фронту замаскированные ловушки (волчьи ямы) в пределах дальности полета стрелы. Боевое построение англичан (спешившиеся рыцари вперемешку с лучниками)чем-то напоминало борону. При этом в выпуклых клиньях лезвия бороны» располагались стрелки из лука, державшие под перекрестным прицелом не только весь фронт, но и фланги. Лишь в 3 ч дня французы начали атаку. Шедшие первыми арбалетчики с бретонской пехотой оказались быстро рассеяны лучниками. Вторая волна – на этот раз конных рыцарей – поначалу была чуть более удачлива: хотя кто-то и попал в ловушки, но около 200 всадников сумели прорваться к вражеским позициям (у лучников закончились стрелы) – и навязать неприятелю ближний бой. В ходе рукопашной англичане потеряли строй, оказались потеснены к лесу подоспевшей третьей волной французов. Только в лесной чаще они смогли остановить врага, где тяжелым конным рыцарям было трудно развернуться против юркой пехоты. Французы отступили, и англичане благополучно отошли, выйдя из леса с другой стороны. Так весьма неоднозначно закончился первый крупный сухопутный поединок англичан с французами. По сути обе стороны отступили, но сильно численно уступавшие англичане не проиграли, а французы так и не выиграли. Но в целом обкатка английской тактики боя с французами себя оправдала и после некоторой корректировки блестяще себя зарекомендовала сначала при Креси, потом при Пуатье и далее почти во всех крупных сражениях Столетней войны, кроме самого последнего. Последовавший после Морл’е не столь крупный, но столь же успешный для англичан графа Дерби бой при Обероше 21 октября 1345 г. придал еще больше уверенности им, что французы бессильны против их тактических изысков.

У его французского «кузена» их не было вовсе. Только в 3 ч дня (либо даже 5 или 6 вечера),уставшая после долгого марша по жаре французская армия, наконец подошла к Креси. Французы имели серьезное численное превосходство над противником, особенно в рыцарях, но были скверно организованы. Видя, что его войска сильно выдохлись после долгого марша, французский король Филипп VI хотел было отложить атаку до следующего дня, собрать военный совет и решить, как действовать против выгодно расположившегося врага. Но его воинственные рыцари, увидев значительно уступавшего им врага, не только яростно настаивали на атаке сходу, но по собственной инициативе уже выдвинулись вперед. Их рыцарская спесь не позволяла им сомневаться в том, что трусливые спешившиеся англичашки не смогут выдержать сокрушительный удар их кованой лавы. Мысль о том, что пехота вообще может стойко и отважно сражаться с ними – цветом европейского рыцарств вовсе не приходила в их закованные в лучшую броню Европы головы. Сопровождавшие их презренные толпы пехотинцев-ополченцев, вечно мешавшиеся под копытами их рыцарских коней, лишь еще больше бесили их, чья репутация всецело зависела от героизма на поле брани. Любой рыцарь, выказавший неуверенность перед лицом врага, особенно столь жалкого и недостойного как пехтура, рисковал запятнать свою честь позором. Более того, наступать следовало немедленно, пока кто-нибудь не ухитрился отнять у них – рассчитывавших выигрывать сражения без помощи каких-то там простолюдинов – законной славы!

… Кстати сказать , каждый рыцарь (особенно это касалось французских, считавшихся лучшими в Европе), выискивал на поле боя социально себе равного, с тем, чтобы именно с ним скрестить оружие в поединке. Сражаться с какими-то презренными крестьянами, которыми многие считали пеших англичан, было чем-то недостойным. Любой рыцарь или просто всадник стремился одолеть кого-нибудь именитого, чтобы заслужить тем самым славу и уважение со стороны прочих представителей своего дворянского сословия. Соперничество между отдельными личностями, вопросы чести и престижа, стремление к свершению великих подвигов – вот что более всего волновало французское рыцарство, а вовсе не командная победа!

Шедшие сзади рыцари заявили, что не остановятся, пока не поравняются с передними рыцарями. Передовые, подпираемые задними, снова пошли вперед; они явно не собирались делиться славой победителей с задними. Шестеренка зацепилась за шестеренку и военную машину было уже не остановить! По сути дела начался форменный беспорядок! Филипп VI понимал, что его авторитет короля-полководца после так и не состоявших генеральных сражений под Ла-Капелью, Марком и Парижем среди спесивого французского рыцарства уже сильно пошатнулся. Они, считавшие себя лучшими в Европе, не могли и не хотели понимать, как можно столь часто уклоняться от решающего боя с врагом, им это казалось малодушием, граничащим с предательством, выраженным невыполнением своих королевских обязанностей. Один из немногих, Филипп VI осознавал, что рыцарская атака в лоб на умело окопавшегося на выгодной позиции стойкого и отменно подготовленного врага может привести к катастрофе. Но в то же время он уже ничего не мог изменить. Уже не единожды не сумев навязать противнику генеральное сражение, он не мог пойти на это еще раз без обоснованных опасений окончательно подорвать свой авторитет. Не исключено, что весьма вольнолюбивая рыцарская знать могла взбунтоваться, и тогда внук Филиппа IV Красивого по женской линии Эдуард III имел бы гораздо больше шансов потеснить его – всего лишь племянника покойного монарха – с французского престола! Скорее всего Филипп VI вынужденно принял роковое решение – немедленно атаковать засевшего на холме врага. Генуэзских наемников с арбалетами он поместил в авангарде своего войска, чтобы под их прикрытием развернуть яростно рвущуюся в бой рыцарскую кавалерию для атаки.

… Кстати , помимо большого английского лука еще одним популярным метательным оружием Средневековья (правда, в континентальной Европе), являлся арбалет, короткие (30 – 35 см) и тяжелые стрелы которого (железные болты) наносили ужасные раны. Арбалеты были одно время запрещены Церковью. Но мало кто считался с этим. Арбалетные стрелы могли убить на расстоянии 300 м. Из арбалета стреляли сплеча, как из ружья. Он мог точно поражать противника, так как арбалетчик целился, глядя вдоль желоба для стрелы. И все же, превосходя большой английский лук в пробивной силе, арбалет уступал ему из-за своей низкой скорострельности. Даже искусный арбалетчик не мог выпустить более 4 (5) стрел в минуту, т.е. гораздо меньше, чем из лука. Арбалетный лук был таким тугим, что для заряжения (взведения) его сгибали специальным винтовым механизмом (воротом; рычагом) или упорной скобой (стременем) для ноги либо закрепленным на поясе крюком. Использование арбалета не требовало большой силы. Обычно арбалетчик пользовался большим и тяжелым щитом (павизой/павезой), за которым он укрывался в процессе перезарядки своего оружия и двигался вперед на неприятеля. Медлительность и сложность работы арбалетчиков делала их бессильными против скорострельных лучников

Уже отмаршировавшие в тот день не менее 28 км, в полном вооружении, весившем немало (только большие переносные щиты – «павизы/павезы», обычно использовавшиеся при выдвижении по направлению к неприятелю и в качестве защиты во время длительной перезарядки арбалета, везли в обозе), генуэзцы устали. Внезапно хлынувший проливной дождь с громом и молниями не добавил им бодрости, а лишь сделал подножие вражеского склона вязким, покрытым лужами. Гроза была короткой, и вскоре из-за туч снова выглянуло солнце, правда, уже предзакатное – малиново-багровое, словно предвещавшее кровавый закат бравого французского рыцарства.

… Между прочим , рассказывали, что короткому ливню с молниями перед боем под Креси якобы предшествовал пролет со стороны англичан над французами огромной стаи воронья, отвратительно каркавшей и гадившей на готовившихся к атаке французов!!! Средневековый человек отличался большой мнительностью и таким же суеверием, воины не были исключением. Тут же солдаты французского короля принялись активно судачить между собой о столь дурном знамении: битва явно будет тяжелой и кровавой. Пройдет совсем немного времени и всем станет ясно, что действительно вороны накаркали беду французам. Впрочем, не исключено, что этот эпизод – всего лишь красивый штрих, фантазия последующих поколений летописцев-хронистов, ненароком приукрашавших от себя любимых летописный текст красоты ради, когда исход события уже давным-давно был всем известен.

Арбалетчики открыто заявили коннетаблю Франции, командующему французским авангардом, Карлу II Великодушному графу Алансонскому (1297 – 26.08.1346), что сегодня от них будет мало проку на поле боя. Услышав это, он заявил: «Вот что получаешь, нанимая таких мерзавцев, которые подводят всякий раз, когда в них нуждаешься». Генуэзцы явно не горели желанием воевать, тем более что уже успели на собственной шкуре испытать высокое искусство вражеских лучников в боях при Морле и переправе через Сомму. Наемники прекрасно понимали, что ничего хорошего их не ожидает. Почти 6 тыс. генуэзцев с грехом пополам развернулись для фронтальной атаки почти на 40 градусов, разорвав при этом свою боевую линию в нескольких местах; меся грязь, они нехотя поплелись вперед. Англичане, спокойно сидевшие на траве, при приближении врага поднялись и спокойно выстроились в заранее оговоренный боевой порядок. Картина была впечатляющей: молчаливо-темные ряды англичан, светящее им в спину закатное солнце, их зловеще-длинные тени вниз по склону холма; плотная масса генуэзцев, наступающих со своим неуклюжим оружием в руках наперевес (арбалет был максимально эффективен при станковой стрельбе из-за крепостных стен); лучи солнца, бьющие им в лицо! Генуэзцы весьма вяло издали боевой клич, чтобы напугать врага, но тот как стоял без движения, словно вкопанный, так и пропустил нестройные вопли арбалетчиков мимо ушей. Арбалетчиков французского короля поддерживали громкие звуки музыкальных инструментов, привезенных Филиппом VI, чтобы дезорганизовать и навести ужас на английское воинство. Но и это французское ноу-хау оказалось совершенно бесполезным. Скорострельность арбалетчиков (от 3 до 5 стрел в минуту)не шла ни в какое сравнение с английскими лучниками, которые за то же время могли произвести до 12 залпов, причем с убийственной точностью. Более того, арбалеты и их тетивы намокли от проливного дождя, прошедшего прямо перед битвой, в то время как лучники легко отвязывали (снимали) тетивы своих лука на время ненастья и быстро прятали их под шлемами или шляпами/шапкой. Если тетиву лука можно было сменить за пару минут (каждый лучник имел про запас 2 – 4 тетивы), а для подобной процедуры с громоздким арбалетом требовалось гораздо больше времени и специальное устройство. К тому же из-за разбухания дерева механизм заряжания легко заедал. И наконец, арбалетчики шли в атаку без «павез/павиз», которые остались в отставшем обозе. Несколько вялых арбалетных залпов короткими тяжелыми стрелами (арбалетными болтами) в сторону англичан не причинили им какого-либо урона. При хорошей погоде луки уступают в дальнобойности арбалетам, но на этот раз все было наоборот: мало того, что арбалеты отсырели (и могли стрелять всего лишь на 150 м), так валлийцы еще и вели огонь сверху – вниз, со склона холма. Подпустив врага на убойные 250 м, лучники пускали свои стрелы с таким мастерством, что они падали густо, словно снег. Если верить историкам, в первую же минуту на французов обрушилось 30 тыс. стрел! Стальная волна с шипящим свистом беспрерывно падала с неба с сокрушительной силой! Генуэзцам никогда еще не приходилось встречаться в бою с такими непревзойденными стрелками, какими были англичане. Неровные ряды атакующих генуэзцев заколебались под их губительным залпом. Еще большее замешательство вызвали дым и вспышки пламени со стороны англичан. Эдуард применил пушки в полевом сражении. Эра огнестрельного оружия впервые басовито заговорила на поле боя.

…Кстати сказать, битва при Креси интересна и знаменательна не только несомненным превосходством английских лучников над тяжеловооруженными французскими рыцарями, но и тем, что в полевом сражении англичанами впервые в Европе было применено новое оружие – совершенно особое, невиданное, страшное и дальнобойное огнестрельное – в частности пушки. До этого пушки использовали лишь несколько государств и в очень малых количествах. В отчетах Личного гардероба короля (учреждение, входившее в Департамент королевской палаты Англии), составленных при подготовке к битве между 1345 и 1346 г.ми, упомянуты так называемые рибальды или рибодекины ( англ. ribaldis, франц.ribaudekin – маленькие кувшинообразные пушки, стрелявшие небольшими стрелами типа арбалетных или картечью).В ходе сражения то ли 2, то ли 3 рибальды были применены против генуэзских арбалетчиков и конницы. Если верить флорентийцу Джованни Виллани, то первым же залпом пушки нанесли опустошительный урон на поле боя. Они продолжали стрелять и далее по ходу сражения, в том числе по французской коннице. «Английские пушки швыряли железные шары с помощью огня… Те издавали громоподобный шум и поражали множество людей и коней… Лучники и канониры не переставая обстреливали генуэзцев… [К концу сражения] вся равнина была покрыта людьми, сраженными стрелами и пушечными ядрами».

На самом деле пушки той поры были весьма неточными и имели малую дальность, но огнем и грохотом действительно вызывали замешательство и страх, особенно у вражеских коней. К тому же для повторного выстрела такой примитивной артиллерии требовалось немало времени. Лишь в 80-х гг. XIV в. она была впервые оборудована колесами. Вопрос о первооткрывателе, а точнее, первооткрывателях, огнестрельного оружия до сих пор остается открытым. Некоторые считают, что это дело рук немецкого ученого, францисканского монаха Бертольда Шварца, оказавшегося на заре XIV в. в Англии; другие называют византийца Марка Грека (VIII – IX вв.) – автора трактата об огне, предназначенном для сожжения врагов, т.е. о греческом огне, третьи – … Так что же было на самом деле? А вот что! Порох (смесь селитры, серы и каменного угля) был, видимо, изобретен китайцами и использовался ими для фейерверков и боевых действий. Китайцы владели секретами многих подобных средств, но порох обладал двумя свойствами, имевшими огромное значение, – быстрым сгоранием на воздухе и способностью взрываться в замкнутом пространстве. Каждый из компонентов пороха играет в его составе особую роль. Сера легко воспламеняется и горит, выделяя большое количество тепла. Селитра при горении выделяет много кислорода. Высокая температура и кислород – условия для быстрого сгорания угля. Такой смеси не нужен кислород из воздуха при горении; значит, оно может происходить в замкнутом пространстве, целиком заполненном этой смесью. Если порох поместить в оболочку и воспламенить через небольшое отверстие, то произойдет его мгновенное сгорание – взрыв; образовавшиеся газы эту оболочку разорвут. Это свойство использовали китайцы, начинявшие порохом полые чугунные шары с отверстиями для зажигательных шнуров. Шнуры поджигали, шары выбрасывали из специальной метательной машины и летели с тяжелым гулом на врага, оставляя развевавшиеся по ветру хвосты дыма. Если расчет времени был верен, то шнуры догорали в тот самый момент, когда снаряды оказывались в расположении неприятеля, и их осколки летели в разные стороны, неся смерть и ужас. Китайцы называли такие снаряды черными драконами, позднее европейцы назовут их бомбами. Прошли сотни лет, прежде чем люди поняли: порох может не только взрываться, его можно заставить силой взрыва бросать снаряды на большие расстояния. Самое древнее, известное нам по рисункам и описаниям огнестрельное оружие отдаленно напоминало мушкет и называлось мадфой. Изобрели его арабы. В короткую деревянную или длинную железную трубку с одним закрытым наглухо концом засыпали порох и помещали снаряд – сферическую пулю, стрелу или то и другое вместе. Порох поджигали через маленькое отверстие в трубке, он взрывался и выбрасывал снаряд. В Европе, имевшей вековые традиции кузнечного и литейного дела, огнестрельное оружие появилось в Италии и Франции, Германии и Англии, Венгрии и Чехии, Польше и России. Выглядело это оружие по-разному; человек нащупывал его оптимальную форму. Чаще всего это короткие трубки с цилиндрическими или коническими каналами (внутренним объемом ствола). Иногда трубки оковывали обручами, чтобы их не разорвало при выстреле. В XIV в. артиллерийские орудия и ручное огнестрельное оружие различались только размером, весом и калибром (диаметром ствола). Даже названия были сходны: крупные орудия, огромными каменными ядрами пробивавшие крепостные стены, назывались бомбардами, а небольшие стволики для стрельбы с рук – бомбарделлами. Такое орудие не было ни эффективным, ни надежным. Сама процедура заряжания была очень долгой, а точность – малой. Орудия часто взрывались, не выдерживая слишком большого давления пороховых газов. Обслуживавшие их люди, подпалив ведущий к запальному отверстию фитиль, со всех ног бросались к отрытому невдалеке окопу и прятались в нем. Производство и использование огнестрельного оружия в первый период его развития в Западной Европе имело цеховой характер, вследствии чего зарождавшиеся рода и виды войск находились вне войсковой организации (особенно это относится к артиллерии). Не командир батареи, а пушечный мастер, изготовлявший бомбарды, ставил их на позицию и стрелял из них. В общем, новое оружие нашло признание не сразу: слишком оно было страшно, не укладывалось ни в какие мерки. Кроме того, его еще надо было научиться делать, а потом обучить пользоваться им. И все же, уже тогда у него были свои несомненные «плюсы»: оно своими выстрелами пугало боевых коней рыцарской конницы, все еще наносившей главный удар в бою, и не требовало высокой квалификации, да и большой физической силы по сравнению с деятельностью арбалетчиков и лучников. Только столетие спустя оно действительно стало грозным оружием, заговорило во весь свой басовитый голос и получило всеобщее признание и распространение.

Пушки и мушкеты покончат с эпохой рыцарства. Это будет оружие пехоты. Мушкеты и пики окончательно изгнали рыцарей с полей сражений. Тяжелая рыцарская конница не может прорвать строй выставленных длинных пик. А под прикрытием пикинеров (копейщиков) убойный огонь поведут мушкетеры. Эффективность огнестрельного оружия внушала страх людям, привыкшим к традиционному бою, где все зависело от силы и умения воина. От удара меча и копья можно было защититься, но как защититься от стремительно мчащегося всесокрушающего снаряда?! Целые отряды хорошо вооруженных профессиональных воинов бросались в бегство, завидев, наведенные на них пушки неприятеля, а города сдавались без сопротивления, если защитники их замечали, что враг устраивает позиции для своих бомбард. Любопытно, но в ходе всей Столетней войны французская артиллерия превосходила английскую…

Особого вреда английская артиллерия врагу не нанесла, но напугать-то – напугала! И еще как напугала! Ошарашенные всем случившимся и сбитые с толку, генуэзцы начали перерезать тетивы своих бесполезных арбалетов, бросать их и с тяжелыми потерями отходить. Прямо за арбалетчиками расположились плотными рядами роскошно одетые французские рыцари, верхом на богато убранных конях. Их левым крылом командовал граф Алансонский, правым – Людовик II де Невер граф Фландрский (ок.1304 – 26.08.1346). Распираемое аристократической гордостью, французское рыцарство презрительно – с высоты своего высокородного происхождения и рыцарских седел – наблюдало за схваткой генуэзских арбалетчиков и английских лучников.

… Кстати, именно лук и арбалет обусловили построение рыцарской конницы колонной и клином («кабаньей головой», или «свиньей»), которые применялись, чтобы приблизиться к противнику. Обычно клин состоял из 5 – 10 шеренг. Его острие (первая шеренга) насчитывала от 5 до 10 всадников – лучших бойцов в лучшем снаряжении на хорошо обученных конях. В каждой последующей шеренге число воинов увеличивалось на два. На внешних сторонах тоже стояли отборные рыцари. Те, кто по хуже – составляли середину клина. Главным было держать строй: этой задачей «озадачивали» переднюю шеренгу. Каждая последующая шеренга ориентировалась по впереди идущей, т.е. каждая шеренга выступала своего рода ограничителем для следующей за ней. Поскольку тяжелое снаряжение изматывало животное, рыцари старались сохранить силы коней для атаки и до последнего момента ехали рысью, даже шагом. В это время они представляли собой идеальную мишень для лучников и арбалетчиков противника. Именно компактный клин (или колонна) позволяли максимально уменьшить количество людей, подвергаемых риску поражения стрелой и привести их в порядке к фронту неприятеля. Настильная стрельба была опасна только для передней шеренги, а навесная стрельба была малоэффективна, так головы и плечи всадников были хорошо защищены. На расстоянии примерно 100 м от противника клин «растекался» в стороны, для того чтобы как можно больше всадников могло одновременно войти в боевой контакт на всем фронте построения. Образовавшаяся шеренга стремительно скакала на врага с копьями наперевес, готовясь нанести слитный удар силами всего отряда одновременно. Но слишком вытянутый фронт приводил к неизбежному нарушению строя, что в свою очередь, значительно снижало эффективность всей рыцарской атаки. Либо, не перестраиваясь, тяжеловооруженная кавалерия клином врезалась в ряды противника и рыцари, едущие в задних рядах, немедленно «разливались» в стороны, чтобы каждый всадник не топтал передних, но в полную меру проявлял свои боевые качества, равно как и качества коня и оружия.

Они нервно ерзали от нетерпения в свои седлах, пока арбалетчики топтались у подножия склона не в силах преодолеть ливень вражеских стрел. Азартные и заносчивые рыцари французского короля нисколько не сомневались, что уж им-то никто и ничто не помешает сокрушить противника одним первым и смертоносным ударом – броском вперед! Никакая пехота не могла устоять перед их истинно-рыцарским напором. Им не терпелось немедленно атаковать, показать себя во всем блеске геройства! Наступать надо было немедленно, пока не подтянулись главные силы и арьергард и никто не сможет отнять у засидевшегося на застоявшихся конях рыцарского авангарда их законной славы лучшего воинства Европы!