Текст книги "На исходе ночи"

Автор книги: Вячеслав Рыбаков

Соавторы: Константин Лопушанский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Голос его неожиданно дрогнул. Чопорная торжественность исчезла, словно осыпалась вместе с пудрой, покрывавшей его гладко выбритые щеки, и обнажилось вдруг безмерно усталое морщинистое лицо.

– И я хочу сказать вам, – повторил он совсем тихо, – я люблю вас. Для каждого – свой скачок сознания. Возможно, это мой… Сейчас я уйду в свою комнату и для меня все кончится… В конце концов, мы взрослые люди, и смерть не так уж страшна, когда погибло все…

Молодой Хюммель неожиданно поднял голову, намереваясь что-то сказать.

– Только не надо! Прошу тебя, – тихо сказал отец, опуская руку на его плечо. Помолчал, потом добавил негромко: – Надеюсь, вы поймете меня и не осудите…

Он поднял свой бокал, медленно выпил его до дна, неторопливо поставил на стол. Торжественно и спокойно вошел в свою комнату и закрыл дверь. В тишине отчетливо щелкнул замок.

Тишина и неподвижность. Скрипят педали под столом, колеблется неровный свет ламп.

Выстрел звучит резко, но негромко, заглушённый толстой бронированной дверью.

– Я боюсь показаться бестактным, – торопливо заметил Тешер, – но уже четверть второго! Пора идти…

– Да-да, конечно… – Сын встает, подходит к своему чемодану.

Все поочередно прощаются с Ларсеном, совершая церемонию рукопожатий, сопровождая ее сдержанным кивком головы.

Педали под столом замедляют движение и останавливаются. Свет начинает меркнуть.

– Прощайте… Счастливого пути… – звучит уже в полной темноте.

Сквозь стекло иллюминатора видна топка. Раскачиваются языки пламени. Ларсен лежит на скамье, прикрывшись какой-то старой одеждой, вероятно, из запасов виолончелиста. Смотрит на вздрагивающее за стеклом пламя. Доносится негромкая музыка. Виолончелист сидит на своей скамье среди груды тряпок, склонившись над виолончелью. Его небритое лицо нервно сосредоточенно, рот полуоткрыт. Кажется, что он не играет, а произносит свой тихий музыкальный монолог. Ларсен слушает музыку, думая о чем-то своем, затем устало прикрывает глаза…

…Цветущий сад, пронизанный зеленым светом листвы. Легкий летний ветер колышет концы закладок, страницы раскрытой книги, лежащей на ступеньке веранды. Пятна солнечного света скользят по траве.

– Папа, шмель! – доносится из-за кустов голос Эрика.

– Это замечательно, что шмель, – говорит Ларсен, не отрываясь от книги.

– Он не кусается?

– Сколько раз я тебе говорил, шмель не кусается, он добрый.

Эрик смеется:

– А я помню. Просто мне нравится, когда ты его хвалишь.

Ветер проносится над кустами, снова тишина. Ровный шелест листьев.

– Смотри, темнеет, – говорит Анна за спиной Ларсена.

– Дождь будет, – отвечает он. – Эрик, унеси книги, промокнут.

Порыв ветра ударяет в стекла. Ларсен идет из комнаты в комнату, закрывает окна, звякают шпингалеты. В одной из комнат, возле окна стоит Эрик, смотрит на потемневший, шелестящий сад. Первые капли ударяют в листья. Эрик зябко поводит плечами.

– Ты что здесь стоишь? – говори Ларсен и подходит к нему.

– Я слушаю, – отвечает Эрик тихо.

Они стоят у окна. Летний дождь барабанит по густой листве. Вдалеке видна полоска светлого неба, солнечные лучи, идущие полосами из легких облаков.

– Почему наша планета так называется – Земля? – вдруг спрашиваем Эрик. – Кто придумал?

– Не знаю, – пожимает плечами Ларсен. – Всегда там называли…

Вздрагивает пламя в топке. Ларсен лежит, открыв глаза. Он понимает, что это был лишь короткий сон, но ему не хочется расставаться с ним. Он снова закрывает глаза.

На экране видеомагнитофона, установленного в большом зале музея, – лицо мужчины. Он немолод, ему около пятидесяти. Его внешность свидетельствует о полном жизненном благополучии. Однако речь его взволнованна, почти истерична. Вероятно, вопросы Анны затронули в нем нечто давно наболевшее, почти мучительное.

– Да, я создаю оружие, – скороговоркой произносит он. – Работаю на военно – промышленный комплекс, как любят говорить левые. Да! Но почему? Вы думаете, я ничего не вижу? Не знаю, чем может обернуться накопление оружия? Прекрасно знаю, уверяю вас, гораздо лучше, чем тысячи других людей… Мы катимся в пропасть чудовищными темпами. Это, по-моему, уже даже детям понятно. Мир движется к своему концу. И я считаю, что гибель человечества неизбежна… Задумайтесь, почему тысячи людей во всем мире заняты производством оружия чудовищной силы? Почему? Ведь они понимают, что создают своими руками, понимают! Но при этом продолжают делать свое страшное дело. Конечно, они иногда возмущаются, выдумывают оправдания, иногда очень убедительные. Но пороховая бочка все растет и растет. Как в дурном сне. Такое ощущение, что все сошли с ума! Ан, нет! Вот тут и обнажается главное. – Мужчина придвинулся к экрану. – Программа! Должно свершиться то, что предсказано. Мир был запрограммирован так от первого дня творения. Было начало мира, теперь грядет конец. Да! Армагеддон! Апокалипсис, со всеми своими печатями. И это не предотвратить.

– Но, позвольте, – звучит голос Анны за кадром. – Разве Вторую мировую войну нельзя было предотвратить? Не будь Мюнхена, все могло сложиться иначе. Антигитлеровская коалиция могла начать действовать уже в те годы. Не было бы ни Освенцима, ни Майданека. Я хочу сказать, что все определяют наши поступки. Разве не так? Ваша позиция оправдывает преступное бездействие…

– Глупости! – перебивает ее мужчина. – Какие могут быть поступки, если мы все запрограммированы! Смешно! Неужели вам не приходило в голову, что существует странное несоответствие: человек способен осознать свое несовершенство, способен поучать других, но не способен изменить себя ни на йоту!.. Все дело в программе, – таинственно сообщает он. – Колоссальный хвост информации, накопленный генной памятью – вот что определяет поступки. Потому и астрология всегда пользовалась таким успехом. Да что астрология, любые гадалки и прорицатели… Ведь предсказывали, и это доказано, поразительно точно! Какие еще после этого нужны аргументы? Все очевидно. Программа от рождения и до смерти, в точно предсказанный час и день… Над нами пошутили! Понимаете? Шутка!

Ему вдруг становится смешно. Он начинает истерически хохотать, повторяя:

– Да-да!.. Представьте себе! Шутка! А мы все это приняли всерьез!

Экран гаснет.

Утро. Ларссн достает яз кухонного шкафчика таблетки. Как всегда аккуратно раскладывает их на столе, прежде чем принять. Тонкая струйка воды еле сочится из крана.

Входит виолончелист. Он уже в защитном обмундировании, за спиной рюкзак, в руке футляр с виолончелью.

Ларсен удивленно смотрит на него.

– Надо немедленно идти. Собирайтесь, – решительно говорит виолончелист. – Давайте, я вам помогу.

– Я остаюсь. Вы же знаете.

– Не валяйте дурака.

– Ив, я никуда не пойду. Не надо меня уговаривать.

– Ларсен!

Молчание.

– Что ж, мне очень жаль… – Виолончелист секунду помедлил. – Прощайте.

– Прощайте… Возвращайтесь, если надумаете…

Виолончелист молча уходит.

В серой полутьме вздымаются черные громады волн над пустынным скалистым берегом. Стремительно несется клочковатый туман.

Большой транспортный самолет с эмблемой «Красного креста» лежит почти на боку. Корпус переломился, вероятно, еще в воздухе, хвостовое оперение отсутствует.

Ларсен копошится в обломках пилотского пульта. Ищет что-то под креслами, затем в разбитых приборах кабины радиста, там, где обычно находится «черный ящик». Все разбито, покорежено, унесено, на полу – осколки стекла.

Ларсен спрыгивает на землю, садится. Вглядывается в серую муть за кромкой прибоя. Вокруг пустота, никакого движения. Вдали угадываются безжизненные развалины военно-морской базы, клочья колючей проволоки, остовы полузатопленных кораблей.

Ларсен приближается к развалинам музея. Огибает обугленный выступ стены и неожиданно останавливается. Впереди стоит бронированный армейский грузовик – приземистый, темный, вместо окон – узкие смотровые щели. С резким металлическим звуком откидываются дверцы кабины; два человека в одинаковых комбинезонах и противогазах, с автоматами за спиной, направляются к Ларсену. Он инстинктивно вжимается в стену.

– Это не он, – говорит один из них на ходу.

– Помолчи! – резко обрывает другой, вероятно, старший, и ловким, привычным движением перебрасывает автомат со спины на грудь. – Эй, иди сюда! Живо! Слышишь, что я тебе говорю?

– Вы мне? – Ларсен, стараясь сохранить присутствие духа, медленно подходит.

– Сними резинку! – Военный показывает рукой на противогаз.

Ларсен секунду колеблется, затем выполняет приказ. Холодный ветер резко бьет по лицу, дыбит волосы.

– Черт! – хрипит один из военных. – Это он! Ты Ларсен?

– Заткнись, – снова обрывает его другой и тут же оборачивается к Ларсену, – Имя жены?

– Чьей?

– Твоей!

– Анна…

– Имя сына?

– Эрик… Вы от Ульфа? Да?

– Черт тебя возьми! – хрипит военный. – В машину! Быстро!

Ларсен, на ходу натягивая противогаз, бежит вместе с ними к бронемашине. Взревев дизелем, она резко берет с места.

– Где тебя носит? – хрипит старший. – Тебе Ульф что сказал? Быть в музее. Понимаешь? Ты должен был сидеть на месте и ждать, а не болтаться по острову…

– Но я же не знал… А где Ульф, он с вами? Мы, собственно, куда едем?

– Значат, так, – обрывает его старший. – Я буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать. Отвечать и ничего не спрашивать! У нас очень мало времени.

– Но я…

– Ты понял? – кричит военный.

– Нет! – взрывается вдруг Ларсен. – Ни черта я не понял! Остановите машину! Я никуда не поеду с вами, слышите?! Я должен знать, кто вы, где Ульф и куда мы едем!

Военные молчат, смотрят внимательно на Ларсена, словно изучая его. Ларсен тоже молчит, переводя взгляд с одного на другого. Чувствуется, что он готов защищаться.

– Вот что, парень, – говорит наконец сидящий за рулем миролюбиво и наклоняется к Ларсену: – Я веду машину, значит, меня зовут шофер. Запомни… Он отвечает за твою жизнь, можешь называть его хугер… Есть еще один парень, который пригонит самолет к электронному центру. Его будешь называть пилот… Все! Больше тебе знать ничего не надо. Ты понял меня?

Ларсен угрюмо молчит.

– Послушай, – продолжает шофер, – я работаю с Ульфом уже десять лет. У него никто не знает больше, чем должен. Это принцип! Ульф всегда так работает. Поэтому у него всегда все получается. Всегда! Понимаешь? А вот у доктора все всё знали и обо всем рассуждали. Поэтому он и сгорел.

– Как сгорел? Что с доктором?! – вырывается у Ларсена.

– Он арестован.

Ларсен сжимается. Тот, кого назвали хугером, понимает состояние Ларсена по-своему:

– Только не надо обижаться, Ларсен! Ты не представляешь, что творится в центральном бункере. Они хватают всех, кто хоть что-нибудь может узнать…

Ларсен молчит.

– Время! – бросает хугер шоферу. В смотровых щелях бронемашины мелькают развалины городских окраин, и вскоре она вырывается на простор, несется по черному обугленному шоссе.

Хугер молча роется в карманах. Скорость стремительно растет, машину бросает из стороны в сторону. Xугеру неудобно, тесно, он чертыхается вполголоса. Наконец достает записную книжку, ищет нужную страницу, показывает Ларсену.

– Ты работал с таким шифром? Смотри внимательно.

– Да, – говорит тот, вглядевшись. – Это шифр электронного центра.

– Правильно. Ты был там когда-нибудь?

– Один раз.

– Хорошо, – говорит хугер. – Сможешь работать на центральном пульте?

– Где? В электронном центре? – удивленно спрашивает Ларсен.

– Да, в центре.

Ларсен помедлил с ответом.

– Нужно знать код включения…

– Здесь записаны три, одни из них должен сработать.

– Тогда смогу… А что нужно?..

– Вопросы задаю я, – снова прервал его хугер.

– Летят! – кричит шофер. – Черт, могут заметить!

– В развалины! – приказывает хугер. Машина, не сбавляя скорости, сворачивает в развалины, несется, задевая бортами обугленные стены. Потом резко останавливается. Над сожженной равниной, приближаясь, медленно плывут тяжелые армейские вертолеты.

Хугер смотрит на часы.

– Все точно. Через пятнадцать минут они будут на месте.

Как только последний вертолет скрывается в тумане, шофер снова гонит машину к шоссе.

– Теперь самое главное, – хугер наклоняется к Ларсену: – Ты должен найти регистрограммы, а может, и еще что-то, не знаю что – я в этом ничего не понимаю… Но там должна быть зафиксирована авария на ракетной базе. Понимаешь? Регистрограммы за двадцать четвертое число, с шести утра и дальше, до момента взрыва.

Ларсен растерянно разводит руками:

– Это очень сложно…

– Тебе не надо их расшифровывать. Надо только найти, где они лежат. Включить блок информации и узнать номер бокса, ячейку хранения. Мы должны забрать их… Ты понял меня?

– Значит, это была авария? Вы уверены?

– Уверен. На сто процентов. Но нужны факты. Ульфу нужны доказательства, которые можно взять и показать любому. Тогда он сможет сломать им всю игру… Вся их игра строится на том, что аварии не было.

– Каким временем я располагаю? – быстро спрашивает Ларсен.

– Времени мало.

– Это сколько?

– Не больше часа. Минут сорок… – Хугер оборачивается к шоферу:

– Остановишь возле переезда. Ни метра дальше!

Визжат колеса на виражах, когда машина огибает какие-то препятствия на дороге или участки выкрошившегося асфальта. Вертолетов уже не видно.

– Если была авария, – сосредоточенно говорит вдруг Ларсен, – значит… Значит, войны могло не быть?

– Ты не о том думаешь, – бросает хугер, не оборачиваясь.

– Ладно, скажи ему, – буркнул шофер.

– Не было, – говорит хугер. – Пока не было. Пока! А теперь помолчи, – добавляет он. – Уже близко…

Все трое лежат в развалинах на небольшом холме. Вдали, сквозь клочья тумана, проглядывает комплекс приземистых бетонных зданий – электронный центр. Вся территория вокруг огорожена рядами колючей проволоки. Видны металлические вышки с шарообразными сооружениями, антенны слежения. Раскинув просторные лопасти, с зажженными фарами стоят вертолеты. В полосах света, вязнущего в тумане, мелькают фигуры в армейском противорадиационном обмундировании.

Хугер прижимает к стеклам маски бинокль, следит, не отрываясь, за происходящим.

– Вот она! – протягивает бинокль шоферу. Видно, как из трюма одного из вертолетов на тросах опускают тяжелый металлический цилиндр. Не меньше десятка солдат суетится вокруг, бережно укладывая его на тележку.

– Килотонна, – определяет шофер.

– Это бомба? – спрашивает Ларсен. – Или боеголовка?

Мина, – отвечает хугер. – У нас около часа. Пока вертолеты в воздухе, взрыва не будет.

– Если они пойдут в центральный, – замечает шофер. – A если на подземный аэродром?

– Не пыли, – обрывает его хугер. – Ульф сказал, что в центральный.

– Если рванет, больно не будет, – меланхолично заключает шофер.

Неспешно проворачиваются винты вертолетов – дружно, слаженно, как на параде. Через секунду долетает звук ревущих двигателей.

– Включили… – Хугер смотрит на часы. Голос его срывается от волнения.

В бинокль видно, как высыпают из здания солдаты, бегут к вертолету, прыгают внутрь. Винты сливаются в сверкающие туманные плоскости, рев нарастает. Вздымаются клубы пыли. Захлопывается люк вертолета, принявшего последних солдат. Вертолеты дрожат. И вот наконец, один за другим, взмывают над землей. Темные тени скользят над опаленной равниной.

– К машине! – выкрикивает хугер и как пружина вскакивает.

Он несется вниз по склону холма, к замершей у покореженного шлагбаума бронемашине. Ларсен и шофер бегут за ним.

– Гони! – ревет хугер.

Машина несется по шоссе прямо к ограде, к запертым металлическим воротам, перегородившим подъездное шоссе. Скорость растет.

– Крепче держись! – кричит хугер Ларсену.

Всем весом своей брони, помноженным на бешеную скорость, грузовик обрушивается на створку ворот. Со страшным грохотом он проламывает ворота и, едва не перевернувшись, влетает на территорию центра.

Тотчас же отовсюду начинают выть сирены тревоги.

Шофер виртуозно останавливает машину буквально в двух шагах от входа.

– Пять минут, – говорит он.

Они спрыгивают на бетон, врываются в здание.

Одно помещение, другое, третье… Все заставлено аппаратурой. Столы завалены бумагами, картами крупного масштаба… Комната отдыха – диван, кресла, рассыпаны но полу шахматные фигурки. Дальше – просторный зал.

– Вот! – кричит Ларсен, подбегая к громадному пульту. И вдруг замирает. Оборачивается. – А если они отключила питание?

– Сирена… Все пол током!

– Могут быть автономные цепи… – Ларсен присматривается к пульту, потом отрывистыми движениями перебрасывает несколько рычажков. Рычажки щелкают, на пульте загораются россыпи разноцветных индикаторов. – Работает, – Ларсен облегченно вздохнул, обернулся: – Если бы они отключили питание, весь наш план…

– Время! – ревет хугер.

Ларсен снова кидается к пульту, лихорадочно нажимает кнопки. Экран дисплея отвечает на каждое его движение всплесками цифр.

Оба спутника стоят поодаль. Шофер особенно нервничает, то и дело оглядывается на Ларсена, зачем-то хлопает себя по карманам. Не выдержав, предлагает хугеру:

– Пошли отсюда, только мешаем…

Они выходят в соседнее помещение. Смотрят сквозь раскрытую дверь на мигающие лампочки центрального пульта, на склонившуюся фигуру Ларсена.

– Скажи ему, пусть не копается, – шепотом говорит шофер.

– Заткнись. Он знает свое дело…

Шофер оглядывается.

– Как думаешь, куда ее поставили?

Хугер молча кивает головой назад, в сторону коридора, через который они пришли. Шофер идет к лифту, прижимается лбом к решетчатой двери. Тросы, натянутые как струны, тянутся к спущенной вниз кабине.

– Спустили в самый низ.

Хугер кивает:

– А как же! Там пять этажей. Хранилище.

Сирены продолжают выть.

Хугер возвращается к Ларсену, заметив, что тот в отчаянье.

– Я ничего не понимаю, – стонет Ларсен. – Ничего!

– Спокойно, Ларсен. У тебя достаточно времени… Ты можешь не торопиться. – Хугер говорит почти ласково и хлопает Ларсена по плечу: – Все в порядке… Работай, время есть…

Он нарочито медленно отходит от пульта и натыкаясь на ошарашенный взгляд шофера, показывающего на часы, угрожающе поднимает кулак. Шофер успокаивается, но ненадолго – снова то и дело смотрит на часы, мечется от окна к дверям. Хугера это раздражает.

– Можешь позвонить пока в центральный бункер, если тебе нечем заняться.

– Ты думаешь, это кабельный? – Шофер подходит к аппарату видеотелефона с большим экраном.

– Конечно… прямая связь, тут же соединят, – смеется хугер.

– А что? – улыбается шофер. – Неплохая идея… У меня есть о чем побеседовать с военными…

Шофер, нервно посмеиваясь, подходит к телефону, приподнимает трубку, но сразу, будто испугавшись, роняет ее на рычаги. Возвращается к неподвижно стоящему хугеру. Смотрит на часы.

– Пятнадцать минут…

– Не пыли, – отвечает хугер, не оборачиваясь. – Через десять минут можешь уйти… Машину оставишь.

– Кретин! – огрызается шофер и демонстративно усаживается в кресло, возле видеотелефона, устраивается надолго, вытянув ноги.

– Хугер! – кричит вдруг Ларсен. – Записывай! Сто тридцать седьмой бокс, секция – пять, ячейки – ноль сорок три и ноль девяносто четыре…

– К машине! – орет хугер уже на бегу.

Бок о бок с шофером они бегут по узкой лестнице, вьющейся вокруг шахты лифта. Тяжелое дыхание и топот затихают где-то внизу. Ларсеи сидит у пульта совершенно опустошенный. Поединок с машиной отнял у него все силы. Снизу, из хранилища, доносятся удары металла о металл, какой-то скрежет.

Наконец, словно очнувшись, Ларсен встает, выключает пульт. Идет в соседнее помещение, останавливается возле видеотелефона, раздумывая о чем-то. Замирает, заслышав топот, тяжелое дыхание.

– Есть! – кричит хугер, появляясь из-за решетчатой шахты лифта. – В машину! Бегом!

Они выбегают из здания электронного центра. Вскакивают в покореженную машину. Хугер и шофер на ходу натягивают противогазы. Машина с ревом разворачивается и, набирая скорость, несется по шоссе.

Впереди, метрах в трехстах, виден небольшой спортивный самолет. Он стоит прямо на шоссе. Винт вращается на полных оборотах. Пилот, уже заметив машину, разворачивает самолет, делая несколько кругов на одном месте.

– Черт! – хрипит шофер беззлобно. – Нашел время развлекаться.

Хугер хлопает его по плечу, кричит, смеясь:

– У меня работают только мастера!

С визгом машина тормозит перед самолетом.

Мотор продолжает работать. Шофер оборачивается к Ларссну:

– Поедешь по шоссе! – кричит он. – От развилки бери влево! – Он хватает мешок с регистрограммами, выпрыгивает из машины. – Только не давай четвертую! – кричит он, уже подбегая к самолету.

– Теперь последнее, – говорит Ларсену хугер – Ульф просил передать тебе: добирайся к Южной косе… Он будет там через неделю. Он найдет тебя. Если что, иди через косу. Ты понял меня?

– Да.

– Это все. Бери машину и гони вовсю. У тебя осталось минут тридцать, не больше.

Хугер выпрыгивает из кабины и бежит к самолету, на ходу показывая пилоту пальцы кольцом: порядок!

Ларсен пересаживается за руль, но вдруг выскакивает из машины и бежит вслед за хугером:

– Стойте! Подождите!

Хугер резко оборачивается:

– Что еще?

– Отлет! Нужно остановить отлет! Если войны не было, это же безумие… Они погибнут…

– Не вздумай соваться в центральный бункер! – кричит хугер. – Я запрещаю тебе!. Черт с ними, пусть летят хоть в преисподнюю. Все! У тебя остались считанные минуты, Ларсен! Все!

Хугер не оглядываясь бежит к самолету.

– Но там же дети… Там масса людей… Они же не знают!

– Не дури! – Хугер прыгает в кабину. – Ты ничего не сможешь сделать! Это бесполезно! Слышишь? Бесполезно!

Дверца кабины захлопывается. Ларсен стоит на шоссе, ветер от винта полощет складки его комбинезона. Самолет трогается с места. Вначале медленно, затем все быстрее бежит по шоссе и наконец взлетает. Чуть покачивая крыльями, быстро набирает высоту и проваливается в низкие дымные тучи.

Ларсен поворачивается, неспешно идет к машине. Смотрит на часы. Ставит одну ногу на ступеньку. Тишина. Очень странная после суматохи и сумасшедшей гонки. Ларсен смотрит в небо, оглядывает спекшуюся равнину. Потом быстро садится за руль. Резко разворачивает машину и едет обратно к электронному центру.

По-прежнему завывает сирена. Ларсен стоит у стола с видеотелефоном, набирает номер. Вспыхивает экран, на нем появляется усталое лицо оператора.

– Центральная, – отзывается он.

– Соедините меня с советником Корнфильдом, – говорит Ларсен.

– Подождите минуту.

Оператор отворачивается от экрана, обращаясь к кому-то. Чувствуется, что в операторской суета. Щелкают тумблеры, доносятся голоса: «Аварийная бригада выслана?» – «Нет, все техники в старт-блоке». – «Вы связались?» – «Никто не отвечает». – «Нарушена связь?» – «Н-нет… Похоже, не обращают внимания на вызов». – «Попробуйте еще раз».

В рамку экрана вплывает лицо оператора.

– Советник в старт-блоке. Переключаю вас. Экран гаснет. Затем вспыхивает снова. Появляется молодое лицо военного оператора.

– Мне нужен советник Корнфильд, – говорит Ларсен. – Вызывает электронный центр.

Оператор изумленно смотрит на экран.

– Сейчас… – Он торопливо встает, бежит куда-то.

Ларсен стоит у стола, смотрит на часы. По-прежнему завывают сирены.

На экране видеотелефона появляется лицо Корнфнльда. Ларсен сдергивает противогаз.

– Ты? – выдыхает Корнфильд. – Как ты там оказался? Что происходит?!

– Это неважно. Слушай меня внимательно, – торопливо говорит Ларсен. – Нужно немедленно отложить отлет! Отменить его! Дело в том… Я не могу сейчас говорить, объяснять, нет времени. Поверь мне, я не сумасшедший… Короче, это была не война. Катастрофа произошла из-за аварии на ракетной базе. Погиб только наш остров… Нужно срочно связаться с материком, выяснить, почему нас не спасают. Тут что-то не так. Надо срочно сообщить им!..

– Вы позволите, я возьму… – говорит кто-то рядом с Корнфильдом.

– Подождите, – резко бросает он в сторону, поворачивается к экрану. Молча смотрит на Ларсена.

– Ты понял, что я сказал?! Понял или нет?! – кричит Ларсен, срываясь.

Корнфильд оглядывается, затем вдруг резко приближается к экрану.

– Что ты кричишь?! – шепотом говорит он. – Ты думаешь, мы здесь сидим и ничего не знаем? Не будь наивным. И вообще молчи.

– То есть как? – опешил Ларсен.

– А так… Остров полностью изолирован. Никто не должен знать про аварию, запомни! Ее не было. Возможно, был превентивный удар противника. – Похоже, что Корнфильд использовал чью-то формулировку.

– Но это же ложь! Какой удар?

– Это не ложь, это – политика. – Корнфильд снова перешел на шепот. – Катастрофа используется как предлог для начала… Нас никто не будет спасать, им теперь не до нас. Все уже завертелось и начнется с минуты на минуту! Может быть, секунды остались!

– Этого нельзя допустить! – стонет Ларсен.

– Не валяй дурака. Немедленно добирайся сюда, я постараюсь включить тебя в список.

– Нет!

– Напрасно! Это редкий шанс, один из тысячи, вырваться отсюда. И чем дальше, тем лучше.

«Прошу вас», – говорит кто-то рядом с Корнфильдом. Советник что-то подписывает, снова смотрит на Ларсена.

– Корнфильд! Надо что-то сделать! Ты что, не понимаешь? Ведь это конец!

– Ларсен! Войны не может не быть. Это неизбежно. Не сегодня, так завтра. Уже ничего не изменишь!

Нет! Ты ошибаешься, – кричит Ларсен. – Слушай меня внимательно. Все регистрограммы об аварии на ракетной базе находятся уже на материке. Их нет тут! Я все забрал! Все!

– Что?!

– И завтра… Может, сегодня это будет во всех газетах!

Ларсен видит, как вокруг экрана столпились операторы.

– Идиот! – кричит Корнфильд, панически озираясь. – Куда ты лезешь?! Это не твоя игра! Не тебе соваться в это дело!

– Нет! Эхо мое дело! Мое! – задыхаясь от гнева, кричит Ларсен. – Это моя планета, черт вас всех побери! И я не дам ее уничтожить! Слышите? Не дам!

Ларсен кулаком бьет по рычажку на селекторе. Экран гаснет. Не оглядываясь, он бежит к машине.

Машина мчится по шоссе. Ревет надрывно двигатель. Ларсен, не отрываясь от баранки, смотрит на часы. Вдали видны развалины. Ларсен хочет дотянуть до них, надеясь там найти какое-нибудь укрытие.

Развалины несколько в стороне от шоссе, и Ларсен резко уходит с бетона. Машина, завывая двигателем, скрежеща амортизаторами, слетает по склону дороги, несется, раскачиваясь, словно на волнах. Ларсена кидает в кабине, как песчинку.

Впереди вырастает прокопченная стена, рядом с ней – полуразрушенный купол, скорее похожий на вход в подвал.

Ларсен открывает дверцу, вылезает на подножку, до последней секунды продолжая держать баранку. Не снижая скорости, с сумкой в левой руке, выпрыгивает из машины, бежит к открытой двери подвала, вкатывается внутрь по крутой лесенке.

Замирает на полу. Ждет. Тишина. Скрипит на ветру распахнутая дверь подвала. Ларсен приподнимает голову, ползет наверх, тянется рукой к двери, чтобы закрыть ее. И в этот момент горизонт озаряется широким ослепительным светом. Не дотянувшись до двери, Ларсен кубарем скатывается обратно, падает плашмя, прикрывая затылок руками.

В сумке заверещал счетчик радиации, его сухое потрескивание слилось в гневное рычание. Потом накатывается рев взрыва. Волна пыли захлестывает все. Ларсен ползет в полутьме, толкает следующую дверь, заползает в глубь подвала. Закрывает дверь.

Темнеет. Ларсен, едва живой от усталости, бредет к полуразрушенной часовне со снесенной крышей. Возле пролома в стене виднеется вход подвал – убежище. Над ним возвышаются вытяжные коробы.

В густом сумраке Ларсен спускается по ступенькам к бронированной двери. Она открыта.

– Пастор! – кричит Ларсен. Никто не отзывается. – Тереза!

Тишина. Ларсен входит в тамбур, щелкает выключателем. Свет не загорается.

– Тереза!

Подождав немного, он идет обратно. Спотыкается обо что-то в темноте, падает. С трудом встает. Слышно его тяжелое, частое дыхание. Он поднимается по лестнице наверх, входит в часовню.

Внезапно становится светлее. Вдали поднимается малиновое зарево. Оно очень далеко, где-то в районе центрального бункера, поэтому грохочущий гул долетает не сразу. Сноп огня уходит в небо и тает в нем, затем появляется второй, третий, четвертый…

Зарево пропадает, становится очень тихо. Мелкий серенький дождик шелестит в тумане над обожженной землей.

Ларсен устало идет по коридору своего бункера. Аварийный свет то мигая, то пропадая совсем, высвечивает его длинную тень на стене.

Он добирается до холла и останавливается на пороге. За столом сидят дети. Их лица сосредоточенно-безучастны. Они одинаковым движением поворачивают головы и смотрят на Ларсена. Девочка оглядывается, встает, застенчиво улыбается.

– Я подумала… Как же вы один, – наконец говорит она.

Ларсен тяжело опускается на стул. Молчит, губы его чуть вздрагивают.

– Что с вами? – Девочка подходит к нему.

– Все хорошо, – торопливо шепчет Ларсен и улыбается. – Все хорошо… Я решил, что вы улетели, Я был у вас…

– Мы ушли оттуда… Я нашла хорошее место. Там сухо и крыс нет…

Ларсен задумчиво кивает.

– У меня замечательные новости, – говорит он медленно, словно преодолевая дремоту. – Войны не было. Мир не погиб. Я все расскажу тебе… Потом… Мне надо немного поспать… Совсем немного.

Он тяжело встает, идет в комнату Анны, на секунду замирает на пороге, оборачивается.

– Как будто сто лет прошло. Правда? – говорит он, грустно улыбаясь.

Книгохранилище разрушено. Шелестят обрывки страниц. Ларсен бродит среди обломков стен. Он тщательно выбирает дорогу, но все же вынужден ступать по книгам, засыпанным песком и пеплом. Изредка Ларсен нагибается, поднимает уцелевшую книгу, рассматривает ее, одни отбрасывает в сторону, другие прячет в мешок.

Находит несколько детских книжек – мелькают нарядные картинки: цветасто разодетые звери едут куда-то на смешном маленьком паровозике, сияет большое солнце.

Поднимает богато изданную брошюру: «Инструкция по личной готовности к ядерной войне». Пожелтевшие иллюстрации рекламируют подземный бункер-убежище. Розовощекий молодой человек широко улыбается, полуобнимая рекламную красотку. Перед ними прекрасно сервированный стол в лучших традициях западных иллюстрированных журналов. Рядом сидят куклоподобные дети, вращая педали электропитания. Края картинки обуглены, черный слой пепла напоминает траурную рамку…

Ларсен отбрасывает брошюру, идет дальше. Снова поднимает уцелевшую книгу, листает ее. Мелькают рисунки, демонстрирующие с научной пунктуальностью всевозможные способы самоубийства. Ларсен отбрасывает и эту книгу. В нерешительности оглядывает книжные завалы.

Внезапно из тумана доносится звук падающих камней. Ларсен оборачивается – в серой пелене угадывается фигура человека, идущего к башне. Огромной черной стеной она возвышается над развалинами, параболоид ее антенны едва различим. В тишине, донесенный порывом ветра, раздается отчетливый стук, словно заработала гигантская пишущая машинка.

– Эй, – негромко окликает человека Ларсен.

Тот поворачивается и исчезает в проломе стены.