Текст книги "Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»"

Автор книги: Яков Нерсесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

…Здесь мы погасим тусклый свет чадящего светильника в палатке Ганнибала. Не будем фантазировать, что было «всё» и «по-всякому»: и «змейка» извивалась, и «птичка» трепетала, и «бабочка» взлетала, и гортанные всхлипы, и слезы блаженной муки, и несвязный лепет, и прочие признаки «прихода» столь желанной и долгожданной Женской Радости! Впрочем, каждый вправе «нарисовать» для себя в силу своих эротических фантазий и сексуального опыта «живую картинку» случившегося «за кадром» между мужчиной в самом расцвете лет и сексуально раскрепощенной женщиной. О вкусах – не спорят, или каждому – своё!

Скажем лишь, что очень скоро Имилька докажет свою любовь и преданность этому великому человеку, когда-то спасшему ей жизнь. Она дорого заплатит за свою верность Ганнибалу, покорившему ее сердце, но, вероятно, такова была ее карма…

Отношение к ней Ганнибала истории доподлинно осталось неизвестно. По крайней мере, у нас нет никаких документальных свидетельств по этому поводу, кроме наличия у него иберийской жены по имени Имилька, очевидно, ушедшей за ним в его италийский поход. А туманным преданиям, как известно, веры мало. Они, как мозаика, со временем «рассыпаются», и каждый волен трактовать оставшиеся доступными фрагменты сугубо по-своему…

По правде говоря, их связь возникла сугубо благодаря настойчивости неистовой влюбленной иберийской чертовки. Сдается нам, что будущий Гений Войны просто решил уступить ее любовному напору, если хотите, настойчиво-навязчивым домогательствам. По какой-то одному ему ведомой причине он мог не захотеть оставлять ее одну среди грубой солдатни, порой по-скотски грубой, жившей одним днем: завтра они могли погибнуть – такова была специфика их ремесла. А она рвалась к исконно Женскому Счастью – любить и быть любимой, к рождению детей от желанного мужчины и созданию с ним семьи. Он понял, что в погоне за Женским Счастьем темпераментная красавица не остановится ни перед чем, и, не желая погубить ее, милостиво позволил себя любить…

Пока он жив и жива она…

Имилька могла быть для Ганнибала тем, что среди людей военных – вояк до мозга костей – скороговоркой и вполголоса называется ППЖ или походно-полевая жена…

Комментарии излишни…

Так бывает или, как говорят философствующие французы, – «се ля ви»…

Впрочем, что было между ними на самом деле, нам доподлинно неизвестно, и все это – всего лишь догадки! Но мы еще узнаем финал их, если хотите, любви, но, увы, не с большой буквы!

От дел альковных вернемся на… войну, ибо наш герой был в первую очередь Человеком Войны и влюблен был по-настоящему лишь в Кровавую по Натуре и Страшную Ликом Девку по прозвищу Война ! Все остальное для него по сути дела было приходящим и проходящим…

Такие люди живут по принципу «Все пройдет, все забудется, кроме… Бессмертной Славы!»

С появлением солдат Ганнибала в Италии его «игры в прятки» с римскими полководцами закончились. Известие о том, что Ганнибалова армия уже в Италии, вызвало в Риме полный столбняк: даже консул Публий Корнелий Сципион-Старший – один из самых разумных и умелых полководцев Рима той поры (по крайней мере, так полагает проримская традиция) – полагал, что, пересекая Альпы, Ганнибал неминуемо погибнет. Теперь думать о войне в Африке под стенами Карфагена уже не приходилось, потому что пожар начался в родном доме.

Вернувшийся на Апеннинский полуостров Сципион взял под свое начало поредевшие легионы преторов Манилия и Аттилия, расквартированные на севере Италии в долине реки По. Состоявшие частью из новобранцев, а частью из солдат, перенесших тяжелое и позорное поражение от галлов в лесной глуши под Мутиной, они явно нуждались в отдыхе и серьезной всесторонней подготовке. Здесь он стал ждать подхода солдат второго консула Тиберия Семпрония Лонга, чтобы достойно встретить оказавшегося столь хитроумным пунийца. Здравый смысл подсказывал ему, что тут неуловимому врагу ускользнуть от него уже не удастся. Надо только правильно бросить в бой его легионы, триарии которых уже воевали с пунами во время Первой Пунической войны. Его центурионы усиленно распространяли среди легионеров идею, что пуны нынче не те, поскольку их конница проиграла схватку на Родане римской кавалерии. Своим командирам Сципион говорил, что Ганнибал, побоявшийся идти в Италию вдоль лигурийского побережья, понес во время перехода через Альпы большие потери. Теперь уцелевшие воины, как и их лошади, находятся в плачевном состоянии.

Все преимущества на стороне Рима, тем более что сражаться придется на своей земле. Его полководцам надо было только не дать Ганнибалу привести в порядок свои силы для начала войны на земле Италии.

Как вскоре выяснится, карфагенскому войску потребовалось гораздо меньше времени, чтобы восстановить свою боеспособность, чем полагали знавшие толк в военном деле римляне, чей консул отлично понимал, что если он повторно упустит врага, уже прорвавшегося в Италию, то его авторитету будет нанесен непоправимый урон.

Часть III. Бесполезные победы

Глава 1. Первая удача пунов, или Кавалерийская сшибка под Ломелло

Боевые операции начались с того, что римляне построили мост через реку Тицин или Тичино (в окрестностях совр. Милана), а для его охраны – небольшое укрепление. Только потом они переправились на левый берег, в страну инсубров, где находились карфагеняне. Сципион решительно взял инициативу в свои руки, а Ганнибал не мешал ему. Узнав, что римские легионы закончили переправу, он приготовился к первому бою на земле Италии. Для него он имело огромное моральное значение, ведь он рисковал несравненно больше, чем его противник: ему приходилось идти ва-банк. Прежде он никогда не встречался с римскими легионерами. За его спиной высились Альпы, преодолеть которые назад не представлялось возможным: все завалил снег. Вдоль побережья или морем вернуться обратно тоже было нереально. Оставалось победить либо умереть. Именно в этом было его главное… преимущество. В случае тяжелого поражения война для него закончилась бы, практически не начавшись. Напротив, победа гарантировала ему всестороннюю поддержку местного населения.

… Кстати, по установившейся в ту пору традиции, перед сражением предсказатели ( авгуры) обязательно гадали на исход битвы. Порой случались курьезы, как, например, с римским консулом Публием Клавдием Пульхром, который в ходе Первой Пунической войны совершил святотатство. Накануне морского сражения у сицилийского побережья при Дрепане в 249 г. до н. э. он допустил роковую ошибку. Разъяренный тем, что священные то ли куры, то ли цыплята отказались выйти из своей клетки и склевать предложенное зерно ( а потому, как они клюют его и что после этой кормежки остается – авгуры и истолковывали будущий результат битвы!), Клавдий велел утопить их в море, сказав: «Пусть пьют, если не хотят есть!» Так ли это – нам доподлинно не известно, но рассказывали, что всем римлянам эта «шутка» их полководца показалась крайне легкомысленным поступком. Так случилось, что в том морском сражении не только Пульхр, но и все римское командование допустило немало роковых ошибок. Во-первых, незадолго до Дрепана, потеряв при Кармании ( юго-восточная Сицилия) в шторме флот, они спешно построили новый, но из непросушенного леса. Во-вторых, вышли в море с плохо подготовленными командами и без уже ставших традиционными… «воронов», посчитав, что этот тяжелый «прибор», увеличивавший вес корабля, уменьшит плавучесть их и без того тяжелых судов из сырого леса. В-третьих, подавляющее большинство гребцов были малоопытными новичками, только-только призванными на военно-морскую службу. И, наконец, в-четвертых, запланировав внезапную атаку на врага, римский флот вышел в море… ночью и как следствие не удержал в темноте боевого строя при встрече с врагом. Без абордажных «воронов» римлянам пришлось принять навязанный им таранный бой, в котором карфагенский флот под началом Адгербала чувствовал себе как «рыба в воде». Были и другие ошибки со стороны Пульхра в руководстве флотом, и тот морской бой был проигран римлянами вчистую: по разным данным, из 123 римских судов спаслись лишь 30, 8 тысяч человек погибли и 20 тысяч оказались в плену. Виновником фиаско объявили Пульхра, отдав его в руки военного трибунала. В ту войну это был единственный случай, когда консул оказывался на скамье подсудимых, был приговорен к большому штрафу, но более сурового наказания сумел избежать: «ворон ворону – глаз не выклюет». Но на этом «божья кара» не закончилась: оставшаяся часть флота попала по дороге домой в шторм неподалеку от злополучной Кармании и «благополучно» затонула…

Первый бой между римлянами и пунийцами на италийской земле на самом деле не был большим сражением, которое потом окрестили Тицинским (именно это название закрепилось в отечественной литературе и до последнего времени активно использовалось).Скорее всего, это была встречная кавалерийская сшибка или стычка, и произошла она в местечке Ломелло в ноябре 218 г. до н. э. Началось все с того, что, разбив лагеря неподалеку друг от друга, противники одновременно отправились в конную разведку. Правда, кавалерийские отряды были значительными (их подлинная численность осталась нам не известна), но римлян поддерживали еще и пращники с дротикометателями. К тому же возглавляли их сами полководцы – Сципион и Ганнибал.

Напоровшись друг на друга, противники решили принять бой. Теперь все зависело от того, кто быстрее и выгоднее построит свои боевые порядки. Здесь сказались гений пунийца и лучшая выучка его всадников.

Если Сципион действовал традиционно ( можно сказать, по старинке), поставив впереди метателей дротиков с пращниками и лишь за ними выстроил в линию своих всадников ( в основном ими были недавно замиренные галлы!), то Ганнибал действовал более изощренно. Свою главную ударную силу – тяжелую, карфагенскую, так и испанскую кавалерию, которую сам и возглавил – разместил прямо против фронта римлян, а на флангах – легковооруженных нумидийских всадников своего лучшего кавалерийского военачальника Махарбала, рассчитывая в бою окружить неприятеля.

Так и случилось.

Враги стали быстро сближаться. Римские копьеметатели и пращники, бросив по одному снаряду, скрылись за отрядами набравших скорость всадников. Началось конное сражение; одни всадники были сброшены с коней, что не мудрено, ведь стремян еще не было, а другие спешивались сами. Кони и люди подняли такие тучи пыли, что очень скоро трудно было понять: где – свои, а где – чужие! Постепенно кавалерийская сшибка в центре превратилась в рукопашный бой пехотинцев. Она длилась до тех пор, пока лихие нумидийские всадники-вольтижеры Махарбала, стремительно обойдя сражающихся с флангов, неожиданно не появились в тылу римской армии; мгновенно копьеметатели и пращники были растоптаны вражескими конями.

Среди римлян началась паника…

…Лишь отдельные смельчаки окружили своего полководца Публия Корнелия Сципиона-Старшего и вместе с ним отчаянно отбивались от наседавших со всех сторон вражеских кавалеристов. Но вот под консулом убивают коня, он падает вместе с лошадью и не может высвободиться! Все его защитники перебиты либо ранены… О, ужас! К нему подскакивает громила-нумидиец и вонзает в него дротик! Ещё один такой удар, и ему конец…

Юный сын Сципиона, тоже Публий Корнелий, вовремя подоспел отцу на выручку. Оставленный отцом во главе небольшого конного отряда в резерве, он первым заметил, что отец в беде, и отважно кинулся ему на помощь. Удачным броском дротика юнец пробил вражескому исполину грудь навылет!

Рука нумидийца с уже занесенным дротиком дрогнула и застыла. Огромное тело конвульсивно вздрогнуло, напряглось в последний раз… дротик выпал из рук, но, подчиняясь последнему усилию могучей воли, умирающий все-таки шагнул вперед…и молча рухнул лицом вниз…

Какое-то время сердце его еще билось и сквозь туман, застилавший глаза умирающего, он видел горячую схватку вокруг поверженного им римского консула, а покидавший его слух еще доносил звуки и гул затухавшего сражения…

Впервые участвовавший в бою, 16—17-летний сын выручил отца, но это не изменило хода сражения. Римские солдаты вынуждены были отступать.

Такое случалось крайне редко.

… Между прочим, потом ходили слухи, что на самом деле консула спас не сын-юнец, а его лигурийский раб. (Чуть позже мы еще вернемся к этой «закавыке».)Впрочем, это не меняет сути случившегося: Публий Корнелий Сципион-Старший остался жив, но Ганнибалу все же проиграл…

Это была первая победа Ганнибала над римлянами, укрепившая положение пунийцев в Северной Италии. Очень похоже, что в том первом для себя бою с римлянами Ганнибал внимательно изучал своего врага, чтобы лучше знать на будущее, как с ними воевать. Скорее всего, во многом именно поэтому он не стал преследовать отступившего в свой обустроенный лагерь врага, а приготовился обдумывать тактику следующего боя, когда Рим наверняка введет в дело свою дисциплинированную и стойкую пехоту. Встречавшиеся с римлянами галлы, служившие теперь пунийцу, подробно объясняли смысл римских команд, подававшихся с помощью трубы и боевого рожка. Не менее важным было и то, что карфагеняне обрели уважение в глазах местных галлов. Жители долины По тоже с интересом наблюдали, как римские солдаты отступали под натиском чужеземцев. В их победе они увидели свое освобождение от Рима, и вот уже бойи и инсубры примкнули к армии пунов.

Так первый «блин», т. е. бой, не оказался для Ганнибала «комом» и он вышел из него в приподнятом настроении, полный радужных надежд. И все же торжествовать было рано: Сципион не вводил в дело свою главную ударную силу – пехоту, чьи высокие боевые качества были хорошо известны Ганнибалу от отца, зятя и некоторых старых военачальников, прошедших все перипетии Первой Пунической войны.

Глава 2. Затишье перед боем, или Двое против одного

Побежденный консул ночью быстро и тихо переправился через По, разрушил за собой мост (он проделал это так умело и проворно, что даже посланная ему вдогонку быстроногая нумидийская конница Махарбала опоздала!)и, «зализывая раны», стал ждать в окрестностях крепости Плаценции (современная Пьяченца) подхода легионов Семпрония, шедших морем из Сицилии. Морской переход зимой был чреват опасностями из-за штормов, сильного ветра и мерзкой погоды, но Семпроний рискнул, поскольку по суше он добирался бы очень долго. А так расстояние в 900 морских миль от Лилибея до Аримина на Адриатическом побережье Италии, идя день и ночь под парусом со скоростью 5 узлов, транспорты Семпрония, под завязку забитые легионерами с вооружением и экипировкой (по 384 воина на борту), проходили за сутки по 120 миль, останавливаясь лишь для пополнения запасов воды и продовольствия.

Будучи опытным военачальником, Сципион быстро пришел к выводу, что вражеская конница лучше римской и воевать с пунами на открытой, ровной местности ему не следует. Не все гладко было в римском лагере. Как-то ночью, перед самым рассветом, когда бдительность у часовых ослабевает, галльские солдаты Сципиона прокрались в соседние с ними палатки, где спали римляне и перерезали их во сне. Прихватив отрубленные у мертвецов головы (доподлинное количество погибших нам осталось неизвестно), галльские головорезы (всего две тысячи пехотинцев и двести всадников) заявились в лагерь пунийского полководца с… окровавленными «вещдоками». Тот, недолго думая, щедро наградил их и отправил всех по домам, агитировать земляков вступать в войско карфагенян, которое стремится прогнать римлян с земли галлов. А наиболее сообразительных галлов он послал проникнуть к тем своим соплеменникам, которые еще остались под римскими знаменами, чтобы сделать из них своих лазутчиков. С пленниками пунийский полководец поступил и вовсе оригинально. Поскольку в основном это были легковооруженные застрельщики из покоренных Римом италийских племен и народов, то Ганнибал отпустил их без всякого выкупа, чтобы они разошлись по своим домам и рассказали обо всем увиденном.

… Между прочим, не все в отношении галлов к пунам было просто и понятно, как это могло показаться на первый взгляд. Несмотря на улыбки и дружеское общение со стороны галлов, нет-нет да и проскальзывала некая настороженность, неверие в окончательную победу карфагенского оружия над римским. Более того, как стало потом известно, уже тогда галлы «играли на два фронта»: желая обезопасить себя от возможных репрессий в будущем, они вели секретные переговоры и со своими поработителями-римлянами! В общем, как говорят в таких случаях французы: «се ля ви» – «это – жизнь»…

Поскольку форсировать реку По из-за ее слишком стремительного течения, да еще и на виду у противника, было крайне опасно, то Ганнибалу пришлось потратить пару дней на поиски наиболее удобного для переправы места, прежде чем он по понтонному мосту тоже оказался под стенами Плаценции, где стояли потрепанные легионы Сципиона. Здесь предводитель пунов попытался вызвать римлян на новый бой и даже выстроил под прикрытием пылевой завесы, поднятой бешеной вольтижировкой нумидийской конницы, свое войско в боевой порядок напротив вражеского бивака. Но из римского лагеря никто не вышел, и Ганнибалу ничего не оставалось, как самому встать лагерем неподалеку от Плаценции. Любопытно, что Ганнибал так и не решился атаковать отменно укрепленный римский лагерь (в постройке лагерей римские легионеры были «впереди планеты всей»!), хотя все этого ждали, тем более что Сципион, все еще лечивший рану, явно не смог бы командовать, да и среди римлян моральный дух был не высок.

… Кстати, но именно это – то ли неумение, то ли нежелание сразу добить поверженного врага окажется одной из «ахиллесовых пят» в полководческом искусстве Ганнибала и еще не раз окажет ему «медвежью услугу», когда его очередную блистательную победу следовало бы попытаться последним решительным ударом превратить в выигрыш войны. А ведь так поступали не только такие гениальные полководцы, как, в частности, Александр Македонский и Цезарь, но и военачальники не столь блистательного дарования, как, например, Сулла и Помпей! Но не все, как оказывается, даруют боги даже своим любимцам! Таковы гримасы не только судеб великих людей, но и истории в целом…

Сципиона предательство галлов сильно напугало. Больше всего он боялся, что «цепная реакция измены» охватит всю Цисальпинскую Галлию, совсем недавно и с большим трудом покоренную римским полководцем Марком Клавдием Марцеллом. Находиться поблизости от карфагенской армии Сципион счел небезопасным и уже через день после бегства галлов предпочел ночью максимально тихо сняться с лагеря, переправиться через реку Треббию и разбить новый лагерь на местности, неблагоприятной для стремительной кавалерии врага – на высоких холмах отрогов Апеннин, господствовавших над рекой. И хотя Ганнибал немедля снова бросил вдогонку врагу свою мобильную нумидийскую кавалерию, но на этот раз карфагенского полководца подвела… жадность его всадников. Вместо того, чтобы не давать врагу разбить новый бивак в удобном для них месте, нумидийцы задержались в брошенном римлянами старом лагере в поисках наживы, а потом уже было поздно: римский обоз и прикрывавший его арьергард успели укрыться в новом лагере. Жертвой нумидийцев стали лишь несколько отставших раненых легионеров. Простым кавалерийским наскоком взять укрепленный римский лагерь редко кому удавалось во многовековой истории Рима, тем более на высоком берегу! Тогда карфагенский полководец сам перешел реку и опять разместил всю свою армию на глазах у врага, всем своим видом пытаясь вызвать его на открытый бой, но все его усилия оказались напрасными. Ганнибалу пришлось довольствоваться лишь захватом путем подкупа окрестного городка Кластидии, где римлянами хранились огромные запасы хлеба. Проблема с пропитанием была решена.

Тем временем консул Тиберий Семпроний Лонг, уже высадившийся под Аримином (Адриатическое побережье Италии), гнал свои легионы форсированным маршем, идя по семь дней без отдыха лишь с одной дневкой! Всего на дорогу от Лилибея до места назначения – по морю и по суше (порядка 1780 км) – у них ушло около 40 дней! И когда в середине декабря к легионам Сципиона прибыло долгожданное 22-тысячное (20 тыс. пехоты и 2 тыс. конницы) войско Семпрония, то ситуация в корне изменилась.

Лонг, отбивший все попытки карфагенян высадиться на Сицилии и пребывавший поэтому в приподнятом настроении, рвался в бой с иноземным агрессором подобно боевому псу – тем самым огромным и агрессивным мастифам (мастино), знаменитым в будущем собакам римских легионеров, сопровождавшим их в завоевательных походах по просторам ойкумены той поры. Кое-кто из пропатрициански настроенных римских историков (в частности, Полибий, находившийся под покровительством потомков семьи Сципионов)традиционно просто объясняют его рвение: выбранный Народным Собранием, он был невероятно честолюбив. Если у патрицианского рода Корнелиев были вековые заслуги перед отечеством, то Семпронию еще только предстояло доказать свою значимость. Будучи на Сицилии, он уже успел кое-чего добиться, захватил остров Мальту и готовился к высадке в Африке, как его срочно вызвали в Италию, спасать родину от иноземного вторжения. Не сидеть же им всем за укрепленными стенами до начала весны, пока африканские конники нагло отбирают у окрестных крестьян фураж и продукты питания. «Такое трусливое поведение, – кипятился Семпроний, – противоречит римским традициям!» Более того, с его приходом на помощь Сципиону численность римских войск практически удвоилась! К тому же до окончания срока его консульства ( а значит и руководства вверенными ему легионами) оставались считаные недели, и ему хотелось во что бы то ни стало завершить свой срок правления блистательной победой, тем более что Сципион был не в состоянии сам вести войско и вся слава досталась бы ему одному – Семпронию Лонгу! Он уже представлял, как въезжает на коне в Квиринальские ворота Рима, и сладкоголосая птица по имени Славаопережает его, несется народным ликованием, уже слышатся громкие требования о его переизбрании на следующий год! Но об этом Семпроний лукаво помалкивал.

Что же, возможно, все так и было…

В то же время некоторые античные исследователи (например, все тот же Полибий), симпатизировавшие уже потрепанному Ганнибалом Сципиону, писали, что тот придерживался разумного мнения: не следует торопить события! Ни ему, ни Семпронию Ганнибала с ходу не разбить. Его солдаты явно уступают закаленным жестокими боями наемникам пунов. Надвигающаяся зима ( в это время года в ту эпоху обычно не воевали) давала возможность получше подготовить новобранцев – в легионах их было немало – для решающей встречи с опасным врагом. Нужно подождать, пока не подоспеет весеннее пополнение. Настораживало его и поведение галлов. Беспокоило его и то, что вражеская кавалерия на голову оказалась сильнее римской, в которой служили союзные Риму италийские племена. Сципион еще никогда не видел таких наездников, как нумидийцы, а потому давать сражение пунам на ровной местности, после своей личной неудачи, он, как уже говорилось, считал равносильным самоубийству. Кроме того, он правильно считал, что время работает на римлян: чтобы кормить в непростых зимних условиях свою значительно возросшую за счет 9 тыс. пеших и 5 тыс. конных галлов армию, Ганнибалу придется притеснять местное население, что вызовет его озлобленность против чужеземных пришельцев и оттолкнет его от пунийцев.

… Между прочим, взятие благодаря предательству начальника гарнизона брундизийца Дасия зернохранилища в Кластидии не решило всех проблем пунийской армии Ганнибала, но показало римским полководцам, что «сидеть, сложа руки» стратегически невыгодно! Ганнибал умеет найти подход к италийцам, стремясь подорвать их доверие к Риму…

Но Семпроний не хотел ничего слушать. Он не намеревался делиться славой победителя Ганнибала с будущими консулами 217 г. до н. э., к которым, если война затянется, естественно, должно было перейти руководство римской армией, противостоящей карфагенскому полководцу. К тому же Сципион еще не залечил рану, оказался прикованным к постели и не мог лично участвовать в сражении. Впрочем, если бы не ранение, то не исключено, что он бы не был столь пассивен и не дал бы своему коллеге вершить судьбу всех консульских легионов. Руководство его легионами перешло в руки азартного и самонадеянного Семпрония (так предпочитают характеризовать Семпрония пропатрициански настроенные римские историки),которому не терпелось задать трепку зарвавшемуся пунийцу.

Соперничество консулов, стремившихся победить Ганнибала, но явно не желавших делиться друг с другом лаврами победителя, грозило катастрофой.

Сложившейся ситуацией коварный карфагенянин воспользовался с блеском. Вся сила его наемной армии, воюющей на чужой территории и не имеющей прочного тыла, заключалась в наступлении. Прекрасно понимая, что время работает против него, он не хотел упускать психологического преимущества, полученного после боя при Ломелло (или при Тицине – последний раз употребим это название!).К тому же часть римских легионеров-новобранцев явно была неопытна, а уже знакомый с манерой боя пунийского полководца осмотрительный Сципион – временно «нетрудоспособен». Грех было не воспользоваться всем этим и не расставить амбициозному и импульсивному Семпронию хитроумную ловушку.

В небольших конных стычках с римлянами карфагеняне умышленно позволили Семпронию добиться некоторого успеха, чтобы укрепить его уверенность в победе и на поле большого, решающего сражения. Раздразнив врага, лихие нумидийцы каждый раз успевали спрятаться за строем тяжелой карфагенской кавалерии. А когда римские легионы собирались выступить в поддержку своей кавалерии, то карфагеняне мгновенно исчезали за разлившейся Треббией. В конце концов, ободренный постоянными «успехами», Семпроний послал вдогонку в очередной раз «бегущему» врагу всю свою кавалерию вместе с копьеметателями. Ганнибал остановил своих воинов только перед своими лагерными воротами, выстроил их лицом к неприятелю, но в решительный бой все же не вступил. Такое сражение было бы ему навязано и протекало бы не так, как ему могло быть желательно.

Ганнибал собирался дать большое сражение только там и тогда, когда сочтет это выгодным для себя.

… Между прочим, хитроумный пуниец знал, что делал: легионеры Семпрония почувствовали вкус небольших побед и однозначно полагали, что теперь-то уже им осталось взять верх над трусливым врагом в решительном сражении! Тем более что именно их конница, разгромленная в неудачной «стычке» под Ломелло, отличалась раз за разом! Семпроний – не чета неудачнику Сципиону – он знает, как не только приструнить обнаглевшего неприятеля, но и поставить победную точку в развязанной тем войне на римской земле…

Так и случится. Задиристому римскому консулу придется вступить в битву на месте, выбранном хитроумным Ганнибалом и, конечно же, удобном прежде всего для его войска. Оно развернется на карфагенском берегу, хорошо изученном пунийским полководцем, но абсолютно неизвестном римскому консулу.

Ошибка Семпрония окажется роковой.

Ганнибал слыл большим мастером использовать особенности ландшафта в свою пользу, причем оценивал их мгновенно и столь же стремительно занимал наивыгоднейшую позицию. Все очень просто: он с детства помнил слова знаменитого эпирского полководца Пирра, которые так любил повторять ему его заботливый покойный отец: «Заставь землю сражаться за тебя!» (Люто ненавидевший Рим, Гамилькар Барка знал, что делал, всесторонне «подковывая» своего сына для смертельной борьбы с римлянами!)И вот сейчас Ганнибал решил воспользоваться этим мудрым изречением, благо местность явно этому благоволила. Между пунийским лагерем и рекой Треббией протекал ручей Нуретта с высокими берегами, поросшими камышом, кустарником и деревьями. Во время разведок местности Ганнибал решил, что там можно легко скрыть не только пехотинцев, но и всадников, особенно если положить сверкавшее на солнце оружие на землю, а шлемы спрятать под щиты. Это было идеальное место для засады. Ганнибал прекрасно изучил повадки римлян: они боялись лесных засад, но не овражных «подстав»! Обсудив план на военном совете, Ганнибал начал формировать специальный отряд. Командование им он поручил своему юному брату, отважному Магону Баркиду. Ему было велено выбрать для засады 200 лучших бойцов – 100 пехотинцев и 100 тяжелых испанских всадников – на которых можно положиться при самом скверном развитии событий. Когда с отобранными воинами Магон явился к Ганнибалу, тот приказал им выбрать из своих подразделений еще по 9 лучших, по их мнению, воинов. Набрав таким образом 1000 отборных пехотинцев и столько же всадников, он расположил их ночью в засаде. Напутствием им послужили его последние слова: «Учтите! Перед вами враг, слепой к искусству войны!! Ваш своевременный и внезапный удар решит исход боя!!!» ( Забегая вперед, скажем, что Ганнибал как в воду глядел.)

Между Треббией и карфагенским лагерем находилось грязное болото. Ганнибал распорядился выкопать здесь мелкий ров с земляным валом, способным скрыть пехотинца, но не очень заметным со стороны реки.

Так Ганнибал сделал все, что мог, чтобы сама земля мешала римским легионерам и помогала его бойцам.

Весь вечер перед битвой Ганнибал беседовал с командирами, не только отдавая последние распоряжения, но и внимательно выслушивая их мнения и порой принимая наиболее дельные советы. Уже распуская их, он как бы мимоходом бросил фразу: «Послезавтра все дороги на богатые города Италии будут для нас открыты…» И вожаки правильно поняли его: воины должны знать, что ждет их после победы!