Текст книги "Карай. Сын Карая"
Автор книги: Яков Волчек
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
– Ты не очень, не очень, – предостерег начальник, – ты не натягивай, не подгоняй. Внимательно разберись, что там к чему. Со всей объективностью.
– Конечно, не нашли? – сказал капитан, когда усатый, открыв дверь, протолкнул Вовку в комнату, перегороженную барьером.
– Никак нет, товарищ капитан! Упорствует!
– Ясно. Садись, Владимир Агапитов. Будем с тобой разговаривать начистоту. А ты, Васильев, иди пока. Понадобишься – я позову.
Усатый пристукнул каблуками и удалился.
– Я не хочу тебя допрашивать. Просто давай с тобой побеседуем по-человечески. Хочешь? Мужской разговор, а?
Вовка чувствовал, что нужно быть осторожным. О чем разговаривать? Пусть его отпустят, он поищет потерянные деньги.
Он выдавил на лице мучительное подобие улыбки.
– Ну, рассказывай, как живешь? Как учишься?
– Обыкновенно…
– Двоек-троек хватает, а?
– Есть.
– Ну, а дома, в семье? Тетя Варя тебя не обижает?
– С чего это она будет обижать?
– Это, положим, верно. Ну, а дядя Саша?
– Нет.
– Я ведь только из-за сочувствия к тебе интересуюсь. По работе, как ты сам понимаешь, мне это совершенно не нужно.
Конечно, Вовка это понимал.
– Небось туда не ходи, это не делай, на турбазу, к примеру, не суйся… Притесняет, наверно, дядя Саша племянничка!
– Ничего он мне не говорит. На турбазу я хожу когда угодно.
– Ну, только лишь в кино, наверно…
– И в походы тоже. Меня дядя Саша очень часто к группе пристраивает.
– Вот здорово! Сам пристраивает? Но ведь у тебя ничего нет, что требуется для походов.
– А что требуется?
– Не знаю, я не ходил. Бинокль, надо полагать, фотоаппарат, теплые какие-нибудь вещи.
– Мне туристы дают. И, когда не в походе, а здесь, тоже дают. Они мне доверяют. Я в любую палатку могу войти и взять на время что понравится. Они мне ничего не скажут.
– И ты берешь?
– Нет, я не беру. Но могу.
– У туристов много хороших вещей?
– У них есть.
– А что тебе особенно по душе?
Вовка опять почувствовал опасность. Лучше промолчать.
– Часы, например, встречаются хорошие?
– Есть.
– Ты больше золотые любишь?
– Не знаю.
– Да ты со мной совершенно не стесняйся, голубчик. Что ты приуныл? У нас прямой, откровенный разговор. Ты не жмись.
– Ничуть я не жмусь.
– Ну, а свитера, знаешь, такие толстые, шерстяные, особой такой крупной вязки, еще иногда они бывают с оленями на груди… Такие вещи тебе нравятся?
– Нет, такие вещи мне не нравятся, – решительно сказал Вовка.
– Почему?
– Потому что они не мои.
– Но ты хотел бы, чтоб они были твоими?
Вовка усмехнулся. Кто не хотел бы! Но почему-то он чувствовал – нужно отвечать не то, что думаешь. И все-таки врать было стыдно. Он бессильно передернул плечами:
– Хотел бы…
Капитан поднялся.
– Теперь, молодой человек, ты посиди немного и подожди. Работа есть работа. Я скоро вернусь, и мы с тобой еще потолкуем.
На стене стучали ходики. Уже было около шести. Тетя Варя, наверное, давно пообедала, а Вовкину долю борща отлила в мисочку. Она не беспокоится, потому что Вовка не один раз возвращался поздно. Пельмени остыли, лежат на сковороде. Здесь, конечно, никому нет дела, что он голодный. Велосипед, может быть, уже продали. Если бы Вовка нашел и сдал деньги, все в конце концов обошлось бы. Ну, покричит дядя Саша, в школе узнают…
Вот бы сейчас заснуть мертвым сном – ведь бывает, наверно, такой мертвый сон на целую неделю! И все неприятности, что должны случиться, пусть за это время начнутся и кончатся. Ты проснулся – и все уже позади…
Или еще проще – вернуть бы ту минуту, когда он увидел бумажник. Он бы не стал его раскрывать, послал бы к черту Юрку, деньги на конфеты и пиво не тратил – на кой ему, в самом деле, пиво и конфеты! И даже о велосипеде не мечтал бы. Ведь это чужие деньги. Он взял их без спроса. Как он мог на это решиться?
Вошел веселый капитан, включил свет над письменным столом, Вовка потер кулаком глаза.
– Ты не заснул тут? Я немного задержался, ты уж не сердись. Придвинься поближе к свету, вот прочитай и подпиши.
На стол, в освещенный круг, лег листочек, только что снятый с пишущей машинки.
На листке была записана вся история с бумажником, как она произошла. В конце стояли слова:
«Таким образом, я, Владимир Агапитов, несовершеннолетний, ученик шестого класса школы имени Крылова, признаюсь, что совершил кражу денег из бумажника туриста Жучкова С. Г. в сумме шестьдесят три рубля и тридцать три копейки. Означенную сумму вернуть владельцу отказываюсь, так как утверждаю, что деньги мною потеряны».
И вот под этими ужасными строками Вовка должен подписаться.
– А я верну! – сказал он быстро и облизнул пересохшие губы. – Не надо это писать. И что украл… Я не крал – это была одна треть! Пожалуйста, не надо, дядя!
– Конечно, вернешь, – бодро сказал капитан. – Во всяком случае, мы эту сумму с твоего дяди Саши вычтем сполна. Уж мы не допустим, чтобы туристы страдали из-за воровства.
Вовка и сам не заметил, как заплакал. Теперь еще и это – будут с дяди Саши деньги высчитывать! Он размазывал пальцем слезинки по лицу.
– Ты это брось, – поморщился капитан. – Ты уж, знаешь ли, Агапитов, будь мужчиной. Умел шкодить, голубчик, умей ответ держать. Подписывай!
Вовка был мужчиной. Он подписал.
Но оказалось, что это еще не все. Капитан дал ему читать другой листок.
Этот был еще страшнее.
Оказывается, Вовка очень часто бегал на турбазу, а его поощрял к этому дядя – Александр Петрович Киржа. И там Вовка любил приглядываться к вещам, которые принадлежали туристам. Это было легко, так как Вовка сумел завоевать доверие некоторых отдыхающих. Даже заходил в комнаты, когда не было хозяев, и самовольно брал кое-какие вещи. Особенно ему нравились часы, фотоаппараты, а также шерстяные свитера крупной вязки с оленями на груди. Он всегда желал получить в собственность такие вещи…
Это были как будто Вовкины слова, но вместе с тем и не они. В каждой строчке таился ядовитый смысл. Самые невинные мысли и поступки – «могу взять что хочу», «понравился фотоаппарат» – выглядели на бумаге зловеще.
Но раз Вовка что-то такое говорил, то он теперь не смел уже отказываться. А как изменить запись, чтобы все было правильно, он не знал.
Угрюмо выдавил:
– Я не говорил про оленей… Это вы сами из своей головы взяли…
– Вычеркнем про оленей! – охотно согласился капитан. – Пусть будут просто шерстяные свитера крупной вязки.
– И про крупную вязку я не говорил…
– Вычеркнем и крупную вязку. Никакого принуждения не было.
– Подписывай!
Вовка держал ручку, шмыгал носом.
– Я не жулик!
– Давай и про это добавим. – Капитан тут же приписал от руки строчку: «Но вместе с тем я себя жуликом не признаю». – Ставь подпись.
Все делалось так, как требовал Вовка. Он подписал.
– А сейчас можешь идти домой, Владимир Агапитов. Честное признание облегчит твою судьбу.
В комнату заглянул лейтенант – тот самый, кому Вовка сдавал бумажник.
– А, старый знакомый! – Он кивнул Вовке.
Кивнул и капитану:
– Что это ты его допоздна держишь? Упрямится, что ли?
– А тут у нас любопытные подробности, – весело отозвался капитан. – Вот поинтересуйся! – Он пододвинул лейтенанту бумаги, подписанные Вовкой. – Племянничек того самого шумного Киржа, который повсюду на нас критику наводит.
Лейтенант прочитал и удивился:
– Твой дядя к тебе плохо относится?
Пристают все время с одним и тем же глупым вопросом! Вовка не стал отвечать.
– Вот вырастишь такого племянника, а он же тебя при случае и закопает! – Лейтенант покрутил головой. – Все же я не верю насчет Киржа. Малец его оговаривает.
Вовка оговаривает дядю! Только этого не хватало!
– А допрос вообще не имеет силы. – Лейтенант пожал плечами. – Малолетних полагается допрашивать в присутствии родителей или же хоть учительницы… А так получается грубое нарушение законности…
Капитан похлопал ладонью по столу:
– Это же у нас не допрос – дружеское собеседование. Записали кое-что по взаимному согласию – для памяти. – Он задумчиво посмотрел на Вовку. – И все же мы теперь товарища Киржа возьмем за бока!
Написал несколько строк на бумажке.
– Вот, Владимир Агапитов, передай своему дяде. Пусть завтра с утра в обязательном порядке явится ко мне на беседу.
Он подтолкнул Вовку к выходу.
Дверь открылась. Вовка прошел коридор и шагнул в темноту.
Это только сначала ему показалось, будто на улице невыносимо темно. Несколько далеких мерцающих звездочек вырвались из плена надвинувшейся на поселок ночной тучи – и дорога, заборы, деревья стали различимы.
Всего было много в поселке – деревьев, воды, земли, – а неба мало, потому что огромные куски от него справа и слева отгрызали горные цепи. Над поселком всегда, словно крыша – то очень далекая, то совсем близкая, – висела узкая и длинная полоска неба. В эту ночь крыша спустилась особенно низко, от нее на землю веяло прохладой и влагой.
Вовка пробирался в темноте почти ощупью. Нечего было и думать о том, чтобы поискать на дороге сверток с деньгами.
Так вот, значит, что он сделал! Оклеветал дядю Сашу! Подписал против него бумагу. И родственники влезут в долги, чтобы выплатить потерянные деньги. Как теперь смотреть людям в глаза?
А дядя Саша только с виду суровый, а вообще он добрый. Он жалел Вовку. Один раз ночью – Вовка это своими ушами слышал – он сказал тете Варе: «Надо парню приличное пальто купить». В другой раз: «Выдавай ему каждый месяц немного денег, мальчик уже повзрослел».
А если он иной раз говорил «нельзя», то это всегда был справедливый отказ.
Раньше Вовка мечтал: вырасту большой, они уже будут старенькие, подарю тете Варе стиральную машину, дяде Саше – автомобиль «Запорожец». Ничего ему не было для них жалко!
И вот он теперь отплатил дяде Саше и тете Варе. За все расплатился.
Вовка лежал в канаве и плакал.
Мелкий дождичек чуть слышно шевелил листья на дереве.
Домой идти нельзя. Это ясно.
Он вор – украл чужие деньги. Он лгун – потому что никто не поверит, будто деньги действительно потеряны. Он предатель, подлец и трус – оклеветал самого хорошего и справедливого человека, какого знал в своей жизни.
Разве после всего этого можно ему здесь оставаться?
Он уедет и никогда больше в поселок не вернется. Начнет новую жизнь. Будет работать. Пришлет дяде Саше потерянные деньги.
Но как уехать? Куда? У него ведь нет ни копейки, билет нельзя купить.
Где же все-таки он потерял деньги? Если обронил на дороге, когда его под конвоем вели в милицию, то их давно уж кто-нибудь подобрал.
А может, у себя во дворе – в ту минуту, когда разглядел у калитки усатого милиционера?
Вовка стоял тогда на крыше курятника. Он засовывал сверток в карман, поднял голову и увидел усатого. И в это время как будто что-то упало, что-то свалилось в курятник. Он помнит твердо: раздался шум, словно кирпич шлепнулся на землю. Так это же, конечно, сверток с деньгами проскочил мимо кармана!
Репродуктор на столбе у турбазы передал последнюю за сутки проверку времени. Двенадцать раз в Москве пробили часы. Поселок спал. Вовка вылез из канавы и отряхнулся. Надо идти домой, поискать деньги в курятнике.
Он так устал, так истомился, что вдруг почувствовал – ему все равно, найдутся деньги или нет. Будь что будет.
Возле автобазы стояла машина. Фары пробивали тьму, расплываясь по беленой стене склада. Рабочие грузили в кузов мешки.
– Дядя, куда пойдет машина?
– Далеко, милок. В Армавир.
– Меня не возьмете?
– А зачем тебе понадобилось среди ночи?
В самом деле, что ответить? Зачем ему ночью уезжать в далекий город?
– У меня там сестра заболела…
– В таком случае, малец, безусловно войдем в твое положение.
– Я сейчас!
Теперь он забежит домой. Если деньги найдутся, то он еще подумает, ехать или не ехать. Может быть, он отдаст сверток в милицию, и все уладится. Но если денег в курятнике нет, то надо уезжать.
Вовка тихонько отворил калитку. Окна в доме были темные.
Тетя Варя, как всегда, легла спать рано. Она привыкла, что Вовка, если уж загуляется вечером, то старается никого не побеспокоить – раздевается и ложится на свой диванчик так, что его и не услышишь.
Теперь она всполошится только утром, когда поймет, что племянник не ночевал дома…
Знакомой, тысячу раз хоженной дорожкой он пробрался к курятнику. На двери висела задвижка, проткнутая прутиком. Долой прутик, в сторону задвижку! Понесло тяжелым, едким духом курятника. Сонные птицы зашевелились.
Рукой Вовка нащупал на стене гвоздь и снял с него электрический фонарь. Вот – нажата кнопка. Снопик слабого света скользнул по усеянной белыми точками земле. И первое, что Вовка увидел, был приткнувшийся в углу знакомый сверток.
Ну, вот они, деньги. Теперь что с ними делать?
Вовка явственно услышал торжествующий голос капитана: «Мы крепенько прижали молодого жулика – и утерянные денежки быстро обнаружились!»
В протоколе записано: «Я украл…»
Тяжелый взгляд дяди Саши…
Вздохи и попреки тети Вари…
А в школе – презрительные гримасы девочек. И при случае каждый бросит в лицо: «Вор!»
Он медленно закрыл дверцу курятника и вставил на место прутик.
Машина, наверно, уже уехала в Армавир. Не станут же его ждать.
Он устало брел в темноте. Ну, нет машины, тем и лучше. Ничего не нужно решать, ничего не нужно предпринимать. Наступит утро. Взрослые возьмут его судьбу в свои жесткие руки. И пусть. Он ко всему готов.
Машина стояла на том же месте…
В Армавире на вокзале людей почти не было. Вовка долго изучал расписание. Под утро должен был пройти скорый на Москву.
Заспанный кассир спросил:
– Тебе куда, мальчик?
– До конца.
В Москве Вовка не пропадет. Огромный город. Там он устроится на работу. Такие школы бывают, где можно и жить, и учиться, и работать. Он будет стараться изо всех сил. Не пропадет же он среди людей!
А сейчас главное – поспать.
Он блаженно вытянулся на жесткой верхней полке вагона. Что бы теперь ни случилось, жизнь его завертелась по-новому.
И что ему так уж пугаться? Все наладится. Надо только постараться как можно скорее вернуть эти деньги…
Но думать о будущем не хотелось.
Колеса успокоительно стучали. За окном светлело.
Он быстро уснул.
Только утром Вовка узнал, что сел в поезд, идущий в Ереван.
АНТОН НАХОДИТ ПОДРУЧНОГОДо сих пор Вовка знал, что дома бывают красные, кирпичные. Ну, серые еще – из облицованного кирпича. А больше всего желтых, окрашенных по штукатурке. Но в этом городе почти все дома розовые. Словно цветы или кораллы. Сложены они из больших плит.
Площади широченные. Бьют фонтаны.
На закруглениях тротуаров, отделяя их от проезжей части, по которой снуют автомашины, высажены в человеческий рост какие-то листья. Ну и листья! Идешь по тротуару – и мостовой тебе уже не видно.
А вот он вышел на проспект. Это что такое? Почему в асфальт через каждый примерно метр вделаны фонарики? Ночью их, наверно, зажигают. Но для чего они? Подумал, подумал и понял: горящие в земле огоньки указывают машинам границы движения.
Парки и сады в этом городе не отделяются от улиц чугунными решетками. Просто идешь, идешь по улице, чуть шагнул вбок – и ты уже в парке. Вовка посидел под солнышком на красной скамье, съел бутылку кефира с булочкой.
Люди здесь черноволосые, черноглазые, очень шумные. Думаешь – сейчас эти двое подерутся, а они просто здороваются или прощаются.
Одеты хорошо. Тут еще лето в разгаре. Ходят в белом.
А над городом висят и словно тают в голубом небе два снежных купола. Ну, эту гору Вовка знает. Это Арарат.
Хороший город. Не может быть, чтоб ему здесь не повезло.
Вот только где устроиться жить хоть на самое первое время? Где сегодня переночевать?
На вокзале он подошел к пожилой женщине-железнодорожнице. Спросил, не знает ли она, где снять угол на неделю.
– Это нетрудно. – Она дружелюбно оглядела Вовку. – Можно у меня остановиться, устрою в комнате с моими ребятами. Но ты к кому приехал? Где твои вещи?
Он молчал.
– Мальчик, где твои родственники? Ты где постоянно живешь?
Вовка пробормотал что-то невнятное. В это время женщину позвали к начальнику.
Вот о чем он не подумал! Конечно же, все будут спрашивать, для чего он приехал в Ереван, требовать документы, интересоваться, почему у него нет никаких вещей.
Надо как-то выкручиваться.
Уже несколько часов он ходил по городу и ничего толкового не мог придумать. В конце концов решил вернуться на вокзал и сказать этой женщине, что у него умерла мать, близких родственников нет. А в Ереван попал вот как. Здесь жила тетка, приехал ее поискать, а она, оказывается, в прошлом году тоже умерла. Вдобавок другая беда – по дороге его обокрали, и теперь он не знает, что делать. Всё это надо выложить побыстрее, чтобы она не успела задуматься, и попросить: «Пустите, тетя, пожалуйста, переночевать, деньги у меня есть – я уплачу».
Деньги у него, правда, еще оставались. Довольно много. Деньги он этой женщине покажет, чтобы она не сомневалась.
Тщательно обдумав все это, он успокоился.
«Проживем, не растеряемся!» – убеждал он себя.
Теперь Вовка забрел совсем уж непонятно куда. Базар здесь был, что ли? Бородатые мужчины в папахах тащили на веревке жирных баранов. Старик подгонял сухонькой палочкой ишака, навьюченного мешками, огромными кувшинами, в которых что-то булькало. Пробежала черноглазая девушка с двумя ведрами, в одном – доверху виноград, в другом – персики, крупные и многоцветные, как детские мячи.
Возка огляделся. Он стоял перед приземистым зданием. Баня. А почему бы не зайти и не помыться? Он взял в кассе билет, а в зале ожидания купил мочалку и мыло. Вот и появилось у него первое личное имущество.
Купающихся было мало. Вовка пустил два душа – холодный и горячий, – перебегал из одной кабинки в другую.
– Эй, Скелет, подсоби…
Голос доносился из парного отделения. Вовка понял, что зовут его. Но почему же «скелет»?
В парном отделении были широкие деревянные ступени. На одной из них распростерся и хрипел какой-то мужчина. Пахло распаренным деревом и еще чем-то вроде спирта.
– Вы меня звали, дядя?
– Подойди, Скелет.
Вовка сделал два осторожных шажка.
– Подсоби на ноги встать.
– Вам плохо, дядя?
– Будет худо, ежели выдуешь ведро водки.
Мужчина сидел теперь на ступеньке, раскачиваясь и зажав ладонями широкое, неестественно красное лицо.
– А для чего вы так много выпили?
– Надо было. Мне не пить невозможно. – Он застонал, потом заскрипел зубами и всхлипнул.
Вовка испугался:
– Может, вам воды подать? А хотите, попрошу, чтобы принесли лекарство?
– Никого не касается. Набери водички холодной. Полное ведро.
Вовка не понимал этого человека. Водки ему нужно ведро. Воды холодной – тоже ведро. Разве это человеческая мерка?
Он притащил в парильню деревянную бадью с ледяной водой.
– Пейте, дядя!
– Не… Не пить… Ты обкати меня со спины…
Вовка опрокинул бадью. Дядька охнул.
– Еще разок, Скелет, с головы…
После второй бадьи он немного отошел и, опираясь на Вовкино плечо, выбрался из парилки.
Сел на каменную скамью. И только теперь стало видно, что это не дядька, а парень лет двадцати пяти.
Его короткое туловище было сплошь исчерчено татуировкой.
На руке красовалась надпись: «У любви, как у пташки, крылья».
– Обрезали мои крылья!
Парень выпятил крутую грудь. Наколка здесь была почти совсем свежая. Вовка прочитал: «Отомсти за друга Геннадия».
– Вот это выполню!
Он стал опять раскачиваться из стороны в сторону и всхлипывать. Вовка по своей инициативе притащил холодной воды и обкатил парня. Тот вскрикнул:
– Ты чего? Тебя просили?
Пошел под душ, а когда вернулся, то Вовке показалось, что лицо у него стало более осмысленным, подобрело.
Вовка осмелел:
– С вашим другом Геннадием, наверно, нехорошо поступили, да?
– Много хочешь знать, Скелет.
Таких забавных людей Вовка еще не видел.
– А почему вы называете меня скелетом?
– Потому что – кличка. Нравится мне.
Он опять ушел куда-то и вернулся с поллитровкой.
– Глотни, Скелет!
Вовка засмеялся. Все это было совершенно неправдоподобно. Никогда взрослые не предлагают детям пить водку.
– Ох, какой вы хитрый, дядя! Будто я не понимаю, что вы шутите!
Парень почему-то обиделся:
– С чего это я буду с тобой шутить? Сопляк ты еще для этого! – Насупился и приказал: – Пей, велю!
Вовка пожал плечами и, испытующе глядя на парня, потянулся к бутылке. Конечно, ему было интересно попробовать, что это за штука. Пить он не будет, а глотнуть глотнет. Наверно, этот чудак принимает Вовку за более взрослого, чем он есть на самом деле…
Водка обожгла горло, выдавила слезы из глаз. Еле отдышался. Ничего, раз уж он стал самостоятельным, то может разрешить себе что угодно.
– Спасибо, дядя.
– Ты не будь таким вежливым, понял? Я вежливым морду бью.
Все у него было не так, как у других. Вовка захохотал. Конечно, это тоже шутка. Всю жизнь тебе твердят: «Надо быть вежливым!» И вдруг находится человек, который говорит: ненавижу вежливых.
– А каких же вы любите, дядя?
– Я тебе не дядя. Еще раз так скажешь – будет удар в ухо.
Это он опять шутит. Очень симпатичный. И все время он кого-то показывает, как в театре, – то пьяницу изобразит, то хулигана. Может, Вовке повезло и он наткнулся на артиста?
– Вы артист?
– Я Антон, – мрачно сказал парень.
– А по отчеству?
– Нету.
– А я Вовка.
– Нет, ты Скелет.
Голова у Вовки чуть-чуть кружится, а на душе легко.
– Вы в каком театре работаете?
– Моя работа тебе и не снилась. Ты гляди на меня, Таких ребят, как я, уже мало остается. Для Антона на белом свете никаких трудностей не существует.
А у Вовки есть трудности.
– Какие у тебя трудности, Скелет?
Вот, например, Вовке сегодня даже ночевать негде.
– Почему?
Потому что Вовка вообще первый день сегодня в этом городе.
– А раньше где жил?
Сказать или не сказать? Вот такое у Вовки предчувствие, что Антон – друг. Этому парню, Антону, можно довериться. Он поможет.
Сбивчивый Вовкин рассказ Антон слушает молча.
– Значит, милиция и тебя подковала?
– Я же не лошадь! – Вовке весело. – Смотрите, где у меня копыта?
– Благодари своего бога, что Антону доверился. Будет тебе и стол и дом.
– Между прочим, у меня еще много денег осталось, я могу за квартиру платить.
– Тем лучше, раз ты богатый.
В раздевалке Вовка показал Антону сверток с деньгами. Вот, пожалуйста! На несколько дней во всяком случае хватит.
Антон пренебрежительно подкинул сверток на ладони.
– Этого добра у нас с тобой будет, сколько захотим.
– Денег?
– Хрустов этих. По-вашему – денег. Ты за меня держись. Я тебе широкий белый свет покажу. Желаешь?
Вовка неясно представлял себе, что это такое – широкий белый свет.
– Ну, города разные. Возьму тебя в младшие свои корешки, и мы с тобой всё объездим – от моря до тайги. Желаешь?
Это предложение Вовке понравилось. Он солидно откашлялся, наклонил голову:
– Желаю.
Вот как хорошо началась его самостоятельная жизнь! Он будет ездить, много увидит и узнает. Будет учиться. Будет работать. Антон ему поможет…
– Мы в командировку поедем?
– Вроде.
Что-то все-таки Вовку тревожило. Он спросил:
– Антон, а вы кто?
Они шли по улице. Антон ступал нетвердо. Вовку уже немного мутило. Ответа он не услышал.
Вовка проснулся в большой и пустой комнате с очень толстыми, грубо побеленными стенами. На окне была решетка.
Что же это такое? Неужели он попал в тюрьму?
Но он быстро вспомнил, что это Ереван, комната Антона и что во время прогулки по городу он на многих окнах видел предохранительные решетки.
Все тело у него ныло. Еще бы, он лежал на голом топчане, на неровно сколоченных досках. Только вместо подушки было чье-то сложенное вчетверо пальто. Антон позаботился.
Голова у Вовки гудела.
Что сейчас – вечер? А может, ночь? За окном темно и тихо. Вовка огляделся. На грязном шнуре висела тусклая, засиженная мухами электрическая лампочка. Нехотя он поднялся и внезапно ощутил: что-то не так! Что-то случилось!
Не было свертка с деньгами – вот в чем дело.
Вовка ощупал карманы, потом полез под топчан.
– Не ищи, – раздался знакомый голос.
В дверях стоял Антон.
– Деньги мои потерялись…
– Я взял.
Лицо у него было опухшее, небритое. Как только он появился, в комнате запахло спиртом. Вовку опять стало мутить.
Антон пришел с покупками. Бросил на стол буханку хлеба, банку консервов, круг колбасы. Осторожно вытащил бутылку – ее он извлек из внутреннего кармана.
– Выпьешь со мной?
Нет, пить Вовке определенно не хочется.
– Брюхо набить желаешь?
От еды Вовка не откажется.
– Ну давай, нажимай.
– А вы?
– Не заботься.
Вовку удивляло – почему Антон не возвращает деньги? Он понимал так: сверток во сне вывалился и Антон взял его на сохранение. Но теперь Вовка уже в силах сам сберечь свое имущество.
– У меня там, кажется, рублей сорок, – сказал он небрежно. Было стыдно, что он заводит с хозяином разговор о деньгах – будто не доверяет ему.
– А я не считал. – Антон тупо глядел в угол комнаты.
– Ну, пусть они так у вас и остаются, – осторожно выговорил Вовка. – А когда мне сколько-нибудь понадобится, я буду у вас брать. Хорошо?
Антон дико взглянул на мальчика, но промолчал.
– Вы, наверно, сейчас в отпуске?
– Ага. – Антон потянул из бутылки, в его маленьких глазах засветился внезапно живой интерес. – Ты что, совсем дурак?
– Почему? – Вовка пожал плечами, отрезал кусок колбасы и хлеба. Только сейчас он почувствовал, как сильно проголодался. – А ваш друг Геннадий, за которого вы хотите отомстить, – он где? С ним что случилось?
Антон покачивал в ладонях голову, будто перебрасывал горячий блин из руки в руку.
– Дьякон далеко… Дьякон сейчас там, куда никто не торопится…
– Какой дьякон?
– Пей!
Широкая струя из бутылки полилась в стакан.
– Я не хочу! – испуганно отказался Вовка.
– Выпьешь.
В руке Антона появился нож с узким лезвием. Быстрое движение – и полоска стали глубоко вошла в доску.
– Мне что в стол, что в человека… Понял?
Вовка с ужасом глядел на раскачивающийся черенок.
Это уже никак не похоже на шутку. Так вот кто он такой, этот парень с разъяренными бесцветными глазами! Глаза убийцы и руки убийцы. И Вовка целиком в этих страшных руках.
Пересиливая себя, он с отвращением сделал маленький глоток.
– Больше не могу…
– Теперь говори: как жить думаешь?
– Не знаю… Я буду работать…
– Ага! Еще?
– Поступлю учиться…
– Теперь послушай, я тебе скажу, как ты будешь жить. – Антон шумно опустил на стол тяжелый кулак. – Ты вор. На тебя объявлен розыск по всем городам. Ты утянул денежки. Как только тебя найдут, так и законопатят на три года. Понял? Мне достаточно стукнуть первому постовому, и тебя нету. Уяснил?
– Я не вор… Деньги верну… Я заработаю…
– А кто тебя примет работать? Документ у тебя есть? Учиться пойдешь? А кому ты нужен? Без бумаг ты не человек. Родственников нет, денег нет.
– У меня сорок рублей!
– Где они? – Антон развел руками. – Теперь я твой бог. Понял? Вздумаешь уйти – на краю света разыщу. Да и сам как куренок погибнешь, лишь нос на волю высунешь! Подойди ко мне!
Вовка нехотя приблизился.
Широкая грязная пятерня ухватила его лицо и сжала, скомкала. Мальчик попытался вырваться. Он задыхался. Непреодолимая сила подняла его в воздух и отшвырнула в сторону.
Теперь Вовка лежал на полу у топчана. И Антону уже не надо было спрашивать, понял ли он. Вовка все понял: это конец. Нельзя ни бежать, ни домой вернуться, ни здесь остаться. Вовка сам погубил себя…
Ночью его разбудил Антон. Позвал плачуще и тонко, не своим голосом:
– Вставай, Скелет… Тоска меня загрызла… Мне по ночам одному невозможно… Дьякона-то, друга моего единственного, знаешь, отправили на небо… И меня скоро туда же… А какой парень был Генка Дьякон! Цельное ведро мог за один раз выхлебать! Для него человеческая жизнь была – как спичку переломить! Я за ним шел с закрытыми очами. А теперь и глаза открытые, а я все одно слепой…
Вероятно, Вовка все же уснул. У топчана опять стоял Антон с кружкой в руке.
– Пей!
– Я не хочу…
– Через «не хочу» выпьешь! Я тебя всему обучу. Обижать не буду. Братом своим сделаю. Понял?
Вовка с отвращением прикоснулся губами к краю кружки.
– Расскажу тебе, Скелет, как они Дьякона поймали. Они его нечеловечно поймали. Собаками, понял?
«При чем тут собаки?» – сквозь сон думал Вовка.
В эту ночь он просыпался еще не раз. Антон сидел за столом, плакал, кому-то грозил расправой. Слова его были темными:
– Горло перегрызу! Всех напополам перерву вот этой своей рукой! Кровь повыпущу! Прощенья никому не будет!
Под утро он тоже уснул.
Было светло, сияло солнце, когда Антон разбудил Вовку:
– Собирайся, пойдем.
– Куда?
– Узнаешь погодя.
Он был трезвый и злой. Раздражать его не следовало. Вовка глядел на него со страхом, но ни о чем не спрашивал.
Сначала ехали на трамвае. Миновали центр – большие улицы и площади. Потом пересели на автобус и помчались по окраинам. Мелькали парки, памятники. Наконец пересекли город еще раз и поехали уже по явно загородным местам. На дверце автобуса Вовка успел прочитать крупные буквы: «Зоопарк».
Сошли на последней остановке.
Может быть, Антон жалеет о вчерашнем и на самом деле он совсем не такой плохой человек, за какого выдавал себя, когда напился? Может быть, он просто пугал Вовку, и вот, чтобы исправить впечатление, он решил повести его в зоопарк?
Господи, хоть бы это так и было! Вовка готов все простить Антону. Пусть только вчерашние ужасы развеются, как туман над озером!
Но с автобусной остановки они пошли по шоссе назад. Вовкина надежда угасла. Да и чего ждать от Антона? Разве теперь, после вчерашней ночи, можно надеяться на что-нибудь хорошее?
Антон мрачно спросил:
– Твой главный злодей – кто?
Вовка недоуменно моргал глазами. Он не знал, кто его главный злодей. Хорошо бы сказать: «Вы!» Но отвечать нужно было так, как хотелось Антону. Он уже проявлял нетерпение.
– Кто тебя к ногтю прижал? Соображай! Ну? Кто на тебя розыск по всем городам объявил?
Вовка сказал неуверенно:
– Милиция?
– Вот! Всегда это помни. Какой у меня враг, такой и у тебя. Понял?
Минут пять они постояли молча. Антон пережидал, пока по шоссе пройдут люди, вышедшие из ворот зоопарка.
– Вот тут одно милицейское заведение помещается… Собак откармливают. Питомник. Собаки все ученые…
Стоял час затишья. Шоссе было пустынным. На пригорке, сидя у корзинки с семечками, дремал старик. Он встрепенулся и засуетился, когда услышал шаги. Эти двое – краснолицый парень и мальчик – явно шли к нему. Это покупатели.
– Большой стаканчик насыпать? Один? Два?
Антон приблизился к старику вплотную.
– Дедушка, ну-ка, задумайся: что ты перед собой видишь?
У него на ладони лежал нож с длинным и узким лезвием.
Старик опасливо отступил:
– Не знаю, товарищ… Если вам семечек надо, то возьмите…
– Приглядись, дедушка, Называется – смерть.
– А за что это мне от вас, товарищ?
Вовка глядел на волосатую руку Антона и шептал: «Не надо, не надо…» Хоть бы кто-нибудь появился на шоссе! Вовка закричал бы и спас старика…
Антон спросил с неожиданным миролюбием:
– Какая, дедушка, будет цена всему товару?
