Текст книги "Карай. Сын Карая"

Автор книги: Яков Волчек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Все-таки – сын Карая.

Потом Андрей посылает пса на задержание. Парень в просмоленном комбинезоне отбивается, стреляет в землю. Небольшая серая собака стремительно бросается нэ него, сбивает с ног.

Дикарь, сын Карая. А все же – не Карай.

Полковник доволен. Благодарит за службу.

Журналист фотографирует собаку. Просит, чтобы проводник рассказал о ней поподробнее.

– Оставляет, знаете, самое лучшее впечатление…

– Что рассказывать? – сухо говорит Андрей. – Вы же слышали характеристику, данную начальником питомника: посредственная служебная собака.

Андрей ведет пса к вольеру.

Дикарь прижимается боком к сапогу. Ждет, просит прощальной ласки. Чуть слышно повизгивает от волнения.

Хозяин сурово отстегивает поводок, жестом посылает пса в клетку и запирает дверь.

ДИКАРЬ НА РАБОТЕ

Свидетелей было много. Больше, чем нужно. Один опровергал другого.

Путевой обходчик Сантросян видел ночью группу людей, суетящихся возле машин. Кажется, их было трое, но может, и четверо. Сантросян знал, что под вечер на станцию прибыли платформы с грузовыми автомашинами «ГАЗ» для колхоза «Верный путь». Он посчитал этих людей за представителей колхоза. А почему, собственно, он должен был заподозрить их в чем-то нехорошем? Люди работали у машин не таясь, громко переговаривались. Ему даже показалось, что среди них был тот колхозник – он не знает его имени, – который сопровождал машину с завода до станции назначения. Но, возможно, он ошибается. Было темно, ручаться ни за что нельзя. Сантросян крикнул этим людям:

– С обновочкой вас! С приобретением!

Они вежливо отозвались:

– Спасибо на добром слове!

– Забираете, значит, грузовички?

– Да вот шоферов вызвали из колхоза. Как развиднеется, двинемся в путь.

И он ушел. Ни о чем плохом не подумал.

Еще военный их видел. Лейтенант. Шел домой со свидания. Чтобы укоротить дорогу, пересек железнодорожное полотно и хотел обогнуть приземистое здание вокзальчика. Они сами его окликнули. У них не было спичек, чтобы зажечь фонарь. «Темно, – сказали, – работать не видно». Какая у них работа, лейтенант не поинтересовался. Голос, который окликнул лейтенанта, звучал мужественно, солидно. А вообще их было двое. Это точно. Потом, придя домой, лейтенант подумал: «Зачем им фонарь, когда они могут включить фары на машинах?» Но он тут же чем-то отвлекся и перестал об этом думать. Люди на пустыре действовали уверенно и уж во всяком случае никак не были похожи на злоумышленников. Лейтенант даже посоветовал им не шуметь, а то ведь они могут обеспокоить железнодорожников, живущих в окрестных домиках. Его, лейтенанта, это, конечно, не касалось, но уж такой он человек – не может пройти мимо, если видит беспорядок.

Значит, расчет был у преступников – вести себя по-хозяйски и тогда никто не станет их, не таящихся и не боящихся, в чем-нибудь подозревать.

Женщина видела их. Стирала белье, вышла развесить его ночью, чтобы до утра высохло. И на другом конце пустыря, примыкающего к станции, заметила людей, делающих что-то при свете автомобильных фар. Никаких фонарей она не видела. Людей было много – семь-восемь. Это ее не удивило. На пустыре часто складывали грузы, прибывающие на станцию, и хозяева забирали их, когда им было удобно. Иной раз это происходило и ночью. Так что шум и возня у машин не могли ее насторожить.

Выяснить внешность преступников не удалось. Обыкновенные люди, такие с виду, как все, никаких особых примет в глаза никому из свидетелей не бросилось. Да и вообще ночью что разглядишь…

К тому времени, когда Андрей на мотоцикле – в коляске сидел Дикарь – прибыл на место происшествия, картина уже прояснилась. Майор из линейного отдела милиции взял на себя руководство розыском. Он считал, что дело обстоит примерно так. Когда на станцию (надо учесть – маленькую, пустынную, где скорые поезда даже не останавливались) прибыли грузовики для колхоза «Верный путь», их тут же скатили с платформы и оставили на пустыре. Сопровождали груз двое – колхозник Пилипосян, шофер по специальности, и его племянник Вазген. Они созвонились с председателем и получили заверение, что утром к ним прибудет помощь, и тогда машины своим ходом пойдут в колхоз – это за полсотни километров от станции. Закончив переговоры с председателем, усталый и продрогший Пилипосян повел племянника в чайную. Там они встретили какого-то проезжего человека и с ним выпили. Время от времени то Вазген, то сам Пилипосян выбегали на пустырь и смотрели, все ли в порядке. Но что могло случиться тут, на изъезженной вдоль и поперек станции, среди людей, которые почти все были знакомыми, даже приятелями? Правда, Вазген сначала предложил, что он будет ночью спать в машине. Но потом, успокаивая друг друга, дядя с племянником решили, что после нескольких суток трудного пути под дождем и ветром они имеют право на человеческий отдых. Примерно в двенадцать ночи, оба сильно пьяные, они последний раз взглянули на машины и пошли спать к дальнему своему родственнику, Бабкену Шадунцу. У него еще выпили – и не хотелось, да не смогли отказаться – и спали крепко до самого утра.

А пробуждение было нерадостное.

Бабкен Шадунц дал следователю такое показание: «Я проснулся первый и решил подшутить над родными. Сказал им: «Эй, вставайте, сони, у вас там машины покрали!» Пока они одевались, я вышел на улицу взглянуть на грузовики, а возвращался – уже криком кричал: машины, оказывается, стояли на пустыре раскулаченные, ну совершенно раздетые».

Преступники сняли с машин все, что только было можно.

Сняли фары и подфарники, наружные боковые зеркала и, конечно, самое главное – покрышки. Три грузовика с обнаженными черными колесами как бы лежали брюхом на штабелях кирпича. Очевидно, скаты преступники подымали домкратом, а потом под кузова наложили кирпичи, чтобы машины висели колесами в воздухе и их удобнее было обдирать.

Пока Андрей осматривал пустырь и разговаривал со следователем и работниками железнодорожной милиции, Дикарь дремал в коляске мотоцикла. Но каждому, кто глядел на него со стороны, сразу становилось ясно, как трудно ему притворяться спящим. Как трудно сидеть, упершись прикрытым и отлично все видящим мохнатым глазом в дверь станционного пакгауза, и делать вид, что происходящее вокруг ничуть его не касается, совершенно его не интересует. Время от времени он медленно зевал и почесывал задней лапой ухо, наставленное в ту сторону, куда ушел хозяин. Дикарь изо всех сил старался туда не смотреть. Был дан приказ «сидеть» – и, значит, надо застыть в той позе, которая предписана. Но он мучился, ерзал на месте и отлично сознавал, что нарушает правила. Тогда он весь подбирался и несколько минут сохранял классическую неподвижность. Мальчишка с длинной палкой бегал вокруг мотоцикла и восторженно кричал: «Куси, Джульбарс! Ко мне, Джульбарс!» Дикарь делал вид, что нет никакого мальчишки. Женщина кинула в коляску кусок колбасы. Не было этой колбасы и этого бьющего прямо в нос, зовущего, чарующего запаха. И не было на свете никаких других голосов, кроме одного, который каждую минуту мог чуть слышно позвать: «Ко мне, Дикарь!» И тогда надо было услышать его, различить среди сотни чужих и ненужных и мчаться на зов со всех ног.

Майор отвел Андрея в сторону. По возрасту они были, наверно, ровесниками. Держался майор с людьми хорошо – просто и деловито, а главное, без начальственного высокомерия, которое всегда раздражало Андрея.

– На вашу собаку я лично возлагаю больше надежды, чем на самого себя.

– Смотря по обстоятельствам, товарищ майор, – уклончиво сказал Андрей. – Если, преступники уехали на машине, то все наши надежды могут полететь кувырком.

Начальник задумчиво протянул:

– Без машины, конечно, тут не обошлось. Была машина…

Андрей не хотел ехать по этому вызову. Железнодорожная станция, – значит, множество людей. Это почти то же, что работать в городских условиях. Геворк заставил. Он теперь ввел такую дисциплину, какой не было и при капитане Миансарове. Проводники с собаками все время торчали на плацу: бум, лестница, барьер, конкурсы, смотры. К Андрею Геворк стал относиться придирчиво. Все не мог забыть, как отличился Дикарь в присутствии журналиста. То и дело выпадало теперь Андрею ходить с Дикарем на самые трудные задания. Если что случалось в городе, на людных улицах, или там, где определенно действовали преступники на машинах, все уже заранее знали: поедет старший лейтенант Витюгин с Дикарем. И отказываться нельзя. На бедном Дикаре сейчас висит шесть подряд нераскрытых дел. И вот оно, кажется, на очереди седьмое.

Майор сказал:

– К сожалению, пока от нас ускользнул этот гусь, который спаивал Пилипосяна в чайной. Похоже, что он участник преступления. По описанию внешности – со слов Пилипосяна – я начинаю подозревать рецидивиста, давнего знакомого. Особые приметы совпадают. Татуировка, походка, все прочее. На правой руке Пилипосян заметил наколку: «У любви, как у пташки, крылья». Вот эту пташку мы и ищем. Слышали такое имя – Антон?

– Вроде не приходилось.

– А про Геннадия Числова, по кличке «Дьякон», вы наверняка слышали. Его шайку недавно ликвидировали. Ну, Антон – из этой шайки. Пока его взять не удалось. Если бы собака помогла его обнаружить, это было бы доброе дело.

Впоследствии Андрей не раз вспоминал этот разговор. Мог ли он предположить, что несколько месяцев спустя судьба сведет его с человеком, чье имя было тут названо?

…Начальник окликнул Пилипосяна. Подошел круглолицый, упитанный человек, румяный, с усиками, в зеленом китайском дождевике. С виду нагловатый, а глаза испуганные. Сегодня его много раз допрашивали. Он терпеливо склонил голову перед Андреем. Это означало: «Я виноват и сам казню себя без малейшей пощады». Андрей хорошо знал таких смиренных. Ох, и не любил же он их – пострадавших от собственного легкомыслия и выставляющих напоказ свое покаяние!

– Бутылочка подвела?

Не поднимая головы, Пилипосян сказал:

– Я человек конченый. Хоть найдете, хоть не найдете – мне от председателя пощады не будет. И колхозники не простят. А Вазген невинный. Молодого парня, прошу, не погубите.

– Только вам сейчас и выступать адвокатом, – неприязненно заметил майор.

Пилипосян болезненно усмехнулся, но на его здоровом, красном лице усмешка выразила не страдание, а неуместную лихость. Смотреть на эту явную подделку не хотелось. Андрей отвел глаза. И тут он увидел руки Пилипосяна – большие рабочие руки. Они дрожали и явственно выражали то отчаяние, которое не могло выразиться на лице человека.

– А ведь я, товарищи, вообще-то непьющий…

– После вчерашней вашей попойки это безусловно очень ценное заявление, – усмехнулся майор.

– Теперь-то, конечно, что бы я ни сказал, все будет вранье.

Андрей не верил этому человеку, когда глядел на него. Лицо бесшабашного забулдыги, пьяницы, плута. Но если отвернешься и слышишь только его глухой голос и видишь мнущие друг друга беспокойные пальцы, то не верить нельзя.

– Внешний вид у меня обманчивый, товарищ начальник, – уныло проговорил Пилипосян. – Я это за собой давно знаю. А что могу сделать? Но только одно скажу: я вас не обманываю. Судите меня как хотите, я наказание заслужил, но то, что я всю правду вам выложил, – это точно.

Вокруг разговаривающих робко ходил худощавый паренек в стеганке.

– А это кто? Рыщет тут, как голодный волк…

– Вазген. Вы не обращайте, пожалуйста, на него внимания.

– Трусит, что ли?

– Нет. Но вообще он сильно переживает.

– Скажи пожалуйста! Значит, нервный? И тоже, конечно, непьющий?

Пилипосян укоризненно качнул головой:

– Да он же совсем молоденький! Постыдились бы вы, товарищ начальник! Вчера это я его подпоил, на радостях. Моя вина… Найдете или нет? – спросил он вдруг. – Собака ваша дельная или вроде игрушки?

– Собака не всемогущий колдун, – строго сказал Андрей. – У нее возможности ограниченные. Что окажется доступно ее природе, то она сделает.

Черноглазый, очень бледный Вазген шагнул вперед. Он действительно был молод, наверно еще школьник. Привлекательное, умное, гордое лицо…

– С нами что будет – со мной и с дядей, – пусть то и будет. Наша вина на виду. А резину найдите! – Он не просил – требовал. – Найдите! Вы обязаны. Через собаку или иначе. Как же можно – грузовики без покрышек! Их знаете как у нас ждут?

– Вот тебя, ротозея, и послали охранять колхозную собственность, – нахмурился майор. – И еще ты будешь нам теперь указывать на наши обязанности!

Черные глаза вспыхнули.

– По-моему, я с вами вежливо говорю. – Юноша, раздувая ноздри, смотрел на начальника. – Ничего лишнего я себе не разрешаю.

– А я, выходит, разрешаю? – Сердиться, как видно, начальнику не хотелось. Паренек ему явно нравился. – Найдем твою резину. Преступники от нас не уйдут. Вообще запомни: если милиция иной раз не находит, то это не значит, что невозможно, а просто выявляется наша плохая работа. Это я вполне ответственно говорю.

Пилипосян втянул румяные щеки, цокнул языком и ударил, себя в грудь:

– Через всю страну, через тыщи километров провез в сохранности. На пороге родного дома обанкрутился!

И это старинное, давно вышедшее из обихода да вдобавок еще и искаженное слово прозвучало так горестно, что Андрей сразу поверил: не виноват человек! То есть в ротозействе, в преступной небрежности виновен, а в злом умысле – нет.

– Ко мне, Дикарь!

Андрей произнес это негромко, как бы между прочим. Но Дикарь услышал. Он метнулся из коляски, вытянул и чуть изогнул серый пушистый хвост и пустился к хозяину.

– Найдем, Дикарь? – Андрей нагнулся к собаке.

Когда-то с такими словами Андрей обращался перед каждым поиском к Караю. А тот отрывисто лаял. И нетерпеливый его лай звучал как ответ: «Найдем, хозяин, постараемся». Дикарь был к этому не приучен. Он внимательно смотрел на Андрея, склонял голову то на один, то на другой бок. Пытался понять, чего от него хотят. На секунду Андрею показалось, что перед ним по-прежнему Карай и сейчас они начнут удачный поиск. Но тут, как клинок из ножен, стремительно вылетел из пасти узкий и длинный язык и лизнул его в нос.

– Ну, дурак! – сказал с досадой Андрей. – Что с тебя взять!

Он пристегнул к ошейнику собаки длинный поводок и пошел к машинам.

Следов было много. За ночь следы хорошо оттиснулись на земле и на траве. Майор позаботился, чтобы посторонние на пустыре не крутились. Собаке легко будет взять направление. А дальше что? Преступники не угнали грузовики – значит, у них была своя машина. Такую тяжесть, какой они завладели, на руках не унесешь. Вот след и прервется. Что сможет сделать собака?

– Нюхай, Дикарь!

Пес круто берет с места и тянет прямиком – стало быть, он отлично чувствует запах. Ну, давай, давай! Приведи меня к тем мерзавцам, к ночным добытчикам, которые копошились тут в темноте. Какое им дело, что весь колхоз ждет сейчас с нетерпением и надеждой новую технику! Люди составляют планы, мечтают, что жизнь их станет лучше, когда механизмы им помогут. А могучие машины беспомощно распластались на пустыре. Тяжко смотреть на них. Еще не начав жить, стали инвалидами. Зато спекулянт-перекупщик предложит жулику сколько-то рублей за краденые покрышки, фары. Жулик-крохобор, таясь, примет у него сверточек с деньгами и будет трусливо оглядываться – не заметил ли кто? Так пусть позеленеют от страха лица преступников, когда они увидят служебно-розыскную собаку и поймут, что пойманы. Вперед, Дикарь!

Нет, остановка.

Собака крутится на следу, визжит.

– Ага! – Запыхавшийся майор подбежал, стал рядом. – Вот тут безусловно ждала машина. Это очень важно – определить именно то место, с которого они уехали.

Следователь тщательно осматривает площадку, где остановилась собака. Похожий на все другие участок захламленной пристанционной земли. Ржавая консервная банка. Она здесь случайно и никакого отношения к происшествию не имеет. Столб с электрической лампочкой. Но лампочка разбита. Значит, ночью тут было темно. Отчетливый отпечаток протектора на сыроватой земле. Вот это уже интересно!

– Машина легковая, – задумчиво определяет следователь. – «Москвич» старого выпуска. В темноте проехали правым передним колесом по луже – вон той луже, что и отсюда видна. Оттого и след получился явственно.

Все смотрят на лужу.

Майор думает вслух:

– Лужа меня лично мало интересует. А вот что мне действительно интересно: как могли преступники – а их ведь было несколько душ – увезти в «Москвиче» старого выпуска полтора десятка огромных автопокрышек, да еще фары, подфарники и прочее? Да еще и сами – трое, четверо – там разместились.

– Не могли, – соглашается следователь.

– Тогда мы должны сделать вывод – не та машина. Случайно, значит, другая тут стояла, и на ней уехал кто-то другой. Дальнейший вывод: собака ошиблась.

Андрею очень хочется отрезать: моя собака не ошибается! Но он молчит. Ведь ему приходится работать не с Караем, не с Маузером. У него посредственная, много раз ошибавшаяся служебно-розыскная собака. Черт ее знает, ошибается она в этот раз или нет!

– Можно еще раз попробовать, – предлагает Андрей. – Проверить вторично, если хотите…

Все возвращаются на пустырь. Дикарь снова обнюхивает кирпичи, землю под колесами грузовиков. И уверенно – так же, как и в первый раз, – натягивает поводок. Но теперь он бежит в противоположную сторону.

– Ага, этот уже взял правильно! – слышится позади голос майора.

«Черт бы побрал такого пса! – злится Андрей. – Обязательно поначалу запутается. В одну сторону бросился, потом в другую. Перед людьми стыдно. Старания много, а успехов никаких. Но почему все-таки первый след был проложен к «Москвичу»? В каждой ошибке тоже есть свой смысл. А может, не было никакой ошибки? Ни с того ни с сего пес не побежит смотреть на лужу…»

Дикарь тянет напористо. Приходится его слегка сдерживать. Огромная куча угля, высотой с одноэтажный дом, навалена на пустыре. Угольный склад, что ли? Дикарь с ходу заворачивает и карабкается по склону угольной пирамиды.

– Опять заврался! – бросает кто-то позади.

Андрей натягивает поводок. Куда понесло проклятого пса? Бессмысленно бежать за ним на угольную гору. Вымажешься, как трубочист. Да и к чему? Можно встретить пса с другой стороны насыпи…

Андрей отстегивает поводок. Дикарь скачет вверх, вверх. Брюхо, лапы, хвост теперь у него чернее, чем у Маузера. Андрей огибает угольную насыпь и ждет, когда пес начнет спускаться.

А вот и он. Появляется на гребне горы и с лаем скачет вниз, проваливаясь и скользя. Конечно, он сильно чует след, иначе не рычал бы, не лаял. Выходит, если верить собаке, преступники перелезали через угольную гору. А для чего?

Дикарь выбрался на землю. Яростно мечется у насыпи, нюхает траву, нюхает воздух. Через минуту он начинает беспомощно скулить. След утерян.

Майор идет за ним и тоже почти что уткнулся носом в землю.

– Смотрите! – Опускает палец – и все видят на угольной пыли отпечаток автомобильной покрышки. – Похоже, опять тот самый «Москвич».

Андрей удерживает за ошейник безумствующего пса. Дикарь рвется обратно на гору.

– Можно, я скажу, товарищ майор? Я, кажется, разгадал эту загадку.

– Так поделитесь с нами, товарищ старший лейтенант.

– Машина стояла у столба под разбитой лампочкой. Это была никакая не другая машина, товарищ майор, а именно та самая. Преступников, как мы знаем, было несколько. Один – надо полагать, шофер, – когда дело у них закончилось, пошел к своему «Москвичу», и Дикарь, которого мы зря ругали, привел нас в точности по его следу. Другие тем временем полезли на эту угольную гору. И Дикарь во второй раз показал нам их путь. Спрашивается, для чего они полезли? А для того, товарищ майор, что они не могли увезти в «Москвиче» покрышки, как вы совершенно точно определили. И они решили их спрятать. Где? Да именно в этой самой угольной куче. Потом они спустились, тут шофер подал им «Москвича», и они укатили. Похищенные вещи – вот я головой ручаюсь – до сих пор лежат закопанные в угле. Собака нам в точности укажет место.

– Пускайте собаку!

Дикарь мгновенно взлетел наверх. Андрей кинулся за ним. Он уже не думал, что может выпачкаться. Майор с сожалением взглянул на свои начищенные сапоги и, вытягивая носки словно в танце, ловко, быстро побежал по осыпающемуся склону.

Пес ожесточенно разрывал уголь передними лапами. Усы у него были черные, глаз совсем не видно, только зубы сверкали, когда он с отвращением чихал и когтями пытался соскрести с носа налипшую угольную пыль.

– Лопату! – крикнул Андрей стоящим внизу.

Но ему не пришлось воспользоваться лопатой. Ею, по праву старшинства, завладел майор.

Рыл он сильно, умело, яма на глазах углублялась. Дикарь бросался прямо под лопату, рычал и время от времени злобно вонзал в черенок белые зубы.

– Дайте же мне лопату! – горячился Андрей. – Ну, что вы так, товарищ майор…

Ему казалось, что раскопать яму – это его право, раз уж именно он обо всем догадался. Начальник только отворачивался и молча вбивал лопату в уголь.

Трудиться ему пришлось, впрочем, недолго. В развороченной яме лежали шины, покрытые брезентом.

Все по очереди заглянули в яму.

Потом, стали смеяться, хвалить Андрея.

– Героическая у вас собака! Ну, умница! – сказал следователь. – Придется теперь колхозу «Верный путь» доставлять каждый день к завтраку этому псу хорошую баранью отбивную!

Больше всего Андрей боялся показать, как он радуется успеху. Пусть не думают, что удача мало знакома ему и его собаке. Нет! Проводник прибыл со своей замечательной служебно-розыскной собакой на место происшествия, быстро сориентировался, обнаружил пропажу. Выполнив долг, скромно едет домой. Похвалы не нужны. Дело самое обычное.

Радость буквально распирала его. Давно уж он так не гордился победой. Разве только в те далекие дни, когда он еще работал с Караем…

Но люди не должны ничего видеть.

Андрей был сух, подтянут, немногословен. Взял собаку на поводок, четко козырнул:

– Могу считать свою роль оконченной, товарищ майор?

– Вы-то можете, а нам еще предстоит найти преступников.

– Полагаю, тут уж вы справитесь без меня и без моей собаки?

– Верно. Благодарю вас за отличную работу.

Андрей еще раз кинул руку к козырьку.

Он пошел по склону, то и дело проваливаясь в проклятый уголь. Выбравшись, потопал сапогами, отряхнулся. Глядя на хозяина, отряхнулся и Дикарь. Чище от этого они оба не стали.

Андрей сел за руль мотоцикла. Дикарь прыгнул в коляску.

Когда выехали на шоссе, пес потянулся и осторожно положил заляпанную мокрую морду на согнутую, держащую руль руку хозяина.

Это было неудобно Андрею. Он стерпел.