Текст книги "Поиск. Начало. Китеж (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Камов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Андрей Бирюков. 25 июля, вечер. Псков

Все, кроме Лимона, переоделись по дороге, но ему было и без надобности. Он нигде не светился, разве что на случайных камерах, но пока запросят данные, группа будет уже в Москве. А там протекция конторы, да и не совершили они ничего такого, из-за чего карающие органы могли бы ввести какой-нибудь перехват.

Они остановились в спальном районе. Хесус со Смайлом отправились пешком за второй машиной, припаркованной в двух домах от них, а Андрей остался с Лимоном убедиться в отсутствии любых следов в Фольксвагене, способных указать на кого-либо из них.

Проверив машину, напарники вылезли, заперли ключом авто – случайно сработавшая сигнализация, которая будет орать всю ночь под окнами жильцов, им сейчас вообще ни к чему – и зашагали в сторону выезда из жилого массива. Хесус и Смайл должны подобрать их в следующем дворе, чтобы удалось максимально избежать даже случайного внимания.

Сзади послышался шум мотора, их нагнал неприметный Киа Спортейдж. Притормозил, они быстро сели в салон, Лимон на заднее сиденье, Манул вперёд. Бирюков вновь погрузился в размышления.

Перехвата не будет, если только кусок камня, лежащий сейчас в рюкзаке у него в ногах, не стоит нескольких миллионов. Сомнительно, конечно. А с другой стороны – стал бы Шмелёв нанимать полноценную боевую группу, доставлять её самолётом, выделять такие деньги на операцию в принципе, если бы пластина не стоила много больше? Вряд ли. Так, время, пора давать команду самолёту.

Бирюков расстегнул молнию на рюкзаке, вытащил телефон и набрал номер одного из пилотов. Всё по плану, их ждут.

Внедорожник снова выехал на мост, на этот раз уже другой, но тоже ведущий обратно, в центральную часть города. Андрей опустил стекло и выбросил ключи от фургона в реку, в которой рябью подергивались отражения городских фонарей. Мысли его занял ночной город – уютный, светлый даже сейчас, зелёный. Даром, что на отшибе и не нужен никому, а поди ж ты, красота кругом какая – крепость, дома, университет, магазины светятся, людей много, машины... неплохие, в основном. Самое место для пенсии.

Андрей вздохнул про себя. До пенсии он, скорее всего, не дотянет. Не выиграет он в эту игру, не живут наёмники столько. Да и цели такой у него не было, ему главное – вытащить сына из лап смерти, а дальше... Дальше дать ему будущее. Всё, можно не заглядывать сверх плана, всё равно нереально.

Между тем они попетляли по улицам, переехали виадук над железнодорожными путями и помчались по широкой улице к повороту на аэропорт. Слева и справа замелькал частный сектор, какие-то то ли склады, то ли промзона, магазинчики, снова частные дома разной степени изношенности. Впереди показался железнодорожный переезд, и Хесус сбавил скорость, не желая в последний момент остаться без колёс. Всё, почти приехали, две минуты до самолёта.

Сразу за переездом моргал жёлтым сигналом светофор. Внедорожник свернул направо на узкую улочку. Странно, но здесь света не было, только в конце дороги светились несколько окон в здании аэропорта. Хесус чуть прибавил газ, фары чуть приподнялись, и Андрей успел заметить чёрную фигуру посреди дороги, словно ниоткуда возникшую прямо перед ними.

Хесус, выматерившись, резко выкрутил руль в сторону, выскакивая на встречную полосу и уворачиваясь от тёмного силуэта, который вновь растворился в темноте, стоило лучам фар повернуть вместе с машиной. Андрей увидел, как фигура словно сжалась, подпрыгнув на месте, что ли? А затем, превратившись в шар не больше футбольного мяча, устремилась к Спортейджу.

А дальше произошло что-то совсем невообразимое.

Внедорожник ударило куда-то в правую заднюю дверь, скрежет металла, хруст стекла и костей, треск ткани и вдавливаемого в металл тела и безумный крик, переходящий в смертельный ужас, заполнили всё маленькое пространство внутри салона. Машину швырнуло влево, закрутило вокруг оси, вынесло на тротуар, а затем вмяло в забор. Дважды перевернувшись, искорёженный кореец встал обратно на колёса.

Бирюков на пару секунд вырубился. Внедорожник снова тряхнуло, и он очнулся. Водительская дверь была открыта, прямо перед капотом он увидел Хесуса. Тот был весь в крови, какой-то сгорбившийся, одежда изодрана, половина лица превратилась в непонятное месиво, левая рука свободно болталась. Покачиваясь и опираясь правой рукой на машину, тот пытался обойти вокруг, видимо, чтобы помочь Андрею. Издав нечленораздельное мычание, Бирюков дёрнул ручку и навалился на дверь. Подошедший Хесус уцелевшей конечностью потянул на себя, видно было, насколько тяжело ему даются эти усилия, но дверь со скрипом подалась, распахнулась. Андрей перекинул ноги через порог, продолжая держаться за ручку, а в этот момент откуда-то сзади справа вылетел сгусток чёрного дыма, ударив сначала в то, что осталось от двери, а затем в Хесуса.

Звук удара и хруст слились воедино, и напарник Андрея вместе с оторванной дверью взмыл в воздух, скрывшись в кромешной тьме. Через пару секунд послышался глухой удар, словно что-то упало на землю с высоты.

Бирюков понял, что надо бежать. Скрыться где-то, спрятаться, оборвать контакт. Но как это сделать, если он не видит врага? А враг, похоже, всю группу видел прекрасно. Подхватив рюкзак, Андрей выскочил из машины так быстро, насколько мог. Болело всё, руки, ноги, рёбра, а голова нещадно кружилась. Похоже, что адреналин просто забрал на себя львиную долю болевых ощущений.

Со стороны картина выглядела жутко – порванный и смятый внедорожник, поваленный забор, крошево из тел, обивки, металла и стекла внутри. Всё это в кромешной темноте, только по отблескам можно догадаться, что здесь что. Вернее, что здесь чем являлось пару минут назад. Где-то ещё должен быть Хесус... Иллюзий Андрей не строил и удивляться тоже не стал. Чёрный дым – ну пусть будет чёрный дым, какая разница, в конце концов, как выглядит враг? Высадись прямо перед ним сейчас инопланетяне, Бирюков бы просто пожал плечами...

Покачиваясь и болтаясь из стороны в сторону, Андрей побежал в сторону аэропорта. Ни людей, ни машин на улице не было. Чёрный шар тоже куда-то исчез, наверное, потерял его, пока был занят Хесусом. Андрей ещё раз быстро осмотрелся на бегу, но что толку? Даже если ему удалось бы обнаружить врага, что он мог? Огонь открывать нельзя, аэродром совместного базирования с Министерством обороны. Поднимется тревога, и тогда об эвакуации можно было бы забыть вовсе. Значит, нужно прорываться к самолёту.

Возле самого аэропорта улица сворачивала направо и уходила вдаль, всё так же ощетинившись с обеих сторон частными домиками. Здесь уже было освещение, горели редкие фонари. Андрей представил, как сейчас окажется на виду, и тогда всё, точно крышка. Где-то в голове нарастал ритмичный глухой стук, учащаясь с каждой долей секунды. Подбегая к повороту, он не смог удержать равновесие, споткнулся и полетел на землю, вытянув перед собой руки, и, похоже, это его и спасло. Бирюков буквально спиной почувствовал пронёсшийся над ним поток воздуха, его дернуло за толстовку. Ткань затрещала.

Быстро поднявшись на ноги, Бирюков рванул к КПП. Там уже должны были быть предупреждены. Правда, ждут они серый Спортейдж, а не окровавленного бегуна, но ничего, надо просто ещё раз выйти на связь. Всё получится.

Свет фонарей как будто погасил безумие последних минут, по крайней мере, ритмичный стук в голове прекратился. Уже легче. Но зато навалилась боль в ноге и в плече. Ладно, это потом, главное сейчас – добежать.

Глава 4. Ладога

Вячеслав Седов. 26 июля, утро. Псковская область

УАЗик с рычанием пёр по трассе, впереди, метрах в ста, вилял задом на поворотах Данин Хайлюкс. Кузов был накрыт тентом и притянут тросами, а сам Даня периодически что-то кряхтел в рацию, пытаясь хоть как-то развлечься в дороге.

Мы стартовали около восьми утра и уже час ехали к выезду из области, стараясь держать среднюю скорость около восьмидесяти. Судя по всему, в голове у Дани что-то поменялось после новостей о беременности супруги, поэтому он осторожничал так, что порой даже бесил меня. Ну да ничего, Хантер целее будет.

Верх мы снова не стали натягивать, примотав свёрнутый тент к трубам каркаса. Наши с Ольгой сумки уместились в багажнике, где в железном ящике, запертом на замок, также покоился дробовик в чехле и сумка со всякой электроникой – ноутбук, зарядки, запасной телефон и ещё пара фонарей, помимо тех, что лежали в бардачке, и тех, что носил при себе каждый из нас. Я убедил спутников в том, что света мало не бывает, а нам и под землю лезть, и вообще, своя ноша не тянет.

Мимо проплывали деревеньки, типичные для региона – наполовину разрушенные, наполовину с пластиковыми окнами и торчащими спутниковыми тарелками. Вообще привычная картина, разбитый трактор советской сборки во дворе соседствовал с каким-нибудь Лексусом или ещё-чем-то, тоже неизменно престижным. А говорят, вымирает деревня. Ну-ну. Хватало и шатающихся пьяниц в драной одежде, и детей, бегающих по улочкам, и мужиков, спешащих домой с утренних работ. По дороге в обоих направлениях мчали машины, кто-то ехал совсем налегке, а у кого-то весь салон до потолка был завален набитыми пакетами, сумками и чемоданами.

Хантер привлекал внимание, всё-таки настолько прокаченный автопром был редкостью в наших краях. Я подумал было, что стоило всё-таки взять Форестер, но потом вспомнил, что мы понятия не имеем, куда нам предстоит лезть. Лучше быть готовым ко всему.

Ещё примерно через час мы въехали в Новгородскую область. Солнце уже жарило во всю, я даже скинул куртку, оставшись в одном поло. Да и Ольга пригрелась, тоже сняла ветровку, благо, комары на ходу как-то не приживались в открытой машине.

Я решил, что пора бы набрать нашего доцента, поинтересоваться последними новостями из мира криминала, к коему он теперь имел непосредственное отношение. Вытащил из кармана телефон, но меня ждал облом – связи не было. Ладно, едем дальше, позвоню из Новгорода.

Около половины двенадцатого мы въехали в некогда столицу Древней Руси. На улицах было оживлённо, множество людей, машины сновали туда-сюда, автобусы и маршрутки делили дорогу с фурами и грузовиками. Жизнь кипела, тем более, в летний выходной: люди торопились кто на дачу, кто на отдых. Кто-то работал, кто-то строил, кто-то собирался на природу, а кто-то, как и мы, просто транзитом ехал дальше. Ближе к центру города стали появляться автобусы с туристами, а возле самого Кремля их оказалось вообще несметное множество. Мы без остановок проехали дальше, здесь уже я держался за Даней, пару раз отматерив его, когда тот проскакивал на мигающий зелёный.

Миновав исторический центр, мы решили где-нибудь взять кофе на вынос. Останавливаться в кафе и тратить время не хотелось, поэтому на Большой Санкт-Петербургской, ближе к выезду из города, мы заехали на попутную заправку. Пока Даня заправлял свой Хайлюкс, девушки убежали за кофе, затем настал мой черёд, я тоже залил полный бак, после чего мы двинули дальше.

Уступив Ольге место за рулём, я, не спеша, из большого картонного стакана потягивал кофе, оказавшийся на удивление вкусным. Вот тебе и заправка, ну надо же.

Мы покинули Новгород, и я с любопытством крутил головой по сторонам. Во-первых, по этой дороге я ещё никогда не ездил, а, во-вторых, пейзаж по бокам сильно напомнил мне Белоруссию, когда я был там в две тысячи тринадцатом. Хорошая дорога, широкие обочины, фонарные столбы с чёрно-белыми полосками по диагонали. Аккуратно подстриженная трава, аккуратные заборы, аккуратные домики и даже аккуратно сложенные поленницы. Пасторальный пейзаж немного портили рекламные баннеры и отсутствие общего стиля у домиков: кое-где стояли деревянные строения ещё явно советской постройки, их перемежали безвкусные кирпичные коробки прямиком из девяностых, метров так под четыреста общей площади. Попадались и недостроенные... Даже не знаю, как назвать лучше. Словно хозяева решили чуть ли не Мон-Сен-Мишель отгрохать, но денег хватило кому лишь на забор, кому на первый этаж, а кому только на стены без окон и крыши.

Но в целом мне нравилось. Да, понятно, что в стороне от оживлённой трассы картина будет уже не столь идиллическая, и тем не менее. Чувствовалось, что людям здесь не всё равно, что неимоверно радовало.

Чем дальше мы отъезжали от областной столицы, тем заброшеннее становился пейзаж. Трава поднималась всё выше, начал появляться борщевик, деревья и кустарник подступали прямо к дороге. Когда мы свернули на Кириши, нас окружили типичные «просторы» средней полосы. Двухполосное шоссе пополам разрубило густой непроглядный и непролазный лес, обочина сузилась до ширины ладони, а всё тот же вездесущий борщевик сменялся разлапистыми папоротниками.

Начали появляться поля. Не знаю, что там выращивали, но я засмотрелся, как ветер гонял огромные волны по бескрайней изумрудно-зелёной глади. Местами поля пересекали грунтовки, один раз я рассмотрел мелькнувшую рыжую шубу и пышный лисий хвост. И один раз на дорогу выскочил длинноухий заяц, благо Даня успел вовремя притормозить и пропустить отчаянного бегуна. Или беглеца.

Примерно через полтора часа пути нас обступили берёзы, заполнив всё пространство по бокам от шоссе. Любопытно, я никогда не видел столько этих деревьев вместе, весь лес только из них одних и состоял. В нашей области преобладали сосны, ели и можжевельники, иногда попадались осины, иногда дубы и ольха. Нет, конечно, берёзы тоже росли, но не в таких количествах. В общем, субъективно было непривычно.

А затем показалась огромная стела высотой в несколько человеческих ростов, гордо заявившая, что впереди Кириши – Всесоюзная комсомольская ударная стройка. Забавно, сразу за памятником социалистическому прошлому и вправду начиналась огромная стройка, хоть и вполне современная. Суетились рабочие, ползали бульдозеры и самосвалы, вдалеке, за гигантскими кучами грунта, песка и щебня двигал ковшом тяжёлый гусеничный экскаватор. Где-то там дальше дорога должна была пересекать Волхов, видимо, дорожники строили мост или подходы к нему. В любом случае, сейчас мы бы это не узнали, нам нужно было возле стелы сворачивать на север. Всё, дальше по прямой до самой Старой Ладоги, если навигатор не врал, то ехать нам оставалось минут сорок-пятьдесят.

Снова поля. Снова берёзы, снова кустарники и борщевик. Слева на небольшом отдалении замельтешили столбы железной дороги, затем над головами промелькнули провода высоковольтной линии, а справа, через рощу, пару раз блеснул своими водами Волхов.

Ещё на пути нам встретилась деревенька, запомнившаяся мне красными крышами домиков и красными же заборами. В остальном всё выглядело совершенно типично, а вот красный цвет на фоне буйной зелени выглядел чужеродно и привлекал внимание. Во мне даже заговорил внутренний параноик – ну ни к чему человеку своим жилищем притягивать лишние взгляды, как говорится: будете проходить мимо – проходите. А здесь, как нарочно, этакий якорь близ дороги. Зато, едва проехав деревню, у самой кромки леса мы увидели сразу трёх косуль, неторопливо перебирающих копытами куда-то по своим оленьим делам.

Вообще весь путь от Пскова до Ладоги оказался совершенно спокойным, рутинным и, можно сказать, скучным. Скучным настолько, что мне не помогали ни кофе, ни рёв двигателя, ни ветер, рьяно обдувавший открытый внедорожник. Я изо всех сил боролся со сном, то и дело косясь на Ольгу, но она, похоже, чувствовала себя прекрасно, полностью сосредоточившись на дороге и погрузившись в свои мысли.

Спустя ещё некоторое время нас встретил дорожный знак «Старая Ладога», а я разочарованно крутил головой по сторонам, разглядывая длинные трёхэтажные дома из белого кирпича и покосившиеся деревянные заборы. Не знаю, я ожидал чего-то... ну другого. Всё-таки первая столица Древней Руси. Где-то здесь, по легенде, могила Вещего Олега. И следующая подсказка на пути к сказочному Китежу. Мне думалось, нас встретят исторические здания, словно продолжения каменных стен ладожской крепости. Монахи в рясах, деревянные избы, мощёные мостовые. И с чего я ожидал всего этого? Тысячу-то лет спустя? Сам виноват, переклинило славянской романтикой.

А ещё через минуту справа от дороги показался совершенно обычный, даже будничный, дорожный указатель с белыми буквами и стрелкой на синем фоне.

«Никольский мужской монастырь».

Александр Бехтерев. 26 июля, утро. Москва

На этот раз встреча со Шмелёвым проходила у него в кабинете, в бетонной коробке здания Министерства культуры в Малом Гнездниковском переулке. Неуклюжее серое строение, стоило к нему лишь приблизиться, живо напоминало обо всех прелестях идеологической выдержанности искусства, обращенного в массы, и этими же самыми массами востребованного. Иными словами, глядя на несколько серых прямоугольников, словно бы вдавленных один в другой и усеянных стройными рядами кондиционеров, Бехтерев впал в уныние. «Какая культура может прививаться многонациональному народу нашей необъятной, если даже сам центр, принимающий решения, в каком направлении эту самую культуру двигать, имеет абсолютно невзрачный вид, начисто лишённый какой-либо уникальности и самоидентичности? – возникла мысль. – Неужели нельзя было переехать в какой-нибудь дворец или особняк? Их же несметное множество! Как можно управлять культурными процессами в стране, имея вокруг себя такие бетонные шоры? Как можно вдохновлять народы и народности, если ты не видишь перед глазами самой сути русской идеи?»

Внутреннее убранство лишь укрепило Бехтерева в первоначальных суждениях. Сочетание глянцевого красно-кирпичного пола, серых стен и белого потолка угнетало профессора, выдёргивая из глубин памяти далеко не самые счастливые моменты его жизни. Впрочем, он сделал над собой усилие, пытаясь абстрагироваться от тоскливых мыслей. В самом деле, какая ему разница? Что за неуместная то ли философия, то ли меланхолия, то ли всё вместе разом?

Пару часов назад Александру Михайловичу позвонил Шмелёв. За эти пару дней они не общались, а сегодняшним утром замминистра сам набрал профессора и попросил срочно приехать. По телефону никаких объяснений не последовало, но Бехтерев и так понимал, что причина встречи может быть лишь одна, в чём он имел возможность убедиться, едва переступив порог кабинета Шмелёва.

На большом – не сказать что огромном, но действительно большом – тёмном столе, в металлическом контейнере-дипломате среди пенопласта покоилась табличка. Контейнер был раскрыт, дневной свет из окон падал на стол, оттеняя на камне полустёртые символы. Бехтерева снова накрыло воспоминаниями, гораздо более свежими, чем пять минут назад, но ещё менее счастливыми. Сразу вспомнилась неудачная экспедиция в псковские леса-болота, череда несчастных случаев, бригадир Алимов и въедливые следователи. И позор. Казалось, в академических кругах только ленивый не удосужился пнуть Шмелёва, а заодно, по инерции, и Бехтерева, поверивших в сказки Древней Руси.

Как бы то ни было, на столе перед ними была точно не подделка, не шутка и не розыгрыш. Табличка один-в-один повторяла манерой изготовления своих собратьев, найденных тогда на развалинах часовни под Кудеверью. И Бехтерев готов был поклясться, что символы на всех камнях нанесла одна и та же рука одним и тем же инструментом.

– Какие мысли, Саша? – Шмелёв вместо приветствия сразу перешёл к делу.

– Подлинник, – Бехтерев ответил в тон. – Сто процентов. Сходу. Даже без наших экспертов.

– То, что подлинник, я и сам вижу, ты уж не обижайся. Давай лучше о сути. Что по расшифровке скажешь? Насколько я понимаю, речь действительно идёт об указании места?

– Подожди.

Бехтерев достал из кармана брюк телефон, потыкал в экран, после чего сделал несколько снимков.

– Сейчас я поеду в университет. На нашу беду сегодня суббота. Я попытаюсь дозвониться до коллег, но... Не факт, в общем. Да и не стоит, пожалуй, слишком распространяться. Помнишь, что было после экспедиции?

– Помню, Саша. Потому и цепляюсь сейчас за эту возможность. Ты подумай, если здесь подсказка, действительно подсказка, – Шмелёв выделил слова интонацией. – что нам это даёт? Это шанс, Саш. Для нас обоих. И чёрт с ней, со славой. Ты просто представь...

– Женя! – в голосе Бехтерева словно металл звякнул, он тоже сменил интонацию. – Ты сам подумай, чего это будет стоить в случае неудачи? Кто из нас больше рискует? Да, карьера твоими стараниями подросла, не спорю. И здесь тебе огромное человеческое спасибо. Но ты не забывай только, что мне, помимо карьеры, нужно имя. Полоумный профессор – да на кой мне такие перспективы? Обесценить все мои работы разом? Одним махом? Да плевать все хотели, в каком МГУ я преподаю, какую науку веду и кого представляю. Ты хоть понимаешь, сколько времени понадобилось, чтобы... Да чтобы даже студенты – студенты, Женя! – ладно, коллеги, так ведь даже эти бестолочи пытались кусать. «Александр Витальевич, а правда?», «Александр Витальевич, а Атлантида?», «Александр Витальевич, а что вы думаете о внеземных цивилизациях?» и тому подобная ересь. У меня нет твоей бетонной шкуры, я не Железный Феликс! Да, я не меньше тебя хочу совершить что-то... Великое. Да, назови это Великим с большой буквы. И я понимаю все преференции, которые даст такое открытие. Но ты сам-то понимаешь риск? От нас даже костей не оставят, если мы вновь ошибёмся. Причём, от меня не оставят, тебе-то твоя научная карьера побоку, ты в одном шаге от политики...

Бехтерев распалялся всё больше и больше, Шмелёв наблюдал за ним с интересом. Не каждый день его товарищ выкидывал подобные пассы. Да и за столько лет Евгений Николаевич Шмелёв отвык выслушивать истерики – порядок в своём ведомстве он наводил железной рукой, тут профессор угадал с характеристикой. Но вот замшелость мышления, помноженная даже на какое-то мещанство товарища, привела его в замешательство. Он не узнавал того, кого иногда даже считал своим другом, не мог понять всех этих низменных стремлений к тёплому месту и спокойной пенсии. Нет, даже не так, он не мог осознать, в какой момент завзятый авантюрист, плевавший на мнение любых авторитетов, вдруг съёжился до забитого и заплёванного предпенсионера. Между тем, Бехтерев не успокаивался.

– А ты подумай, что тебе твоё руководство скажет про очередную нецелёвку? Или с министерских высот уже и на коррупцию плюют? Так то с твоих! Или мне, профессору, доктору наук, в шестьдесят два года к тебе на поклон идти? Женя, помоги, Женя выручи? Мне до самой смерти к тебе бегать, что ли? Спасибо за место, но доколе? И всё из-за одной ошибки? Ты хоть сам осознаёшь?

Профессор успокоился. Возбуждённый тон стих, он как-то весь обмяк, сдулся, втянув голову в плечи. Ещё только всхлипываний не хватало.

– Саша? У тебя всё в порядке? – язвительно-участливо поинтересовался Шмелёв. – Ты, может, запамятовал, какой риск мы раньше брали? И какие высоты? Так ты Югру вспомни, вспомни, кто их письменность в кучу собрал. Заодно вспомни про чудь в четырнадцатом веке. Кто доказал, что они как племя сохранились? Да, этого мало. Да, масштаб не тот. Но ведь чья заслуга? Наша! Наша с тобой! Причём я лишь участник, компаньон, соавтор, я даже на лавры не претендовал! Тебе судьба сама шанс даёт! Я что, по-твоему, риск не могу оценить? Да, засмеют, если ошибёмся. Загнобят, кости перемоют и вспомнят каждую мелочь, каждую ошибку, каждое слово неправильное в твоих работах.

Шмелёв резко наклонился в своём кресле, положив руки на стол и придвинувшись ближе.

– А с другой стороны, Саша, это потенциальное открытие. Великое. Сколько таких в новейшей истории было? У нас с тобой здесь не физика и не медицина. Не электроника с генетикой. Вообще ни разу. У нас такие открытия раз в сто лет. И что теперь? В сторону отойти? Из-за того, что тебе, видите ли, до пенсии досидеть хочется без насмешек идиотов? В твои-то годы? Совсем рехнулся?

Тон Шмелёва окреп в противовес осунувшемуся профессору.

– Саша, подумай не только о себе. Да, мне важна карьера, даже спорить не буду. И у нас с тобой протекция более чем достаточная для продолжения начатого тогда. Насмешки, насмешки... Сам послушай, что ты несёшь? Размяк ты в своих аудиториях. Расслабился, – Бехтерев обиженно поднял глаза на товарища. – Впрочем, это у тебя кризис, как мне думается. Ты засиделся, Саш. Аудитория – дом – дача. Аудитория – дом – дача. И всё. Размяться пора. И выстрелить напоследок. Причём выстрелить чем-то таким, что шансов не оставит никому даже на малейшие... Даже на малейшее проявление сомнений.

Бехтерев обиженно молчал, глядя на табличку.

– Мы сейчас, Саша, на пороге чего-то большого. Я это даже не чувствую, просто знаю, и всё тут. Да, в прошлый раз мы ошиблись. И ни разу это не повод пасовать. Соберись. Возьми себя в руки. Шестьдесят два! А ведёшь себя как... Как институтка на БАМе. Размяк ты. Но это не страшно, я понимаю твои опасения... В чём-то. Отчасти. Посему выслушай меня. Мы друг другу нужны, не забывай, пожалуйста.

Шмелёв откинулся на спинку, устало потёр переносицу и вздохнул. Затем, немилосердно скрипнув тяжеленным на вид креслом из добротной кожи, встал и сделал пару шагов к окну, засунув руки в карманы.

– Я с тобой сейчас поделюсь нашим планом. Вернее, моим, но ты опять устроишь истерику. Поэтому нашим. И не смотри на меня так, ты не детдомовец, у которого котлету отобрали, – Шмелёв снова устало вздохнул. – Мы с тобой друг друга не первый год знаем. Да, было всякое. И уж кому, как не тебе, видеть, насколько больше у нас с тобой побед, чем поражений...

Бехтерев облокотился на стол, обхватив правой рукой подбородок и глядя на товарища исподлобья через очки.

– Я кратко, с твоего позволения, у меня суббота обычный рабочий день, – при этих словах профессор заметно дёрнулся. «Шалят нервы, подрасшатал за годы», подумал Шмелёв, – мне ещё в Сергиев Посад пилить, открывать ярмарку. Поэтому слушай внимательно и запоминай.

Замминистра убавил голос.

– Сейчас ты поедешь в университет. Расшифруешь надпись до конца. Мы оба видим, что табличка подлинная, это раз, и что речь идёт именно о Китеже, это два. И три, здесь написано про Ладогу. Поэтому давай полностью, с дословным переводом, вернее, пословным. И с нормальной трактовкой, художественной, называй как хочешь. Дальше мы собираем экспедицию. Точнее, собираю я, ты можешь предложить светлые головы из своих. И в твоих же интересах, чтобы их было как можно меньше – меньше звон будет в случае чего. У меня есть человек, он возьмет на себя вопросы как снабжения, так и безопасности. Это он, кстати, табличку привёз сюда. Дальше мы выдвигаемся. Моему человеку нужно будет несколько часов на сборы. Твоим сколько?

Всё это время молчавший Бехтерев задумался. Было видно, что решение даётся ему непросто, но, похоже, эмоциональный угар утих. «Ему что, негде пар выпустить? – подумал Шмелёв. – Совершенно другой человек, а всего три минуты прошло».

– Без понятия, Жень. Если мои в городе, то часа три. Если нет... Тогда как дозвонюсь. И не факт, что сегодня.

– Саша, ты немного не осознаёшь серьёзности нашего мероприятия, – Тон Шмелёва сменился на вкрадчивый. – У нас нет времени. У нас есть табличка, которую видели аборигены в Пскове. У нас есть подсказка на пути к Китежу. У нас есть силовики, и у нас есть финансы на этот раз. И ты сейчас хочешь добавить сюда своих дебилов, которые не в состоянии телефон под рукой держать?

– Эти, как ты говоришь, дебилы, нам с тобой всю жизнь помогали карьеру делать, или ты забыл? – Бехтерев повысил голос.

– Хорошо, прости, я тоже на эмоциях, – Шмелёв примирительно поднял руки и хохотнул. – Ты меня заразил своей вспыльчивостью, виноват, давай лучше снова о деле. Ты помнишь, что было в тех табличках? Тогда, под... Как там эта деревня называлась? Не суть. Помнишь про источник?

– Ты что, всерьёз поверил? Вечная жизнь?

– Почему бы и нет?

– Женя, это чушь. Это невозможно. Это образ, образно. Сто процентов.

– И тем не менее. Это ли не повод?

– Повод, – устало вздохнул на этот раз Бехтерев. – Что дальше?

– Дальше мы выдвигаемся на Ладогу. Или куда там подсказка укажет. Мне думается, мой человек нам может оказать серьёзное подспорье. Проще будет решать... Нестандартные ситуации. Но ты должен быть к этому готов. Ты рискуешь не меньше меня, поэтому, будь так добр, оставь свои мерехлюндии в этом кабинете, и верни мне того Сашу, с которым мы по уши в дерьме кисточками откапывали два метра кирпича посреди болота. Или это слишком сложно в твоём возрасте? – съязвил Шмелёв.

– Потерплю, раз тебе ещё свербит карьеру делать на старости лет, – не остался в долгу Бехтерев. Он хищно оскалился. – Что не сделаешь ради старого друга, да, Жень?

– В точку. Сейчас давай к себе, а я свяжусь с Бирюковым. Зовут его Андрей, если что. И я тебя очень прошу, Саш. Нет, умоляю. Не спорь с ним. Человек об экспедициях знает больше нас с тобой вместе взятых, даже если ты ещё весь свой научный персонал приплюсуешь. Не мешай ему, хорошо? И ещё, Саш. Если нужно будет в этот раз сыграть грязно, играй. Или не мешай играть другим. Ты не хуже меня знаешь весь профит и все риски. Потому думай головой и не мешай другим действовать руками, и всё будет хорошо. У нас всех. Договорились?

Вячеслав Седов. 26 июля, день. Старая Ладога

Сперва мы решили озаботиться ночлегом, оставив монастырь на вторую половину дня. Может, это было и неправильно, но теперь приходилось постоянно думать и об Алисе, которой требовался чуть больший комфорт, чем всем нам. Проехав ещё немного по центральной улице-трассе, мы увидели небольшую стоянку с левой стороны дороги. Даня сбросил скорость, заморгал поворотником и припарковался под раскидистыми деревьями, следом за ним манёвр повторили и мы. Собравшись возле капота УАЗика, мы начали искать гостиницы или что-то вроде того.

Вариантов переночевать обнаружилось не слишком много, что, впрочем, неудивительно для села с населением меньше двух тысяч человек. Интернет выдал что-то вроде муниципальной гостиницы и пару непонятных то ли частных музеев, то ли гостевых домов. А последним (или крайним?) местом в списке оказался сам Никольский монастырь, вернее, гостиница при нём. И вот тут мы задумались.

С одной стороны, соблазн заселиться в гостиницу при монастыре был, прямо скажем, очень велик. В таком случае нам бы и ходить далеко не пришлось, и проблема с проникновением на территорию отпала сама собой. Но тут же и минусы – нас сто процентов кто-нибудь запомнил бы. Опять же, куда уходить в случае чего? В свой номер? Дескать, всё, меня не трогайте, я в домике? Нет, плохая идея, однозначно. Машины будут на стоянке, на приличной освещаемой стоянке рядом с монастырём. Буквально в двадцати метрах. И обязательно попадутся кому-нибудь на глаза. Если Хайлюкс выглядит более-менее буднично, то тюнингованный Хантер без крыши – как ни крути экзотика, по крайней мере, в том виде, в каком он был сделан у меня. М-да, не подумал, Субару здесь выглядел бы совершенно неприметно.