Текст книги "Сломанное время"

Автор книги: Вячеслав Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Ветер качнул пальмы – прошелся по верхушкам пальметто фривольным вальсом, и долина шевельнулась… Песок поднялся в воздух и обнажил зелень.

– Пройдет несколько дней, и на этом месте будут лежать только обломки, – услышал Макаров.

К нему подошли Левша и Катя. Ее рука легла на плечо Макарова, и девушка добавила:

– И наши кости.

Макарову ее слова не показались преувеличением или чрезмерным отчаянием. Он, как и все, смотрел на авианосец. Точнее, на то, что от него осталось. Носовая часть корабля отсутствовала. Взрыв разметал плиты трамплина и бортовую обшивку, словно срезав нос ножом. Искалеченная корма завалилась назад и теперь лежала, демонстрируя небу дымящееся сизыми, местами черными клубами нутро. Вокруг вповалку, плашмя, вонзившись в землю, лежало и валялось все, что еще час назад было их надежным укрытием, все, из чего состояло судно.

– Мы живы, это главное.

Сказав это, Макаров повернулся к людям.

– Мы идем к водопаду.

С высоты самой высокой горы Острова они казались замершей, отбившейся от семьи стайкой муравьев. Стайкой, которая заползла на холм, чтобы осмотреться.

– Ему жарко, – вдруг пронеслось в полной тишине.

Все посмотрели на произнесшего это.

Питер сидел на земле, зашнуровывая кроссовку. Отец подошел и положил ему руку на голову.

– О чем ты?

– Гоше жарко. Очень.

Вскинув голову, Макаров посмотрел на стоявшего над ним Левшу. Тот прищурился и подтолкнул Катю к людям, которые уже двинулись на запад – к озеру. Девушка нехотя послушалась. Она оборачивалась до тех пор, пока вместе с толпой не скрылась в джунглях.

– Ты видишь его?

– Да.

– Парень разглядел Гошу, – Левша криво улыбнулся. – А если знать, что видит он только то, что касается его самого, то факт такого бессмертия меня заинтересовал.

Сказав это, он посмотрел на возвращающегося человека со шрамом.

– Вон идет наш Мюнхгаузен. Несет ужин.

Друг Николая поднялся на холм, держа за шеи двух павлинов. От их оперенья не осталось и следа. Без хвостов, на один бок ощипанные, они болтались в его руках как тощие рюкзаки.

– На равнине можно многое собрать для укрытия, – задыхаясь от быстрой ходьбы, сказал он. – А это я решил прихватить с собой.

– Так им и надо, – со злобой выдавил Левша. – Когда эти сволочи орут, мне кажется, что выдирают ржавый гвоздь из доски.

– Надо же было им пролететь над авианосцем именно в такой момент, – усмехнулся мужчина со шрамом.

– Да, этот рейс был обречен.

– И как ты видел Гошу? – Макаров прижимал к лицу остатки рубашки, чтобы унять кровь. Он улегся на спину и возобновил разговор с сыном. – Что он делал?

– Я не знаю. Он был в трубе.

– В трубе… – прошептал Макаров.

– Да, широкой трубе. Там темно и шумно.

– Ну, вы тут выясните, что за труба, – заключил Левша и, прихрамывая, двинулся к джунглям. – Может, имелось в виду – Гоше труба? – крикнул он через плечо.

Закончив с кроссовкой, Питер вскочил и протянул отцу руку. Тот улыбнулся, сжал ее и на мгновение словно выпал из себя.

Вот точно так совсем недавно, не прошло и часа, он сжал руку друга…

* * *

На Гошу снизошло похожее на отупение равнодушие. До падения на него лестницы оставалось две или три секунды.

Что толку прятать голову под ступеньку? Ничтожный шанс, просьба о помиловании… Кинетическая энергия падающего куска железа такова, что, даже если она врежется ему в плечо, разорвет пополам. Там, в зоне, был момент, когда он молил о смерти. И несколько раз ноги сами заводили его под падающее дерево. Но всякий раз он был схвачен сильными руками и отброшен в сторону. Теперь этих рук нет. Нет и желания умереть.

Глухое пространство и – невыносимый грохот в нем. Это несоответствие окончательно запутало мысли Гоши, когда он, ослепленный искрами, закрыл глаза.

И тотчас спину его словно окатили ведром кипящей смолы.

Скрежет ворвался ему в уши, мозг словно рассекло молнией. Он дико закричал, не в силах терпеть боль, и на мгновение потерял сознание…

На секунду потерял, не больше, потому что, когда снова нашел себя в шахте, руки его были уже расслаблены, но ноги по-прежнему стояли на арматуре. Лишь тело подалось назад, размякнув.

Гоша вцепился в прут.

Вместе с сознанием вернулась боль. Ему казалось, что с него живьем сняли шкуру.

Что-то горячее и жидкое, но не пот, струями бежало между лопаток, собиралось на пояснице и пропитывало трусы и верх брюк.

Ему не хватало воздуха. Первые секунды, когда лестница промчалась мимо, его обожгло окалиной, и теперь лицо было словно посечено стеклом после автоаварии. Пот мгновенно залил раны, и к боли в спине добавилась резь на щеках.

Когда на голову Гоши стала оседать похожая на перхоть пыль, он понял, что нужно торопиться. Сейчас, когда лестница прошла мимо, он едва не захлебнулся от желания жить. Но на него почти с семисотметровой высоты падал шлак. Оставалось только догадываться, сколько его там, наверху. Он медленно оседает, переходит в свободное падение, собирается с окалиной, появившейся позже, и стремится вниз. И Гоша понял, что через несколько минут появится первый приход облака, дышать в котором он не сможет. А еще через пять минут он просто заполнит свои легкие похожей на перхоть массой.

Он только сейчас обратил внимание, что не слышит звука падающей лестницы. Опустив голову, присмотрелся: не было видно и уходящей вниз светящейся точки.

Лестница уперлась в ступень и застряла на полпути?..

Проверить это можно было только одним способом.

Резво перебирая руками и ногами, презрев боль и страх, Гоша спустился еще на пятьдесят шесть ступеней. И когда ставил ногу на пятьдесят седьмую, коснулся лодыжкой предмета, который мешал двигаться дальше. В ногу врезалась боль – словно ее пронзили раскаленным шампуром. Запах собственного подгоревшего мяса Гоша ощутил вместе с позывами рвоты. Его вывернуло на малиново мерцающую, раскаленную от трения верхушку сломанной лестницы. Она зашипела, распространяя смрад.

Гоша остановился и, собравшись с силами, закричал, обращаясь куда-то вверх, туда, откуда на него уже снегом сыпались шлаковые отходы…

О подъеме наверх теперь не могло идти и речи. Отломившиеся от общей лестницы десять метров пролета лишили его возможности дотронуться до крышки люка, через который он жал руку Макарову. А спускаться по раскаленному железу было безумием.

Осадки сгустились. Гоша кашлял, глядя на трубы, из которых была сделана лестница. Отломившийся пролет терял малиновый цвет, но это не радовало. Через минуту-другую Гоша погрузится в пыльную взвесь. Засорит легкие, и придет конец…

«Ждать смерти?»

– Нет!..

Это «нет» унеслось наверх, словно убеждая осадки поторопиться.

Гоша спустился, перехватился руками за арматуру пролета и заскочил на него сандалиями. Руки тут же обожгло, но он уже стоял на лестнице. Откуда-то снизу пахло подгоревшим полиуретаном. Это плавились, как на сковороде, подошвы сандалий.

Стараясь держаться за стены шахты, а не за арматуру, цвет которой приводил его в ужас, он спустился на несколько метров, и вдруг сердце его провернулось. Замерло и забилось, как швейная машинка.

Он стоял на твердой поверхности.

Не веря своим ощущениям, он присел и ощупал пол руками. Обессиленные пальцы нащупали квадратный шов на круглом полу.

Через мгновение, откашливая грязную мокроту, он нащупал и ручку.

Но поднять люк было нельзя – на нем стоял обломок лестницы.

Дышать было уже невозможно…

Гоша стоял на люке, который даровал ему жизнь. Но он не мог открыть его, потому что на нем стоял проклятый обломок лестницы, который сулил смерть!

Он наклонился. Схватил раскаленный нижний прут лестницы обеими руками, закричал, почти теряя сознание от боли, и, как тяжелоатлет, поднял лестницу. Прижав лестницу плечом, он толкнул ее на ту, что была надежно закреплена на стене. Ножка обломка рухнула за арматуру, и обломок повис, упершись верхним концом в стену.

Гоша уже чувствовал, как кружится голова и темнеет в глазах от недостатка воздуха.

Когда он поднимал люк, в глаза ему ударил, слепя, поток света. Он терял сознание, вваливаясь в какое-то помещение, и в голову ему пришла мысль, что, заставь его повторить то, что он сделал, ему вряд ли это удастся…

ГЛАВА 6

Он ввалился в помещение с потолка как падший ангел. Грязный, в крови, с ожогами, отхаркивающий угольную пыль. И едва успел зацепиться рукой за новую лестницу – у этой ступени были изготовлены из «уголка». Затормозив свое падение, он рухнул на бетонный пол.

Люк над ним с грохотом закрылся, и теперь единственное, что напоминало о кошмаре, было пыльное пятно, в центре которого он лежал.

Ему нужно было перевести дух. Гоша не мог сразу подняться, чтобы осмотреться. Он был не в силах даже думать о том, что может находиться под авианосцем на глубине семисот метров под землей.

Завалившись на спину, он открыл глаза и закашлялся, как туберкулезник. Из его рта вылетали черные сгустки въевшейся в гортань окалины, он трясся от невозможности глотнуть свежего воздуха. Но прошло это, как прошел озноб. Ничего хорошего от встречи с жителями этого уголка он не ждал. А потому, собравшись, повернулся на бок и встал. И тут же вынужден был замереть, почувствовав сзади чье-то дыхание…

Медленно, повинуясь странной привычке людей поворачиваться, словно этого поворота не заметят, он развернулся и увидел на полу черное пятно. Сердце снова дрогнуло, заставляя внутренности потерять вес. Собравшись, он развернулся…

Перед ним сидел огромный доберман. Уши собаки были прижаты, на шее хищно поблескивал металлический ошейник. Или это поблескивали зубы? Гошино зрение давало сбои, глаза слезились.

– Хорошая собака… – вполголоса пробормотал он, делая шаг назад.

Доберман на сантиметр приподнял верхнюю губу, обнажив то, что Гоша не хотел видеть. Помедлив, он сделал еще один шаг назад.

Доберман поднял с пола зад и снова поднял губу. Только теперь уже не опустил. Вместе с утробным урчанием Гоша почувствовал запах, тревоживший его ноздри. Он струился откуда-то издалека, заполняя помещение чарующим облаком. Это был запах жареного мяса. Рот его заполнился слюной, под ложечкой заныло. Теперь, оказавшись в безопасности, он в мгновение ока стал слабым и безвольным. Его качнуло, рука соскользнула с косяка двери – оказывается, здесь была еще и дверь.

И Гоша, потеряв равновесие, покачнулся. Этого оказалось достаточно, чтобы собака переключилась с режима пассивного наблюдения в режим активного действия. Не переставая урчать и даже понизив голос, она в два счета оказалась рядом с Гошей.

И тот, повинуясь зоновской привычке, сел на корточки и положил руки на голову. Как это случилось так, он не мог объяснить. Привычка.

– Арчи! – послышалось откуда-то издалека. Словно из подворотни. – Арчи, проклятая собака, тащи сюда свою задницу, скотина!..

Доберман нехотя прошел мимо Гоши и, почти касаясь мордой его плеча, снова сел.

– Иди сюда, ублюдок безмозглый, или я тебе уши состригу!

Гоша боялся даже моргать. Только что данная собаке характеристика показалась ему исчерпывающей. Но голос, которым она давалась, заставлял судить о том, что этот кто-то ушел от добермана недалеко. Пережеванные по-английски фразы все-таки заставили собаку направиться в глубь коридора. Как только она скрылась за поворотом, Гоша встал и вошел в дверь, в которую чуть не ввалился минутой ранее. В комнате царил полумрак. И отвратительно пахло. Такие запахи живут в квартирах парализованных, справляющих под себя нужду калек. Смрад был именно человеческим, не животным…

Прикрыв за собой дверь, Гоша нащупал на стене выключатель. Секунду подумав, стоит ли это делать, он все-таки зажег свет…

И ужас заставил его замереть на месте…

* * *

Уходить от водопада не хотелось. Это чувствовалось и в расслабленных позах людей, и в задорных визгах Берты, игравшей с Питером. Макаров попросил четырех мужчин разойтись и охранять привал, но хорошо понимал при этом, что часовые – это скорее для формы. Если твари предпримут атаку, все закончится тем, что эти четверо просто станут первыми жертвами. Но угроза могла исходить не только от тварей. Каждый раз, когда цепочка людей углублялась в джунгли, закончив пересекать равнину, Левша, как нарочно, вспоминал одну и ту же историю. О кошке он повествовал, как заправский зоолог, и было бы, наверное, занятно это и можно было даже улыбнуться, когда бы главной темой этих рассказов не были зубы пантеры и ее бешеный нрав. Складывалось впечатление, что ему и говорить больше не о чем. Однако Макаров отдавал должное этой забаве Левши: люди были постоянно настороже.

Но уходить все-таки было нужно. Ночь могла прийти в любой момент. Шум падающей воды, темнота – все на стороне тварей: их поступь не слышна и в полной тишине. До авианосца было около трех километров или час ходьбы. Теперь, учитывая участие в походе беременной девушки и Патрисии, этот срок можно было помножить на два. Глядя на них, Макаров радовался, что марш-бросок за четверть часа до взрыва удивительным образом поставил на ноги Левшу.

Когда за спиной остался километр пути, Дженни догнала Макарова.

– Я хочу поговорить с тобой.

– С удовольствием, – согласился он.

– Ты растерян, Макаров. Это заметно со стороны. Люди видят это и тревожатся. Тебе нужно собраться.

Он усмехнулся. Дженни подошла совсем близко, коснувшись его плечом, и это прикосновение отбило у него охоту выглядеть грубо.

– Не тревожься, активисту вроде меня всегда можно найти замену. Вот тот малый хотя бы…

– Со шрамом? – Дженни вскинула брови. – Мальчик, пытавшийся выглядеть брутально во время купания? – Она рассмеялась, вспомнив, как мужчина со шрамом, друг Николая, делал неумелые попытки руководить отправившимися за фруктами женщинами, и оглянулась. – Оставь. Здесь верят только тебе.

– Здесь нельзя никому верить.

– Тебе можно.

Дженни попыталась прихватить пальцами его руку, но Макаров словно не заметил этого.

– Я хочу рассказать тебе кое-что…

– Сейчас самое время. Когда мы придем на место, нам будет не до разговоров.

– Тогда давай оторвемся от группы на десяток шагов, – предложила она и, когда это случилось, заговорила тише: – Макаров, эта парочка из России…

Он кивнул и поддержал:

– Маша и Сергей? И?

– Наверное, ты заметил, что между ними не все ладно?

– Это не мог не заметить только слепой, – Макаров поморщился. Он не был любителем экскурсий в мир чужих отношений. – Почему ты заговорила о них?

– Здесь нужно говорить обо всем, что может пролить свет на тайну нашего перемещения с «Кассандры» на Остров.

Удивленно посмотрев на Дженни, Макаров сбавил шаг, но она схватила его руку и повела за собой. Расстояние между ними и группой не должно уменьшаться.

– Десять дней назад, когда мы еще проводили ночи на берегу и Левша не привел к нам пассажиров третьего катера, меня мучила бессонница. Она и сейчас меня не отпускает. Но те ночи были для меня сущим кошмаром. Поэтому я часто просыпалась и лежала, рассматривая небо. И… тебя…

– Мы говорим о…

– Да-да, о Сергее и Маше, – спохватилась Дженни. – Так вот, в одну из таких ночей я, как обычно, пыталась уснуть. И вдруг произошло странное. Маша поднялась, взяла из костра ветку и направилась в джунгли. Я не знаю, что меня повело за ней. Скорее всего, я просто хотела занять себя чем-то, чтобы устать и уснуть. Поэтому подумала, что Маша направилась в комнату для девочек, и решила составить ей компанию. Но ошиблась. Она шла к тому месту, где вы похоронили Антонио. И вот я вышла на поляну, и то, что увидела…

– Макаров! – послышалось сзади. – Посмотри – авианосец перестал дымиться!

– Да, Борис, я вижу! – откликнулся Макаров, уже успевший заметить, что из отвалившейся после взрыва кормы корабля перестал струиться дым. – Что было дальше, Дженни?

– На поляне она встретилась с Борисом…

– Ничего волшебного. Комната для мальчиков рядом с комнатой для девочек. В смысле – кусты неподалеку друг от друга растут.

– Ты не понял. Они разговаривали, как будто знают друг друга много лет.

Макаров снисходительно улыбнулся:

– Дженни, на Острове люди сходятся быстрее, чем случайно встретившись в мегаполисе.

– Но они говорили не об Острове.

– Я думал, ты не знаешь русского языка. Или специально для тебя они разговаривали на английском?

– Макаров, когда люди питают друг к другу чувства куда большие, чем просто доброжелательность, наблюдающая за ними женщина все поймет без переводчика! – в запале прошептала она.

– Они что, говорили друг другу «люблю» и смотрели в глаза друг другу, теряя дыхание и шевеля ноздрями?

– Они занимались сексом. Неистово, позабыв обо всем.

Макаров остановился как вкопанный.

– Пошли, пошли!.. – Дженни схватила его за руку и повела дальше как слепого. – Они занимались этим у меня на глазах. И, поверь, желание вспыхнуло между ними не в первые дни пребывания здесь! Если ты напряжешь свою память, то непременно вспомнишь, что двое последних суток отравляли существование и Маше, и ее мужу. Они постоянно о чем-то говорили, и каждый такой разговор заканчивался слезами девушки. Можешь поверить мне – в таком состоянии женщина никогда не бросится в объятия первого встречного.

– Я думал, что именно в таком состоянии и бросаются…

– Глупец! Ты мыслишь, как кобель. А женщине, если она не проститутка – а Маша не такова, – сломать узы брака в считаные часы невозможно! Так что запомни: если в ближайшие дни вспыхнет конфликт между Сергеем и мужчиной со шрамом…

– Конфликты уже были…

– Не, – Дженни рассмеялась как девчонка, – это не конфликты! То ли еще будет!

До авианосца оставалось не более десяти минут ходьбы.

– На твоем месте я бы разузнала побольше о прошлом Бориса.

– Это не мое дело.

– Не только твое. Это дело общее. А тебе я говорю, поскольку у тебя лучше, чем у других, получится вывести Бориса на разговор. Ты посуди сам – он ни с кем, кроме друга своего, Николая, не разговаривает! Может ли нормальный человек две недели жить среди людей на Острове и не разговаривать с ними? Макаров, вспомни Артура… У него все получилось, потому что мы о нем ничего не знали…

– Мы и сейчас о нем ничего не знаем. И у него ничего не получилось.

– Ну да, ну да… Он убил Антонио, он убил детектива из Калининграда, и благодаря именно ему мы так и не узнали, что хотели от нас те люди. Тебя не убили только случайно…

– Не случайно, а потому, что я не хотел быть убитым.

Дженни показала на авианосец:

– Вот цена мнению, что некоторые не желают вмешиваться в чужое прошлое. И Гоша погиб. А ты пытаешься выглядеть прилично. Сноб. Лицемер. Фат.

Она демонстративно остановилась и через минуту уже смеялась вместе с Катей и Левшой.

ГЛАВА 7

В стене на высоте одного метра выглядывали две пары наручников. Они были вмурованы в бетон стены таким образом, что наружу выглядывали только по одному браслету. Каждая пара располагалась в трех метрах от другой.

На полу, пристегнутый к одной из пар, сидел человек. Это был мужчина, возраст которого было трудно определить по причине отсутствия на нем волос. Раздетый донага, он был напрочь лишен волосяного покрова. Под мышками, на голове, в паху, на груди – там, где положено виться растительности, мужчина мог похвастаться только блестящей кожей. Он был словно депилирован лазером: идеально, начисто.

Запястья мужчины были окровавлены – видимо, браслеты наручников были очень туго затянуты. Но по лицу его Гоша так и не понял – морщится мужчина от боли или он так реагирует на вспыхнувшую под потолком многоваттную лампу. Свет был на самом деле необъяснимо ярок для такого помещения. Комната площадью в девять квадратных метров – вряд ли больше – освещалась лампой не менее трехсот свечей. Гоше, когда надавил на клавишу выключателя, на мгновение показалось, что он врубил уличную «кобру». Вытянутой формы, комната напоминала коридор в московской квартире. Только вот коридор этот никуда не вел. Разумно рассудив, что снаружи менее безопасно, чем здесь, в комнате, где наручники заняты, Гоша притворил дверь и прижался к ней спиной. Он к режущему глаза свету привык быстрее, потому что после давящей глаза темноты шахты минуту двигался в освещенном коридоре.

Но странный мужчина начал говорить раньше, чем обрел зрение. Подняв голову, он с закрытыми глазами бросил:

– Пришли завершить работу? Я готов.

Он говорил по-английски, но Гоше показалась странной манера мужчины разговаривать на этом языке. В речи его присутствовал акцент, который не позволял отнести его ни к славянам, ни к скандинавам. Скорее – очень старый английский акцент.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответил Гоша. – Я здесь гость случайный и, скорее всего, нежданный.

Некоторое время мужчина сидел неподвижно. Потом дернулся и прорычал:

– Чертовщина! Я столько времени просидел во мраке, что теперь не могу открыть глаза, боясь ослепнуть! Вы белый или мавр?

– Мавр? – ошеломленно повторил Гоша. – Что вы имеете в виду?..

Не дожидаясь ответа, он бросил:

– Почему вы лысый как манекен?

– Манекен? Что вы имеете в виду под этим?

Гоша хотел нащупать на двери задвижку, чтобы придать этому идиотскому разговору атмосферу уединенности, но задвижки не было. Зато запор был снаружи. Видимо, это была одна из тех комнат, назначение которых прятать не секреты, а находящихся внутри их владельцев.

– Где я нахожусь?

Мужчина все-таки открыл глаза.

– Жаль, что не мавр. В прошлый раз приходил мавр, он разрешил мне докурить завернутый в бумагу табак.

– Слышали, о чем я вас спросил?

– Вы спрашиваете о месте рядом со мной или вообще?

– Начнем с места рядом с вами, – осторожно предложил Гоша.

– Это проклятая комната, в которую меня привозят три раза в день. Ну, или из которой меня вывозят три раза в день. Как вам угодно. А мне все равно: я равное время нахожусь, что в ней, что вне ее. Ответ понятен?

– Почти. А если – вообще?

– Если вообще, то можете сжечь меня на костре, если знаю, где нахожусь.

Гоша перевел взгляд с мужчины на второго, сидящего на полу рядом с ним. Это был тоже мужчина.

Мужчина… За две недели на Острове Гоше уже не менее десятка раз приходилось видеть таких… мужчин.

Это была тварь мужского пола. Судя по отсутствию реакции на свет – тварь даже не пошевелилась – и по цвету кожи, она еще не обрела свойства тех, что разгуливают по Острову. Однако был это уже не человек, хотя запах, который стоял в комнате, и был человеческим.

– Кто это? – Гоша показал на тварь пальцем, обращаясь к лысому.

– Быть может, хватит устраивать передо мной эти жалкие уличные представления? Кладите меня на тележку и везите на муки! Жалкие комедианты!

Гоша увидел, как напряглось лицо человека и как он, втянув губы, дернулся всем телом вперед и плюнул. Он смотрел на Гошу полным презрения взглядом. Но вскоре, рассмотрев кровь и копоть на его лице, пробормотал:

– Вы хитрые собаки. И вам меня не обмануть. Ну, где твои помощники? Снимайте с меня кандалы и везите в ад!

– Послушайте, – робко заговорил Гоша, боясь, что эти крики привлекут внимание, – вы не могли бы говорить потише? Я – пассажир океанского лайнера «Кассандра». Нас около трех десятков человек. Мы вот уже две недели отрезаны от цивилизации и питаемся только фруктами. Все это время мы не видели ни одного человека. Но зато часто сталкивались вот с ними, – и Гоша показал на тварь. – Я спускался в это чистилище несколько часов, сэр… И сейчас мы находимся в семистах метрах под землей или в четырехстах метрах ниже уровня моря…

Мужчина разглядывал Гошу. Минуту или две он потратил, чтобы принять какое-то решение.

– Какой длины метр?

– Вы издеваетесь надо мной?..

– Нет, мистер, не издеваюсь. Я поинтересовался у вас длиной метра или как вы там его назвали… Это сложный вопрос?

– Вы… не знакомы с системой СИ? – поняв, что напрягает вопросами человека, который, видимо, находится в непроходящем шоке, Гоша сменил тактику. Не хватало еще вызвать у этого блестящего парня криз. А пока он единственный, кто может дать хоть какую-то информацию…

– Забудьте о метре. Я вам вот что скажу. Мы сейчас находимся на глубине приблизительно семисот семидесяти ярдов под землей. Мои друзья остались наверху, и мне нужно… Что вас так развеселило? – Гоша заметил, что мужчина хохочет сдавленно, и делает это осознанно, чтобы не возбуждать шумом тех, кто снаружи.

– Лжец! – закончив смеяться, воскликнул тот. – Или не лжец, но глупец! Человек не может жить на такой глубине, потому что ему нужен воздух!

Гоша растерянно забегал глазами по собеседнику. Если судить по голосу, лет ему около шестидесяти. На это же указывают и морщины на лице, и складки кожи на животе и шее. Сейчас, когда свет стал привычным, Гоша увидел и пигментные пятна на обтянутом кожей черепе человека, с которым разговаривал. И тот с убежденностью повидавшего виды человека произносил странные речи.

«Он сумасшедший, – с разочарованием догадался Гоша. – Скоро, если из меня не вынут жизнь, и я таким стану. Безмозглым, дерзким, нарочито уверенным в себе…»

– Я скоро вернусь, – соврал он, кладя ладонь на дверь.

– Вы хотите уйти навсегда, – услышал он, когда развернулся, чтобы поскорее покинуть эту пропитанную смрадом комнату. – И если вы тот, за кого себя выдаете, скоро окажетесь в такой же комнате. Без бога, с одним лишь дьяволом в сердце…

Гоша удивленно развернулся.

– Откуда вы прибыли?

– Именно я? – уточнил Гоша. – Я из России.

– А-а, страшное время… Государство без царя… Говорят, вы даже пригласили на трон поляка?

Гоша положил руки на голову и стал чесаться, как больной псориазом. Мысли в голове его бились, как чайки.

– А я – англичанин. Посмотрите на меня, мистер. Я похож на животное. Я даже пахну теперь, как животное.

– Это пахнете не вы, а ваш сосед, – машинально выдавил Гоша.

– Хм… Ну, ничего. Скоро и я начну источать точно такой запах.

– Что вы имеете в виду?

– Кажется, вы куда-то собирались? Идите, идите… И через два дня почувствуете на себе этот аромат.

Гоша скрипнул зубами. Ярость внезапно окатила его, и он шагнул к мужчине. Под ногами его шевельнулась тварь. Безвольно, отдавая дань рефлексу.

– Кто вы?

– Это долгая история, мистер, – быстро ответил мужчина. – Но вам некуда торопиться. Сюда они придут через час, а выйдя отсюда, вы подпишете себе приговор. – Он оживился: – Видели собаку?

– Да.

– Злобная дрянь! Я таких собак никогда в жизни не видел… Странная порода. Она может учуять вас у двери. Поэтому, если вы переступите через Роберта…

– Так ее зовут Роберт?..

– Почему – ее? Это – он.

– Я имел в виду… Впрочем, неважно. – Гоша сделал два шага вперед и прижался плечом к стене. Таким образом он оказался рядом с мужчиной и над ним. – Как вы здесь оказались?

– В 1607 году я ушел в плавание на поиски пути в Китай и Индию через Арктику. Мимо испанских и португальских владений. Сначала я направился на север вдоль восточных берегов Гренландии, но наткнулся на ледяной барьер. Поэтому повернул на восток вдоль кромки льдов и вышел к островам Ньюланд…

– Вы имеете в виду Шпицберген? – спросил Гоша, уже зная наверняка, что разговаривает с душевнобольным. С душевнобольным, неплохо знающим историю и географию.

– Я имею в виду Ньюланд, мистер. У вас дурацкая привычка перебивать.

– Простите…

Мужчина обиженно прокашлялся и посмотрел в стену перед собой.

– У острова мне удалось пройти до восьмидесятого градуса северной широты. После этого я вернулся в Англию и передал двору сведения о выгоде охоты на китов на Севере. На следующий год я предпринял вторую попытку покорить Арктику. Цель была все та же: найти северный проход в Китай и Индию. Найдя свободную воду, я оказался меж Ньюланд и Новой Землей. Но на моем пути снова встали эти чертовы, чертовы льды! И я снова отступил…

– Вы помните вопрос, который я задал? Я спросил, как вы здесь оказались.

– Вы меня раздражаете, мистер! Для молодого человека с умными глазами вы удивительно нетерпеливы!

– Иногда очень хочется получить ответ поскорее.

– Не торопитесь, поверьте мне, вам здесь некуда торопиться.

Гоша решил быть терпеливым. Чего доброго, идиот поднимет шум, заподозрив в Гоше неблагодарного слушателя. Он кивнул и выставил перед собой ладони в знак того, что просит прощения за моветон.

– В третий раз я вышел в Арктику, уже находясь на службе у Голландской Ост-Индской компании. Я вышел из Амстердама в апреле 1609 года на маленьком судне «Хальф-Моон». Экспедиция оказалась под угрозой… У вас нет табака и трубки? Нет? Как жаль… – мужчина страдальчески поморщился. – Тогда стояли лютые морозы, «Хальф-Моон» сковывали льды… Земля новая, у меня не было карты. Я потерял дорогу, мистер… И тогда в команде, состоящей из девятнадцати человек, начались распри… Вы моряк?

– Нет, но я знаю одного толкового моряка.

– Если выберетесь отсюда, расспросите его, как чувствует себя капитан, потерявший в море дорогу.

– Ну, он не из тех.

– Пусть не зарекается, – зловеще пригрозил мужчина. – Видимо, ваш моряк не отходил от берега дальше двух миль. Иначе он имел бы представление о том, что такое бунт в открытом море…

– Так что было дальше? Я сгораю от нетерпения, – вмешался в бурчание мужчины Гоша, ему не терпелось поскорее убраться из этой комнаты, в которой правило сумасшествие.

Мужчина кашлянул и облизал губы:

– Когда стало ясно, что команда отказывается повиноваться, я предложил два варианта: либо идти к берегам Америки, где имелся пролив, либо искать спасения севернее…

– Да, теперь это называется проливом Дэвиса. Дальше?

– Дальше, – мужчина явно не расслышал последней реплики, – дальше я направил судно к Америке… В начале лета у судна сломалась мачта. Она переломилась пополам и упала в воду. И «Хальф-Моон» потерял скорость…

Гоша потерял терпение:

– Вы позволите мне рассказать, что стало потом?

Мужчина выкатил от изумления глаза. Ему хотелось наказать наглеца, но он не знал как.

Гоша улыбнулся и почесал ухо:

– В конце концов вы добрались до американского побережья. Поставили новую мачту. Выяснили, что море кишит треской. В августе этого же года, не найдя пролива, ведущего в Китай, вы повернули на север. Дальше долго рассказывать, вам самому хорошо известно, что вы вошли в реку и поднялись по ней наверх. Не нашли пролива в Китай и там, после чего команда снова взбунтовалась, приняли решение вернуться в Голландию. Боже мой… Конечно, если бы начали с ответа на вопрос, который я задал, а не с того, с чего начали, ваш ответ меня бы не впечатлил! А так мы знаем, как долог был ваш путь к этой комнате! Мне дальше рассказать или вы продолжите?

– Хочу послушать, что скажете вы, – зловеще и немного удивленно пробормотал мужчина.

– Извольте. Ваше последнее путешествие на поиски водного пути в Китай вы совершили на «Дискавери». Вам уже не доверяли, поэтому капитаном назначили незнакомого вам моряка. Весной 1610 года вы вышли из Лондона. И схитрили, высадив перед выходом в океан того самого моряка, что вам навязали. Среди команды вспыхнуло недовольство, и тогда вы высадили на берег умирать моряка, которого считали главным смутьяном. Но все возвращается на круги своя – и уже на следующее лето моряки посадили в лодку вас, вашего сына, помощника штурмана и шестерых верных вам матросов. И отпустили в свободное плавание без оружия и припасов. Единственный уцелевший офицер – штурман Роберт Байлот – осенью 1611 года привел «Дискавери» обратно в Англию.