Текст книги "Попаданец со шпагой"

Автор книги: Вячеслав Коротин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Все рода войск существуют для пехоты. Именно она "берёт города". И на это не способен никто, кроме неё.

Уверен: последний солдат последней армии мира, будет именно пехотинцем. Воины в будущем могут даже летать на воздушных кораблях, плавать под водой, перемещаться между планетами… Не знаю, чего ещё более фантастического придумать… Но уверен: последнюю вражескую столицу возьмёт обычный "мушкетёр".

Не важно как он будет называться, не важно, что за ружьё будет в его руках, но знаю точно: он будет из тех, кто просто идёт по земле, а не скачет на лошади, летит на боевой "птице" или плывёт на самом, что ни на есть совершенном корабле.

И, хочется верить, что звать его будут Иван. Или Пётр. В общем, это будет русский солдат. Вы согласны с этим?

– Совершенно. А насчёт вашей просьбы по поводу верховой езды – не вижу препятствий. Егорка – отменный берейтор, обучит достаточно быстро. Кстати, как насчёт вашего поединка? Не передумали?

– Ни в коем случае. Сойтись с достойным противником всегда интересно. А учебная сабля для него имеется?

– Найдётся. А если боевая? – лукаво прищурился подполковник.

– Всё равно попробовал бы. Хотя, по-моему, глупо рисковать жизнью ради забавы.

– Согласен. И никогда бы такого не допустил. Прошедший через смерть умеет ценить жизнь. А я на своём веку смертей насмотрелся…

Егорке было лет сорок, но это был ловкий и подтянутый казак с практически юношеской фигурой. Уральский казак, которого мой гостеприимный хозяин привёз в имение после окончания службы. Каким образом они познакомились, и что до такой степени связывало этих двух вояк, я не знал, но чувствовалось, что Егор Пантелеевич испытывает к подполковнику поистине собачью преданность. Исключительно в хорошем смысле: не рабская покорность – это для казаков совершенно противоестественно, а именно преданность, опека, что ли…

Егоркой, кстати, его звали только двое мужчин Соковых, Настя – исключительно Егорушкой, а все прочие, вплоть до управляющего имением – Егор Пантелеевич.

Услышав от хозяина о показательном поединке, казак, естественно, возражать не стал, но недовольно буркнуть типа: "Баловство всё это…" не преминул.

И маску его надеть уговорили насилу. Явно считал, что я его не зацеплю. Напрасно. Мы встали на исходную и, по отмашке подполковника, начали.

Ну да. Впечатляет: "веер", который он тут же поставил между нами своей саблей. На противника со слабыми нервами может и подействовал бы. Как ферзевый гамбит на начинающего шахматиста – несколько пешек пожертвовать, зато фигуры развить. Но при спокойной и аккуратной защите – верный проигрыш атакующего.

Так и здесь: спокойно держать дистанцию и ждать – протыкается этот веер на раз. Если поймать момент, конечно. Терпим, ждём…

Егорку поначалу очень манило моё выставленное правое колено, казалось, наверное, что из той позы "раскоряки", в которой я двигался, увести его из-под удара не успею. Многим так кажется, из тех, кто на дорожке не стоял…

На этом я его и поймал в первый раз: колено, разумеется, убрал и ткнул навстречу куда поближе. Ну а "поближе" как раз маска и оказалась. Зрители слегка загудели, а Настя даже зааплодировала. Рановато, ёлки-палки, не разозлился бы мой будущий наставник по верховой езде.

После того, как я показал, что его "зеркало" пробивается шпагой, Егорка действовал поаккуратней и выпендриваться на публику перестал. Но клинок в руке уральского казака продолжал порхать, выписывая восьмёрки. Вот под это колющим я лезть не рискнул. А ведь шпага и рубить может.

Показательный в выпаде по голове – естественная защита-пять – перенос и рублю его правый бок, тут же сам, на автомате ставлю пятую, чувствую клинком прилетевший в голову ответ и мгновенно отвечаю сам. Есть!

Пусть бок, в реальной ситуации, я бы ему только поцарапал, но второй ответ в голову был действительно травмирующим – даже если не убил бы, то ошарашил точно.

Ой, наживу я врага, где не надо! Пропустить что ли укол-удар какой-нибудь? Не-а, не умею – будь, что будет.

Но беспокоился я напрасно: в следующем эпизоде я обвёл саблю противника и, вдогонку за уходящим клинком, потянулся своей шпагой к груди соперника. Ну не просто потянулся, само собой – в выпаде.

Бздыньш! Его я не достал, а по башке получил. В общем, если бы всё опять-таки было реально, то половина от моего штатного количества ушей валялась бы под ногами. Поймал меня Егорка. Красиво поймал. Мысленно аплодирую.

И теперь уже, слегка разозлённый, я уделал соперника флешью вразрез. А ты думал! Но атаковали мы оба и всё чуть не закончилось плачевно: мой клинок, уперевшись в грудь Егорки, не выдержал скорости нашего сближения и сломался. Я еле успел отвести его от маски противника…

Сломанный клинок – страшное оружие. Он нисколько не менее опасен, чем заточенный кинжал – проткнёт и простёганную защитную куртку, и маску из обычной проволоки. Запросто проткнёт. Даже большинство масок конца двадцатого века, кроме элитных и очень дорогих, тех которые олимпийцы используют, ну или другие бойцы международного уровня. Так у них и воротники кевларовые – ножом не пробить.

А обычная среднестатистическая – проницаема для обломка шпаги или рапиры запросто. Сам видел, как на соревнованиях пробили, и обломок кожу на лбу парню распорол. Хорошо хоть не в глаз…

В общем обошлось. Поединок наш прекратили, а Егорка, пожимая мне руку, улыбался и выглядел вполне довольным. Хотя… Кто его знает, что творилось в душе побеждённого. Он-то ведь не спортсмен, проигрывать может и не уметь.

Оказалось – умел. Очень доброжелательно и тактично помогал мне в освоении верховой езды. И кобылку мне для обучения подобрал спокойную – красавица просто. Гнедая. Афина.

Я бы на её месте, при моих первых же попытках взгромоздиться сверху, взбрыкнул однозначно. А она-таки стояла смирнёхонько.

Нет, засунуть ногу в стремя и вспрыгнуть в седло – не проблема, но, например, как они, эти местные, умудряются тут же ногой во второе стремя попасть? Оно же, гадина, болтается! Непостижимо, но факт – попадают. Сразу. В отличие от меня, придурка. И это ещё Егорка лошадь под уздцы при этом держит и как-то её уговаривает, чтобы меня сразу с седла не сбрасывала.

И пошли мои первые круги вокруг берейтора. Сначала на ремне Афина была, потом я уже сам управлял, не на привязи.

Через неделю обучения мог спокойной рысью передвигаться верхом. Но недалеко. Но уже мог позволить себе поездки без сопровождающего. За всё время Афина не сбросила меня со своей спины ни разу.

Шикарная животина! Умная, спокойная… А какая красавица! Какие глаза! Чёрная грива и стройные ноги… Только на ноги женщин можно смотреть с большим удовольствием. А сколько грации в каждом движении! Меня изначально подмывало притащить именно ей какое-нибудь лакомство с барского стола, однако Егорка это мгновенно усёк и категорически запретил. Только изредка кусок хлеба или яблоко. Причём обязательно спелое.

В общем, я уже стал потихоньку разъезжать по окрестностям в одиночку. Мой "учитель" был вполне доволен и такое позволял.

Параллельно мы с Сергеем Васильевичем регулярно заходили на кузню, но, в последний раз, нам было предельно вежливо предложено "не путаться под ногами". То есть слова прозвучали, конечно, другие, однако смысл в них был самый тот. Причём кузнец умудрился довести до своего барина этот смысл так "изысканно", что Сергей Васильевич даже не подумал гневаться или обижаться.

Но дело шло. На наших глазах вырастала та самая "Емелина печка" – кухня на колёсах.

И во время одной из моих самостоятельных прогулок, когда на дороге были только мы с Афиной, а вокруг только изнуряющая летняя природа русской средней полосы, вдали заклубилась пыль – явно кто-то поспешал по той самой русской дороге, у которой семь загибов на версту.

И, при ближайшем рассмотрении, этим "Шумахером здешних мест", оказался мой старый знакомый – доктор Бородкин.

– Вадим Фёдорович! Какое счастье, что я вас встретил! Бросайте всё – немедленно ко мне в лабораторию! – местный эскулап просто задыхался от избытка чувств.

Ну да. Прямо сейчас всё брошу и поскачу за десять вёрст. А потом обратно. У меня, знаете ли, задница не казённая. И профессиональных мозолей на ней пока нет.

– Увы! Прошу простить, но сначала я должен вернуться в усадьбу Сергея Васильевича. Там сильно обеспокоятся, если меня долго не будет. А что случилось, уважаемый Филипп Степанович? Вы так возбуждены.

– Не без причины. Почти наверняка вы правы. Позавчера мне доставили водоросли. Я не удержался и повторил описанный вами эксперимент – смотрите! – доктор протянул мне пузырёк, содержимое которого было весьма предсказуемо.

Чёрные кристаллы с признаками металлического блеска. Немного, разумеется. Я открыл сосуд и понюхал. Ну, естественно. Он самый. Йод.

– Да. Точно такие же кристаллы я получил в своё время. Вы уже исследовали его? Хоть немного?

Вообще-то вопрос излишний – руки, в которые я вернул вещество, были в бурых пятнах – явно деревенский исследователь успел повозиться с невиданным ранее минералом.

– Я, разумеется, не удержался. И по всем признакам это действительно не известное ранее простое вещество. И открыто в России! Представляете, что это значит? Нам нужно немедленно написать протокол исследования и отправить его вместе с образцом в Петербург.

– Почему "нам"? Исследовали вы, значит и приоритет ваш, – до меня только дошло, что писать-то по-русски я не умею. В смысле грамотно. "Еры" расставить ещё смогу, а вот на всяких "ятях-ижицах" попалюсь на раз.

– Вадим Фёдорович! – на лице Бородкина нарисовалась обида. – И вы могли подумать, что я посмею присвоить это открытие? Неприятно слышать.

– Ради Бога, не обижайтесь, – поспешил успокоить я доктора, – ни в малейшей степени не хотел вас обидеть. Можете упомянуть моё участие в открытии, но, честно говоря, просто не владею необходимым для отчёта стилем и не знаю правил, по которым он составляется. Я вас очень прошу: Составьте протокол сами. Если сочтёте необходимым упомянуть и моё участие – никаких возражений.

Щепетильный Филипп Степанович подуспокоился и кивнул.

А мы тем временем добрались до усадьбы, где я торопливо передал Афину подбежавшему конюху и, не переодевшись, пристроился в коляску к доктору. Хозяину попросил передать, что вынужден отъехать по неотложному делу. Надеюсь, поймёт.

Ну а как же без масонов?

Весь обратный путь доктор разливался по поводу своей работы с йодом, а мне удавалось вставлять только редкие реплики.

– Судя по вашему описанию, вещество напоминает хлор. Вы уже думали о том, как его назвать, если наша гипотеза подтвердится?

– Честно говоря, не думал об этом. А у вас есть предложения?

– Есть. Предлагаю по аналогии с хлором дать ему название по его цвету: "хлорос" – "зелёный", а пары этого элемента фиолетовые, не так ли?

– Именно. Фиолетовый по-гречески – "иодос". Значит "иод"?

– Мне показалось, что это будет логично. У вас нет возражений?

– Нет. Вполне разумно. Но не будем пока делить шкуру неубитого медведя. Я обнаружил ещё одно любопытное свойство. В свете последней темы исследований, которой мы занимались, – доктор выжидательно и слегка лукаво посмотрел на меня.

Ого! Неужели сам додумался? Ну, если так! Ну, Айболит! Настоящий учёный. Ну-ка, ну-ка…

– Вещество очень плохо, но растворяется в воде, и даже если этот слабенький раствор добавить в воду с бациллами, то они гибнут. Все! До единой! Представляете?

– Вот это да! – постарался изобразить я восторг от столь "неожиданного" события. – Погодите… А вы не пробовали исследовать на предмет бацилл смывы с этих бурых пятен на ваших руках?

– Как-то не додумался… А ведь вы, чёрт побери, правы! Это первое, что мы сделаем, приехав ко мне. И я почти уверен в результате.

Я-то был уверен не "почти". Что и конкретно подтвердилось в лаборатории – в смывах не было ни одного микроба. Бородкин ликовал.

– Вы представляете, какой это будет шаг в военно-полевой хирургии! Да и просто в лечении ран, даже бытовых. У меня за все эти годы умерло от относительно небольших порезов несколько пациентов, а, сколько таких случаев по всей России! А ведь всего-то обработать рану этим веществом…

– Это совсем не "всего-то", – поспешил я опустить на грешную землю размечтавшегося доктора. – Для начала представьте, сколько йода понадобится на всю страну. К тому же, как использовать его в кристаллическом виде? Нужен раствор. А в воде, как вы сами заметили, вещество растворяется очень плохо. Нужно поискать другой растворитель.

– Разумеется. Я всё это прекрасно понимаю. Но если мы сможем заинтересовать людей стоящих достаточно высоко, то все проблемы решатся. Требуется время и связи. Но главное начать процесс и тогда, может через пять лет, может и больше… Но мы ведь уже начнём спасать какие-то жизни, только ради этого стоит постараться. Как вы считаете?

– Несомненно. Работать надо и искать надо. Кстати, любезный Филипп Степанович, вы, помнится, собирались заняться исследованиями по поводу сохранения продуктов. Есть какие-нибудь результаты?

– Ну конечно! Как я мог забыть! Смотрите! – величественным жестом доктор указал на две колбы, как я понял, с бульонами. – Одна стоит десять дней, другая – шесть. Ни малейших признаков гниения. Давайте посмотрим, что в первой?

Ну, разумеется. Микроорганизмы имелись в следовых количествах. И те, наверняка, попали в бульон, когда мы открыли крышку. Ну что же. Ещё один шаг вперёд. Разовьём идею:

– Знаете, Филипп Степанович, я тут подумал и о других болезнях. Ведь они могут тоже проистекать от бацилл. Если еда или питьё не очень чистые или не очень свежие, то эти микроскопические животные могут попадать в наш организм без всякой раны. Разве не так? И вызывать болезни. Как вы считаете, стоит над этим подумать?

Вот тут доктор посмотрел на меня как-то странно.

– Вадим Фёдорович, я, в последнее время, стал чувствовать себя несколько… Неуютно, что ли…

– Нездоровится? – но попытка спрыгнуть с темы, которой я боялся, была слишком наивна.

– Да нет, со здоровьем всё в порядке. Но я ощущаю себя доктором Фаустом.

– Намекаете, что я Мефистофель?

Но я уже совершенно конкретно почувствовал, что отшутиться не удастся.

– Вы не тот за кого себя выдаёте. Ведь так? – доктор смотрел на меня в упор, и было крайне тяжело вынести этот давящий взгляд, не отводя глаз.

– Разве то, что мы с вами сделали, может нанести кому-нибудь вред? – перешёл я в наступление. – Разве вы сами не поняли, что если донести всё это до людей, то не умрут и не заболеют десятки, а может и сотни тысяч? И это только в ближайшие годы. А потом наука, сделавшая мощный бросок вперёд, подарит человечеству новые лекарства и спасёт ещё миллионы. Вспомните, что сделала Екатерина Великая для популяризации вариоляций. Сколько людей не умерло от оспы в результате?

– Вы не тот, за кого себя выдаёте, – задумчиво повторил Бородкин. – Вы всё знали заранее. Я был марионеткой в ваших руках…

– Да, чёрт побери! – я не хотел понимать обиды славного доктора. – Я всё знал и знаю многое ещё. Но все открытия вы сделали сами. Я показывал лишь направление, в котором искать. И вы действовали как настоящий учёный, каковым и являетесь.

– Зачем вам всё это надо? – взгляд сельского эскулапа был растерянный и обиженный как у ребёнка, которому подсунули пустую бумажку вместо конфетки.

– Филипп Степанович! Дорогой! Ну, неужели вы уже записали меня в служители зла и удивляетесь тому, что я пытаюсь творить добро? Ведь вы сами не понимаете, зачем "Мефистофелю" делать то, что я сделал. К огромному сожалению, я лишён возможности рассказать вам всю правду. Она невероятна, но, когда-нибудь вы её узнаете. Обещаю. Я очень прошу поверить мне и продолжать ваши исследования.

– Я так не могу, – голос доктора был, тих, но непреклонен, – я не могу заниматься чем-то, постоянно думая о том, что мной манипулируют и направляют мои мысли. Это унизительно.

– Хорошо, я буду сообщать открыто факты, которые знаю, а вы – проводить исследования, могущие это подтвердить и являться убедительными для современной науки. Такое положение вас устроит? Подумайте, ведь это, повторяю, спасёт тысячи и тысячи жизней.

– Я должен понимать от кого принимаю помощь.

– Да разве? Если вы увидите с моста тонущего ребёнка, то вы бросите ему верёвку или будете раздумывать, кто и зачем здесь эту верёвку подложил? А?

Бородкин задумался…

– Понимаю вашу аналогию. Но откуда вы всё-таки обо всём упомянутом знали? Вы оказались правы во всём. Это невероятно, но это факт. Необъяснимый. Ведь можно уже даже не проводить исследования по передаче болезней через пищу вместе с бациллами. Верно?

– Верно. Через пищу и воду люди заражаются, например холерой и дизентерией, бацилл тифа переносят в основном вши. Даже через воздух передаются возбудители некоторых болезней. Но исследования продолжать необходимо – словам никто не поверит, нужны эксперименты.

– Вы может, и лекарства от всех этих хворей сделать можете?

Так. Уже хорошо – разговор переходит в конструктивное русло.

– Увы. Я мог бы изготовить несколько лекарств, если бы имел необходимые вещества. Я знаю формулы некоторых лекарств, но не знаю, как их получить, знаю, что от некоторых болезней лекарства есть, но понятия не имею не только о том, как их изготовить, но и об их составе.

– Простите, вы произнесли слово "формулы" применительно к веществам. Что это значит?

Ну вот. Очередное палево. Не успел Дальтон донести свои идеи до российской глубинки… А он вообще-то успел свою атомистику сформулировать? То, что Михайло Васильевич это давно сделал, я помнил. Но не прижилось ведь. Вся слава англичанину досталась… Хотя и во многом по делу. Всё-таки до формул мой великий соотечественник не додумался.

– Формула вещества, это запись, отражающая состав и строение его корпускулы. Понимаете?

– Понимаю… И вы, значит, знаете, как устроены корпускулы различных веществ?

– Для многих – знаю.

– Как я понимаю, спрашивать: "откуда?" – бесполезно?

– Именно так. И прошу на меня не обижаться.

Даже представить страшно, как клокочет сейчас содержимое черепной коробки местного эскулапа. Весьма, кстати, нетривиальное содержимое. Настоящая ЛИЧНОСТЬ.

Что он мне немедленно и доказал.

– Когда я был ещё мальчишкой, Россию посещал граф Калиостро… Шарлатан, конечно. Фокусник. А вы не шарлатан. Это уж точно. Вы учёный. Во всяком случае, с точки зрения СОВРЕМЕННОЙ, – доктор акцентировал это слово, – науки.

– Что вы имеете в виду?

– А то, что "путешественник" из Америки оставил далеко за флагом лучшие умы НАШЕГО ВРЕМЕНИ, – снова акцентировано. – Просто "размышляя по дороге" и проводя нехитрые эксперименты в пробирной палатке… Вы из тайного общества, Вадим Фёдорович? Масон?

Блямш! Получил по башке, уёжик? Ну всё – скоро каждая крестьянка начнёт пальцем тыкать: Ой, бабы! Глядите! Этот, как его… масон который, идёт!

– Филипп Степанович, а вам самому не кажется такая идея абсолютно безумной?

Цепкий взгляд доктора не отрывался от моего лица.

– Кажется. И даже является безумной, только я почему-то вижу, как напряглось ваше лицо, вместо того, чтобы выразить изумление по поводу моей фантастической версии. Так что мне кажется – я не далёк от истины.

Н-да. Штирлиц из меня никудышный. Я уже говорил, что Бородкин напоминал сельского доктора из "Формулы любви", так теперь на меня смотрел другой герой Леонида Броневого – обаятельный папаша Мюллер.

Но уж лучше признаться в таком, чем в том, что есть на самом деле – у доброго айболита вообще крышу снесёт. Наверное, придётся "разыграть" ту же версию, что и с Соковым. С вариациями, конечно…

– Вадим Фёдорович, я терпеть не могу непонятностей. Поэтому или вы мне дадите объяснения, или я буду вынужден сообщить о вас в полицию. Я вам симпатизирую, но, несмотря на это и на безмерное уважение к Сергею Васильевичу, мне придётся так поступить.

– И что вы им скажете? Ну да ладно… Вы недалеки от истины. Я не масон, но действительно был членом некого общества… Не важно какого. В основном там учёные. Но знания, которые добыты на протяжении трёх веков, запрещено выносить за пределы этого самого общества. Категорически. Под страхом смерти. И смерти членов семьи. Вы думаете, почему свалилась в корзину с опилками голова Лавуазье? Только потому, что он был сборщиком налогов? В обществе невероятно разветвлённая цепь взаимной слежки и влияния на власть имущих – в той же Франции они мгновенно сумели переключиться с аристократической власти на народную. И очень эффективно.

А я не могу пассивно наблюдать, когда умирают люди, которые могли бы жить. А семьи у меня нет. У меня есть только моя жизнь. Которой я согласен рискнуть, чтобы спасти тысячи.

Ну что? Вы рады, что вытащили из меня эту информацию? Теперь, возможно, и вы будете под ударом.

– А у меня семьи нет, – грустно улыбнулся доктор.

– У меня теперь тоже только моя жизнь. И мне нечего бояться. Я давно понял, что все эти ложи и секты, кланы и касты – только для того, чтобы затащить "под свою сень" гордецов. Думающих: "Я не такой как все! Меня не ценят!" И использовать их. Ну и романтика "тайны" играет свою роль… Принадлежность к "обществу", которое выше всех остальных. И, значит, принадлежа к нему, ты тоже возвышаешься над толпой… Глупость и ложь! Ложь самому себе. Вся эта "принадлежность к ТАЙНЕ" – кусок сала в мышеловке. И всё завязано на самом страшном из Семи Смертных Грехов – на Гордыне.

Я из-за этого потерял самых близких людей. Жену и сына, – я почти не врал. – И тогда я понял, что все личные амбиции – прах. Вечны лишь два понятия для мужчины: СЕМЬЯ и РОДИНА. РОДИНА И СЕМЬЯ. Всё! Всё остальное – вторично.

Я потерял свою семью, и теперь хочу принести максимальную пользу своей Родине – России.

– А в чём моя роль? – Бородкин оставался настороженным. – Зачем я вам? Я ведь просто сельский доктор, моё имя ничего вам не даст. Вам нужна была моя лаборатория?

– Если честно: изначально – да. Но вы действительно показали себя настоящим учёным-исследователем. Таких – единицы на всю империю, поверьте.

– Поверить сложно.

Почему-то вспомнилась фраза Шарапова из теперь уже бессмертного фильма: "Ну что же мне теперь, самому, что ли зарезаться, папаша, или справку от ментов принести, что я у них не служу?".

– Филипп Степанович, давайте спокойно: всё, что я вам рассказал, всё, что вы узнали благодаря моим подсказкам, может принести вред России?

– Вряд ли, – решительность доктора подрастеряла свой напор.

– А пользу? Мне надо вам доказывать, что потери армии из-за болезней, зачастую превышают её потери в боях?

– Пожалуй, тоже не стоит.

– Так какого же рожна, – вспылил я, – вы выискиваете какие-то гнусности в моих целях? Сберечь тысячи штыков от болезней на переходах, тысячи раненых спасти от смерти, а если вообще отстраниться от войны – десятки тысяч не умерших по-глупому крестьян и горожан…

Вас личные амбиции заели? Понимаю. Да, я вас обманул сначала. Но вы же умный человек и давно должны понять, зачем я это сделал.

Ну что? Будем лелеять свою обиду, или вместе о грядущей войне подумаем?

– Да какая там обида. Я просто непонятного не люблю. Остро не люблю. И ненавижу чувствовать себя марионеткой в чужих руках, – доктор действительно не выглядел рассерженным. – Ваша история вполне правдоподобна и факты говорят в вашу пользу. Я согласен помогать, только что от меня требуется?

– Думаю, что сначала нужно донести результаты наших исследований до научного мира России, но постараться сделать это максимально секретно. То есть открытие йода, разумеется – с большой помпой, а вот область его применения – как раз наоборот. С этим – для начала к председателю медицинской коллегии, или как она там называется, военного министерства.

– Вы собираетесь спасать только избранных? – насторожился Бородкин.

– Филипп Степанович, дорогой, да поймите же, – я судорожно старался подобрать нужные слова, – я хочу спасти всех, кого можно, но в первую очередь думаю о России. Ведь посмотрите – все последние годы страна воюет. То с Францией, то со Швецией, а сейчас с Турцией и Персией…

Без торговли с Англией, на отказе от которой категорически настоял Бонапарт, Россия долго не протянет. А значит считать Францию долговременным союзником нельзя – она как раз наоборот, потенциальный враг.

Поэтому забочусь в первую очередь о русских солдатах, об их жизнях. На данный момент не стоит пытаться облагодетельствовать всё человечество. Вы согласны?

– На всё у вас есть ответ, Вадим Фёдорович. И очень убедительный, – доктор был не то чтобы задумчивым, но явно усиленно анализировал мои слова, – а ваши имя-отчество настоящие?

– А давайте не будем, Филипп Степанович, – я уже начал слегка злиться. – Я вам мало рассказал?

Удовлетворю ваше любопытство в последний раз: конечно не настоящие. Нужно быть последним идиотом, чтобы, уйдя оттуда, откуда ушёл я, снова появиться со своими фамилией-именем-отчеством. Надеюсь, вы не будете у меня выпытывать настоящие?

Мой напор произвёл впечатление на Бородкина.

– Ради Бога извините, я действительно слегка увлёкся…

– Ну и оставим это, – смягчился я. – Вы мне поможете?

– Всё-таки да, – доктор практически не раздумывал, – что от меня требуется?

– Да пока, просто составить отчёт о наших открытиях и направить его куда следует.

– Так следует – в Академию наук, – слегка оробел Филипп Степанович.

– И что? Значит туда. Только на конверте напишите: "Открытие нового простого вещества" или что-то подобное, чтобы под сукно не сунули.

– Как раз в таком случае могут и сунуть, – смурно бросил доктор, – или того хуже – присвоить открытие. Лучше я через Клауса перешлю. Ему я доверяю как себе, а имя в научных кругах у него есть. Не посмеют пакостить или игнорировать.

– Как знаете. Кстати, вы этому самому Клаусу образец металла отправили?

– Сразу же. Сейчас покажу его письмо, – Бородкин в течение минуты нашёл среди вороха бумаг искомое и протянул мне листок, исчёрканный невоспринимаемым текстом.

Немецкий. Причём старый немецкий. Они тут надо мной все издеваются что ли?

– Филипп Степанович, извините, но не владею ни немецким, ни французским. Только английский и испанский. Не знаю я немецкого. Что в письме?

– Профессор Клаус подтверждает, что данный металл неизвестен современной науке и отправил образец, вместе с описанием свойств в Академию наук. Вкратце – всё.

– Тогда достаточно. Я принимаю ваш план действий. В какие сроки можно ожидать результатов?

– По йоду? Думаю, что на протяжении месяца. По бациллам – я ещё не закончил отчёт, а, значит – месяца два. Вас устроит?

– Вполне. Я вас умоляю, Филипп Степанович: посвятите всё своё свободное время этому отчёту. Чем скорее вы его закончите и отправите – тем больше жизней спасёте.

– Да понимаю. Постараюсь, можете не сомневаться.

– Вот и ладненько. Темнеет, мне уже пора. Так что откланиваюсь.

– Не смею задерживать.

Мы с доктором пожали друг другу руки и простились.

Чертовски хотелось спать, но нужно было дотерпеть до усадьбы. Не получилось.

Тихон так "ласково" управлял лошадьми, что меня сморило буквально через полверсты от докторского дома.

Разбудил мой слуга уже во дворе усадьбы. Достаточно слабо соображая спросонья, дотопал до своей комнатёнки, разделся и приготовился опять раствориться в царстве Морфея…

Щаз-з! Сна не было ни в одном глазу. Обычные выверты "Закона Пакостности Природы", яти его! Ведь спать пора и выспаться я не мог. А уж морально выжат за сегодня… И, тем не менее, хоть вся усадьба уже отошла ко сну, заняться решительно нечем, заставить себя уснуть никак не получалось. Хоть тресни. Вертелся с боку на бок и никак не мог устроиться удобно, хотя до этого запросто уснул в коляске в сидячем положении. Подушка, зараза, постоянно грелась от моего лица и чуть ли не жгла щёку. Всё! Не спать мне в ближайшее время. И нечего себя насиловать. Подумаем о чём-нибудь полезном.

С дезинфекцией и санитарией дело должно двинуться. Об этом думать не хотелось. Про кухни – тоже. Надо бы как-то и о боевых новшествах помечтать. Или хоть о партизанских.

Бездымный порох я забацать сумею. Но, опять же, только в экспериментальных количествах и только в виде суррогата. Но можно. То есть некоторое количество снайперов-невидимок из очень ограниченного количества егерей организовать можно. Десятка два, не больше. С целью выбивать генералов, если повезёт, и офицеров противника на марше.

Мелко, конечно, при масштабах ожидающейся войны, но ничего, как говорится: "Курочка по зёрнышку клюёт".

Далее: пара снайперов осуществляет "огневой налёт" на французскую колонну… А вот тут даже пусть будет ствол с чёрным порохом, чтобы именно себя обнаружить. Какой-нибудь взвод бросается разобраться с нахалами, а в траве, столь любезно подсказанная всё тем же Бушковым идея – заточенные ветки деревьев остриями навстречу наступающим. Площадями. А наступают бегом. И с разгона на острый рожончик ногой… И полетел вперёд всем телом на остальные заточенные прутья…

Бр-р-р! Противно! Но может быть эффективно. Тут всё в наших генералов упрётся – могут и запретить такое варварство.

Ладно, отложим в запасник. Что ещё может предложить Родине господин химик конца двадцатого века?

И вспомнилась одна из серий про "Королевского стрелка Шарпа" или как там его. Очень даже грамотно его люди, по его распоряжению, обдали штурмующих какую-то крепостушку французов пылью негашёной извести.

По-любому должно быть очень эффективно – закрепить!

Теперь ещё один вид "бесчеловечного" оружия, можно подумать существует оружие "человечное", огнемёты. Честно говоря, имея кое-какие возможности "сбодяжить" несколько штук – не проблема. А на поле сражения произвело бы неизгладимое впечатление: струи огня проходятся по наступающим колоннам…

Н-да. Картинка рисуется жутковатая: мечущиеся и орущие люди, объятые пламенем, те, которых не зацепило, глядя на это уже ни за какие коврижки не пойдут в этот ад. Очень эффективно, но даже самому неприятно, мягко говоря. Вряд ли такое пропустит на вооружение генералитет. И, вероятно, это правильно. Не те ещё времена.

Ладно, проехали. Что у нас там ещё имеется? Связь. Очень немаловажная штука в бою. Полевой телеграф вполне мне по силам и возможностям: гальванические батареи сделать можно, собрать простейшую схему – хватит моих школьных знаний по физике. Навскидку – ничего особенного не требуется, все необходимые материалы в данном времени имеются. Изолированный провод, правда, в копеечку влетит, но на такое империя может позволить себе разориться. Сетью телеграфных станций, правда, Россию покрыть не удастся, но несколько полевых телеграфных парков – вполне по силам.

Азбуки Морзе я практически не помню – ничего, свою сочиню.

Так, ещё сигнализация ракетами. Краткий "пиротехнический разговорник" на военную тему составить можно. Какие цвета сигнальных огней я могу сделать? Жёлтый – запросто, синий – тоже, красный и зелёный – проблема: стронций и барий, насколько я помню, ещё не открыты. Можно ли стронций заменить кальцием? Надо пробовать, хотя вряд ли… Белый огонь… Зараза!