Текст книги "Война и мир Дмитрия Медведева"

Автор книги: Wim Van Drongelen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Светлана Лурье
БОЛЬШАЯ ИГРА ИДЕОЛОГИЙ

Светлана Лурье доктор культурологии, кандидат исторических наук, этнопсихолог, культуролог, политолог, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН

Война с Грузией была короткой. Никто, кроме грузин, не верил, что она может перерасти в глобальное столкновение, хотя многие ожидали большого скандала. Но и скандал вышел умеренным. Мир в августе 2008-го уже был иным, не таким, как мы привыкли его видеть. Традиционные законы геополитики уже не работали. Их отменило признание подавляющим большинством членов ЕС и других крупных государств независимости Косова. Что касается международного права, то оно на какой-то момент потеряло свою силу, когда Россия, до того позиционировавшая себя его хранителем, решила отвечать «асимметрично» на «асимметричные» грузинские провокации.

I

До признания Южной Осетии и Абхазии внешнеполитические роли последние лет уже пятнадцать были практически расписаны, у каждой страны была своя роль, сколь бы ни был незначителен ее носитель, и каждая страна имела собственные механизмы представления себя во внешнем мире. Причем могло казаться, что роли распределены так четко, что они не требовали эксплицитного согласования между их носителями.

И вот оказалось, что прежняя система ролей и их связей свое отработала. Грузия приняла на себя роль американского «агрессора», то есть геополитического образования, призванного провоцировать тех, кто на другой стороне «Большой игры», но при этом не вступать с ними в борьбу, а только облаивать и покусывать, подавая повод для борьбы «гигантов». Чем больше поводов для гипотетических столкновений «гигантов» будет подано, тем выше оценивается заслуга «агрессора», а уже сами «гиганты» решают, давать ли делу ход. Грузии, поверившей в свое место в традиционном геополитическом раскладе, и в страшном сне не могло присниться, что ей что-то угрожает. Ведь надежных «агрессоров» на геополитической карте мира не так много, и их обычно не сдают.

Итак, привычная структура геополитической игры оказалась разрушенной. Сейчас много говорят о «зонах влияния», коих быть, по мнению Запада, не должно. Сегодня это отчасти так и есть, поскольку пошатнулась традиционная схема отношений клиента и покровителя: Грузия, по большому счету, оказалась ничьей. Случилось худшее, что может случиться с «агрессором», – в его искренность не поверили. По правилам былой геополитической игры агрессор может и не испытывать искренних чувств, но покровитель делает вид, что безусловно верит выражаемым «агрессором» чувствам.

Только нескольких некрупных европейских стран, которые тоже примеряли на себя роль «агрессора» по отношению к России, попытались поддержать грузинскую игру, но быстро сникли, поскольку крупные страны Европы и даже Америка повели себя достаточно осторожно. Было предпринято несколько символических шагов, как то некоторая заторможенность в движении России и Европы к новому соглашению о стратегическом партнерстве, а также на несколько месяцев была заморожена работа Совета Россия – НАТО. Причем скорее символически, поскольку продолжались переговоры о транспортировке грузов через Россию в Афганистан, а это на сегодня самый важный и, может быть, единственный действительно важный вопрос в отношениях России и НАТО.

Но мало того.

Европейцы пожелали узнать правду о том, что произошло в начале минувшего августа на Южном Кавказе. А само это желание – уже нарушение всех правил былых геополитических игр.

Так была основана комиссия Евросоюза во главе с Хайди Тальявини, большинство членов которой, как узнал об этом источник из Spiegel, склоняются к мнению, что в войне более виновата Грузия.

Структура покровитель – клиент распадается на наших глазах. Нам стоит только вспомнить о Белоруссии последних месяцев, обо всей кажущейся алогичности и беспардонности ее поведения, чтобы понять, что за процессы идут в последние месяцы. Исчезает система стабильных связей, упорядоченность межстрановых отношений. Исчезает система сдержек и противовесов. Мир, вместо того чтобы глобализироваться, распадается на регионы.

И это касается не только России и ее сателлитов. В Европе начинают раздаваться совсем новые необычные голоса: «Европейский союз должен понять, что новый международный порядок не будет вращаться вокруг традиционной трансатлантической оси. Обе стороны могут продолжить работать вместе, но в то время, как Вашингтон будет вынужден использовать свое убывающие влияние для решения собственных проблем безопасности, Европа не должна слепо следовать за американским флагом, а вместо этого должна настойчиво развивать свою собственную стратегию внешних отношений», – пишет бельгийская New Europe.

«Теперь на наших глазах Обама перемещает США в центр сети глобальных двусторонних отношений. Обама помещает США в ту центральную точку, где сходятся все разные эллипсы… Куда, можно задать вопрос, это ставит Европу? Европейцы привыкли к идее о том, что трансатлантические отношения – это основа международного порядка. Но в новом мировом порядке Обамы «трансатлантические отношения являются не основой, а всего лишь одним из эллипсов диаграммы – настолько существенным или незначительным, насколько европейцы захотят его сделать», – дает оригинальную трактовку нового миропорядка Project Syndicate.

Особенно ясно смещение миропорядка, нынешнюю неустойчивость схемы патрон – клиент почувствовали восточноевропейские страны. Их экс-лидеры написали письмо, которое бельгийская European Voice назвала «жалостным и наивным», с просьбой обратить внимание на конкретное военное планирование на восточном фланге НАТО. «Задается и характерный для восточных европейцев вопрос о приверженности блока НАТО своим обязательствам: распространяется ли действие пятого параграфа устава НАТО о коллективной обороне до восточных рубежей Эстонии? Готовы ли западные европейцы умереть, защищая пограничную Нарву?» – комментирует Die Welt. «По сути дела, они [восточноевропейцы] просят нас пойти на риск третьей мировой войны ради их защиты, – сказал недавно один проницательный американский чиновник» – цитирует European Voice. Восточно-европейцы понимают, что в сегодняшнем шатающемся состоянии мира союзничество в его классической форме исчезает, и потому они чувствуют себя оставленными.

Еще в первые недели прихода власти Барака Обамы Польша восприняла как обиду, как нарушение основ союзничества то, что он поставил под вопрос целесообразность строительства элементов ПРО в Восточной Европе. Дело было не столько в ПРО, сколько в глубинном изменении парадигмы самоощущения американцев в мире. И поведение поляков следовало рассматривать как симптом преднамеренного исчезновения субъектности из американского поведения на международной арене.

России повезло дважды. Долгое время наша страна находилась в замечательном положении для выстраивания своей внешнеполитической миссии. С одной стороны, она защищала православных братьев-славян, что давало ей возможность опереться на панславистскую традицию былых времен, с другой – защищала интересы народов, обижаемых акулами-империалистами, что восходило аллюзиями к советским временам, в-третьих, выступала за примат многополярного справедливого международного права как модели мироустройства. И все это практически на одном примере – сербах. И эти темы Россия может обыгрывать и впредь. И особо повезло нам в том, что наше падение с пьедестала хранителя международного права произошло в момент всеобщего крушения миропорядка. Мы могли смело ссылаться на то, что у нас не хватило ресурсов на предотвращение конфликта с Грузией, тем более, что и в закромах Европы не оказалось таких ресурсов. И то и другое – правда.

Что должна была в этой ситуации сделать Россия с ее тщательно скрываемой тягой к мессианству? Конечно, она не могла оставаться просто эгоистической ревизионистской державой. И потому она должна была как-то обновить свой образ, например, выступить с предложением по созданию новой системы коллективной безопасности в Европе. Это предложение и озвучил Дмитрий Медведев на конференции в Эвиане в октябре прошлого года, а затем в апреле 2009-го, когда во время государственного визита в Финляндию упомянул Хельсинкские соглашения 1975 года.

Новое соглашение «Хельсинки плюс» призвано было стать основанием для многостороннего сотрудничества в «эпоху, когда идеологические конфронтации закончены». «Идея нового Договора, – предупреждал Сергей Лавров, – дает еще один шанс. Если вновь на это не хватит политической воли, то нам грозит перспектива полномасштабной ренационализации или приватизации военно-политической безопасности со всеми вытекающими последствиями». Абсолютно верно!

Точнее, все верно, кроме одного. Дело в том, что в самой идее хартии заложена фундаментальная ошибка.

Мир принимается Россией как постидеологический, а он таким никогда не будет. Изменение ряда геополитических закономерностей еще не влечет за собой трансформации самой сути внешнеполитических отношений.

А эта суть состоит в том, что любая страна, большая или маленькая, сильная или слабая, имеющая на то рычаги или не имеющая, стремится выразить на внешнеполитической арене свое культурное содержание.

II

У России с девяностых годов осталась иллюзия, что грядущий мир лишен иных ценностей, кроме тех, что недавно называли общечеловеческими. В свое время это был для России способ приспособиться к заведомо более сильным игрокам, продемонстрировать свою схожесть с ними.

И свою роль это представление сыграло. Как пишет Збигнев Бжезинский в Arab News, «чтобы стать военным противником США в мировом масштабе, у России должна быть определенная миссия, глобальная стратегия, возможно, идеологическая причина. Но мне кажется, что ничего такого у нее нет». Это звучит как похвала, но ее можно вывернуть наизнанку. Неясность внешнеполитической миссии России препятствует и союзничеству, а, значит, обустройству культурно и психологически комфортного для нее мира.

По мере того как внешнеполитические отношения между Россией и миром становились все более нормальными, идея прикрываться «общечеловеческими» ценностями уходила у России на задний план, но с момента нарушения естественного хода внешнеполитической игры она, напротив, становилась навязчивым компонентом российской внешней политики.

Без союзничества, основанного на идеале (а значит, и на идеологии), мир все дальше будет продолжать рассыпаться на свои региональные ингредиенты. Поэтому план Дмитрия Медведева изначально должен был содержать в себе идеологию, которую он в свое время представил как путь к сближению трех ветвей европейской цивилизации: собственно европейской, американской и российской. При этом никто не сомневается в том, что ценности у различных частей и подчастей этих огромных регионов будут всегда различными. А значит, их взаимопонимание требует процесса интерпретации, который никогда не бывает прозрачным и рациональным.

Презентуя и развивая свой план, Медведев все далее отходил от идеологичности, стремясь представить проект как порождение чистой рациональности, где все цели и задачи ясны и прозрачны. Что получилось в итоге? Создается ложное впечатление, о котором пишет Tages anzeiger, что у России «нет четкой внешнеполитической стратегии… Она реагирует главным образом на импульсы извне. Это, считает автор статьи Лучано Феррари, подтверждают и те, кто интересовался, что же представляет собой новая российская «архитектура европейской безопасности». Очевидны лишь национальные цели – предотвращение расширения НАТО, отказ США от размещения в Европе системы ПРО и создание «собственной зоны влияния».

Но получается, что, во-первых, безыдеологическую Россию боятся больше России, имеющей позитивную идеологию, а во-вторых, коммуникация с ней затруднена. Возникает опасение, что за словами России стоит скрытый враждебный смысл. Таким образом, получается, что именно в 2009-м, на пике распада традиционных внешнеполитических отношений, Россия возвращается к мифологеме общечеловеческих ценностей, которая в период кризиса, видимо, кажется более безопасной.

Этого не было еще в период дипломатической борьбы за Косово, когда между участниками внешнеполитического процесса шел нормальный для внешней политики обмен провокациями, нагруженными культурным и идеологическим содержанием. Какой контраст с тем, что происходит в последнее время!

В качестве примера возьмем красочное описание, сделанное Дмитрием Рогозиным, попытки начистоту обсудить события прошлого августа в Грузии на Совете Россия – НАТО: «обсуждение напоминает «рыбалку на крупную рыбу». «Глава МИД РФ заявляет, что Россия ни в коем случае не уходит от этой дискуссии, наоборот – выступает за ее проведение. Мы закидываем удочку, спиннинг. Есть, клюет – получаем ответное высказывание, заявление представителей наших партнерских стран, которые говорят, что они с чем-то не согласны или чем-то недовольны. В ответ министр Сергей Лавров предлагает конкретизировать эту тему и провести подробную дискуссию – в ответ тишина. Крупная рыба тут же соскакивает с крючка», – заканчивает рассказ Рогозин.

Этот рассказ поддается не менее красочной трактовке. Что мы делаем на Совете Россия – НАТО? Ловим рыбу, полагая, что это процесс, лишенный ценностного значения, ведь мы хотим выяснить только правду, обязательную для всех. На самом деле мы используем в качестве наживки ценности, которые привыкли считать общеевропейскими, а, значит, подразумеваем, что они разделяются всеми участниками и любая страна нашу наживку должна захватить. Итак, рыба начинает «клевать», но чуть большая конкретизация (рыба пробует наживку на вкус), а следовательно чуть более высокий уровень внешнеполитической провокативности разговора, ведет к тому, что рыбка попытается сорваться с наживки. Вместо живца-ценности ей дают «общечеловеческую» пшенную кашу, которой многие рыбаки прикармливают свой будущий улов. Диалог же между носителями различных ценностей не может быть похожим на рыбалку, где «рыбак» активен, а «рыбка» пассивна.

Мнимая деидеологизированность России просто пугает ее партнеров, заставляет ощущать лживость постановки вопроса, будит прошлые страхи.

И чем больше эти страхи, тем чаще мелкие европейские страны апеллируют к системе клиент – патрон и тем более убеждаются, что работает она все хуже. Точно то же происходит и внутри самого европейского сообщества, где крупные страны пытаются на свою общеевропейскую наживку поймать страны помельче и понесамостоятельнее. Но надо отметить, что в Европе уже давно забыли разговоры об общечеловеческих ценностях: каждый утверждает свои идеалы.

Вполне же рациональным внешнеполитическое поведение не бывает, особенно у народов, которые ощущают себя носителями собственного призвания. Система патронов и клиентов установится сама собой, поскольку носителям миссии всегда хочется иметь тех, кто эту миссию с ними разделяет, а более мелкие страны будут добровольно брать на себя роль «агрессоров», поскольку для них это естественная форма самовыражения, способ в такой урезанной внешними обстоятельствами ситуации выразить свою миссию. А значит, будут впредь и сферы влияния, и «Большая игра»…

Александр Кокберн (США)
СЛОВА И ДЕЛА ВАШИНГТОНСКОЙ АДМИНИСТРАЦИИ

Александр Кокберн – соредактор CounterPunch, ведущий рубрики в The Nation, член редакционного совета New Left Review

Сегодня уже совершенно очевидно даже тем, кто егодня уже совершенно очевидно даже тем, кто ранее пытался обвинить Россию в эскалации конфликта вокруг Южной Осетии, что виновником и инициатором этого события была именно Грузия. Все попытки западных СМИ обвинить Россию в некой «агрессии» против маленькой, но гордой республики бывшего СССР забавны даже семантически. В американском понимании слово «агрессия» обозначает действия любой страны, идущие вразрез с пожеланиями администрации США. Много лет назад, в 1983 году, президент Рейган назвал «агрессором» небольшой островок Гренада, расположенный в Карибском бассейне. Этот остров с населением в 80 тысяч человек, по словам президента, представлял собой угрозу для США с населением в 300 миллионов человек. Так что у этого понятия сейчас нет никакого реального смысла, подобные этому обвинения используются исключительно в пропагандистских целях. По крайней мере пока речь идет о США.

Очевидным актом американской агрессии были бомбардировки Югославии самолетами НАТО. Там же, в Косово, был создан и прецедент одностороннего обретения какой-то территорией независимости. США решили, что этот край должен быть независимым от Сербии, они всячески продвигали эту идею и в конце концов поспособствовали принятию соответствующего решения в одностороннем порядке. Так что если говорить о Европейском регионе, то там прецедент был создан не Россией, которая признала независимость Южной Осетии и Абхазии, а США, которые сделали Косово независимым. С отделением Косова от Сербии стало наконец понятно, какие планы относительно НАТО вынашивали внутри себя США все последние годы, начиная от Клинтона и заканчивая Бушем-младшим. Теперь же безопасность Южной Осетии и Абхазии гарантируется Россией, что очень хорошо для этих стран. Россия должна продолжать гарантировать независимость Южной Осетии и Абхазии до тех пор, пока европейские страны не признают это как свершившийся факт если не де-юре, то де-факто. На это может уйти много времени, и большую роль в этом процессе играет так называемая эволюция НАТО, которую госсекретарь Хиллари Клинтон недавно назвала «величайшим альянсом в истории человечества». Если в Вашингтоне будут продолжать видеть в НАТО инструмент расширения и защиты американских интересов в Европе, тогда сложно представить, что на югоосетинском и абхазском направлении будет какой-то прорыв.

Барак Обама будет вести двойной курс, он будет говорить хорошие слова как Москве, так и Европе. Но не надо забывать, что любая политика в отношении России всегда является предметом спора в США.

Заявления вице-президента США Джо Байдена и в какой-то степени госсекретаря Хиллари Клинтон показывают, что они уже позиционируют себя как возможных кандидатов в президенты на выборах в 2012 году. Американский конгресс так до сих пор не отменил давно потерявшую всяческий смысл поправку Джексона – Вэника. Глядя на все это, становится понятно, что особого повода для оптимизма насчет российско-американских отношений нет. Звучат очень милые речи на тему сокращения ядерных потенциалов, но в реальности ничего не происходит.

Отношения между Россией и США начинались с красивых слов в эпоху Рейгана и закончились агрессивным расширением НАТО при Клинтоне и Буше, и в Москве это, очевидно, стали понимать. Возможности Обамы «перезагрузить» отношения с РФ серьезно ограничены. К тому же между тем, что говорит Барак Обама, и тем, что США предпримут на самом деле, существует большая разница. В США мы это уже поняли на других примерах.

Обама прилетел в Москву, выступил с прекрасной речью, полной красивых слов, а потом вице-президент Байден полетел в Грузию и наговорил там совершенно иного по сути. Означает ли это раскол внутри администрации? Очевидно, да. Судя по тому, что Байден говорит о России, а также Иране и Израиле, складывается впечатление, что он представляет «ястребиное» крыло администрации Обамы – в Белом доме сейчас идет настоящая война. Недавно Байден заявил, что Израиль имеет полное право защищать себя, в том числе напасть на Иран, на что Барак Обама сразу же заявил противоположное. Все это, кстати, имеет прямое отношение к Грузии – если Израиль в какой-то момент нападет на Иран, то израильской авиации придется летать в Иран над Турцией, Ираком или другими арабскими странами региона, прямого пути ведь нет. Однако благодаря военному сотрудничеству с Грузией израильские самолеты получат возможность летать из Грузии, это позволит им летать в Иран напрямую. Байден в Грузии играет в «Большую игру».

Виген Акопян
ВОЙНА НА КАВКАЗЕ И КРИЗИС ГЛОБАЛЬНОЙ ИДЕОЛОГИИ

Виген Акопян главный редактор информационного агентства REGNUM

Единственным чистым победителем августовской войны стала Абхазия. Для Южной Осетии победа была омрачена гибелью тысяч людей, разрушением городов и сел, чудовищным риском геноцида. Чистое политическое и военное поражение понесла Грузия. Плоды этого поражения грузинское общество пожинает до сегодняшнего дня.

Потерявшая точку опоры политическая элита, начисто лишенное гарантий безопасности население, травмированная жестким внешним вмешательством государственность, безвозвратно утерянная территория. Грузия переживает постшоковый синдром, сказавшийся на адекватности внутриполитических процессов в этой стране.

Августовская война полностью изменила расстановку сил в региональном масштабе – кардинально снизила весомость грузинского фактора, усилила позиции России и Турции, заставила иначе взглянуть на задачи обеспечения собственной безопасности Армению и Азербайджан, прозвучала тревожным сигналом для Ирана.

Усиление позиций России в Черноморско-Каспийском регионе – конкретный, может быть, самый важный, но при этом промежуточный (краткосрочный) итог войны. Он оспаривается в региональном масштабе – Турцией, а на международной арене традиционными соперниками России – США и Великобританией.

Очевидно, что не только признание независимости Абхазии и Южной Осетии, но и сама война были выстроены в русле косовского прецедента. До августовской войны не санкционированное ООН военное вмешательство в межэтнические, территориальные и внутренние проблемы других государств неоднократно допускали США.

Таким образом, само вступление России в войну без соответствующей санкции международного сообщества было протестом против правил однополярного мира и одновременно заявкой на восстановление своих позиций в качестве второго полюса.

Логика выступлений российских лидеров до и непосредственно после военных действий на Кавказе не оставляет сомнений в том, что Москва целенаправленно шла на слом сложившейся после распада СССР мировой архитектуры. Насколько этого удалось добиться – другой вопрос.

Как-то уж совсем не вовремя подоспевший мировой финансово-экономический кризис, может быть, прервал процесс новой поляризации, некоторым образом консолидировав усилия стран мира. С другой стороны, не исключено, что именно под флагом борьбы с кризисом будет выстроена новая глобальная политическая конструкция с прежним лидером – США.

В последний год бросается в глаза активность южноамериканских государств, особенно в части развертывания отношений с Россией или Белоруссией. Признание независимости Абхазии и Южной Осетии со стороны Никарагуа, визиты в Москву президентов Венесуэлы и Боливии – наверное, показатели политического воодушевления.

Уничтожение военного потенциала Грузии, особенно операция на базе в Сенаки, стало болезненным ударом по амбициям и международному имиджу США. По одной простой причине – база в Сенаки была полностью оборудована и оснащена на деньги американских налогоплательщиков. Проще говоря, Россия уничтожила американскую военную базу вблизи своих границ, что не может не быть символичным.

Не вдаваясь в определение масштабов антиамериканских настроений в Азии и Африке, можно, однако, предположить, что они значительны. Показательным в этом плане является сильный антиамериканский тренд в турецком обществе. В это сложно поверить, но недавно в Турции объявились коммунисты, которые буквально атаковали американский военный корабль USS Stout, пытавшийся бросить якорь в порту города Бодрум. Совсем как в Крыму.

Что касается отношения тех или иных стран к косовскому прецеденту, то здесь подходы большинства государств формируются не в результате критической оценки действий США, ЕС или России, а с оглядкой на собственные интересы. Например, позиции ближайших партнеров – Турции и Азербайджана – разошлись в этом вопросе кардинальным образом. Анкара признала Косово, поскольку работает над укреплением фактического статуса Турецкой Республики Северного Кипра, а Баку не сделал этого из-за обратной ситуации с Нагорным Карабахом. Не признала независимость Косово и Грузия, хотя об антиамериканских настроениях в грузинском обществе говорить не приходится.

Таким образом, косовский и югоосетинский вопросы делят страны мира, в том числе азиатские и африканские государства, не по прозападному и антизападному признаку, а по более глубокому – национально-территориальному признаку.

Государства, испытывающие проблемы сепаратизма, в результате тех или иных исторических процессов распространившие свой контроль над нетитульными народами и их территориями, негативно реагируют на косовский прецедент; страны и народы, преследующие цель обрести государственность или присоединить отторгнутые земли, чаще всего связывают с косовским прецедентом и соответственно с политикой США определенные надежды.

После августовских событий эксперты часто обсуждают усиление или ослабление тех или иных государств региона. Вопрос это неоднозначный. Одним из главных результатов августовской войны стал фактический демонтаж грузинской государственности. Поставлена под сомнение состоятельность этой страны как стабильного транзитного коридора и адекватного политического игрока. В результате был нанесен серьезный ущерб экономическим интересам Азербайджана, Турции и Армении, которые встали перед необходимостью масштабной корректировки своей внешней экономической политики. Задача перераспределения функций встала и перед США, до того опиравшихся в регионе в основном на Грузию.

Усиление позиций Армении – иллюзия, рожденная благодаря смещению акцентов Вашингтона, приведшего к актуализации армяно-турецкого диалога. Западу и Турции нужен новый, запасной, альтернативный коридор к

Каспийскому бассейну, и эта задача может быть выполнена с использованием территории Армении. Но прежде необходимо загасить конфликтный потенциал нагорно– карабахской проблемы. Задача снятия с повестки карабахской проблемы актуальна и для России, поскольку военный сценарий в Карабахе поставит перед Россией целый ряд сложнейших военно-политических задач.

Армяно-турецкий диалог и уничтожение американского форпоста в Грузии поставили перед Азербайджаном задачу обеспечения дополнительных гарантий своих политических и энергетических интересов. Баку занял открытую антиамериканскую позицию по региональным проектам США и начал сближение с Россией. Сближение Баку и Москвы – процесс, который по определению не может играть на усиление Армении. С другой стороны, в случае углубления российско-азербайджанского диалога Армения может интенсифицировать свои отношения с Западом и Грузией вплоть до полноценной интеграции в рамках НАТО. Такой разворот Еревана будет выглядеть очень логично, особенно с учетом того, что грузинский транзит продолжает иметь для Армении стратегическое значение.

Таким образом, говорить об однозначном усилении или ослаблении (за исключением Грузии) позиций кавказских государств после августовской войны не приходится. Продолжается активное маневрирование вокруг карабахской проблемы. Причем возможная военная развязка этой проблемы полностью видоизменит региональную картину.

Что касается отголоска августовской войны на ситуацию на Ближнем Востоке, то бросается в глаза активность Израиля и Сирии. Например, Израиль, старающийся не допустить сближения Ирана и Турции, активно включился в кавказскую политику, в частности, наладив плотный диалог с Баку. В свою очередь Иран, опасающийся распространения военного влияния США на Азербайджан, ведет политику интенсивной поддержки Армении. Возможное разблокирование армяно-турецкой границы и строительство железной дороги из Армении в Иран еще более сблизит Ближний Восток и Южный Кавказ, а потому не был случайным и визит президента Сирии в Армению и Азербайджан.

И тем не менее прямого влияния последствий августовской войны на ситуацию на самом Ближнем Востоке не было, а если и было, то оно незначительно.

Есть устойчивая точка зрения, что существующие системы коллективной и региональной безопасности показали свою полную несостоятельность.

Однако характеристики современного мира и его безопасности закладывались не в августе 2008 года. Война на Кавказе лишь обострила текущий кризис глобальной политико-экономической идеологии.

Зона грузино-осетинского конфликта не входила в зону ответственности ни ОДКБ, ни НАТО. Россия осуществляла миротворческую миссию практически единолично и в Южной Осетии, и в Абхазии, правда, официально здесь должны были присутствовать коллективные силы СНГ.

Тем не менее вступление России в военные действия, а затем и политическое решение о признании независимости Абхазии и Южной Осетии стало моментом истины для ОДКБ, проверкой на прочность и честность участников оборонного союза. Партнеры России по ОДКБ не оказали ей политической поддержки, а военной от них и не требовалось. С этой точки зрения, вне зависимости от причин, не позволивших Белоруссии, Казахстану, Армении, Таджикистану, Киргизии и Узбекистану встать на защиту в первую очередь имиджа России на международной арене и признать независимость Абхазии и Южной Осетии, ОДКБ продемонстрировал свою полную несостоятельность.

Что касается НАТО, то его вмешательство в процессы на Южном Кавказе привело бы к масштабной и прогрессирующей дестабилизации международной обстановки.

Такой сценарий, очевидно, не входил в планы ни одного из центров силы.

Что касается «рухнувшей» американской крыши – жесткий ответ, который дала Россия на агрессивное поведение американского сателлита, не мог остаться незамеченным политиками других стран СНГ. Миллиардный транш, выделенный США Грузии, был призван подсластить пилюлю. Важно учитывать, что основной ущерб, нанесенный Грузии в результате войны, был сначала эмоциональным, а затем экономическим. Что касается территории, то Грузия как не контролировала, так и не контролирует Абхазию и Южную Осетию – здесь потерь нет. Таким образом, американская крыша Грузии обвалилась, но еще не рухнула основательно. Рухнет она с отставкой Саакашвили, и обломки могут задеть того же Ющенко.

Ряд наблюдателей считает, что в результате этой войны белорусское руководство решило искать более тесных отношений с Европой, а казахстанское – с Китаем. Однако устойчивой тенденции политического сближения Казахстана с Китаем не наблюдается. Скорее всего, речь идет о фоне, созданном активной энергетической политикой КНР в Средней Азии. Что касается Белоруссии и европейских маневров Лукашенко, то здесь налицо не до конца просчитанная линия белорусской стороны на создание альтернативного России полюса для политического диалога. Эксперимент, надо отметить, весьма рискованный для самого Лукашенко, хотя для Белоруссии может в итоге оказаться и полезным.