Текст книги "К последней полуночи (повесть о настоящем Деде Морозе)"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Дорогу перебежала чёрная масса. Для кошки мелковата, для собачонки тем более. Пятно остановилось и обернулось щенком. Вернее, волчонком.

– Хи-хи-хи, – засмеялся волк-недорослик, гадко скаля острые зубишки. – Уже начал терять подарки. А кто начал терять подарки, тот потеряет и Снегурочку.

Он убежал. А я призадумался. Вы бы поверили говорящим волчатам? Но сейчас для меня шло время, когда следует прислушиваться к предупреждениям, от кого бы они ни исходили.

14

 
Снег холодный серебрится,
Лунный свет над ним струится,
Звезды водят хоровод…
 

– Может, ещё раз к Лиде? – предложила Снегурочка.

Её грызла незавершённость первоначальной миссии. Все подружки охвачены подарками, а Лида не у дел. Скажу честно, мне хотелось поскорее разобраться с волшебными вещичками, опустошив подходящий мешок, и слинять.

Но тут меня аж продрало!

А если не успею?! А если потеряю Снегурочку?! Она-то ничего не знает про Зимних Снайперов. И не должна знать! И уж, тем более, пострадать. Ни в коем случае не должна!

Я посмотрел на Снегурочку, потом на сапоги и вздохнул.

– На автобусе что ли? – спросила Снегурочка.

Я кивнул.

– А деньги?

Вот тут ответить было нечего.

– Давай, попробуем, – предложил я после паузы, за которую можно было сгрызть дюжину «Твиксов». – Тут всего-то две остановки.

Снегурочка тоже утомилась, поэтому спорить не стала.

Автобус подъехал быстро, оказавшись жёлтым «Икарусом» на последнем издыхании. Ох, и тарахтелку же, нам прислали. Народа в салон набилось предостаточно. Но ради Деда Мороза потеснились. Греясь во всеобщей давке, я начал надеяться, что уж две остановки нам никто не помешает проехать. В такой толкотне кондуктору пропихнуться к нам будет весьма непросто. Кондуктор, однако, попалась весьма догадливая. На первой остановке она просто вышла через переднюю дверь и вошла в нашу. Теперь никого не волновало, что нам выходить на следующей. Отвертеться от оплаты сейчас казалось таким же реальным, как построить коммунизм.

– Оплатим проезд! – этот голосище вполне мог докричаться до водилы, чтобы он не открывал двери, пока все, кому положено, не расстанутся с пятёриками.

Народ неохотно полез по карманам. Я отводил взгляд, но громыхающая монетками сума прямо-таки впивалась в бок.

– А вам что, особое приглашение?

Я покосился на кондукторшу. Её лицо недвусмысленно намекало: да, да, красношубый, не думай, что у меня ты прокатишься бесплатно.

«Ну нет у меня денег», – мелькнуло в голове. Мелькнуло и погасло, потому что настоящие Деды Морозы о деньгах не говорят. Мне горячо захотелось доказать, что мы – не халявщики, но я не видел способа насобирать пять рублей.

– С Новым Годом, – ляпнул я и улыбнулся. И не отводил взгляд.

Кондукторша замешкалась. Наступал переломный момент, когда в нашу пользу могла сыграть любая мелочь. И тут Снегурочка протянула ревнительнице дорожных сборов грейпфрут-великан.

Улыбка преобразила усталое лицо кондукторши. Стало понятно, что и у неё за суровыми буднями живёт ожидание праздника. Надо только дотерпеть до него, дождаться. И уж тогда…

 
Будем весело плясать,
Будем песни распевать,
Чтобы ёлка захотела
В гости к нам прийти опять!..
 

Наш грейпфрут облегчил бремя ожидания. А тут с шипением распахнулись и двери.

Пробкой я вылетел из автобуса. Приземлился на носок, развернулся, нашёл точку опоры и протянул руку спускающейся Снегурочке.

Люблю протягивать руку знакомым девушкам. Момент, когда в ладони оказываются хрупкие пальчики, ищущие опору, невыразимо прекрасен. Мне он кажется прикосновением к небесам. Пальцы Снегурочки, словно птички. Я бережно сжал их, дождался, пока моя спутница окажется на утоптанной платформе, приветственно стиснул руку, отпустил. И моментально заскочил обратно в автобус.

С этого момента нам, девочка, не по пути!

Двери захлопнулись. Автобус набирал скорость. Ты не будешь меня ждать. Я знаю.

Я знаю, сейчас ты, неприятно удивлённая, идёшь домой. Ты всегда против спонтанных поступков. Необъяснимых поступков. Ты любишь определённость. Ты любишь поступки взрослого стиля жизни. Это меня притягивают странные вещички, уводящие в странные места. Где случаются весьма неприглядные ситуации. Может, ты и права: не следует туда соваться. Но тогда жизнь моя, запылится, наполнится скукой, станет ненужной.

А нужна ли она без тебя?!!!

Ты идёшь домой, и снег мягко поскрипывает под твоими подошвами. Когда ты одевалась, уходя, я всегда мечтал нагнуться и застегнуть твои сапожки. Но так и не решился. Тебе показалось бы это верхом идиотизма, и мой рейтинг опустился бы ещё на один пункт. Зато мне позволялось надеть на тебя пальто. Плотная материя охватывала изящную фигурку, и под тканью пальцы нащупывали мягкие плечи. Про такие ускользающие секунды поётся: «Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно…» Жаль, что они уже больше не повторятся.

По пути ты зайдёшь к Лиде, и мешок Деда Мороза превратится в обычную продуктовую сумку. Там останутся лишь бутерброды, да дольки торта. И яблоко. То самое, краснобокое. Первое. Я знаю, как ты любишь яблоки. Я рад, что мы не успели подарить этот красный хрустящий шарик. Съешь его завтра. За меня. В память обо мне.

Ты идёшь в свою маленькую квартиру. Думы и заботы предстоящего года выстраиваются ступеньками лестницы, возносящей тебя к намеченным целям. Я остаюсь позади. Потому что со мной стало сложно общаться. Потому что надо быть проще. Я хотел! Честно-честно! Но у меня почему-то никак не получалось. Детский лепет никому не нужных оправданий.

У нас было две волшебные встречи.

Однажды мы стояли на горе, подставив лица ласковому солнцу. Мир расстелился внизу яркой дорожкой. Спичечными коробками скользили автобусы. Муравьями ползли люди. А мы смотрели сверху, словно боги. Что я говорил тебе тогда? Не помню. Что услышала ты? Не знаю. Но мне казалось, мне верилось, мне жаждалось, чтобы этот день и для тебя получился выпадающим из серой обоймы буден.

В другой раз мы ходили в зоопарк. Грустные звери в грустных клетках. Грустные минуты уходящей осени. Белый медведь, закрыв глаза, вышагивал вдоль грязного бассейна. Четыре шага вперёд, четыре назад. Он даже не разворачивался. Ему некогда было разворачиваться. За закрытыми глазами полыхало северное сияние полярной ночи. От горизонта к горизонту раскинулось белое безмолвие. И надо его пройти, вслушиваясь, как хрустит наст, вглядываясь в ледяные торосы, похожие на притаившихся охотников. Таково предназначение, которое надлежит исполнить. Но с исполнением трудновато, если угодишь в клетку, где всего-то и есть что четыре шага. Но можно закрыть глаза. И идти, идти, идти. Наверное, после миллиона шагов полярная ночь становится почти настоящей.

Не грустили только детёныши барса. Барсики. Барсята. Они весело резвились, покусывая друг друга то за уши, то за хвост. Они ещё не понимали смысла клетки. Заложенное предназначение ещё не проснулось в них. Они просто радовались друг другу. И не обращали внимания ни на кого.

Я тоже радовался. Во-первых, тому, что не в клетке. Во-вторых, тому, что день выдался солнечным, хотя коварные ветерки уже леденили руки. И в-главных, тому, что со мной стояла Самая Лучшая. Детская радость праздника. Потому что казалось, что хорошее только ещё начинается. Потому что казалось, что так будет всегда.

А потом пришла зима, и ты превратилась в Снегурочку. Исходившее от тебя тепло незаметно улетучилось. А моё оказалось ненужным. Мы остывали, как угасающие звёзды. Тепло уходило куда-то в другие места, и я никак не мог нащупать правильные маршруты. И вдруг отчаянно захотелось согреться. Захотелось расшевелить тебя, пробить ледяную корку. Или оборвать всё и познакомиться с Настёной.

«А он мене не друг и не родственник», – в перерывах между рекламными паузами непревзойдённой хрипотцой напомнил Владимир Семёнович из прогретой водительской кабины.

Да… Вот так… Даже не друг…

Вчера ты сказала, что мы – посторонние люди. И я, лаская взглядом мягкий свет твоего окна, уяснил, что за холодным стеклом другой мир. Параллельный. Куда посторонним вход воспрещён. Ведь так? Смысл этой таблички поймёт и детсадовец. Даже если табличка нарисована невидимыми красками. Табличка, отсекающая будущее.

А сегодня ты неожиданно решила побыть Снегурочкой из сказки.

Почему ты согласилась? Почему решила отправиться со мной? Я ведь не предлагал всерьёз, а так, прикалывался, но ты дала шанс.

Впрочем, шанс ли это? Можно осторожно посматривать на тебя, идущую рядом, и раздуваться от гордости. Надо же, мальчик, тебе удалось завоевать неприступное сердечко. На самом-то деле сердечко всё так же далеко.

Наверное, не стоит усложнять и додумывать. Всё просто. Тебе хотелось поздравить подружек, и роль Снегурочки вполне подходила. Только требовался Дед Мороз, которому можно немного доверять. И которого не надо долго упрашивать. Готового взвалить мешок, ничего не требуя. Да и нет у него права требовать.

Вот и всё.

Из кабины заливалась новогодними прибаутками рекламная служба «Русского Радио». И снова звучали ёлочно-праздничные песни.

 
Новый Год к нам мчится,
Скоро всё случится,
Сбудется, что снится…
 

Теперь я уже знал, по каким причинам ничего не достаётся тем, кто так расстраивался по поводу незадачливой судьбы. Не обманули тебя. Просто не успел Дедушка Мороз. Попал на третью стадию. Или подарок выскользнул из разорванного мешка. Я знаю, тебе не нужны оправдания. Ты тоскливо ждал подарка долгие нудные годы. Ты так надеялся, что он расцветит жизнь сказочной радугой. Но тебе ничего не принесли. Тебе больно и трудно. Ты не видишь, как больно и трудно Деду Морозу, потерявшему твой подарок. Тебе это неинтересно. Два одиночества скорбят в ночи и ничего не могут сделать друг для друга.

 
Я Дед Мороз – борода из ваты.
Я уже слегка поддатый.
Мне сказали, меня здесь ждут,
Значит, будем догоняться тут.
Танцуем рядом с ёлкой,
А может быть, сосной.
Простите, только нет сейчас
Снегурочки со мной.
Мы вместе шли с Камчатки,
Но она ушла…
Значит, будем без неё.
Что же делать, ё-моё?
 

Грязный подтекст. Или замаскированная под улыбку боль о потерянной Снегурочке. Знает уже дедушка, что потерянные Снегурочки до добра не доходят. Знает, но ничего не поправишь. Поздняк метаться. Раньше призадумался бы. А теперь остаётся под общий смех смахивать в бороду злые слёзы.

В суетливых попытках «сохранить» мы не умеем видеть, что реально существуют лишь два варианта: «отпустить» и «потерять». Мы не умеем отпускать. Мы тянем время до последнего мига. И «отпустить» умирает, оставляя лишь «потерять».

Ты идёшь домой и ЗНАЕШЬ, что больше мне не позвонишь. А ещё НАДЕЕШЬСЯ, что и я больше звонить не стану. Никогда. Ты и не представляешь, насколько близка от истины.

Я отпустил тебя. Я успел отпустить.

Счастливого пути тебе, девочка!

Счастливого пути, моя Снегурочка!

Удачи, Самая Лучшая!

Я так хочу не думать о тебе. Не получается.

И, вываливаясь из светлого салона в морозную ночь, я не думаю о подарках и о тех, кто их ждёт. Я даже не боюсь Зимнего Снайпера и его третьей стадии. В тысячный раз я вычерчиваю перед глазами твой образ. Милое личико светится мягкой улыбкой. Пусть хоть в мечтах ты улыбаешься только для меня.

15

Скрипел снег, хрустели незадачливые ледышки, перемолотые в белую пыль моими беспощадными подошвами, а мир покачивался. Мне было плохо до одурения.

Голова наливалась тяжестью, словно кому-то удалось упихать туда двухпудовую гирю. То и дело сползал с плеча мешок. Расставаться всегда трудно. Но хуже всего расставаться, когда некуда идти.

Депрессия обостряет чувства. Жировая прослойка довольства, грубо сорванная событиями и фактами, обнажает нервы. Сквозь прорванную ткань привычного начинают проступать те грани мира, про которые и знать не хотелось. И каждая тебя по лицу, по лицу. Кто-то неведомый крутанул яркость и контрастность до предела, по-хозяйски врубил громкость на полную катушку и щелкнул выключателями, которые нормальным людям никогда не потребуются.

 
Кабы не было зимы,
А все время лето,
Мы б не знали кутерьмы
Новогодней этой,
Не спешил бы Дед Мороз
К нам через ухабы,
Лед на речке б не замерз,
Кабы, кабы, кабы…
 

Под позёмкой коварно притаился рыжий лёд, и приходилось ступать максимально осторожно. Не беда! Надо только представить, что в подошвах у тебя раскалённые мини-печки, которые мгновенно протаивают во льду лунки. Или острые шипы. И лёд сразу теряет силу.

Я шёл по улице, застроенной деревянными домишками, когда из подворотни меня окатило великое чувство страха. Тут даже вился не дымок, а словно прорвали паровой котёл. Кто-то прятался там и боялся до омерзения. Кому-то было едва ли не хуже, чем мне. И захотелось посмотреть на этого несчастливчика.

Я нырнул в темноту. Ну, и что тут у нас? Только тёмная бочка, притиснутая к двери. От бочки и исходил ни с чем не сравнимый аромат ужаса. Наливаясь отвращением, я ни с того ни с сего саданул по бочке. Ждал лязга о металл, но сапог словно ударил в подушку. Бочка застонала, чувство невыносимой опасности сменилось прерывисто сочащейся плаксивостью.

Не бочка это была, а Дед Мороз, перепуганный до смерти.

– Ну ты, братан, и сигналишь, – сказал я, чтобы разрядить обстановку. Собаки учуют, так по клочочкам разорвут.

Что ещё можно сказать человеку, которого ты невзначай обидел? Только показать, что происшедшее – ерунда, по сравнению с событиями, которые могли случиться, да не случились.

– Собаки што, – шмыгнул носом Дед Мороз в образе бочки. – Собаки, они не тронут. Да ведь за тобой он тоже гонится, да?

Ему дико хотелось, чтобы кто-то неведомый гнался и за мной. Ему невыносимо жаждалось услышать, что кому-то может быть так же плохо, как ему. Или даже сильнее.

Я вышел из подворотни. Вот чёрт, в тёмном укрытии хотя бы не дул этот мерзкий ветер. Огни многоэтажек зазывно расплывались в слезящихся глазах. Они обещали, что где-то там меня ждёт тёплый подъезд.

Дед Мороз вылез вслед за мной. Он был толст и неопрятен. С кончика носа свисали две прозрачные капли. Щетина покрылась изморозью. Глаза закрывали дешёвенькие очки, оправа которых заставила бы уржаться всю округу. Правое стекло украшала сеточка трещин.

– Он гонится за тобой? – моляще попросил он. – Скажи…

– Конечно, – улыбнулся я, глядя на дыру чужого мешка. – Ты ведь о Зимнем Снайпере?

Его затрясло. А я почему-то успокоился. Так всегда бывает, когда повстречаешь субъекта, чей страх сильнее твоего.

– Как звать? – спросил я, глядя на далёкие огни. Люди ждали праздника. Люди готовились к нему. Милые домашние хлопоты. Мытьё полов, гудение пылесосов, расползающиеся запахи вкуснотищи, телефонные звонки, насыщенные поздравлениями и приглашениями.

И посреди холодной пустоты два Деда Мороза, выброшенные на обочину жизни.

Плата за то, чтобы быть НАСТОЯЩИМ.

– Колей звать, – он шумно втянул воздух, на секунду расставшись с каплями. Коля я. Коля Горбунок.

Я кивнул в знак того, что вполне достаточно. Он не спросил моё имя. От спасителей не ждут имён. Ожидают руку, которая протянется и уведёт в светлое, тёплое и безопасное место. Там, где тебе рады. Только для нас этих местечек почти не осталось.

А ну-ка подберись. Отдав приказ самому себе, я прокашлялся. Сильно. Согнулся чуть ли не пополам. Думал, сейчас вырвет на славу, но обошлось. В голове прояснилось. Если ты – настоящий Дед Мороз, не раскисай. Тебя ещё ждут. Пускай только за тем, чтобы получить подарок. Но может и стоит жить ради мига, когда ты вручаешь мечту, словно звезду.

Да-да, братан, в депрессии приятно поговорить о смысле жизни. Иначе кто-то заметит, что ты бездельничаешь, и заставит работать.

Словно приблудный щенок, Дед Мороз тёрся возле меня и всем видом показывал, что готов дать отвести себя куда угодно. Он ещё не знал, что для Дедов Морозов, начавших терять подарки, путь только один.

Кошмары начались внезапно.

Из-за ближайшей изгороди показалась огроменная кошачья морда с глазами, налитыми серебром. Мы рванули к спасительной подворотне, но той уже не было на месте. Там скалилась пасть, щёлкая сосульками зубов. У сугробов зажглись глаза, словно фары. Тонкие рты злобно ухмылялись, звали подойти поближе и нырнуть в морозно-колючую глубину самостоятельно. А издалека, мрачно гудя, летел чёрный паровоз, сверля темноту лучом прожектора. И это тоже был Зимний Снайпер.

Сквозь холодный туман, сквозь пургу, сквозь пулями бьющий град мы прорывались из переулка, но постоянно натыкались на мёртвые дома, угрюмо взирающие тёмными провалами пустых окон. Снайпер вился где-то рядом. Он не нападал. Он был здесь для чего-то другого.

Я понял смысл погони, обернувшись. Из наших прорванных мешков, колотивших по спинам, сыпались разноцветные коробочки. И таяли. Зимний Снайпер не мог отобрать чужие подарки. Но мог сделать так, чтобы мы их потеряли.

Тут же снежные глюки рассеялись. Мы давно покинули тёмную улочку и теперь находились в дебрях многоэтажного района. Снайпер подготовил нас к третьей стадии. Я чуял это. И Горбунок был в курсе не хуже меня.

А умирать расхотелось. Я с грустью подумал, сколько детей не увидят меня сегодня. А через год, когда в их квартиру постучит следующий Дед Мороз, они уже не будут верить в сказку. Не загорится таинственный голубой свет, не исчезнет дверь. Только темноту прорежет недовольное бурчание: «Сколько раз повторять, не стой босиком на холодном полу. Сказано же, подарки будут завтра под ёлкой». И кто-то отправится спать, не дождавшись.

В мешке ещё оставались подарки. Чья-то мечта. Сказка, предназначенная хорошему человеку. Если ты – настоящий Дед Мороз, тогда не засыпай.

Я весело пихнул Горбунка. Тот предано, по-собачьи, заглянул мне в глаза. Со мной он боялся меньше.

– Прорвёмся, Коля, – пообещал я. Горбунок робко улыбнулся. И мне ничего не оставалось, как самому поверить, что светлое будущее дождётся нас в обязательном порядке.

 
Пусть Новый Год со счастьем новым
В ваш дом хозяином войдёт
И вместе с запахом еловым
Успех и радость принесет.
 

Зимний Снайпер находился неподалёку. Он искал нас. Он направлял к последней встрече. Поэтому сознание туманилось тревогой. Два порядком уставших Деда Мороза пробирались по бетонному лабиринту, усеянному ложными маячками окон, за которые не пустят. Нам следовало оторваться от погони и продолжать разноску оставшихся подарков. Я хотел, чтобы мешки полностью опустели, прежде чем каждый из нас доберётся до третьей стадии. Зловещие тени метались по стенам, словно бойцы схлестнувшихся армий в извечной битве, охватившей весь мир. В сражении, которое никто не замечает. В бесконечных раундах борьбы между Дедом Морозом и Новым Годом.

16

 
На ёлке шарик светится,
А шар земной всё вертится…
 

Колина крыша вот-вот могла умчаться. Моего спутника снова окутала мантия тоскливого ужаса.

– Поймает, – горячо шептал мне Горбунок, – а как поймает, сразу прирежет.

– Посмотрим ещё, – ворчал я больше для спокойствия Горбунка, чем для внутренней уверенности.

– Спрятаться бы, – гнусаво ныл Горбунок, снимал очки и тёр стёкла. Шуба его распахнулась. Под ней обнаружилась чёрная засаленная «аляска». Колпак незадачливого Деда Мороза жалко съехал на бок. И Горбунку теперь приходилось растирать ещё и отмерзающее ухо.

Я молчал. Спрятаться бы хорошо, да совершенно негде. Мы стояли между двух длиннющих «китайских стен». Все двери были надёжно заперты. Рядом располагалась сеточная ограда отлично вычищенной, но совершенно пустой автостоянки. Три подрезанных тополя тоже не могли послужить нам укрытиями. Оставалось только гадать, с какой стороны выйдет Зимний Снайпер. Легко было отправиться в одну из сторон, но тогда мы вполне могли столкнуться нос к носу. Топтание на месте предполагало свободу манёвра. Призрачную, надо сказать, ибо я уверился, что Зимнему Снайперу догнать нас – пустячное дело.

Лязгнула дверь ближнего подъезда. Крепыш в куртке «пилот» уверенно зашагал к «семёрке», припаркованной у заснеженного газона. За стёклами автомобиля вспыхнул свет. Начал прогреваться двигатель.

– Живём! – радостно толкнул я Горбунка. – Сейчас договоримся, и нас вывезут отсюда. А в центре, на виду у всех, убить не так-то просто.

– Кому надо убьют и в центре, – отозвался Горбунок, но было видно, что в нём уже затеплился уголёк надежды.

Я зашагал к машине. Снег под ногами хрустел так звучно, словно рядом вышагивал полковой оркестр, вот-вот готовящийся заиграть победный марш.

В этот момент из тёмного проёма подъезда высыпала весёлая компания. Я притормозил. Эдак нам и мест не останется. Сколько их там? Длинное пальто с лисьим воротником, шубка из нутрии, короткая мужская дублёнка и утеплённая куртка. Плюс водила.

Обладатель мужской дублёнки оглядел нас насмешливым взглядом.

– Это я выпил столько? – спросил он. – Или тут в самом деле два Деда Мороза?

– С Новым Годом! – выпалил я. – Подбросьте до центра обоих дедушек.

– Обеих девушек? – заозирался одублированный. – Девушек подбросим, только вот где они?

– Вишь, дедура, какое дело, – прогудел «пилот». – Мы бы рады, да…

– Мест нет, – понимающе кивнул я.

– Одно будет, – кивнул «пилот».

– Бывайте «девушки», – крикнул нам тот, что в дублёнке, и зашагал к подъезду.

У самых ступенек он обернулся и крикнул в сторону «семёрки»:

– А вы, ребята, если что, звоните.

– Влезайте, – разрешил «пилот», когда одна из дам нырнула на переднее место, а остальная компания упихнулась через заднюю дверцу. – Только решите, кто поедет.

Горбунок загрустил. Он расстроено теребил завязки мешка. Думал, наверное, что с его габаритами никто ему не обрадуется.

– Тогда выдыхайте, – выдал я в приказном порядке сидевшим на задних местах.

Те потеснились. На лицо Горбунка выплыла улыбка. Он надеялся, дико надеялся, но не мог поверить, хотя ему и очень хотелось. Дабы не затягивать прощание, я кивнул и отошёл в сторону. Я хотел отпустить Горбунка. Я не представлял, как это чудо, пыхая тепловозом, пробует убежать от Зимнего Снайпера. И как это у него не получается. Если бы я уехал, то никогда бы не смог забыть лицо, на которое наползает тень безысходности. А я стыдливо отвожу глаза, мол, это не я злой, братан, это обстоятельства у нас такие, и лезу в наполняющийся теплом салон.

А так лицо мигом погасло. Словно никогда я не встречал суматошного Деда Мороза со смешным именем Коля Горбунок. Прощай, Коля! Я вручил тебе шанс, как подарок. Считай, что подарил новую жизнь. Не потеряй только. В эту ночь её так просто потерять тому, кто взялся нести подарки, но не донёс.

Радостно зафырчав, «семёрка» плавно покатила вдаль. Красные огни на прощание печально подмигнули. Я снова был в полной темноте и в полном одиночестве. И мне хотелось, чтобы одиночество тянулось. Потому что я знал, кто явится беспощадно его оборвать.

Одиночество не затянулось. Когда автомобиль сворачивал за угол, в клубах сизого дыма мне привиделась фигура. Дублёночка вроде бы знакомого покроя. Убежать я не успевал. Спрятаться тоже. Проводив друзей, хлебосольный хозяин не забыл прикрыть дверь от внеплановых посетителей. Пришлось нырнуть за сугроб рядом с входом и положиться на удачу.

Вился, вился белый рой.

Сел на землю – стал горой…

«Скрип, скрип», – раздалось издалека.

«Ну и что, – отрешённо подумал я, – бояться-то чего? Ты уверен, что это Зимний Снайпер? – голова с готовностью мотнулась. – Так чего переканил? Всё будет хорошо, сейчас наступит тишина, а мы огородами…»

«Скрип, скрип», – шаги приближались. Шаги одиночки.

Уравнение с одним неизвестным. Душу охватила холодная тоска. Я уже успел потерять за сегодня все, что только мог. Кроме подходящего мешка, да и то изрядно похудевшего по моей вине. Мысли спутались, только жгуче хотелось, чтобы неизвестный прошёл мимо.

«Скрип, скрип…» – и тишина.

Только это была нехорошая тишина. Тишина, наполненная неопределённостью. Так бывает, когда судьба подвисает в неизвестности, и хочется сделать хоть что-нибудь, лишь бы добиться какого-то результата. Пусть даже скороспелые поступки не выправят ситуацию, а обрушат её окончательно.

«Скрип,» – снова раздалось в опасной близости. Затем послышалось хрумканье, с каким нога проламывает наст и проваливается в мякиш непромёрзшего снега. Кому-то уже тесно на дорожке. Кому-то непременно хотелось свернуть и осмотреть сугроб. Мой сугроб.

Надо было вскочить и рвать отсюда со скоростью страуса. Но я предпочёл подобно страусу засунуть голову в песок, вернее в снег, и продолжать свято верить, что нахожусь в безопасности.

Сизая тень упала рядом с моей сжавшейся фигурой. Я осторожно приподнял голову. Над сугробом высились плечи, охваченные роскошным воротником «Канзаса» и бледное лицо, полускрытое тенью от шапки. Снайпер мотнул головой, мол, вылезай.

Я пожал плечами, мол, делать нечего, и вылез.

Мы молчали и смотрели друг на друга. Готовились, каждый по-своему, к третьей стадии.

– Как ты меня нашёл? – сказал я просто, чтобы не молчать.

Он показал куда-то за спину. Я повернулся и увидел на бетонной стене две чёрные буквы «DM».

– Дойчмарка? – задал я ненужный вопрос.

– Вряд ли, – норковая шапка качнулась в несогласии. – Скорее, тот, кто писал, подразумевал «Depeche Mode». Но в твоём случае это переводится, как Дед Мороз. Поэтому ты и здесь. Поэтому я и пришёл сюда. Это место создано для Деда Мороза. Другими словами, во всей округе ты бы просто не смог выбрать другое место, чтобы спрятаться.

– Слушай, – крикнул я. – Ну порвался мешок, что с того? Это ещё не повод наказывать так жестоко. Один раз не считается.

– Один раз уже был, – медленно процедил он и, когда я непонимающе вскинул голову, добавил. – В подъезде у Настёны. Помнишь, тогда ты тоже уронил мешок.

– И что?

– Подарок для Лиды, – пояснил Снайпер. – Вазочка, которая разбилась. Лиды не было дома, но подарок для неё потерялся. Исключительно по твоей вине. Так что не надо мне тут насчёт одного раза.

Ого! А это ему откуда известно? Как он мог следить за нами? Неужели он уже тогда знал, что я соглашусь взять подходящий мешок и одаривать детей?

– Ну, хорошо, – тянул я время. – Уронил, подумаешь. Потерял несколько игрушек, подумаешь. Каждый может ошибиться. Ты не даёшь мне права на ошибку. Это нечестно. Каждый имеет право на ошибку.

– А я имею право на ошибку? – внезапно спросил Снайпер.

– Конечно, – благородно разрешил я.

– Тогда слушай внимательно, – придвинулся он ко мне. – Потеряв игрушки, ты реализовал своё право на ошибку, так?

Я кивнул. Вроде бы жизнь начинала налаживаться.

– Ты сам сказал: и мне положено ошибаться. Тогда считай, что я ошибаюсь. Что убивая тебя, я просто реализую своё право на ошибку. Мы оба не будем отказывать друг другу в праве на ошибку.

Как дураку, мне повторяли по несколько раз, а я отказывался понимать. Я отрешённо молчал. Мысли смёрзлись, утонули в безысходном молчании.

Он отодвинулся. В тени шапки зажглись два огонька, словно два лепестка угасающей конфорки. Он оглядывал меня, как оглядывают музейную скульптуру. А я уже утратил возможность бороться. Я словно превратился в экспонат, которым можно любоваться.

– Давай, стреляй что ли, – обречённо предложил я.

– Почему именно «стреляй»? – усмехнулся он.

– Ну, – от мерзкого холода и поганого чувства обречённости мысли распадались, слова не желали цепляться друг за друга. – Я ведь думал… Снайпер – это тот, кто стреляет из винтовки.

– Ты ошибся, – сказал он. – Снайпер – это тот, кто не промахивается.

Взметнулась трость и выплюнула ломтик лезвия, который проехался мне по животу. И я в буквальном смысле нутром почуял холод прорвавшегося металла.

Силы мигом исчезли. Ноги подогнулись. Я мягко осел в сугроб, послуживший таким ненадёжным убежищем.

– Третья стадия, – сказал он, повернулся и зашагал прочь.

«Скрип, скрип», – затихали шаги.

Я боялся пошевельнуться. Мне казалось, встань я, и внутренности выпадут на снег, забрызганный тёмными пятнами. Потом глаза заволокла кровавая пелена. Сознание затуманивалось. И я почему-то пожалел, что не успею ощутить как это: таять морозной ночью за сутки до Нового Года.