Текст книги "Грабеж – дело тонкое"

Автор книги: Вячеслав Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

А Игорь Матвеевич сразу после разговора позвонил Николаеву, председателю Центрального районного суда, и справился, находятся ли на рассмотрении у Кислицына гражданские дела. Получив отрицательный ответ, он стал вспоминать, с кем мог столкнуться Кислицын из тех, с кем он, Лукин, десять – двенадцать лет назад работал в одном из районных судов Уссурийска. Поняв, что это исключено, и зная, что он никогда в жизни не рассматривал дела, подобного тому, о котором говорил Кислицын, Игорь Матвеевич откинулся на спинку кресла.

Прижав продолжающую пищать трубку к щеке, он загадочно улыбался и смотрел на стакан с остывшим чаем.

Через минуту он все понял. Районному судье совершенно безразличны противоречия между гражданским и уголовным законодательством. Кислицын дал ему еще один шанс поквитаться со Струге за упрямство. Какой умный Игорь Пантелеевич! Он подсказал Игорю Матвеевичу, где слабое место Антона Павловича! Продавливая Левенца, он обязательно встретит сопротивление его наставника – Струге. Но это уже другой случай. Это не таран лоб в лоб, который не раз выдерживал Струге, но под которым прогибался доселе непобедимый Лукин! Это тонкая игра, разменной картой в которой будет не кто иной, как желторотый Левенец. Остается лишь узнать, какие дела вызывают проблемы у этого юнца из находящихся у него в производстве.

Ближе к обеду, около часа дня, в кабинет Струге вошел Левенец.

– Антон Павлович, сюрприз наоборот. Решетуха явился.

Антон откинулся на спинку стула и расхохотался:

– Дай угадаю! Он лечил в хорошем пансионате голову и сейчас, побывав в церкви, хочет сделать заявление о том, что пусть бог накажет, пусть бог рассудит. А Андрушевича он просит пощадить и простить. Чего возиться, раз бог накажет? Ты ему сказал, что это невозможно, тогда он заявил, что в процессе он будет ходатайствовать перед судом о назначении Андрушевичу условного наказания. Правильно?

Судя по выражению лица Левенца, так оно и было. Однако у молодого судьи в последнее время было столь много неожиданностей, которые ставили под вопрос его судейскую дееспособность, что он решил исказить истину.

– Собственно, нет. Приходил вместе с Решетухой адвокат. Миша ведь глухой, как пень. Решетуха действительно поправлял здоровье и просит прощения, что не явился в заседание.

– А насчет – «пусть бог накажет, пусть бог рассудит»? – покручивая в пальцах ручку, настоял Антон.

– Было дело. Откуда знаете?! Черт...

Струге махнул на свободный стул:

– Садись. Объясняю... Твоему Мише Решетухе родственники Андрушевича сполна возместили как материальный, так и моральный ущерб под расписку о том, что претензий к Артему Андрушевичу тот больше не имеет. И сейчас твой глухой отрабатывает номер. Слушай, Паша, мне здесь все ясно. Непонятно другое. Я уверен в том, что Андрушевич – подстава. Вполне возможно, что гвардейцы из ГУВД его просто «садят». Если так, то каким образом к ним мог попасть кулон «Неупиваемая чаша»? Получается, они знают, кто на самом деле «отработал» Мишу? Либо вариант номер два. Артем Андрушевич и есть разбойник. Но тогда к нему следует привязывать и все остальные четырнадцать эпизодов. Если менты «подставляют» Артема, тогда они делают это исключительно для того, чтобы «поднять» на нем все четырнадцать «темняков». Однако, как я понял из материалов твоего дела и твоих рассказов, делать это они не собираются. Выходит, у них полностью отсутствует доказательная база. Уверен, они долбили Андрушевича в СИЗО до такого состояния. Но парнишка оказался со стерженьком и не раскололся ни на те четырнадцать эпизодов, ни даже на очевидный факт. Хорошо бы в оперативное дело розыскников посмотреть, правда?

Глядя на удрученного Левенца, Антон обмяк. Слишком много информации для одного молодого парня. Конечно, Павел Максимович все сказанное очень хорошо понимает и даже выстраивает в логическую цепь, однако сейчас он просто не знает, что делать дальше.

– Ладно, – смягчился Струге. – Ты дело на какое число перенес?

– На пятнадцатое мая.

– Я подумаю, чем можно помочь. Паша, я не вижу причин, из-за которых ты можешь так напрягаться. Возможно, ты не понимаешь сценария преступления, но перед тобой дело, выскочить из которого ты не можешь. Нашелся Решетуха? И слава богу. Я ожидал худшего. Того, что тебя начнут дергать из-за заволокиченного, хоть и не по твоей вине, дела. Однако все оказалось проще. Садись пятнадцатого числа в процесс и смело рассматривай дело. Эпизод – один, подсудимый – один. Потерпевший – один. Больше недели рассмотрение не займет. Все!

Они оба знали, что «не все». Андрушевич невиновен, но материалы дела указывают на то, что парню грозит от семи до пятнадцати в колонии строгого режима. Огласив такой приговор, Левенец ни на шаг не отступит от закона. Но сейчас он стоял, смотрел в глаза Струге и молча спрашивал: «А как я потом жить буду?»

– Ты знал, куда шел, судья.

Антон подтянул к себе бумаги, давая понять молодому судье, что занят.

Развернувшись, Левенец вышел.

Едва за ним захлопнулась дверь, Струге оттолкнул от себя кипу бумаг и снял с телефона трубку.

– Вадим? Давай встретимся на нашем месте в половине седьмого?

Глава 10

Их местом было старое кафе, сына хозяина которого Пащенко выручил из беды несколько лет назад. На парня вешали ни много ни мало – убийство замдиректора Терновской птицефабрики. Стрельба произошла в вагоне-ресторане поезда, следующего из Ташкента, и сын хозяина кафе, возвращавшийся из командировки, имел глупость в это время хлебать харчо за соседним столиком. Когда идет криминальный передел, а с места преступления убегает молодой парень, грузин по национальности, то нет вопроса, на кого вешать собак, особенно в том случае, когда истинный убийца оказался гораздо проворнее милиционеров. Дело передали в транспортную прокуратуру, и оно попало на расследование к Пащенко, тогда еще – старшему следователю по особо важным делам. Убийцу все равно не нашли, однако Вадим сумел сохранить жизнь парню. Не складывались в его деле бумажки одна к одной, когда он допрашивал главного подозреваемого и свидетелей, не складывались...

У Пащенко тогда очень сильно испортились отношения с оперативниками из УВДТ, мечтавшими по «свежаку» поднять «сто третью». Однако Вадим Андреевич Пащенко на это плевать хотел. Когда такого рода отношения портятся, то дискомфорт в дальнейшем ощущает не следователь прокуратуры, а милиционеры. Пащенко к ним идти не нужно, а вот они в его кабинете гости частые.

Как бы то ни было, у Струге с прокурором появилась возможность бесплатно обедать раз в неделю и пару раз в месяц сидеть в этом кафе за бокалом пива. Такими посещениями мужчины убыток хозяину не наносили, а тот, когда видел их, входящих, сиял от счастья. Да и как не сиять? Какой идиот, размышляющий над планом построения «крыши», пойдет в заведение, в котором тусуются люди, подобные Пащенко со Струге?

Когда Антон говорил Левенцу, что все очень просто, он знал, что лукавит не только перед ним, но и перед самим собой. Все было очень даже не просто. Со дня на день позвонит беспредельный на вид Яша Шебанин, о социальной принадлежности которого теперь размышлять уже не приходилось, и предложит поднять тост за «их случайное знакомство». Действо, очевидно, будет проходить где-нибудь в зоопарке. Со столика будет удобный вид на клетку с медведем, а над пастью бурого зависнет тот, кто продал Яше черепашку. И в тот момент, когда губы голодного мишки прикоснутся к подошвам ботинок продавца рептилий, наступит момент истины. Он расскажет, где взял черепаху и при каких обстоятельствах. Понятно, что за клетками казуаров, с попугаями на плечах, будет скрываться группа захвата. И вот тогда, когда они выскочат и начнут бить всех, включая медведя, эти обстоятельства и станут «новыми» в деле Андрушевича.

Сомневаться в том, что Яша найдет обидчика, было наивно и смешно. Имея небольшой опыт общения с ним, Антон мог с уверенностью сказать, что при этом Шебанин обязательно известит о находке судью, спасшего ему жизнь. Возможно, с зоопарком Антон преувеличивает, однако Яша позвонит хотя бы потому, что обязан передать сестре Струге столько черепах, сколько та сумеет унести. Долг платежом красен.

– Это ты так рассуждаешь, потому что веришь на слово абсолютно всем, – заявил Пащенко. – Яша был на волне возбуждения. А сейчас, проворачивая в голове ситуацию, он успокоился. Пристрелит того хозяина черепашки, и дело с концом. Ты что, на самом деле поверил, что он тебе станет докладывать о результатах розыска?

– О результатах не станет, – настойчиво проговорил Струге. – Доложит о факте.

Пащенко отодвинул в сторону пустой бокал и полез в карман за портмоне – сегодня они наели и напили больше негласно установленного лимита. Гоги деньги, конечно, не возьмет, однако борзеть тоже не следует...

– Я вот что сделаю, Антон... Завтра попытаюсь выяснить, что там у центральных оперов за оперативное дело на Андрушевича и как на самом деле к ним попал кулон. Да заодно неплохо бы установить, не пересекались ли ранее пути Андрушевича и Решетухи. Возможно, это банальная месть за прошлые обиды. Ты же говорил, что Артемка уже был судим?

– Да, но Решетуха не судим.

– Вот о том я и говорю. Знаешь, так бывает... Делали одно дело, а потом получается, что один судим, а второй – нет. Все бы ничего, у правильных пацанов за это обид не бывает. Однако стоит корешу на воле подзабыть кореша на зоне, как у последнего тут же возникают сомнения в справедливости приговора и правильности пацанской дружбы.

Вадим подвез Антона на своей прокурорской «Волге» до дома и отправился восвояси. Машину прокурор ставил на стоянку рядом со своим домом. Понятно, бесплатно. Машина же служебная...

Поднявшись на этаж, Антон, слушая радостные повизгивания Рольфа за дверью, устало бормотал:

– Сейчас, сейчас, собака... Сейчас пойдем погуляем...

Едва он вошел, не успев даже спрятать в карман ключи, как его остановила на пороге возбужденная Саша:

– Антон, у соседей... Боже, ужас какой! Нашего соседа сегодня ночью едва не убили! Господи, мы спали, а его, оказывается, в это время по голове лупили! Он говорит, что крупную сумму денег похитили.

– Чего?? – не поверил своим ушам Струге.

На его площадке, помимо их с Сашей квартиры, находилось еще две. В одной проживала старушка – божий одуванчик. Она постоянно заготавливала на зиму соленья на целый полк. А потом носила разносолы Саше, приговаривая, что ей одной этого много. А во второй квартире жил сосед, Витя Юшкин, у которого была юная дочь красавица по имени Светка, кот по прозвищу Банан и болезнь от алкоголизма под названием «панкреатит». Глядя на жену, Антон никак не мог взять в толк, откуда у Юшкина могла образоваться крупная сумма денег и почему он не слышал, как ночью соседа лупили по голове.

– Антон, а если завтра к нам придут?! Ты пистолет не сдал?!

– Успокойся. Это же не перепись населения. Иди пса выгуляй, а?..

Рольфу было совершенно безразлично, кто его поведет гулять. Была лишь досада от того, что он весь день ждал этого Струге, а тот не снизошел даже до того, чтобы совместно прогуляться до ближайших кустов. Обидно, блин...

Скинув куртку, Антон немного подумал и вышел на площадку. При любых других обстоятельствах он никогда не пошел бы к соседу, разбирательство подобных случаев входит в компетенцию правоохранительных органов, и не дело судье ходить к потерпевшим соседям и спрашивать, что случилось. Выработанные за годы работы привычки заставляли Антона Павловича сторониться случайных связей и поддержания деловых отношений с кем бы то ни было, кроме как по службе. Поэтому, если бы того же Юшкина кто-то спросил: «Что вы можете сказать о соседе, живущем через стенку?», он бы ответил: «Судья он». «А еще что?» – «Ничего».

Дверь открыл сам Юшкин. Он был похож на комиссара, только что поднявшего полк в атаку и вернувшегося обратно. Голова обвязана, кровь на рукаве... Он был все в той же одежде, потому что сменной не было. Воздух в квартире отдавал легким амбре слежавшихся вещей, забычкованных самокруток из газетных листов и не вынесенного из кухни мусорного ведра. Светки, как теперь становилось понятно, дома не было. Понятно было потому, что дверь в дом всегда открывала она.

Сама Светка, несмотря на свой юный возраст, была известна всей округе как девушка не очень тяжелого поведения. Когда была жива ее мать, девчонка очень плотно занималась плаванием в «Воднике» и в четырнадцать лет выполнила норматив мастера спорта. Однако вскоре мать умерла, отец стал грызть стаканы, и спорт сначала ушел на задний план, а после и вовсе исчез из жизни девчонки. Все свободное время, а по той причине, что после окончания школы она поступила на иняз местного университета, его было немного, она подрабатывала у гостиницы «Альбатрос». Это название «Альбатрос», как и название местного футбольного клуба «Океан», на протяжении двух десятков лет героически сражающегося за выход в первую лигу, для Тернова было экзотическое, так как до океана, как и до альбатросов над ним, можно было добраться лишь поездами дальнего следования, с двумя пересадками на конечных станциях. Быть может, эта экзотика Светку Юшкину и привлекла. Деваха она была статная и брала лишь валютой. После резкого взлета евро долларами стала брезговать, справедливо рассудив, что война в Ираке ничего, кроме падения курса «зеленых», миру не принесет. Светка числилась в журналах всех без исключения оперативников, контролирующих обстановку в сфере правопорядка в гостиничных комплексах, а раньше состояла на учете в инспекции по делам несовершеннолетних по месту жительства. Оторва «разводила» интуристов в «Альбатросе» не хуже, чем «колпашники» обставляли на улицах Тернова пенсионеров. В институте же она держалась только потому, что никому в милиции не могло прийти в голову, что Света Юшкина учит немецкий и французский. Не знал об этом и отец. Но, в отличие от ментов, он довольствовался объяснениями дочери о том, что та работает нянечкой в больнице.

Когда пять лет назад клиенты-мужики спрашивали ее о возрасте, она кокетливо смеялась и отвечала, что женщине столько лет, на сколько она выглядит. Некоторые ей верили и потом имели крупные неприятности, вступив с законом в противоречия, ибо чертовке тогда едва исполнилось пятнадцать. Как раз тот случай, когда желание женщины – закон, а желание мужчины – срок. Папе по имени Витя на времяпровождение дочери было наплевать с высокой колокольни. Чем бы она ни занималась и где бы ни пропадала, в доме всегда было что пожрать. Ежемесячно Светка ходила платить за квартиру, закупала в магазине продукты и хвасталась в универе дорогими обновами, говоря, что это ей купил папа.

Струге эту ситуацию знал очень хорошо, однако старался делать вид, что ничего не происходит. Сейчас, войдя в квартиру соседа-алкаша в первый раз, он быстро оценил обстановку. Одна из комнат была заперта на ключ и принадлежала, очевидно, Светке. Вторая комната была, как и душа Вити, нараспашку. Прожженный в нескольких местах диван, пепельница, полная коротких окурков, и арсенал пустых бутылок, напоминающий боезапас артиллерии перед последним штурмом Берлина. Антон быстро ориентировался в чужих квартирах и всегда делал правильные выводы из увиденного. Он всегда был твердо уверен в том, что если в квартире из мебели находится один лишь журнальный столик, то хозяин этой квартиры не журналист, а алкоголик.

От самого Вити пахло переживаниями стоимостью пятьдесят два рубля восемьдесят копеек. Уловив концентрацию аромата, Антон помножил цифру на два. Очевидно, после похищения основной суммы у Вити кое-что оставалось в карманах, выворачивать которые преступники побрезговали.

– Рассказывай...

– А че рассказывать? Нечего рассказывать. – Витя залез рукой в давно не стриженную шевелюру под бинт и сделал несколько чесательных движений. Алкогольный стаж Юшкина давно перевалил за десяток лет, поэтому две по пятьдесят два – восемьдесят его уже давно не «забирали». Но Антон знал – еще полчаса, и он, даже забыв запереть дверь, доберет свое и рухнет где-нибудь между кухней и ванной. В таком положении он будет лежать до тех пор, пока с «работы» не вернется Светка и не наведет в квартире порядок.

– Да, конечно. О чем это я? – Антон Павлович покривился. – Все как обычно. Чего изо дня в день одно и то же пересказывать... Как дело было, ущербный?

Витя присел на стул и стал из десяти окурков «Примы» мастерить одну добротную самокрутку. Не выдержав такого зрелища, Струге высыпал перед ним полпачки «Кэмел».

– А че – «как дело было»? Сижу дома. Светка на работе. Она у меня в ночную нянечкой в больнице подрабатывает...

– Ага. Дальше.

– Вдруг – звонок зазвенел!

– Ты решил, что Светке дали отгул, и пошел открывать дверь, да? – Судья понял, что Юшкина нужно подгонять, иначе разговор затянется.

– Зачем дверь-то открывать? – удивился Витя, вперив в Струге мутные, как утренний туман, голубые глаза. – Звонок-то на телефоне зазвенел.

– Дальше.

– Фраер какой-то звонит и говорит – «позови Федю». Я его отхаял и трубку положил. Через пять минут опять звонок. Позови, говорит, Федю. Я его опять по матери... Через полчаса...

– Я понял. – Антон посмотрел на часы – скоро должна вернуться с прогулки Саша. – Было несколько звонков. Дальше.

– А потом этот же хрен звонит уже через часа два и говорит: «Это Федя. Если кто будет меня искать, скажи, что я скоро приду к тебе». Я, короче, ни фига, блин, не понял, положил трубку и лег спать. Часа в три ночи – звонок!

Струге резко выдохнул:

– Так, ты снял трубку. Дальше!

– Зачем трубку? – Юшкин опять подарил Антону Павловичу свой чарующий взгляд. – В дверь позвонили.

Дальнейшее развитие событий Антону можно было не пересказывать. Он лишь констатировал факт того, что этот сюжет уже набил оскомину многим. Юшкин открыл дверь и, не успев толком рассмотреть гостя, получил струю газа в нос и мощный удар кастетом в височную область. Дальше он ничего не помнит. Светки еще не было, поэтому он сам дополз до телефона, вызвал милицию и «Скорую». От госпитализации отказался, но с милиционерами был сговорчивей. Дело не в любви к правоохранительным органам, а в ненависти к похитителям двухсот тысяч рублей. Тех двухсот тысяч, что лежали в прикроватной тумбочке Витиной комнаты.

Глядя на пропитавшуюся кровью и уже успевшую застыть повязку, Антон в очередной раз убедился в том, что в определенных случаях алкоголизм спасает жизнь. Если бы Юшкин был в эту ночь трезв, его твердолобость вряд ли выдержала удар такой силы. Даже при наличии повязки для Струге было совершенно очевидно, что под ней скрывается шрам от страшного по силе удара и огромная гематома.

– Я могу узнать, откуда у тебя двести тысяч рублей? – осторожно поинтересовался Антон Павлович.

– Мы же хату продали... – горестно, вспомнив о постигшей беде, пробормотал Юшкин. – Завтра должны были выезжать. «Двушку» на однокомнатную и доплату... Я деньги забирал, а Светке – квартиру. Однокомнатную...

Теперь с Юшкиным разговаривать уже бесполезно. Кажется, он вспомнил, что его «обнесли». Струге быстро выяснил новый адрес однокомнатной, которую скоро осчастливят своим прибытием новоселы, и поинтересовался, как выглядел тот, кому Витя открыл дверь.

– Антон Павлович, ты что, шутишь? – плаксиво выдавил сосед. – Я дверь открываю, а мне – бац! И я в дамках... Светка придет, наверное, теперь на мне вторую рану зашивать придется.

На первом этаже послышалось свистящее дыхание Рольфа и его короткое повизгивание.

– Ладно. – Струге распахнул записную книжку и еще раз перепроверил записанный адрес. Он специально выдержал паузу, чтобы его переспросить. Однако цифры не расходились. Юшкин был пьян еще не до безумия. – Ты кому говорил, что деньги получил?

– Да кому я мог говорить?! Вчера в обед мне их передали! После этого я через порог не переступал!

– А когда за водочкой выходил?.. Ни с кем не перебрасывался словечком?

– Дык ить водочки-то ящик я еще с задатка прикупил.

– Ты, Витя, если не остановишься, то очень скоро пропьешь последние капли ума. Кстати, уважаемый, тебе не кажется, что приплата в двести тысяч при подобном размене – весьма щедрое предложение?

Юшкин пожал плечами, словно говоря о том, что если бы предложение было не так заманчиво, то не было бы и сделки.

Успев вперед Саши и Рольфа, Антон быстро вошел в свою квартиру.

Минувший день снова не принес никаких результатов. Яша собрал в зал огромного дома троих, наиболее приближенных людей и устроил короткое совещание. В трудную минуту Яша всегда давал право высказать точку зрения всем присутствующим. Тема была одна. На минувшей неделе какой-то бык продал Якову черепаху каймановой породы, не проконсультировав по вопросам собственной безопасности при общении с данным видом животного. Теракт тут, безусловно, не усматривается, однако налицо подлость и халатность. Названного уже хватает для того, чтобы ответить по всей строгости. Рука, подлеченная Моисеевичем, личным «лепилой», уже не побаливает, однако это не основание для прощения.

– Цинизм, блин, из лохов нужно выколачивать палкой, – сказал в заключение вступительного слова Яша. – Чисто за свинство казнить нужно, чисто за свинство. Любыми способами.

Насчет «свинства» никто не спорил. Спор с Яшей может окончиться, не начавшись. Однако один из приближенных, Тушкан, от имени всего коллектива выразил сомнения относительно способов, которые именуются «любыми».

– У лоха наверняка есть квартира, – сказал он. – Этого достаточно, чтобы возместить затраты, причиненные приобретением зеленки и бинтов. В крайнем случае, его можно маленько полохматить. Но, Яша, «любыми»... Это опасно.

Если с Шебаниным не спорить, а убеждать, то некоторых результатов можно добиться уже через короткий отрезок времени. Лучшим подтверждением тому была Мариша, которая покупала зимой шубы два раза в месяц. Обволакивая Шебанина логичными доводами, братве удалось убедить его не применять превентивных ударов. От этого могут пострадать люди, не имеющие к делу совершенно никакого отношения. И потом, такие демонические выпады в сторону всего человечества вряд ли одобрят ближайшие союзники. Алик Бабаев, например. Братва уверяла Яшу, что месть таким образом – не лучший способ сохранить лицо и свободу. Припомнили и Ленина. Мол, так мстить, как он мстил за брата, не мстил еще никто. А чем все это закончилось?

Выглядеть беспредельщиком в глазах братвы Яше не хотелось. Не хотелось и оставлять дело на самотек. Резонно помолчав и бросив: «Кажется, вы правы», Шебанин затаил внутри себя план мести. Сейчас успокоенная братва, поняв, что шеф размяк, быстро найдет его обидчика. А тогда... Тогда никто не осудит. А потом он исправится, обязательно исправится. И все объяснит. «Лишь дайте срок, но не давайте «срок». Эту песню он слышал на этапе в Горный. Интересный человек Высоцкий! Ни разу не сидел, а все понимает. Не то что эти ухари. Сидят напротив и верят в то, что Яша просто так может простить обиду. Но обиды, как и долги, Шебанин никогда не забывал...