Текст книги "Барьер трёх минут"

Автор книги: Яан Раннап

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Низко ведя мяч, скользит Пека по площадке. Движения у него гибкие, как у пантеры. Он знает, что теперь за ним следят все, но это не мешает ему. У него настолько твёрдый характер, что он не нервничает. Ведя мяч, Пека неожиданно делает поворот и продолжает дриблинг левой рукой. Затем, словно между прочим, переводит мяч за спину и пропускает его между ног вперёд. У Сокка от изумления отвисает челюсть. Таммисте словно поленом по голове получил. Под кольцом Пека взвивается в воздух. Двумя руками он мягко кладёт мяч в корзину. При его сверхмощном прыжке это пара пустяков.

– Паюнен, Паюнен!

Опять Тоомингас.

– Паюнен, пусти меня на минутку посмотреть.

Никак не дают спокойно следить за игрой. Вечно кто-то норовит пролезть вперёд.

– Сейчас конец, – шипит Пека. – Нечего тебе тут больше смотреть.

И действительно конец. От хора болельщиков десятому классу толку было мало. Восьмой одерживает победу.

Итак, первая часть дня спорта закончена. Теперь вся школа отправляется на стадион.

Солнце тем временем сильно поработало. Воздух уже прогрелся. Классный руководитель Пеки на ходу составляет команду для маятниковой эстафеты. Фактически команда уже давно составлена, но маленький Мустхейн не пришёл утром в школу. Вот и приходится искать ему замену.

– Послушай, Паю, может, ты побежишь?

Пека мотает головой.

– Давай, побеги, – настаивает классный руководитель. – Всё что-то делают.

– У меня справка от врача, – говорит Пека спокойно. Человека со справкой от врача никто не может заставить бегать, о каких бы очках ни шла речь. Классный руководитель понимает это и больше с Пекой не говорит.

Едва колонна достигает стадиона, едва успевают оркестранты, всю дорогу грохотавшие марши, опустить инструменты, как начинается спортивная круговерть. В дальнем секторе толкают ядро. Перед трибунами спринтеры вколачивают колодки на старте. Возле планки для прыжков в высоту настоящий муравейник. Зато на трибуне совсем пусто. Да и откуда же там взяться зрителям, если все соревнуются.

Пека устраивается в правительственной ложе. Отсюда хорошо смотреть. Все секторы, как на ладони. Пека воображает себя министром спорта. Достаёт из кармана маленький театральный бинокль. Очень удобная и полезная вещь, особенно на стадионе. Пека наводит его на резкость и рассматривает человека, который расхаживает по крыше дома, стоящего за оградой стадиона. Человек одет в чёрное, и у него «ёж» на верёвке.

Но понаблюдать за трубочистом удаётся недолго.

– Паю, идите вниз! – зовёт с беговой дорожки завуч. Он ко всем обращается на вы. – Идите, идите, Паю. Судье по прыжкам в длину нужен помощник.

Здесь уж врачебная справка не спасёт. Разравнивать песок в прыжковой яме может и освобождённый от уроков физкультуры. Пека послушно встаёт с министерской скамьи. Рассевшись в правительственной ложе, он совершил ошибку. Надо сейчас же её исправить. Пека спускается с трибуны и тут же исчезает за живой изгородью. В этой суете никто не станет его искать. В помощь судье по прыжкам в длину найдут кого-нибудь другого.

Пека бросает якорь возле прыгунов в высоту. Они перемахивают через планку беспрерывным потоком. Большинство прыгает способом «фосбери-флопп». Обычным способом «вразножку» больше никто не прыгает. Тоомингас преодолевает метр тридцать, замечает Пеку и подбегает к изгороди. Он начинает уговаривать Пеку тоже взять эту высоту. Мол, класс тотчас же получит ещё несколько очков.

Тоомингасу Пека про справку ничего не говорит. На Тоомингаса это не подействует.

– Да не охота, – тянет Пека, достаёт свой бинокль и начинает следить за начавшимися у трибуны прыжками в длину.

Глядя на прыжки в длину, Пека опять вспоминает про баскетбол. Да, он совершенно свободно может вести мяч обеими руками. И прыжок у него такой, что противники боятся давать пас, если он близко. Благодаря своей невиданной прыгучести, Пека может перехватить мяч. Он делает это столь стремительно, что никто и опомниться не успевает. У Пеки невероятная реакция. Если он кого-нибудь «держит», то этот игрок вообще не может бросать по корзине. Пека, словно пружинный, взмывает в нужный миг вверх и отбивает мяч. Поэтому он и считается лучшим игроком сборной Союза.

Интересно, на сколько он, благодаря своему мощному толчку, может прыгнуть в длину?

Да, об этом Пека долго не знает. Просто не приходит в голову попробовать. Но однажды он пробует. Это случается где-то за рубежом – не то в Бельгии, не то в Париже или Люксембурге – после баскетбольного матча он отправляется прогуляться и случайно попадает на открытые соревнования по лёгкой атлетике. Студенческие соревнования. Организованные ради рекламы какой-то международной текстильной фирмой. За каждый прыжок больше семи метров полагается приз – отрез на костюм. Бедный негр Джим Робертсон, пришедший на стадион в поношенном костюме, делает одну безуспешную попытку за другой. Пека шутки ради сбрасывает куртку и брюки, берёт у кого-то на несколько минут шиповки и выходит на дорожку. И делает только один прыжок. Восемь метров ровно.

– Отрез отдайте мистеру Робертсону, – говорит он и отправляется гулять дальше.

Присутствовавший при этом репортёр какой-то спортивной газеты бежит за ним. Он узнал Пеку – звезду баскетбола. Он хочет знать, будет ли мистер Паю выступать на Олимпийских играх и в прыжках в длину. Пека отвечает неопределённо. Говорит, что он ещё не решил.

На трибуне начинают собираться школьники. Соревнования по некоторым видам уже закончились. Пека тоже возвращается на трибуну. Эстафету лучше смотреть сверху.

В командах этой эстафеты по двадцать участников – десять мальчиков и десять девочек. В каком порядке им бежать, решает сама команда. Обычно первые десять этапов бегут девчонки. Мальчишки остаются для решающего рывка в конце. Седьмой «Б», где учится Пека, тоже пускает первыми девочек, да что с того толку. Перед последними этапами команда седьмого «Б» отстаёт от ведущих бег метров на тридцать. Такой разрыв обыкновенному бегуну не сократить. Теперь Пека сожалеет, что не согласился бежать эстафету. Он-то сумел бы ещё добыть победу.

Часы показывают около трёх, когда Пека тихими улочками возвращается домой. Долгий день на свежем воздухе утомил его. Придя домой, он подогревает на газовой плите вчерашнее картофельное пюре и вытягивается на скрипучем диване. Вопрос газетчика не идёт из головы. Будет ли он на Олимпийских играх прыгать в длину?

Чтобы попасть на Олимпийские игры и выступить там в соревнованиях по прыжкам в длину, нужно добиться в этом виде больших побед на родине. Но откуда им взяться, этим победам, если баскетбольная сборная Союза всё время в зарубежных поездках? Одну неделю в Югославии, другую в Америке, потом на Кубе или в Бразилии, или... Ничего не поделаешь, не стоит рассчитывать на золотую медаль в двух таких разных видах.

Пека закладывает руки за голову. Мало ли, что не стоит! А если хочется думать? Ведь там, в Америке, они не целыми днями бросают по корзине. Иногда выдаётся же и свободное время. И как раз, когда неподалёку от их гостиницы начнутся олимпийские отборочные соревнования американских прыгунов, у него окажется свободное время. Пека шевелит пальцами ног и придумывает для всех американских газет огромные заголовки:

СОВЕТСКИЙ БАСКЕТБОЛИСТ НАМНОГО ПРЕВЗОШЁЛ НАШИХ ОЛИМПИЙСКИХ КАНДИДАТОВ ПО ПРЫЖКАМ В ДЛИНУ!

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ПРЫЖОК НА СТАДИОНЕ В ЛОС-АНДЖЕЛЕСЕ!

НЕУЖЕЛИ РЕКОРД ВЕКА, УСТАНОВЛЕННЫЙ РОБЕРТОМ БИМОНОМ, БУДЕТ ПОБИТ УЖЕ В НЫНЕШНЕМ ГОДУ?

Пека усмехается. Фантастический прыжок? Это они там так могут думать. Пека-то знает, на что он способен. Настоящий фантастический прыжок они увидят лишь на Олимпийских играх. Тогда сто тысяч человек – все, как один, вскочат со своих мест, и от этого взрыва восхищения едва не погаснет огонь на башне. Несмолкающие овации. Пеку унесут со стадиона на руках. Зелёное поле стадиона, колоссальная масса народу и светящиеся на табло цифры 9.00 кружатся у него перед глазами. Пеке кажется, что и он кружится вместе со всем этим. Сила притяжения Земли на него больше не действует. Пека теперь, как птица, нет, ещё легче, как бабочка. Стоит только подумать об этом, и уже он летит.

Но полетать ему всё-таки не удаётся. Сильный рывок возвращает бабочку обратно на землю.

– Что за спаньё среди бела дня? – спрашивает голос, в котором нет и тени восхищения. – Вставай! – И Пеку снова дёргают за ногу.

Мать вернулась домой. Она вошла так тихо, что уснувший Пека даже не услыхал этого. Мать увидела на столе в кухне немытую посуду, забытые посреди передней туфли, мусорное ведро, которое Пека должен был вынести ещё утром.

Пека, вздыхая, садится. Спина побаливает, во сне он отлежал её. Давно пора бы матери купить новый диван.

Мать снова заглядывает в дверь. Демонстративно ставит накрытое газетой ведро у порога комнаты. Пека понимает, что выхода нет. Придётся взять это проклятое ведро и вынести его. Он уже берётся за ручку, когда что-то всплывает в памяти.

– Ма-ам, а ты справку получила?

Мать не отвечает. В кухне бренчит посуда.

– Ты освобождение получила? – спрашивает Пека погромче. – Эту врачебную справку? Сама же говорила, что она сегодня придёт к тебе делать укладку.

Но ответа всё нет. Мать капитально не в духе, думает Пека. Наверно, какая-нибудь неприятность на работе. Сейчас она, конечно, объявит, что не собирается больше выпрашивать для Пеки справки. Будто ей приходится выпрашивать. Да за красивую причёску женщины на всё готовы. Мать сама это говорила.

– Слушай, ма-ам, ты получила справку? – не унимается Пека.

Из кухни по-прежнему слышится лишь звон посуды. Что бы это могло так испортить настроение бедной вдове? – думает Пека и опирается спиной о стену. – Неужели она сейчас вдруг заявит, что если другие не умирают на уроках физкультуры, то Пеке тоже нечего опасаться за свою жизнь.

Нет, обошлось. Пека слышит лёгкий щелчок. Затем шуршание бумаги.

«До первого июля!» – Пека быстро пробегает взглядом по справке. Больше, чем надо. Дальше он не читает. Дело в шляпе. Мать могла бы сразу сказать. Старик-физрук и теперь не сможет помыкать им. Паю, на кольца! Паю, на старт стометровки! Дудки! У нас новая справка. Треугольная печать поликлиники внизу и всё, как положено. Безногого... хм... танцевать не заставишь.

Теперь можно и ведро вынести.

Слегка ссутулившись и согнувшись под тяжестью ведра, Пека спускается по лестнице. Ящики для мусора стоят за домом в кустах сирени. Пека уже было направляется туда, но замечает стоящих возле дома мальчишек. Пека не знает никого из них. Мальчишки небольшие, но всё-таки... Кто их знает.

Недолго думая Пека делает поворот на девяносто градусов и, держась поближе к стене, направляется в сторону соседнего двора.

Не всё ли равно, в какой контейнер опорожнить ведро?

1977

Зелёный мяч

Галдёж на берегу так силён, что старый мерин лесника, словно закусивший удила стригун, прядёт ушами. Вывезя дребезжащую телегу на поляну, он с любопытством поворачивает голову в сторону реки.

Туда же поворотились и оба ездока.

В излучине, на мелководье барахтаются мальчишки. Их четверо. Трое – одинаково широкоплечие, темноволосые и загорелые – пытаются затащить туда, где поглубже, четвёртого – белобрысого, тощего и длинного. Они тащат его за руки и дёргают за ноги, сопровождая свои действия воинственными выкриками:

– Давай, ребята!

– Сбивай с ног!

– Пошёл!

Последнее утверждение оказалось преждевременным. Долговязый сопротивляется, как сумасшедший. Он вырывается изо всех сил. Правил борьбы для него больше не существует. Он царапается, кусается и бодается. Страх преумножает его силу. Когда, наконец, троице удаётся оторвать его ноги от дна, он вцепляется обеими руками в торчащую из воды сваю. Безуспешно пытаются трое оторвать его пальцы от сваи. Они словно приросли к дереву.

В конце концов троице надоедает возиться с ним. Первым отходит в сторону самый плотный, на котором плавки в шашечку.

– Ты знаешь, Анту, кто ты? – кричит он. – Круглый дурак! О чём мы вчера говорили? О чём условились? Тебе добра желают, а ты что делаешь?

Долговязый Анту не удостаивает его ответа. Что он делал с доброжелателями было и так видно. Из губы владельца модных плавок сочится кровь. У другого темноволосого через всю щеку царапина. Третий потирает бедро, которое попалось под руку долговязому, тот махал руками, словно ветряная мельница крыльями. Не произнося ни слова, долговязый Анту молниеносно использует путь к спасению, открывшийся, когда владелец плавок в шашечку отступил. Прошмыгнув между парнями и прошлёпав шагов десять по совсем мелкой воде, Анту останавливается лишь достигнув плотных зарослей камыша.

Прижав руки к груди, он стоит и бдительно следит за черноголовой троицей. Теперь у него под ногами почти твёрдая земля. Но если потребуется, он готов удрать и ещё дальше.

– И в самом деле абсолютный дурак! – грустно говорит парень с поцарапанной щекой. – Сам себе враг. Ну чего дрожишь? Никто тебя больше и пальцем не тронет.

– Да прежде чем его трогать, надо застраховать свою жизнь! – замечает тот, что получил удар в бедро. Все трое теперь тоже выбрались на берег. Схватив штаны и рубашки под мышку, они, словно сговорившись заранее, направляются к дороге. И лишь владелец клетчатых плавок ещё уделяет внимание долговязому:

– Смотри, чтобы обед был готов вовремя!

Кискояский лесник, прилёгший в телеге с сеном на бок, наблюдал за этой сценой с нескрываемой усмешкой.

– Что, не удалось утопить? – весело интересуется он у черноголовых. – Втроём-то могли бы с одним справиться.

– У бешеного и сила бешеная, – бормочет в ответ владелец клетчатых плавок. Его спутники помалкивают.

Мерин, получив шлепок вожжами, стронул телегу с места. Черноголовые пошли следом, похожие на футболистов, устремившихся в атаку. И только теперь они заметили, кто устроился на возу рядом со стариком. Положив подбородок на вдавившийся в сено зелёный мяч, на них глядит с улыбкой девчонка. Её рыжеватые волосы собраны в «конский хвост», серые глаза лукаво щурятся. На правой щеке то появляется, то исчезает маленькая ямочка. Лицо девчонки кажется всем троим необыкновенно привлекательным, и они сразу же стараются принять бравый вид.

– Анту охламон, – объясняет, ни к кому не обращаясь, «центральный форвард» – черноголовый парень с разбитой губой. – Никак не может научиться плавать. Как только зайдёт чуть поглубже, его охватывает страх. Вот и хотели чуток помочь ему.

При слове «помочь» у девчонки и на левой щеке появляется ямочка. Не стесняясь, она хохочет прямо в лицо мальчишкам.

Старик более участлив.

– Он, стало быть, боится воды?

– Жутко, – подтверждает центральный нападающий.

– Уму непостижимо, – замечает левый крайний. – Другого, чтобы так боялся воды, – не найдёшь.

– И никакая разъяснительная работа не помогает?

Центральный нападающий безнадёжно машет рукой.

Куда там! Они уже не первое лето с ним возятся! Дело безнадёжное, сколько бы владелица «конского хвоста» ни усмехалась. Искоса поглядывая на девчонку, он сообщает:

– Надоело. Сколько можно с ним возиться. – И взглянув на хромающего левого крайнего, добавляет:

– Того и гляди, всех нас перекалечит.

Когда дребезжание телеги стихло далеко среди полей, долговязый поднял над метёлками камыша свою голову с мокрыми льняными прядями. Он икнул, словно поставил последнюю точку, вытер большим пальцем глаза и медленно побрёл к берегу. Он знал свой долг. Сегодня он был дежурным по супу. Через три часа ребята вернутся со свекольного поля, к этому времени всё должно быть готово.

Долговязый притащил к притаившейся в кустах палатке ведро воды, разжёг костёр и подкинул в него два-три полена. Теперь самое важное – не дать огню погаснуть.

Солнце палило по-прежнему. Честно говоря, Анту повезло, что не пришлось в такую жару дёргать бурьян. Тихонько насвистывая, стряпун побрёл к реке и ступил по щиколотку в воду. Сложив ладони лодочкой, он зачерпнул немного глинистой воды и плеснул себе на потную спину.

Они были неправы, утверждая, что он боится воды. Он воды не боится. Ему нравится опускаться по шею в волны, болтать ногами так, чтобы вокруг было полно крохотных брызг. Нет, не воды он боится. Ему страшно, что дно может уйти из-под ног. Стоит ему только подумать об этом, как сердце сразу же будто проваливается куда-то.

Больше всего на свете ему хотелось бы уметь плавать, но, увы, он уже давно приучил себя к мысли, что этого искусства ему нипочём не осилить. Он даже не знал, откуда взялось такое неверие в собственные способности. Может быть, его породил панический страх перед глубиной. Но откуда взялся этот страх?

Анту любил иногда помечтать в одиночестве. Он воображал себя инженером, автогонщиком, иногда даже космонавтом. Он выдумывал самые фантастические приключения. Их герою приходилось скакать на лошади, бегать, лазать по крышам, но плавать – никогда. Даже в мечтах долговязый оставался по-своему реалистом. Всё остальное он считал достижимым. Всё, кроме умения плавать.

Осторожно ощупывая пальцами ног дно, парнишка входил в воду. Вода холодила уже колени, ляжки... Глубоко вздохнув, он присел в воду, но тут же выпрыгнул, взвизгнув, как девчонка. Он мог позволить себе такое. Ведь никто не видит и не слышит его сейчас.

Он знал, что на этом участке излучины нет глубоких мест. И поэтому чувствовал себя вполне уверенно. Медленно и с удовольствием он лёг на живот. Шевеля ногами вверх-вниз, он пошёл на руках вперёд. Это нравилось ему больше всего. Так он казался себе настоящим пловцом. И чтобы ещё больше походить на пловца, он даже выдыхал в воду. Выпустив из лёгких весь воздух, он поворачивал голову в воде набок и уголком рта делал вдох. Знаменитые пловцы – он видел по телевизору – делают именно так.

Перебирая по дну руками, он уже раз пять пропутешествовал между двумя кустами камыша, когда чей-то звонкий голос заставил его навострить уши.

– А там можно достать ногами дно?

Анту поднял глаза и тупо уставился на возникшую на берегу девчонку. В первый миг он подумал, что над ним смеются. Но на лице девочки не было и следа коварства, которое он обычно замечал на лицах насмешников. Девочка глядела с искренним интересом. Видно, она и впрямь считала, что он умеет плавать.

От неожиданности долговязый сел. Вода теперь доставала ему до подбородка.

– Там так глубоко? – удивилась девочка, и взгляд её стал ещё более почтительным.

Они смотрели друг на друга целую вечность. Девочка видела приоткрытый от растерянности рот, лицо в веснушках – таких людей загар обычно не берёт, прилипшие к голове светлые волосы и торчащие в стороны уши. Всё остальное было скрыто в глинистой воде. Парнишка мог видеть гораздо больше. И по мере того как взгляд его скользил всё выше по ситцевому платью-халатику, прикрывавшему изгибы и выпуклости, к рыжеватым волосам, завязанным «конским хвостом», и ямочке на щеке, рот его приоткрывался всё больше. Незнакомая девчонка была чертовски хорошенькая.

У неё был с собой зелёный пляжный мяч. Он никак не держался под мышкой. Поэтому она положила его на траву, а затем села на обрыв и опустила ноги в воду.

– Тебя как зовут? – вдруг спросила она.

Мальчишка почему-то покраснел.

– Андрес, – сказал он нерешительно. – Но все зовут меня Анту.

– А меня зовут Хелин, – сказала девчонка. – Когда я была маленькой, мальчишки звали меня Кылин. Забавное имя, верно?

Анту, поколебавшись, кивнул. Он не понял, какое из имён девочка считала забавным – Хелин или Кылин. Но она не дала ему времени разгадывать.

– Я смотрела, как ты плаваешь. Ты хорошо плаваешь, длинными гребками. Этому очень трудно научиться?

Она выжидающе смотрела на Анту, и тот чувствовал, как у него краснеют не только щёки, но и уши. Язык не поворачивался соврать, однако признаться, что он, как двухлетний малыш, ползает по дну, тоже было невозможно.

– Это... кому как, – заметил он неопределённо. – Некоторым... очень трудно.

– Мне трудно. – Девочка вздохнула. – Я, наверное, безнадёжно бездарная. Иногда мне кажется, что я в жизни не выучусь плавать. Или, если научусь, то лишь одним стилем – топориком.

Неожиданно для себя Анту принялся утешать её:

– Напрасно ты так думаешь. Плавать может каждый выучиться. Только нельзя трусить.

Он понимал, что этим утверждением отрезает себе все пути к отступлению. Теперь ему уже никак нельзя признаваться, что на самом деле воды тут чуть повыше колен. Девчонка по ошибке приняла его за пловца, а у него не хватило духу опровергнуть её заблуждение, теперь он вынужден был продолжать играть принятую на себя роль. И вытянувшись в воде, он повторил своё хождение на руках, упираясь пальцами в дно.

Девочка тем временем расстегнула платье-халат. Под ним виднелся вишнёво-красный купальник.

– Анту! – окликнула она вдруг движущегося в воде парнишку. – А ты старая рыба?

Долговязый опять сел на дно.

– Что? – не понял он.

– Ты уже давно умеешь плавать?

Кровь опять бросилась мальчишке в лицо.

– Это... как сказать. Как посмотреть.

– Ясно, давно, – по-своему решила Хелин. – Я же вижу. А ты как учился? С надувной подушкой? Или на доске под животом?

– Да-а... по-разному пробовали. – Парнишка сглотнул и с тоской глянул в сторону берега. Он ощутил первую лёгкую дрожь. Постепенно холод стал пробирать его.

Девочка вошла в воду. Она медленно продвигалась в ту сторону, где, как знал Анту, дно реки уходило в глубину.

– Мой отец говорит, что лучше всего учиться прямо так, без спасательных средств. Но всё же одна я побаиваюсь. К счастью, ты оказался тут.

– Я... Мне нужно суп варить, – сообщил Анту, но она не обратила на его слова никакого внимания. Делать нечего, мысль выбраться на берег пришлась оставить.

Хелин уже окунулась в воду.

– Теперь поучи меня, – взяла она инициативу в свои руки. – Ты на глубине покажешь мне, а я тут на мели попробую повторить.

Лицо девочки светилось таким усердием, что вторая попытка парнишки отказаться умерла не родившись.

Он сжал едва не клацающие от холода зубы и, вытянув вперёд руки, погрузился в воду. И сразу же выяснилось, что дно в этом месте круто уходит вглубь. У Анту даже возникло на мгновение знакомое ощущение жути, но тут же пальцы его наткнулись на лежащий на дне камень.

– Здорово! – сказала девчонка. – Покажи, как ты ногами делаешь: «ножницы» или по-лягушачьи?

Взбивая тысячи брызг, Анту двинулся дальше. Только теперь он старался держаться весь в воде. Даже голову погрузил наполовину в воду. В ухо попала вода, ухо сразу же заложило, но он решил потерпеть. Что ему ещё оставалось.

– Здорово! – сказала девчонка. – Посмотри теперь, как у меня получится.

Глубоко вздохнув, она легла на воду и, как сумасшедшая, замолотила ногами.

Парнишка шагнул было в сторону берега, но взгляд девчонки вынудил его остановиться.

– Ну как?

Анту опять сглотнул.

– Вообще-то... ничего. Только... спину нельзя так высоко высовывать. И ногами тоже... двигай помедленнее.

Ему пришлось снова продемонстрировать ей всё. На сей раз вода попала в оба уха. Пальцы заскользили по гладкому камню, и перепуганный Анту отфыркивался, как тюлень. Он готов был удрать, но лишь одна надежда, что всё это не может больше долго продолжаться, удерживала его на месте. Должно же девчонке надоесть.

Но ей не надоедало. Чем больше она плескалась, тем довольнее становилась.

– Скажи честно, Анту, лучше у меня теперь получается?

– Получается, получается, – торопливо подтвердил парнишка. – Гораздо лучше получается.

И тихонько добавил:

– На сегодня, пожалуй, хватит?

Девочка сделала вид, будто не услыхала его.

– А знаешь, Анту, – сказала она, вылезая на торчащий из воды огромный камень, – в чём моя ошибка? Как только руки перестают доставать до дна, начинаю бояться. Но ведь когда учишься плавать, бояться нельзя, верно?

Что ему было сказать? Он согласился с ней. И вдруг с неизвестно откуда взявшейся решимостью он снова хотел было двинуться к берегу, но девочка словно предугадала это.

– А теперь, – Хелин спрыгнула с камня обратно в воду, – покажи мне, как надо грести руками.

Противная холодная дрожь охватила всё тело мальчишки. Этого-то он и боялся. Бросая исподлобья взгляды в сторону камня, он уже в который раз опустился в воду. Он вытянул левую руку вперёд для гребка, когда кончики пальцев правой коснулись гальки на дне, и разом ощутил жуткое чувство неуверенности. А что, если опускающаяся вниз рука вдруг не достанет до дна?

При каждом гребке он теперь на короткий отчаянный миг терял опору. Он с удовольствием опустил бы одну ногу на дно, но этого нельзя было делать. Господи, когда же ей надоест?

Тренировка рук у его ученицы шла не так успешно, как движения ногами. Девочка, видимо, и сама об этом догадалась, потому что она вдруг встала на ноги и осталась стоять, грустно опустив плечи.

Она, кажется, собиралась уйти, но – странное дело – мальчишку это не обрадовало.

– Хелин, – сказал он тихо.

Девочка не подняла головы.

– Хелин, – повторил мальчик ещё настойчивее. И поймав её взгляд, добавил: – Я ещё раз покажу тебе.

Только теперь девочка вспомнила о зелёном мяче. Одной рукой крепко прижимая мяч к груди, она гребла вдоль берега взад-вперёд. И словно тень двигалась посреди реки рядом с ней льняная голова мальчишки.

Они оба были возле камня, за которым начинался омут, когда девчонка вдруг вскрикнула. Анту быстро стал ногами на дно. Примерно в полутора метрах от него скользил вниз по течению зелёный мяч.

– Поймай! – крикнула девочка. – Поймай его!

До мяча было уже не дотянуться. С отчаянной решимостью мальчишка набрал в лёгкие побольше воздуха и устремился в погоню за мячом. Он и не заметил, как дно ушло у него из-под ног. Мяч был так близко, и Анту думал лишь о том, как схватить его.

Он поймал беглеца возле первых кустов ольшаника. Тяжело дыша, мальчишка прижал мяч к груди и лишь тогда оглянулся. Лицо его стало каким-то странно напряжённым. В выражении его лица были и тревога, и радость, и сомнение. Больше всего было сомнения.

Левый, искоса поглядывающий на кусты ольшаника глаз мальчишки начал нервно подёргиваться. Анту медленно вытянул мяч вперёд, глубоко вздохнул и затем, словно поддавшись искушению, разжал руки.

Легко, будто бабочка, скользил зелёный шар над омутом. Готовый каждую минуту схватить мяч, последовал за ним мальчишка с льняными волосами.

Далеко по другую сторону омута он выбрался на берег. Он до смерти устал, но одним-единственным движением стряхнул с себя эту усталость. Ничего не видящими глазами посмотрел он на девочку, вылезшую на камень, прошёл мимо неё, бросил мяч на траву и вдруг пустился бежать. Высоко задирая ноги, бежал он в сторону деревни, и вскоре до реки долетел его крик:

– Сийм! Лембит! Свен! Ребята! Ребята!

Девочка на камне поглядела ему вослед с довольной улыбкой, расправила плечи, пружинисто присела и, вытянув руки, сноровисто нырнула вперёд головой прямо в тёмную воду омута.

1977