Текст книги "Наследство дядюшки Питера"

Автор книги: Яков Левант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

НАСЛЕДСТВО ДЯДЮШКИ ПИТЕРА

У калитки коттеджа Сергея остановил часовой. Стрельнув в лицо лучиком карманного фонарика, он предложил сдать задержанного и немедленно явиться на пристань к капитану Цапле.

Без большого сожаления расставшись со своим спутником, Сергей бегом бросился к берегу. Ливень уже прошел, и только реденький, мелкий дождик напоминал о разгулявшейся было непогоде. Небо на западе тоже начинало очищаться: сквозь прохудившиеся тучи робко проглядывали звезды.

Миновав громоздкий фургон автомашины-рации, откуда доносился характерный звук работающей динамки, Сергей спустился к причалу. Здесь было совсем темно. Лишь присмотревшись, он различил возле катеров несколько неподвижных фигур. Приблизившись к ним, Сергей уловил негромкое бульканье. Острый запах бензина подтвердил его догадку – шла заправка моторов, готовилась погоня!

– Товарищ капитан… – подошел он к одной из склонившихся над бензобаком фигур, в которой скорее интуицией, чем зрением определил своего друга.

Павел выпрямился и нетерпеливым движением руки прервал его рапорт.

– Пойдешь с майором Шильниковым на «Альбатросе», – сказал он. – Держаться будешь за мной, в кильватере, по кормовому свету. Фарватер нечистый, гляди в оба, не напорись на нас, если сядем.

– Не оплошаем, товарищ Ивлев? – раздался позади Сергея голос Шильникова.

– Никак нет, товарищ майор, – ответил Сергей, а Павел, выпрыгнув из катера на закачавшийся от толчка причал, подошел к Шильникову и заговорил с ним вполголоса.

– Как же это произошло? – тихо спросил Сергей державшего канистр человека. – Разве катера не охранялись?

– Охранялись растяпами! – со злостью ответил солдат. – Видел красавчика с пушкой на боку? Удрал от дождика на веранду, ну, а солдаты, на него глядя, под навесами поховались. Дескать, кто, мол, в такую непогодь сунется…

– Товарищ майор! – окликнули в это время сверху. – Тут вас какой-то старик спрашивает. Немец…

– Пусть подождет до нашего возвращения, – предложил Павел.

– Нет-нет, – поспешно возразил Шильников. – Это, конечно, Гофман… Давайте его сюда!

– Через три-четыре минуты кончаем заправку, – проворчал Павел. – На счету каждая секунда. Что если этот старик имеет целью задержать нас?

– А мы не дадим себя задерживать! – Шильников хотел еще что-то сказать, но впереди уже обозначилась высокая сутуловатая фигура.

Сергей сразу заметил, что свою фуражку немец заменил зюйдвесткой, [10]10
  Штормовая кожаная или клеенчатая шляпа.


[Закрыть]и уже по одной этой детали догадался о его намерениях. Нет, как видно, старик не собирался удерживать их на берегу!

– Я готов, – спокойно произнес Гофман.

Слова его прозвучали так деловито, просто, как будто с момента, когда он направился на сборы, прошло не несколько часов, а считанные минуты.

«Или он знает о том, что здесь произошло? – подумал Сергей. – Знает и не считает нужным скрывать это?»

Позднее он убедился, что в ту минуту был не так уж далек от истины. Хотя старый моряк и не знал еще об угоне катера, он догадывался об этом. Тревожный звон колокола, всполошивший зазевавшуюся охрану, сказал ему о многом.

Впрочем, как оказалось, не он один проявил такую догадливость. В то время как Шильников, нисколько, видимо, не удивленный его внезапным появлением, рассказывал об исчезновении катера, на берегу послышались возбужденные голоса.

– Куда, куда?!! – раздался тревожный оклик, и вслед за тем несколько человек с шумом сбежали по лесенке. Ветхий причал заколебался.

– Отец, отец! – позвал по-немецки взволнованный женский голос.

– Кристель! – откликнулся старый моряк, и Сергея поразили глубокая нежность и горечь, одновременно звучавшие в его голосе.

Дождь перестал, и небо прояснело настолько, что при звездном свете можно уже было хорошо разглядеть лица находившихся рядом людей. Сергей сразу узнал ту самую девушку, что развешивала белье во дворе, а позднее выбирала сеть. Вблизи лицо ее казалось еще красивее: это была своеобразная суровая красота, которая только выигрывала в минуту скорби и гнева. А в том, что девушка была чем-то разгневана, не могло быть сомнений.

Она схватила отца за рукав тужурки и быстро-быстро о чем-то заговорила. Шильников жестом отослал назад следовавшего за нею по пятам солдата и сам деликатно отошел в сторонку. Сергей, однако, не последовал его примеру. Вся эта история до того разогрела его любопытство, что, пользуясь темнотой, он пытался даже приблизиться к беседующим хотя бы на полшага.

Но напрасно напрягал он слух. Его познания в немецком были еще не настолько велики, чтобы понять произносимую скороговоркой, взволнованную, сбивчивую речь. Единственное, что мог разобрать Сергей, – это «найн», упорно повторяемое время от времени старым моряком.

В это время новый силуэт появился на причале. Молодой незнакомый офицер справился у Сергея о майоре Шильникове.

– Слушаю вас, лейтенант Кругликов, – отозвался майор.

– Вы знаете меня? – удивился лейтенант. – Я собирался… Я хотел просить вас, товарищ майор…

– Хорошо. Вы пойдете с нами.

– Готово, – внезапно произнес Павел. – Пора двигать.

– Пора, товарищ Гофман, – повторил за ним Шильников. – Мы с вами идем в голове, на «Альбатросе».

Сергей увидел, как вздрогнул старый моряк, как мягким, но решительным движением отстранил от себя дочь.

– Яволь! [11]11
  Есть! ( нем.).


[Закрыть]– твердо ответил он и следом за майором перешагнул борт катера, на носу которого уже маячили фигуры автоматчиков.

И тут произошло неожиданное. Словно в последней попытке удержать отца, девушка метнулась к катеру, трухлявая доска обломилась под нею, и, не подхвати ее Сергей в последнюю минуту, она исчезла бы под водой.

На какое-то мгновение лицо ее оказалось рядом с лицом Сергея. Странно, он ожидал увидеть в устремленных на него больших, широко открытых глазах благодарность, испуг, быть может, слезы – прочел же в них только ненависть.

Однако удивляться было некогда. Шильников окликнул его, и Сергей поспешил занять место на корме.

Еще днем он хорошо рассмотрел моторы. Они мало отличались от двигателей, установленных перед войной на мотоботах его родного рыболовецкого колхоза. Очевидно, поэтому Павел без колебаний и назначил его мотористом на второй катер. Теперь, судя по словам Шильникова, им предстояло идти первыми – их должен был вести Гофман…

Не запуская мотора, они отвалили от берега, и быстрое течение тут же подхватило катер. Сергей нагнулся к двигателю, но Шильников жестом остановил его.

– Слушайте, – сказал он.

Сквозь грозный гул и шорох – ни с чем не сравнимое весеннее звучание рвущейся из берегов реки – с севера донесся негромкий металлический рокот.

– Только что включили, – заметил Шильников. – До этого спускались молчком, по течению…

– Товарищ майор, – подал голос Кругликов. – Я понимаю, что вина моя велика, и мне…

– Вас не в чем обвинять, лейтенант. – Шильников помолчал с минуту, прислушиваясь к доносящимся с причала голосам. – Мы не имели права оскорблять подозрением офицера союзной армии. Кто мог знать, что он явился сюда за «наследством»?

– Так, значит, «наследство дядюшки Питера» не выдумка, оно существует?

– С той только разницей, что речь идет отнюдь не о подачке заокеанских доброхотов, – усмехнулся Шильников. – Бедняга пастор здесь вовсе ни при чем. «Наследство дядюшки Питера» – это легион ядовитых гадин, выпестованных гитлеровцами… Ага, вот и капитан Цапля. Включайте мотор, Ивлев, включайте!

Сергей запустил двигатель, Гофман занял место за штурвалом, и маленький катерок, быстро набирая скорость, рванулся вперед.

Погоня началась.

Позади мигнул крохотный синий фонарик – это Павел давал знать, что встал в кильватер. Он должен был идти следом, ориентируясь по кормовому фонарю, красноватый отблеск которого прыгал за катером по взвихренной винтом воде.

Сергей стоял возле штурвала, между Шильниковым и старым моряком. Намокшая под дождем шинель плохо защищала от пронизывающего сырого ветра. Он заметил, что и майор поеживается.

– Собачий холод! Каково это сейчас – окунуться в воду… Как думаете, Ивлев: кто из тех двоих мог отважиться на такое?

Кто из двоих? Перед Сергеем на минуту возникла отечная рыхлая физиономия рыжего эсэсовца, сухонькие, выхоленные ручки штурмбанфюрера… Нет, трудно себе представить кого-нибудь из них в роли отважного пловца, буксирующего катер в ледяной воде. Быть может, американец?

– Американец? – переспросил Шильников, и в голосе его Сергей уловил усмешку. – Вам следовало бы на него взглянуть. Пятидесятилетний дядя с солидным животиком.

Сергею показалось, что проговорил это майор чуть громче, чем было нужно: ведь стояли-то они совсем рядом.

«Уж не адресуются ли другому его слова?» – подумал Сергей и покосился на штурвального. Старый моряк и впрямь прислушивался к разговору. Это было видно по его фигуре – окаменевшей, настороженной, по голове, склоненной вниз и набок – в сторону говорившего.

Прислушиваясь, Гофман неотрывно смотрел вперед. По каким-то лишь одному ему ведомым признакам он время от времени круто перекладывал руль. В такие минуты сила инерции ощутимо клонила в сторону, за бортом угрожающе закипала вода.

Сергей с недоверием поглядывал на старого моряка. Кто знает, что на уме у немца? Уж очень много загадочного скопилось вокруг этого на первый взгляд прямого, бесхитростного человека. Подозрительным казалось теперь и утверждение его о трудностях плавания в устье. Ведь впереди были люди, совсем не знавшие фарватера!

Шильникову, очевидно, пришла в голову та же мысль. Когда катер резко накренился на очередном повороте, майор заговорил именно об этом.

– Вряд ли удастся им выйти в море, – громко произнес он. – Здесь, судя по всему, нужен очень хороший лоцман.

На сей раз вопрос, брошенный в пространство, не остался без ответа.

– Лоцман есть, – неожиданно проговорил старый моряк.

– Вот как? – заинтересовался Шильников.

– Лоцман есть, – твердо повторил Гофман. – Хороший лоцман. Знает устье, как свой… как пять пальцев. Спортсмен. Плавает, как дельфин… В любую погоду…

– Кто же это?

– Отец моего внука, – лаконично ответил Гофман.

Неожиданное признание старого моряка нисколько не успокоило Сергея. Шильников же отнесся к словам старика иначе. Кивком головы подтвердив, что ответ вполне удовлетворил его, он молча отошел от штурвала и присел рядом с Кругликовым на кормовой банке.

Сергей остался на месте, не спуская глаз со своего подозрительного соседа. Положение казалось тревожным. Где-то впереди, в непроглядной тьме, мчался катер с фашистскими убийцами. Матерый зверь, обманув преследователей, вырвался из кольца и уходил, уходил безнаказанно. Удастся ли настичь его? Никогда еще раньше не смущало Сергея в такой степени поведение Шильникова. Спокойная уверенность, невозмутимость майора казались необъяснимыми.

И больше всего поражало доверие, которым облек майор их странного рулевого.

ВСЕ БУДЕТ «О-КЕЙ»!

История эта была обычной в условиях нацистского режима. По законам гитлеровского райха немецкие юноши и девушки в обязательном порядке привлекались к отбыванию так называемой «трудовой повинности». Часть из них по нарядам специально созданных бюро батрачила у помещиков и кулаков, других сгоняли в трудовые лагери. Советскому человеку трудно представить себе обстановку, создаваемую в этих лагерях. Свирепая муштра сочеталась с самой дикой распущенностью, жестокость возводилась в ранг добродетели, предательство всячески поощрялось. Воспитать в подрастающем поколении слепых исполнителей «великих» замыслов фюрера, исполнителей, свободных от «предрассудков», – такую задачу ставили себе нацистские заправилы.

В одном из этих лагерей и пересеклись пути Пауля Беккера и Кристины Гофман, любимой дочери старого моряка. Вскоре по возвращении домой Кристина родила белоголового мальчишку. Но он и был и не был сыном Пауля. Для таких, как он, нацисты изобрели специальный термин: «ребенок фюрера». По отзывам людей, знавших Пауля с детства, он был прежде неплохим юношей. В отличие от своего отца, штрейкбрехера и доносчика, он считался добрым товарищем, верным другом. Все сходились на том, что мальчик пошел в мать – отзывчивую, религиозную женщину, известную своим кротким нравом. Но воспитатели из «Гитлерюгенд» не зря считались мастерами своего дела. Они умели подчас сыграть и на благородных струнках доверчивой юношеской души. Характер Пауля ничуть не смутил их. Что ж, фюреру требуются не только палачи-эсэсовцы, ему нужны и просто солдаты. Особенно такие выносливые парни, как этот молодой атлет!

Воспитатели Пауля в меру сил своих постарались приглушить «сентиментальные», а проще сказать – человеческие струнки в душе своего питомца. Основное же внимание было обращено на то, чтобы, используя врожденную честность молодого человека, превратить его в слепое оружие цинизма. И если в первом преуспели они не так уж сильно, то главная цель все же была достигнута.

Во всяком случае, стоило переодетому в советскую форму штурмбанфюреру СС предъявить свое удостоверение и произнести несколько красивых слов о верности «воинскому долгу», как матрос потопленного судна, солдат разгромленной армии Пауль Беккер произнес привычное «яволь!» и беспрекословно присоединился к «товарищам по оружию». Ни слезы матери, ни мольбы возлюбленной не могли уже остановить его…

До этого времени судьба к нему явно благоволила. Когда зимой на рейде морской охотник, на котором нес службу Пауль, был потоплен английской авиацией, он выплыл – один из всей команды – и выбрался на борт стоявшего неподалеку эсминца. Благополучно пережил младший Беккер и разгром группы «Висла» в Померании, в которой в числе других нумерованных и ненумерованных частей были батальоны моряков и береговой охраны.

Когда жалкие остатки наспех сколоченного батальона рассыпались, как стайка мальков на отмели, а обер-лейтенант в ответ на вопрос дисциплинированного Пауля, куда надлежит направить стопы, грубо выругался, молодой солдат понял, что война для него кончена.

Годы войны не ожесточили Пауля. Наоборот, на многое смотрел он теперь другими глазами. Ему уже больше не хотелось, чтобы его родного сынишку именовали «ребенком фюрера». Решение было принято: в надежном месте он дожидается капитуляции, а там, если удастся, возвращается домой – к жене и сыну!

С помощью отца Пауль оборудовал себе чудесное убежище на пустынном, полузатопленном островке. Уютный шалаш, жердяной настил, теплое одеяло… В костре не было нужды – старый Беккер привозил горячую пищу в термосах. Дни свои беглец коротал за рыбной ловлей на бесчисленных образовавшихся в глубине острова протоках.

Однажды со стариком приехала и мать Пауля, изможденная, состарившаяся прежде времени женщина. Через нее Пауль направил весточку своей Кристель, и на другое же утро молодая рыбачка забросила сети у северной оконечности островка. С тех пор они виделись ежедневно, но, глухая ко всем уговорам Пауля, Кристина отказывалась привезти сынишку. Она боялась выдать своего возлюбленного…

…Далеко не всю правду сказал капитану Цапле старый Беккер. Он знал куда больше. Первоначально намечалось, что старик сам выведет «Кристель» в море. По просьбе гостей из «инженерной бригады», пожелавших «выбрать место для дополнительного моста», начальник тыла выдал ключ и разрешил заправить катер. Церковный сторож должен был присоединиться к «саперам» совершенно легально – на правах приглашенного для консультации старожила. Соблазненный щедрым вознаграждением, Беккер не возражал против такого варианта. А когда блестящий план внезапно рухнул, он вспомнил о сыне…

Да, поначалу все шло великолепно. Спектакль разыгрывался словно по нотам, и старый плут ликовал, наблюдая, как хитрый американец водит русских за нос. Первая осечка не смутила. О, этого янки совсем не просто выбить из седла! У него, как видно, все рассчитано, предусмотрен любой поворот событий. Да, дельце несколько усложнилось, но что из того? Труднее фрахт – выше цены! А лоцман найдется. Опытный и отважный. Хватит этому бездельнику загорать на острове…

Первая тревога по-настоящему кольнула его только в Райнике, когда советский офицер, белый, как свеча, откинув ветку можжевельника, шагнул в покачнувшуюся лодчонку. За белым ловко, как обезьяна, спрыгнул с берега нескладный с виду рыжий солдат в синем комбинезоне. Офицер молча взял записку, пробежал ее и, порвав на мелкие клочки, бросил в воду. Не было еще произнесено ни единого слова, а Беккер уже почуял: СС, гестапо…

– Что же предлагает сейчас наш милый янки? – спросил по-немецки офицер, когда лодку вынесло на стрежень.

Чистейший берлинский выговор подтверждал догадку. До сих пор, принимая «мотоциклистов» за русских, завербованных Беркли, он рассчитывал в случае чего выкрутиться без труда («услуга офицеру-союзнику, всего только маленькая, бескорыстная услуга…»). Теперь все выглядело иначе. Если его схватят с переодетыми эсэсовцами…

– Итак, господин Беккер… – с пугающей вежливостью напомнил офицер. – Надеюсь, вы не оглохли от гула русских пушек? Или, быть может, у вас отняло язык?

У него и впрямь чуть не отняло язык. Откуда им известно его имя? В городке белолицый не встречался с янки. Значит, еще раньше…

– Я должен высадить вас на острове немного повыше города, – заторопился он с ответом. – Так сказал мистер американец. Ночью выйдете в море. С вами пойдет мой сын Пауль.

– Так-так… Ну, а на чем нас думают выбросить в море? – осведомился офицер.

– Но ведь вы сами подготовили катер, – удивился вопросу Беккер и поглядел на рыжего. – Я видел с колокольни, как этот господин заливал баки «Кристель».

– Черт бы тебя побрал! – взорвался белолицый. – Уж не хочешь ли ты оказать, что, кроме этого катера, у нас нет ничего в запасе?

– Боюсь, что именно так, герр офицер, – растерянно пробормотал старик. – Но разве вы не получили ключа от катера?

– Ключ! Ради сохранения наших намерений в тайне пришлось прихлопнуть этого симпатягу-полковника. Теперь к пристани не подступишься. Понял, старый ты идиот?

Старик задрожал. Этого еще не хватало! Они убили русского полковника! Что же теперь будет с ним, что будет?..

– А ну, за весла! – рявкнул белолицый. – Я, что ли, грести за тебя буду?

– Может, включить мотор? – впервые подал голос рыжий.

– Нет-нет, – поспешно вставил Беккер. – Лучше не привлекать внимания.

Он попытался было налечь на весла, но руки не слушались. Они стали словно ватными. Офицер заметил это и жестом приказал рыжему сменить его. Старый Беккер устроился на корме. Настороженно оглядывая медленно уплывавшие назад пустынные берега, он проклинал в душе и белолицего убийцу, и янки, втянувшего его в эту опасную игру, и лохматые, сулящие бурю тучи.

Конечно, можно было бы в два счета добраться до острова, запустив мотор, но тарахтенье его разносится так далеко! Можно еще, выбрав укромное местечко, причалить к берегу и дождаться наступления темноты. А что как вместе с темнотой дождешься шторма? Первая же волна разнесет ветхую посудину в щепки!.. Эх, и хороши же шлюпки у этого прохвоста Гельмута! Если все кончится благополучно и янки не надует его при расчете…

– Слушай, старик, – прервал его размышления белолицый. – Этот парень достаточно надежен? Ты за него ручаешься?

– Я говорил уже. Он мой сын.

– Ну, это, полагаю, еще не все, – усмехнулся офицер. – Расскажи о нем.

Выслушав обстоятельную информацию старика-отца о «верном солдате Пауле», он небрежно заметил:

– Насколько мне известно, на личном счету штатного осведомителя гестапо Франца Беккера, кроме пастора Клауса…

– Так, значит, это вы выдали меня американцу? – внезапно догадался старик.

– …Кроме пастора Клауса, – невозмутимо повторил белолицый, – и янки-военнопленного, погибших в пыточной камере, еще тридцать преданных им земляков. Досье этой незаурядной личности хранится в надежном месте и в случае малейшей с нами неприятности будет…

– Передано русским? – ужаснулся Беккер.

– Будет передано немцам. Темнемцам. Понимаешь?

Он понял. Не раз тоскливыми бессонными ночами задумывался он над этим: что, если они узнают? Их было много, так много… И день ото дня становилось больше. Особенно после Сталинграда! Тридцать, кроме господина пастора? Хе-хе, могло быть и триста! Последние дни сами лезли в руки. И он вовсе не злоупотреблял этим, видит бог – не злоупотреблял…

«– Что ж это, милейший Беккер? Или и вы утратили веру в фюрера?..

– Нет-нет, господин ортсгруппенфюрер, [12]12
  Руководитель местной (районной) организации гитлеровской фашистской партии.


[Закрыть]я как раз собирался… Вчера в лавке Хильга Вальтер, та самая, у которой муженек вернулся с фронта без ног…»

Да-да, он называл не всех. Хотя за каждого полагалась награда. Пусть не ахти какая, но все же… А кто сейчас оценит его самоотверженность? Если пронюхают – разорвут на части! Скорей бы, что ли, избавиться от этих двух. Но как? В усадьбу Гельмута сейчас не сунешься – это точно. Подойти ночью, на лодке? Рискованно, даже очень. Вот если бы… Стоп, это идея!

На душе сразу отлегло. Нет, еще не все потеряно! Хе-хе, еще не сплетена та веревка, на которой…

– Я вижу, господина Беккера осенило свыше. Выкладывайте, выкладывайте, дружок. Чувствуется, что вас прямо распирает от радости.

Старик испуганно покосился на белолицего. Уж не читает ли мысли этот дьявол?

– Да-да, герр офицер. У меня действительно мелькнула одна мыслишка…

…Высадившись на острове, старый Беккер предложил своим спутникам подождать в кустах, а сам направился вперед предупредить сына. Пауля он застал взволнованным.

– Это верно, отец? – встретил его Пауль неожиданным вопросом.

– О чем ты, сынок? – делая недоуменное лицо, осведомился старый Беккер.

– Верно, что мне надо выйти в море?

Так вот оно что! Щенок откуда-то уже пронюхал. Но как? Догадаться обо всем могла только старуха – перед отъездом в Райнике он черкнул ей записочку, чтоб приготовила на всякий случай старую матросскую робу Пауля. Откуда же, черт побери, он узнал об этом? Или у него есть другая связь с городом?.. Стоп! Ведь старая карга украдкой, огородами бегает к своему внученку, этому гофмановскому ублюдку… Вот оно что! Старый Беккер почувствовал, как злоба распирает его.

– Значит, ты продолжаешь встречаться с ней, с дочерью старого бродяги? – набросился он на сына. – С этой…

– Отец!

Старик даже опешил, так непривычно резко прозвучал голос Пауля. Впрочем, в ту же минуту, совсем забыв о цели своего прихода, он осыпал сына ругательствами, вымещая на нем и досаду, и страх – ни на минуту не оставлявший его после беседы с белолицым убийцей, гнетущий животный страх.

Неизвестно, сколько времени продолжалась бы эта сцена, если б зоркие глазки старика не уловили угрожающего жеста Пауля. Старый Беккер шарахнулся было в сторону, но, проследив за взглядом сына, все понял. Всего в нескольких шагах от них стояли те двое…

– Хайль Гитлер! – рявкнул белолицый, и Пауль, оторвав руку от кобуры, как заведенный, вскинул ее в ответном приветствии. Инцидент был исчерпан.

Незадолго до наступления темноты Пауль проводил отца к реке.

– Проведаю старуху да прихвачу тебе третьего пассажира.

– Их будет трое? – удивился Пауль. – Но что же они молчали?

– Ладно, ладно, сынок. Не будем любопытны. Это СС. Наше дело солдатское…

Старик шагнул в лодку, снял пристроенную на корме удочку и небрежно швырнул ее на банки.

– Их, хе-хе, выдумка. Тоже мне мудрецы!..

Маскируясь в кустах, Пауль проводил взглядом лодку и нехотя направился к шалашу. Он не привык подолгу размышлять (приказ есть приказ!) и гнал от себя «посторонние» мысли, но смутное ощущение тревоги все сильнее овладевало им.

Старший эсэсовец курил, устроившись на удобном ольховом пенечке, а рыжий, присев на корточки, с сосредоточенным видом рассматривал что-то на земле.

«Ладно, отец, не будем любопытны», – решил Пауль и скромно отошел в сторонку. Но сидящий на пеньке подозвал его.

– Закуривай, – приветливо предложил эсэсовец, протягивая раскрытый портсигар.

– Благодарю, герр…

– Герр оберст, [13]13
  Господин полковник ( нем.).


[Закрыть]– подсказал эсэсовец.

Ого! Этого он и не подозревал…

– Благодарю, герр оберст, – пристукнул каблуками польщенный Пауль и осторожно вынул сигарету. Эсэсовец щелкнул зажигалкой.

– Спасибо, герр оберст, я сам… – окончательно растерялся Пауль.

– Бы славный юноша, Беккер. Таким могли бы гордиться даже войска СС.

– Я моряк, герр оберст! – вытянулся Пауль.

– О да, германский моряк, – подхватил эсэсовец и положил руку ему на плечо. – Этим сказано все! И мне нечего распространяться о том, что сейчас, в горькие для отчизны дни, мы не можем принадлежать себе. Фюрер и нация, только фюрер и нация, Пауль!

Гордый доверительным тоном офицера, юноша слушал, затаив дыхание.

– Я открою тебе величайшую тайну, Пауль Беккер! В Скандинавии фюрером создано секретное оружие колоссальной мощности. Все уже готово, за исключением одной только что разработанной крохотной детали. Чертежи у меня здесь, в сумке. Если мы сумеем вовремя доставить ее, судьба войны будет решена. Быстро и безболезненно. Ведь ты знаешь, какие страдания испытывает сейчас наш народ?

– О да, герр оберст, – с чувством ответил Пауль. – Я видел бомбежку Киля американцами. Они стирали квартал за кварталом, квартал за кварталом! Под развалинами остались тысячи стариков, женщин, детей…

– Вот-вот! И в наших с тобой руках…

Тихое хихиканье заставило офицера замолчать.

Пауль оглянулся и вздрогнул от омерзения. Рыжий эсэсовец спичкой подпаливал брюшко большого вытянувшегося на лапках черного жука. На лице его было написано блаженство.

Офицер, бросив быстрый взгляд на Пауля, решительно шагнул к рыжему и неожиданным пинком отшвырнул его в сторону.

– Грязное животное! Садист! Я еще разделаюсь с тобой, дай только выбраться из этой мышеловки…

Пауль с благодарностью посмотрел на «герра оберста».

…Третий их спутник – полный человек в длинном кожаном пальто – прибыл, когда совсем уже стемнело. Поздоровавшись, он сразу же вполголоса заговорил с эсэсовцами, в то время как отец протянул Паулю объемистый сверток:

– Переоденешься, сынок.

Забота старика тронула Пауля. Теплый шерстяной костюм, зюйдвестка и бушлат будут очень кстати в предстоящей «прогулке». Он собрался поблагодарить отца, но тут его подозвал «герр оберст».

– Слушай, Пауль, – торжественно сказал эсэсовец. – Положение ухудшилось, и я не хочу скрывать этого от тебя. Враг догадался о наших замыслах. Причалы Гельмута взяты под охрану, и подойти на лодке к ним невозможно. Остался, как мы и предполагали, только один путь… Нам известно, что Пауль Беккер спортсмен, что он дружит с морем в любую погоду, в любое время года. В твоих руках великое дело, юноша!

– Яволь! – гордо ответил Пауль.

– Вот ключ от «Кристель». Это будет подвиг, достойный Нибелунгов! Помни, Пауль: сам фюрер смотрит на тебя сейчас. Хайль Гитлер!

…Холодные дождевые капли секут не защищенные одеждой грудь и спину. Пауль не спешит окунуться в воду. Надо как следует остудить разгоряченное греблей тело, тогда после ледяного душа и река покажется теплой ванной…

– Пошли тебе бог удачи, сынок, – говорит отец, свертывая его одежду. – Я пойду, мне еще надо на колокольню… Если все обернется благополучно, мы будем с тобой состоятельными людьми, Пауль. Откупим дело у этого прохвоста Гельмута… Русские уйдут, но и нацисты теперь уж не вернут себе прежней власти. Хозяевами положения тут станут американцы… И те еще, кто вовремя заручился их поддержкой. Да-да, если только все кончится благополучно. И если этот янки не надует меня…

– Янки? Какой янки?!!

Старик не отвечает.

– С богом, с богом, сынок, – твердит он, отступая в темноту. – Мне пора, пора… Надо еще захватить фонарь…

«Какой янки? – повторяет про себя Пауль, плечом рассекая бегущие навстречу пенистые волны. – О каком это янки бормотал старый?»

Течение быстро несет его вдоль берега. Далекие вспышки молний помогают ориентироваться. Скоро уже причалы, надо быть начеку…

Вот молния вспыхивает над самым городом – весь берег как на ладони! Пауль мгновенно погружает голову в воду, успев только бросить беглый взгляд на обозначившуюся впереди пристань.

Вынырнув, в темноте сильными толчками прокладывает путь к намеченной цели. Низкий борт стоящего на приколе катера возникает перед ним внезапно – он едва успевает выбросить руки из воды, вцепиться в натянутую как струна цепь. Стремительное течение влечет его вниз, под киль; напрягая все силы, перехватываясь руками, Пауль приближается к самому причалу. Ага, вот и замок! Ключ, закрепленный на запястье, легко проворачивается в скважине…

Разомкнутая цепь без всплеска уходит в воду. Осторожно подталкивая перед собой легкий, прыгающий на волнах катерок, Пауль ведет его от причала. Когда течение подхватывает «Кристель», последним нечеловеческим усилием он выпрыгивает из воды, тяжело переваливается через борт. Дело сделано! Но что это? Набат, огоньки на берегу… Надо уходить, к черту маскировку!

Онемевшими от холода, негнущимися пальцами Пауль нащупывает пусковой шнур. Рывок, еще рывок… В чем же дело, черт побери? И главное, даже спички не зажжешь – заметят. Пауль в исступлении снова и снова рвет шнур, но все тщетно. А минуты идут… Вот растяпа! Впопыхах забыл открыть краник из бензобака. Еще рывок. Готово! Вперед до полного! Теперь к штурвалу! Трассирующие пули уже слетаются на звук заработавшего мотора. Право руля. Теперь – влево… Ну, вот и все, можно глушить мотор: взятого разбега хватит до самого острова…

Впереди уже мигает еле заметный синий огонек. Право руля, еще право… Ветви затопленного кустарника скребут днище катера. Легкий толчок. Все!

– Молодчина, Пауль! – Белолицый оборачивается к своим столпившимся у самой воды соратникам. – Смотрите, как поступают последние рыцари гибнущего райха!

Пауль не в силах даже ответить. Зубы его выбивают дробь, пальцы окаменели на штурвале.

– Живее фляжку, – командует эсэсовец. – И одеяло. Бедняга совсем закоченел от холода.

Хорошо! Горячая, обжигающая жидкость возвращает гибкость онемевшим членам. Чьи-то сильные заботливые руки старательно растирают тело… Двое, предохраняя от дождя, держат над ним развернутую плащ-палатку. Хорошо! Как это сказал герр оберст? «Последний рыцарь гибнущего райха…» Что ж, тут нет преувеличения. Немного в армии фюрера солдат, способных на такое… Только почему «гибнущего»? А секретное оружие?

– Надо спешить, – говорит молчаливый третий спутник, и что-то в его голосе настораживает Пауля.

– Да-да, надо торопиться, – подхватывает «герр оберст», протягивая Паулю тугой сверток, тот самый, что приволок из дому старый Беккер. – Вот твоя одежда, все совершенно сухо.

До чего ж это приятно – натягивать на разогретое, горящее после массажа тело сухое (совсем сухое!) белье. Молодец все же старый – позаботился, обо всем подумал…

– А эта штука нам еще может пригодиться, – на своем странном диалекте замечает человек в кожаном пальто, подхватывая при этом освободившуюся плащ-палатку. – В море шторм, и мне не хотелось бы подмочить свой товар.