Текст книги "Пожарная команда номер раз"

Автор книги: Вячеслав Запольских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава пятая. Воспоминания о Спартаке

Вообще-то мэр собирался срочно отбыть в служебную командировку в испанский курортный город Торремолинос. Но международный визит пришлось временно отложить, чтобы обезвредить корреспондента-касатика.

А тут еще одна головная боль.

Продавщица Светлана, вывесив на «Скарамангии» объявление «Прием товара», ворвалась в кабинет мэра с криком:

– Что делается! Пожарники всю торговлю перебивают!

Мэр чуть не подскочил в своем кресле.

– Ты давай потише, во всю глотку не ори, – сказал он. Вообще-то «Скарамангий» принадлежал мэру. Только об этом никто не знал, кроме самого мэра и Светланы, а несдержанность продавщицы могла привести к нежелательным разоблачениям. – Во-первых, не пожарники, а пожарные. Пожарники – это такие клопы…

– Конкуренты они, а не клопы, – не захотела услышать Светлана. – Открыли магазин «Занзибар» и вовсю торгуют пряниками и леденцовыми петушками. Да еще обещают завалить Москву лимонами, бананами и кокосовыми орехами. Надо с ними что-то делать.

– Надо сперва подумать, – значительным тоном сообщил ей мэр.

– Чего тут думать! – ушные гирьки продавщицы яростно закачались. – Поджечь, да и все тут!

Мэр не удержался и захохотал:

– Ты кого поджечь собираешься? Пожарных?

– Ну, тогда думай, думай, – обиделась продавщица. – Сидишь тут, думаешь, а другие дело делают. Черное дело и коварное.

– А думаю я, – ласково сообщил ей мэр, – что ты сама конкурентов накликала. Я тебе сколько раз говорил: не подкручивай весы! Так нет, хочется хоть маленечко, да обжулить наш замечательный народ. Лишнюю сотню себе в карман положить. Причем мимо моего кармана, а?

Впрочем, мэр осознал всю опасность ситуации и решил лично отправиться на разведку.

«Занзибар», – прочел он вывеску нового магазина, и толкнул дверь. За прилавком стоял бывший продюсер Евфимии Ум-Лампам Виронги и чистил оранжерейный апельсин.

– Торгуешь? – дружелюбно поинтересовался мэр.

– Нелегально! – осветил его белозубой негритянской улыбкой Нджимба. – Хозяйкой числится бабка Афинаида. А я подпольно присутствую на рынке труда.

– Ну-ну, – промолвил мэр. Цепляться за нарушение трудового законодательства он не мог. Ведь Чиумбе так же нелегально чинил для мэра лодочный мотор. И мотоцикл его сломавшийся ремонтировал. И все об этом знали.

– Холодильник у меня что-то фырчит, – сказал он, уходя. – И много электричества жрет. Заглянул бы, посмотрел, в чем там дело. Нелегально, так сказать.

– Непременно зайду, – согласился Нджимба. – Кстати, не желаете ли наших леденцовых петушков? Сейчас заверну дюжину. Бесплатно, в рекламных целях.

Получив пакет с петушками, градоначальник отправился к бабке Афинаиде. Похвалив ее квасок и оладьи с брусникой, перешел к делам.

– А не создать ли нам консорциум? – задал он вопрос.

– Куда? – посмотрела на него туманным взором Афинаида. Мэр понял, что она его не поняла. Совсем.

– Ну, холдинг, – попытался он высказать свою мысль еще раз, но другими словами. – Объединить, так сказать, ресурсы и активы.

– Ты чего, батюшка, – захихикала бабка. – Ты знаешь, сколько мне лет? Я, почитай, еще Пугачева его величество бунтовщика помню. Сама его царские знаки видала. Я еще молодушкой была, когда к нам Пушкин приезжал, в нашей избе у Емельяна Ивановича интервью брал для «Капитанской дочки». Ох, стара я, стара… А он меня замуж зовет!

– Да не замуж, – поморщился мэр. – Совместное предприятие предлагаю создать. Продай мне половину своего «Занзибара».

– Не продам, – кротко ответила бабка и убрала квас и оладушки.

– Так, – ледяным тоном подвел мэр итог деловой части разговора. – А восстание Спартака ты, случайно, не помнишь?

– Сама-то не припоминаю, – призналась Афинаида. – А бабушка моя вроде рассказывала, как во фряжском городе Капуе восстали гладиаторы и разгромили три римских легиона. Давно это было.

– А чем восстание закончилось, не сообщила?

– Известно, чем в старые времена восстания-то заканчивались. Но бабушка говорила: имя героев теперь живет в веках.

Мэр скрипнул зубами и хлопнул дверью.

В это самое время пожарная команда номер раз в полном составе пришла к Марку Анатольевичу, чтобы спросить, не надо ли в детском Доме культуры прочитать для подрастающего поколения профилактическую лекцию о пожарной безопасности. Братья застали директора в унынии.

– Лекция, конечно, не повредит, – согласился он. – Только вот, боюсь, скоро закроют наш Дом культуры.

– Чего это вдруг? Кому в Москве культура помешала? – удивились близнецы.

– Мэр собирается нас оптимизировать, – признался Марк Анатольевич.

– Он объяснил, за что?

– Сказал, много денег тратим на пробирки для юных химиков.

– А еще что-нибудь сказал?

Директор наморщил лоб и вспомнил:

– Еще попенял на расходы для живого уголка. Мне показалось, именно живой уголок его почему-то особенно рассердил.

– Странно, – решили шестеро братьев.

Тут в кабинет Марка Анатольевича вошел семиклассник Валентин. Подмышкой он держал два книги, а в руке кулек с какими-то черепками. Оказалось, Валентин нашел скорлупу необычно крупного яйца. В детском Доме культуры стараниями директора была собрана хорошая библиотека, имелся в ней и «Мировой определитель птичьей скорлупы», правда, на португальском языке. Но обнаружился в библиотеке и португальско-русский словарь. И вот теперь Валентин сообщил, что скорлупа оказалась пингвиньей. И можно выяснить, где приблизительно Беллинсгаузен вылупился из яйца.

– А где ты скорлупу нашел? – спросил Марк Анатольевич.

– Недалеко от мэрии, – ответил семиклассник и выложил на директорский стол из кулька несколько белых шершавых осколков.

Глава шестая. Клад Пугачева

Купив на всякий случай в своем «Скарамангии» амбарный замок, мэр отправился в детский Дом культуры. Когда он переходил через центральную площадь…

Стоп. Тут надо сделать уточнение. Центральная площадь только официально называлась площадью, а на самом деле была центральной городской лужей. Лужа эта, имевшая неровно круглый вид, разлилась в Москве в незапамятные времена. Может быть, даже сам город возник и разросся вокруг своей лужи. На одном берегу ее стояла каланча, напротив нее – Дом культуры, слева – мэрия, справа – «Скарамангий», рядом с которым недавно возник и «Занзибар». А в центре – лужа. Вот так. Возвращаемся к изложению событий.

Когда мэр пересекал центральную лужу, на каланче зазвонили колокола курантов, и начался кукольный противопожарный спектакль. А потом с неба полетели какие-то белые хлопья. Некоторые планировали в лужу, но большая часть попадала в руки детей, которые с визгом бежали за необычными атмосферными осадками, хватали их прямо на лету и запихивали в рот. Мэр двумя пальцами снял со своего плеча белый комочек и осторожно попробовал на вкус. «Кондитерские изделия прямо с неба сыплются, – определил он. – Скоро воздушная кукуруза повалит. Или пирожки с мясом-рисом полетят. Так и разориться недолго».

Марк Анатольевич, еще недавно унылый, встретил мэра счастливой улыбкой. Это мэру не понравилось.

– Ну, как будем оптимизировать ваш пингвинятник? – постарался он с порога огорчить директора. – С чего начнем?

– Ничего оптимизировать не надо, – поделился радостью директор Дома культуры. – Теперь мы называемся не «Городской детский Дом культуры», а «Московский филиал областного клуба юных пожарных». Нас приняло на баланс областное пожарное управление. С сохранением штата, финансирования и действующего расписания работы кружков.

Мэр сначала расстроился, потому что зря поторопился купить замок, на который хотел закрыть Дом культуры. Но потом успокоил себя мыслью, что в наше время хорошему хозяину лишний амбарный замок всегда пригодится.

– И отлично, – сказал он. – Теперь ничего не подела… То есть, я хотел сказать, что ваше внешкольное учреждение и в дальнейшем сможет получать от города всемерную поддержку. Моральную.

– Рад это слышать, – расцвет в улыбке Марк Анатольевич. – Тем более, что мы решили оборудовать здесь кинозал. Приглашаем всех московских жителей, особенно ветеранов, на просмотры отечественных фильмов. Билеты по пониженным ценам. Перед каждым сеансом – свежий выпуск киножурнала «Пожарные известия».

– И отлично, – повторил мэр, потому что не нашелся, что сказать. Тяжелый замок оттягивал ему карман пиджака. Выйдя из Дома культуры, он размахнулся и швырнул новенький замок в лужу.

С каланчи это увидели близнецы, Нджимба Чиумбе, семиклассник Валентин и бабка Афинаида. Вскоре к ним присоединился тяжело дышащий Марк Анатольевич.

– Ступени крутые, – пожаловался он. – Подниматься высоко. Вы бы, товарищи огнеборцы, лифт установили, что ли.

– Для нас по ступенькам пробежаться – лишняя физкультминутка, – объяснили близнецы. – Впрочем, для желающих взглянуть на город с самой высокой точки можно и лифт сконструировать. Смотровую площадку оборудовать. И даже летнее кафе тут, на верхотуре, открыть.

– Что-то вы, дяденьки пожарные, совсем от земли оторваться решили, – сказал разумный семиклассник Валентин. – Хорошо бы сперва в Москве порядок навести. Взгляните-ка вниз. Что видите?

– Центральную лужу, – доложили братья. – Она же площадь имени Кукувякина. Кстати, кто такой Кукувякин?

– Этого никто не знает, – вздохнул Марк Анатольевич. – Даже бабка Афинаида не помнит.

– Почему? Помню, – обиделась бабка. – Кажется, так звали директора городской столовой. К семидесятилетнему юбилею героя его имя присвоили площади, то есть луже. Давно это было.

Со стороны Килиманджаро дунул ветер, и по центральной луже прошла невысокая волна.

– Все-таки красиво тут у вас, – задумчиво произнес Нджимба, нависнув над парапетом. – К этой красоте еще бы руки приложить.

Местные жители и сами были трудолюбивы, но работоспособность негра их поражала. «Да бросьте, – обычно отмахивался он от похвал, – вот музыкальным продюсером работать, это настоящая каторга. Кстати, вам огород прополоть не надо?». Именно Нджимба Чиумбе предложил написать в местную газету объявление и пригласить народ на коллективное благоустройство центра города. Оказалось, он даже нарисовал эскиз, где изобразил, каким, по его мнению, должен выглядеть центр Москвы. Взглянув на художественные фантазии негра, участники совещания на каланче были восхищены. Видимо, продюсерская каторга развила у негра выдающиеся художественные способности.

Совещание на каланче закончилось, и семиклассник Валентин побежал в редакцию с текстом объявления. Правда, редактор-поэт все же переделал первоначальный прозаический текст, и в «Московском набате» объявление вышло в следующем виде:

 
«Бери лопату, ведро хватай,
И на субботник ты выбегай!
В порыве общем Москву осушим!
Доколе можно скакать по лужам?».
 

Мы вам не сказку рассказываем, поэтому не станем утверждать, будто за один день москвичи совершили чудо и преобразили свой город. Однако почти все горожане, кроме младенцев и лентяев, явились в субботу на трудовой праздник со своими лопатами, ломами, электронасосами, мотоблоками и надувными пляжными матрацами (поскольку для иных плавсредств лужа была слишком мелководна).

Перед началом субботника Нджимба Чиумбе сказал речь. Будто бы в африканской деревне, где будущий музыкальный продюсер родился и вырос, он своими собственными глазами видел, как однажды труд превратил шимпанзе в человека. Вышла из леса обезьяна, помогла ему натянуть соскочившую велосипедную цепь на заднее колесо, после чего спросила адрес начальной школы и удалилась в указанном направлении. Зато один из членов его племени от безделья деградировал в бабуина и теперь лазает по баобабам возле гостиниц и выпрашивает у туристов чизбургеры.

После такого воодушевляющего выступления никто не захотел превращаться в африканский туристический аттракцион, и трудовой процесс закипел, как аппетитный флотский борщ.

Центральную лужу вовсе не стали осушать, как некоторые предполагали. Наоборот, ее углубили, почистили, берега облицевали селенитовой плиткой. В центре бывшей лужи установили постамент для памятника. Сам памятник решили заказать какому-нибудь знаменитому скульптору (корреспондент «Труда», принявший активное участие в общественных работах, обещал подыскать в столице подходящую знаменитость). Разумеется, не скульптуру малоизвестного Кукувякина планировали москвичи поставить на заранее подготовленный пьедестал, а бронзовую фигуру адмирала Ф. Ф. Ушакова. И площадь… То есть лужу… То есть центральную лагуну Москвы переименовали в честь великого флотоводца.

«Горшок» производил в большом количестве дренажные трубы, но их почему-то продавали за границу, а именно в Бразилию. Там в окрестностях города-побратима Манауса собирались осушать болотистые джунгли бассейна Амазонки. Конечно, оказать помощь братской Бразилии было необходимо. Но ведь и из собственных подвалов неплохо когда-нибудь воду отвести. В общем, тружеников «Горшка» освободили от общественных работ, поручив им выпустить как можно больше сверхплановых дренажных труб. Это была нелегкая задача, но московским трубоделам пришел на помощь корреспондент «Труда». Он вспомнил, как в редакционный отдел писем пришло сообщение от одного изобретателя, разработавшего непрерывный способ формовки и обжига керамических труб. Касатик по памяти даже воспроизвел чертеж, которым изобретатель сопроводил свое письмо. Производительность труда на «Горшке» выросла в десять раз. Если кто нормально математику в школе учит, тот сразу подсчитает: это означает – на тысячу процентов!

После того, как городские низинки, лога и овражки осушили, в городе появилась возможность высадить огромное количество деревьев. Некоторые улицы в связи с этим даже пришлось переименовать. Появились Рябиновый бульвар, Сиреневый проспект, а также переулки Черемуховый, Жасминовый, Барбарисовый и Облепиховый. Вокруг озера имени Ушакова высадили Яблоневый парк. Воды, впрочем, в Москве меньше не стало. Даже могло показаться, что сделалось больше – за счет фонтанов, искусственных каскадов и прудов. Речку Безымянку соединили с Анонимкой каналом имени полковника Портупеева, а Анонимку и Непоняткой – Виронговой канавкой (такое имя протоке присвоили по настоянию Нджимбы Чиумбе). Не город, а сплошные набережные, облицованные селенитовыми плитами, украшенные чугунными решетками с изображениями морских чудовищ.

– Венеция отдыхает – подвел итог немало поездивший по свету и многое повидавший Нджимба Чиумбе.

Когда рыли очередной канал, лопата семиклассника Валентина вдруг провалилась в пустоту. Школьник стал на колени и засунул руку в земную прореху, куда медленно, завиваясь косичкой, сыпались галька и песчинки.

– Ящики какие-то! – закричал Валентин, засовывая руку по самое плечо.

– Клад! – воскликнула бабка Афинаида.

Глава седьмая. Гранитное молчание сфинксов

Ящики были очень большие и тяжелые. Из дубовых досок, да еще окованные железом. Пришлось подогнать автокран. Пока в открывшиеся недра спускали крюк на тросе, бабка Афинаида всем собравшимся вокруг ямы рассказала старинную легенду.

В этих местах больше двухсот лет назад жил пребогатый помещик. Однако он вовсе не являлся крепостником-самодуром, напротив, не был чужд учености и увлекался египтологией. Даже посетил инкогнито страну пирамид. Там он тайно приобрел двух древних сфинксов и, соблюдая полную секретность, вывез их в Россию, чтобы в одиночестве любоваться этими произведениями античного искусства.

Когда в имение к вельможе-египтологу нагрянули пугачевцы, то ни драгоценных металлов, ни ювелирных изделий они не нашли. Только превеликое множество научных приборов и произведений искусства. Все свое немаленькое состояние помещик потратил на покупку культурных ценностей. Да еще в парке рядом с мраморными Афродитами и бронзовыми Аполлонами казаки обнаружили двух гранитных чудовищ.

Пленный вельможа заявил Пугачеву, что эти древние изваяния не простые, а священные. В древнем Египте они определяли, кто настоящий фараон, а кто самозванец. Для этого кандидату на трон нужно было встать между сфинксами, положив руки на их загривки, и громогласно возгласить египетским языком: «Усеркаф Птах амлау?». Если процедуре опознания подвергался настоящий Аменхотеп или какой-нибудь Рамзес, первый сфинкс открывал каменную пасть и говорил: «Амлау Птах усеркаф!». Если же перед ними оказывался самозванец, второй сфинкс просто-напросто молча откусывал ему голову.

Казки и восставшие крестьяне с интересом поглядывали на своего предводителя. Ведь именно египетские статуи могла убедительно подтвердить, что Пугачев – не кто иной, как законный государь Петр III. Но Пугачев почему-то подвергаться проверке не захотел. И приказал зарыть опасных сфинксов поглубже в московскую землю.

Старинная легенда воодушевила москвичей. Чтобы взглянуть на загадочные статуи, уже начали сбивать с огромных ящиков железные скрепы, уже и доски затрещали.

– А ведь это непорядок, роднулечки мои! – вдруг услышали москвичи знакомый, хотя уже основательно позабытый голос. – Клад является государственным достоянием. И поступить с ценной находкой надо по государственному.

– Это как? – поинтересовался Марк Анатольевич.

– Сдать на временное хранение в мэрию, – пояснил мэр. – После чего вызвать спецотряд вооруженной охраны и делегацию Академии Наук.

Тут москвичи зашумели, что, мол, сфинксов увезут в Эрмитаж или в Государственный Исторический музей. Кто-то высказал предположение, что до Эрмитажа изваяния не доберутся, их кое-кто очень даже запросто сворует, несмотря на вооруженных академиков. А семиклассник Валентин ехидно предложил мэру возложить руку на загривок египетского чудища.

– У нас тут не античное самодержавие, – возразил мэр, и в его густом, прежде всегда уверенном баритоне задребезжала трусоватая трещинка. – Раз вы меня выбрали, то голову откусывать не имеете права.

И он покосился на каменные лица египетских изваяний. А сфинксы, как показалось некоторым, и мэру в том числе, в свою очередь тоже взглянули на градоначальника. Причем неодобрительно и даже как-то хищно. Обстановка сделалась окончательно нервной, когда гнетущую тишину внезапно пронзили визг и клекот. Многие решили, что это сфинксы подают свой грозный голос. На самом деле верещал бултыхавшийся в ближайшей канавке пингвин Беллинсгаузен, который заскучал без всеобщего внимания и решил напомнить о себе.

Чтобы полярная водоплавающая птица угомонилась, нужно было предложить ей закусить. Но срочное закидывание удочек в Виронгову канавку не гарантировало немедленного улова, поэтому несколько человек побежали в «Занзибар», чтобы купить мороженой мойвы, а остальные принялись ласково уговаривать Беллинсгаузена потерпеть минутку-другую. Под шумок мэр выбрался из толпы москвичей, и его исчезновения никто не заметил.

Пингвина накормили, почесали под клювиком, а когда он успокоился, и установилась тишина, горожане разработали план действий по спасению сфинксов от подозрительно повышенного интереса, проявленного мэром. Решили связаться с директором Эрмитажа Михаилом Пиотровским и, не открывая сути дела, выяснить, действительно ли все без исключения ценные исторические находки в обязательном порядке увозят из провинции в музеи столицы или Петербурга.

Звонить в Эрмитаж поручили семикласснику Геннадию, потому что тот был полиглотом, то есть посвящал свой досуг изучению иностранных языков. Михаил Пиотровский, как известно, по образованию востоковед, и при звуках арабской речи должен был проникнуться симпатией к собеседнику.

Прихватив русско-арабский разговорник, Геннадий направился в кабинет Марка Анатольевича, где имелся телефонный аппарат спутниковой связи.

Надо отметить, что у семиклассника только-только начал ломаться голос. Это такое возрастное изменение в устройстве горла, когда подросток половину фразы гудит оперным басом, а вторую половину может неожиданно прочирикать тоненько и пискляво. Со справочной телефонной службой Геннадий разговаривал по-русски и басом. Узнав номер телефона директора Эрмитажа, он на всякий случай прокашлялся, и, напевая для тренировки: «О скалы грозные дробятся с ревом волны!», стал подрагивающим пальцем нажимать на кнопочки.

– Пиотровский слушает! – раздалось в трубке.

– Михал Борисыч, из Москвы вас беспокоят! – Геннадию удалось начать разговор рокочущим тоном варяжского гостя из оперы Римского-Корсакова «Садко». Но тут голос его сорвался, и семиклассник пропищал тенорком, каким в опере выпевают: «Не счесть алмазов в каменных пещерах!»:

– Геннадий из седьмого «вэ» звонит вам!

Эрмитажный директор хорошо расслышал басовитую часть телефонного разговора, а последующее чириканье и дребезжанье, очевидно, принял за помехи в телефонной связи.

– Да-да, говорите, – судя по всему, он прикрыл трубку ладонью, чтобы шикнуть на кого-то из коллег: «Тихо, Москва на связи!».

Тут Геннадий сумел совладать со своим ломающимся голосом, быстро пролистнул на всякий случай разговорник, и на языке арабского гостя, но с былинной варяжской солидностью поинтересовался у Пиотровского:

– Звоню по поручению местных самодеятельных археологов. Хотели бы получить научную консультацию: как полагается поступать с кладами, имеющими большую культурно-историческую ценность?

Директор-востоковед некоторое время молчал и, по всей вероятности, растерянно теребил свое знаменитое кашне. Ведь по телевизору Пиотровского всегда показывают с элегантным кашне, разложенным по воротнику и плечам черного смокинга. Наверно, даже во время экспедиций в глубину аравийских пустынь Михаил Борисович своего кашне не снимал. Наконец, он решился уточнить по-арабски:

– Так это не из Кремля звонят? – и, спохватившись, перешел на русский. – Тогда, должно быть, из Каира?

– Из райцентра Москва, который на берегу Нила. То есть Невы, – тоже по-русски ответил Геннадий. И, не выдержав, проговорился. – Мы тут сфинксов древнеегипетских нашли. Говорящих! Канаву рыли, а там ящики. Не хочется никому отдавать. Вот бы их у себя оставить, для городской красоты. А?

Высказывание получилось длинным и путаным, и Геннадия, конечно же, выдал ломающийся голос. Однако член-корреспондент Академии Наук не стал кричать: «Мальчик, прекрати баловаться!» и грозить милицией. Вместо этого он изумленно спросил:

– Усеркаф Птах амлау?

Оказалось, Пиотровский хорошо знал историю двух сфинксов, принадлежавших в восемнадцатом веке вельможе-египтологу. Правда, в науке считалось, что изваяния эти безвозвратно утеряны во время пугачевского бунта. А они нашлись. Директор Эрмитажа явно обрадовался. Но, как показалось Геннадию, еще и немного испугался.

– Надо бы, конечно, к вам приехать… – в трубке слышалось шуршание шелка, Пиотровский нервно теребил свое элегантное кашне. – Кстати, охрану вокруг сфинксов выставили? Хорошо бы с тяжелым вооружением.

– У нас охотников не имеется, только рыболовы, – объяснил Геннадий. – Хотя пару берданок отыскать можно. С бекасиной дробью.

Берданки Пиотровского не успокоили.

– Конечно, не всегда нужно доверять древним сказкам, – замялся эрмитажный директор. – Но репутация у ваших сфинксов такая… Этакая неоднозначная… В общем, следует соблюдать максимальную осторожность.

И он поинтересовался, не расквартирована ли поблизости от райцентра Москва какая-нибудь артиллерийская часть.

В кабинете мэра тоже имелся спутниковый телефон.

– Алло! Это Лондон? – кричал мэр в трубку. – Срочно соедините меня с аукционом «Сотби»!

– We don`t understand you, – отвечал Лондон.

– «Сотби»!!! – чем громче кричишь, полагал мэр, тем иностранцам понятнее. – Где у вас произведениями искусства торгуют. Дело на миллион! Шнель, шнель, цурюк!