Текст книги "Мичурин"

Автор книги: Вячеслав Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

XV. ПРИЗЫВ К МОЛОДЫМ

Советская власть всемерно оберегала и поддерживала Мичуринский питомник. Несмотря на трудности, стоявшие перед молодой советской республикой в первый год ее существования, в Козловском питомнике шла кропотливая деловая работа.

Специально созданная комиссия из ученых и агрономов всесторонне изучала богатства зеленой лаборатории Мичурина. Составлена была подробная опись всех выведенных им сортов.

«Признать питомник неприкосновенным… Просить Ивана Владимировича Мичурина продолжать полезную для государства работу по своему усмотрению», – так гласил составленный акт.

Мичурину была предоставлена государственная денежная помощь в несколько тысяч рублей единовременно и установлена постоянная смета на содержание питомника и дальнейшее ведение научной работы.

18 ноября 1918 года Народный комиссариат земледелия официально принял питомник в свое ведение и объявил его государственным достоянием. И. В. Мичурин был утвержден директором питомника пожизненно, с правом подбора себе помощников и штатов по своему усмотрению.

Один из немногих дореволюционных ученых, вполне понимавших все значение трудов Мичурина, – профессор Кичунов, дружески навещавший Ивана Владимировича и до Октябрьской революции, прислал ему поздравительное письмо.

Велики были трудности того времени. Разруха, порожденная первой империалистической войной, усугублялась начавшейся контрреволюционной интервенцией, восстаниями белогвардейцев и эсеров. Возрастала угроза голода… Но впервые на сорок пятом году своей новаторской работы Мичурин почувствовал, что с плеч его снята, наконец, тяжесть забот о самом насущном.

Молодое социалистическое государство протянуло ему руку помощи, и вот 64-летний Мичурин сам как бы помолодел от этого бодрого, обнадеживающего рукопожатия.

С огромным подъемом взялся он снова за давно заброшенное перо, с которого на протяжении многих лет стекала частенько желчь обид. Теперь из-под пера зазвучали призывные, пламенные слова, обращенные к агрономам и садоводам страны:

«Я встретил Октябрьскую революцию как должное, исторически необходимое по своей справедливости и неизбежности, и немедленно обратился ко всем честным специалистам сельского хозяйства с призывом перейти на сторону советской власти, безоговорочно итти по пути рабочего класса и его партии» [46]46
  И. В. Мичурин.Соч., т. I, стр. 609.


[Закрыть].

Он звал всех работников земли к смелой борьбе со стихийными силами природы, доказывал, что в этой борьбе – залог человеческого благополучия.

Но в те грозовые дни, в боевое лето 1919 года, не только стихийные силы природы противосгояли советским людям.

Весной 1919 года ставленник Антанты Колчак, собравший большую армию, дошел почти до Волги, мечтая прорваться к Москве и свергнуть советскую власть. Почти одновременно с ним другой наемник империалистов, генерал Юденич, возглавив контрреволюционные силы в Прибалтике, напал на Ленинград, называвшийся тогда Петроградом.

Вслед за этим, в то же напряженное лето начал поход на Москву с юга еще один контрреволюционный генерал – Деникин.

Друг и соратник Ленина, Иосиф Виссарионович Сталин, опираясь на закаленных большевиков – Фрунзе, Кирова, Ворошилова, Орджоникидзе, Куйбышева – организовал успешный отпор всем этим нападениям, остановил и разгромил сначала Колчака, затем Юденича и, наконец, Деникина.

Однако, был в ходе борьбы момент, когда войска Деникина, в частности особо выделенный им конный корпус генерала Мамонтова, прорвался через Воронеж на Тамбовщину и вел наступательные бои в непосредственной близости к Козлову.

Вот когда пришел час большого, тяжелого страха для Ивана Владимировича Мичурина, никогда никого и ничего не боявшегося…

Оказаться в полосе военных действий, под артиллерийским обстрелом, в зоне штурма и обороны – это было еще невиданной угрозой для питомника. В несколько часов могло погибнуть все, созданное многолетними трудами…

С понятным волнением прислушивался Мичурин к отдаленным раскатам пушечных выстрелов, доносившихся откуда-то со стороны Тамбова.

Еще одно испытание предстояло ему пережить, может быть роковое и для деревьев его и для него самого. Он мог уйти, спастись заблаговременно. Но мог ли он в этот грозный час бросить свой питомник, все созданное его трудом?

Пальба приближалась. Белые конники Мамонтова примчались из-за Турмасовского бугра. Они вброд перешли реку повыше железнодорожного моста, громоздкого и старомодного. Это была одна из групп мамонтовского корпуса, который прорвался в тыл Красной Армии. Их конная скорострелка дала несколько выстрелов по южной стороне города и затихла. Снарядов было у белых, как видно, в обрез.

Растекшись по городу, конники начали вылавливать коммунистов. Пойманных спешно приводили в летучий штаб и расстреливали.

Перелогин еще накануне был вызван в город, в отряд самообороны. Иван Владимирович один оставался в саду на своем полуострове. Минувший год прошел тихо. Перелогин продолжал работать у него так, как будто ничего не случилось. Это немало удивляло и волновало мастера.

– Подумать только… – размышлял он. – Коммунист, член правящей партии, а нос не задирает, исполняет, что скажу.

Уходя, Николай Петрович всегда спрашивал:

– Можно ли?

Но на этот раз он только сообщил Ивану Владимировичу о вызове в город, предупредив и Мичурина об опасности.

– Может быть, вам, Иван Владимирович, следует подумать о более безопасном месте…

Мичурин не захотел даже и слышать об этом, а сейчас, когда пушечные выстрелы уже возвестили о налетевшей угрозе, уходить вообще было поздно.

Донесся конский топот. Через несколько секунд топот сменился шумом воды, вспарываемой конскими ногами.

– Э-эй! – донеслось вдруг от главной калитки, с отмели. – Открыть ворота!

Когда Иван Владимирович подошел к калитке, один из конников, видимо старший, спросил:

– Вы хозяин питомника?

– Ну, я… А что вам здесь надо?

– Мы – представители Добровольческой армии. Мы ликвидируем большевиков, красных. У вас, по имеющимся сведениям, живет коммунист. Потрудитесь нам его выдать.

Старый ученый закрыл калитку перед носом у приехавшего.

– Уезжайте, откуда приехали! Мне болтовней с вами некогда заниматься, – сказал он и зашагал было прочь.

– Стой, стрелять будем! – завопил конник уже без всякого деликатничанья.

Конники сами сквозь решетку подняли крючок и въехали в сад, похлестывая нагайками по ветвям яблонь. Поравнявшись с хозяином, старший конник опять остановился и грозно сказал:

– Нам известно, что у вас живет коммунист. Запирательство не приведет ни к чему. Ваш возраст и положение не спасут вас от шомполов.

– Никакого коммуниста здесь нет, – сказал Иван Владимирович. – И разговаривать с вами я не имею ни времени, ни желания… Пугать же меня, милостивый государь, поостерегитесь, – заключил он сам довольно-таки грозно, хотя и совсем не знал, чем мог бы подкрепить свою угрозу.

Обступив хозяина, конники начали подталкивать его к дому. Одна из лошадей опрокинула его, и всадники, друг за другом, перепрыгнув через упавшего, поскакали к дому.

Они перерыли весь дом, объехали кругом всего сада и, ничего не найдя, поехали прочь.

– За все ответите! – крикнул Мичурин вдогонку верховым.

Весь дрожа от возмущения, он пошел к своим сеянцам. Конников он больше не видал. Но не явился из города и Николай Петрович – ни в этот день, ни в следующие.

Вскоре мамонтовцы покинули город. Вернулась Красная Армия, и снова на питомнике потекли мирные дни. Однако дела ухудшались. Некому было работать. Мужчины почти все были отвлечены беспрерывной войной, а те, что оставались в городе, предпочитали итти на работу на паровозный завод, в депо, на железную дорогу. Кропотливая, трудная работа в питомнике мало кого прельщала.

Питомнику угрожала нехватка рабочих рук. Николай Петрович так и не вернулся. Старый ученый лишился еще одного друга.

С трудом поспевал теперь следить за деревьями, за всеми сеянцами Иван Владимирович. Их было много – тысячи, десятки тысяч. Каждое деревцо, каждый сеянец имели свою собственную судьбу. Свои, только ему присущие требования к условиям жизни были у каждого деревца. Неженок в питомнике Иван Владимирович не терпел, но ни один гибрид не забрасывал без призора, с каждым работал до конца, до тех пор, пока не получит положительного результата.

Надвигалась настоящая старость – шестьдесят пять лет жизни было уже за плечами. Впереди каждый год мог оказаться последним.

Сад, однако, продолжал жить своей жизнью, продолжал требовать внимания и труда.

Чтобы окончательно закрепить устойчивость молодой яблони Бельфлер-китайки, Мичурин нарезал с нее черенков и привил их в крону двадцатилетней Антоновки полуторафунтовой. Опыт был ответственный, с важным замыслом. Богатая листва дерева-хозяина могла оказать на жильца-нахлебника влияние более сильное, чем нужно. Но Ивану Владимировичу было интересно узнать, не увеличатся ли еще более плоды Бельфлер-китайки в сожительстве с огромными яблоками полуторафунтовки. Результат не заставил долго себя ждать.

Через два года на привитой ветке Бельфлера повисли огромные, светлопалевые шары с яркокрасной штриховкой и крапинками. Но белоснежная мелкозернистая мякоть с легкой пряностью вкуса осталась без всякого изменения. Антоновка полуторафунтовая успешно выполнила роль «ментора» в заданном направлении.

Кандиль-китайка тоже из года в год увеличивала свои плоды. Они доходили уже весом до полуфунта, а по форме приближались все больше и больше к Кандиль-синапу. Желтые, с разлитым румянцем, они были обтянуты плотной гладкой кожицей, не боящейся грибных паразитов. «Ментор» опять выручил, помог и в этом случае.

Лето 1919 года было буревое. Словно с цепи сорвались ветры равнины. Они бесновались над городом, сталкивались, сшибались в садовых куртинах и нагромождали горами облака…

Но гордо стоял в саду любимец мастера – молодой Пепин шафранный. Он тоже был потомок Китайки. Двенадцать лет подряд следил Иван Владимирович, как выравнивается в стройное кудрявое деревцо этот замечательный сеянец. Еще в девятьсот седьмом году был опылен тепличный барич Ренет орлеанский пыльцой гибридного сеянца между Китайкой и Пепином английским.

Теперь, через двенадцать лет, плоды его гроздьями висели на ветках, и бешеные ветры равнины были бессильны что-нибудь сделать с этими яблочками, разрисованными густой шарлаховой росписью по желто-шафранному заревому фону. Ни одно яблочко не было сбито неистовыми ветрами.

Наконец, в этом же девятнадцатом голодном, трудном году старый ученый начал свои самые дерзкие опыты с выведением Церападуса – гибрида между вишней (по-латыни – «церазус») и черемухой (по-латыни – «падус»). Мичурин оплодотворил степную вишню пыльцой японской черемухи. Это было уже не межвидовое, а межродовое скрещивание.

Скрещивание удалось: завязи появились и хорошо наливались. Однако работы предстояло еще тут много. Это был только первый шаг на долгом и сложном пути.

Справедливо досадовал Мичурин, что руки не доходят до всего. Нужен был дельный, толковый помощник, человек, которому можно было бы передать драгоценное наследство.

Однажды по приглашению Козловского земельного отдела Мичурин выступил в роли докладчика на большой конференции агрономов и других земельных работников. Мичурин сделал большой, обстоятельный доклад о своих трудах и задачах советского плодоводства.

Он сказал так, между прочим, в этом докладе:

– Старое не вернется никогда. Надо глядеть вперед и работать для будущего, для нового… Я вот работаю и впредь намерен работать для нового, ничего, что стар. А молодежь боится, что ли, ко мне итти над новым работать? Стыдно, господа! – обмолвился он по долголетней привычке и поправился не спеша, строго: – Нехорошо так, товарищи!

XVI. СЛУГА НАРОДА

Однажды весной 1920 года Иван Владимирович сидел на своем крылечке, с которого видны были и сад, и река, и Донское, и город. В несчетный раз смотрел он на холм-утюг. На перила слетались синицы и воробьи поклевать крошки, рассыпанные для них морщинистой рукой Мичурина. У его ног нежилась маленькая коричневая собачка, пушистая, похожая на теплую шапку-ушанку.

Дело шло уже к семидесяти годам. Но никто не может сказать, что он сойдет в могилу бесславно. Весь мир знает, что он прожил свою жизнь не зря.

Уже не меньше ста новых сортов вложил он в сокровищницу помологии: серия гибридов Китайки с Кандилем, Пепином и Бельфлером во главе; группа облагороженных Антоновок; группа больших, высокой лежкости бере – Бере зимняя, Бере победа, Бере народная; вишня Плодородная и Краса севера; серия могучих слив терно-ренклодов и, наконец, как венец всех трудов жизни, – удавшееся в прошлом году скрещивание японской черемухи с самарской степной вишней.

Но кому передать питомцев, опыты, задачи, оставшиеся еще не решенными?

С дорожки, огибавшей угол дома, послышались вдруг чьи-то быстрые шаги, и через минуту Иван Владимирович увидел на нижней ступеньке человека в мешковатой военной шинели, в защитной выгоревшей фуражке с пятиугольным пятном на околыше вместо снятой звезды. Светлые волосы свисали из-под фуражки. Глаза у человека были острые, серые. Тонкие губы плотно сжаты. Взгляды хозяина и гостя встретились.

– Кто таков? – молвил хозяин немного ворчливо.

– Здравствуйте, Иван Владимирович! – взмахнул фуражкой пришедший. – Моя фамилия Горшков, уездный инструктор по садоводству. – Я вашу речь на конференции помню, Иван Владимирович, очень хорошо, – продолжал инструктор Горшков. – Помню, как вы сердились, что к вам молодежь не идет на подмогу. Ну вот – я к вам и явился, Иван Владимирович, как представитель этой самой молодежи.

Горшков принес с собой от Козловского уездного земельного отдела официальную бумажку, в которой было сказано, что товарищ И. С. Горшков командирован для непосредственной помощи в работе заведующему опытным питомником, Ивану Владимировичу Мичурину.

– Вот как, – сказал Иван Владимирович, прочитав письмо. – Это хорошо, за это спасибо. Ну, что же, приступим… Время самое горячее – сокодвижение. А ну, какие работы сейчас производятся?

Часа два гонял он инструктора Горшкова по всем вопросам садовой теории и практики. О чем он только не спрашивал: о системе классификации плодовых растений, и об искусственном опылении, и о закладке садов, и об обрезке деревьев, и о хранении плодов после уборки…

– Можешь ли, например, Осип Степанович, отличить надежный сеянец от ненадежного, обещающий от необещающего? – задал, между прочим, Мичурин довольно коварный вопрос своему гостю.

И видя, что Горшков задумался, сам начал с добродушной прищуркой посвящать его в глубочайшие тонкости оценки гибридов по их внешнему виду.

– Не смущайся, Осип Степанович! В этом деле и я не гарантирован от ошибок, а кто гибридизацией специально не занимался – с тех и совсем нечего спрашивать. Уже с семядолей надо начинать оценку будущего гибрида. Надежный многообещающий гибрид должен иметь большие, мясистые семядоли, и подсемядольное колено у него должно быть толстым и коротким. Если семядоли окрашены, а в особенности если подсемядольное колено окрашено – это значит, что и плоды будут иметь хорошую окраску. А когда листву и побеги выбросит сеянец – гибрид груши или яблони, тогда гораздо больше данных для суждения и оценки. Следи за толщиной побегов, их изогнутостью, граненостью, опушением и за окраской также. Чем гуще, темнее окраска – тем лучше. Почки на побегах должны быть крупные, округлые и плотно прижатые к побегу. Подпочечные подушки должны заметно выступать над почками. Частые междоузлия между листьями – признак урожайности гибрида… Листья у гибридного сеянца должны быть, крупные, плотные, с лицевой стороны у яблонь сильно морщинистые и матово-зеленые, сильно опущенные. Нервация листа, его сетчатка, должна быть частая, а сами нервы – крупные. Чем слабее зубчатость у листьев, тем лучше. Черешок у листьев должен быть не длинный, толстый, пушистый, с большими, крупными прилистниками у основания. Чем сильнее черешок окрашен, тем больше данных, что будет интенсивно окрашен и плод… Но густотою листвы на гибриде и вообще буйным его ростом в первые годы жизни не обольщайся. Чаще всего бывает так, что именно такие буйнолистые «торопыги» не дают впоследствии добрых плодов. И если всмотришься в эти буйные листья, в большинстве случаев сразу заметишь – нервация редкая, под острым углом к главным сосудам зазубренность частая, остро-пильчатая. Черешки листьев длинные, слабо окрашенные… По боковым побегам обилие колючек… Вот как надо оценивать гибриды, Осип Степанович, с такой же придирчивостью их экзаменовать, с какой я тебя сейчас экзаменую…

Пот не один раз прошибал Иосифа Горшкова, когда, прищурившись и покачивая головой, старый мастер говорил время от времени:

– Нет, ошибаешься, Осип Степанович. Не так, не так…

Но итог строгого экзамена оказался все-таки благополучный.

– Будешь работать – дойдешь до всего, – так резюмировал ученый. – Я боялся, что куда меньше знаешь…

Началась для Горшкова великая страда. Он сразу проявил себя настоящим энтузиастом селекции плодовых, преданным и трудолюбивым помощником Ивана Владимировича.

Горшков написал большую докладную записку в Наркомзем о важнейших, неотложных нуждах питомника.

Но советское правительство и без того внимательно, зорко, глубоко изучало творческие силы народа. Сам Владимир Ильич Ленин, ненавистник застоя, враг рутины, покровитель всего нового, смелого, постоянно интересовался всем, чем наука могла обогатить, обновить общественное сельское хозяйство. Несмотря на колоссальную занятость важнейшими государственными делами, Ленин нашел время прочесть книгу Гарвуда о Лютере Бербанке, который в далекой солнечной Калифорнии выводил новые сорта плодовых и овощных растений.

Ленину было известно, однако, что в России есть блестящий оригинатор, новатор растениеводства – Мичурин.

Тамбовскому губисполкому, по указанию Ленина, была направлена от Совета Народных Комиссаров следующая телеграмма:

«Опыты по получению новых культурных растений имеют громадное государственное значение. Срочно пришлите доклад об опытах и работах Мичурина Козловского уезда для доклада председателю Совнаркома тов. Ленину. Исполнение телеграммы подтвердите» [47]47
  И. В. Мичурин.Соч., т. I, стр. 3.


[Закрыть].

Внимательно познакомился Владимир Ильич с трудами Мичурина, с его огромной созидательной работой по выведению новых сортов плодовых и других культурных растений.

Последовали широко охватывающие всю деятельность Мичурина указания о всемерном ему содействии и поддержке, вдохнувшие в приближавшегося уже к 70 годам великого ученого новую бодрость, новые силы.

Новым расширением своих исследований и творческих опытов ответил Мичурин на это внимание и заботу.

Еще в 1920 году в его садовом журнале появилась запись о посевах люцерны и ряда других кормовых трав из семейства бобовых – вики, клевера, чечевицы. Люцерна, по-латыни Medicago sativa, бобовое растение русских степей, привлекала Ивана Владимировича своими высокими кормовыми качествами и как азотособиратель, обогащающий азотом почву. Он решил еще более повысить народнохозяйственное значение люцерны, продвинуть ее распространение на север.

В 1921 году список новых исследовательских объектов Мичурина еще более расширяется. Он отмечает посевы гаоляна, дальневосточной разновидности кукурузы, посевы особой семиколоснойржи и целого ряда овощных культур, которые стремился улучшить, обогатить их новыми качествами.

О люцерне он в этом году говорит уже как о гибриде.

«13 апреля посеяна люцерна Северная: Medicago-falcata × Medicago sativa».

Он готов приложить весь свой опыт, все знания, всю свою мудрость оригинатора ко всем культурам, нужным сельскому хозяйству страны. Ведь он теперь не только по всему духу своему, но и по должности, по государственному званию – слуга народа.

Но Иван Владимирович не забывает и своих старых, неизменных любимцев – плодовых деревьев и ягодников.

«2 мая, – записывает он, – расцвела китайская слива. Пикированы сеянцы гибридных груш и яблонь».

«17 мая. Цветет Sorbus aria и японская айва. Привиты амигдалюсы».

«2 июня расцвела Актинидия аргута. Все сорта винограда цветут».

«7 июня из прошлогодних сеянцев гибридных вишен в высшей степени выделяется очень низким ростом, очень толстым побегом и крупнотой листвысеянец черешни Первенец, посаженный целым плодом с мякотью. Затем получен очень хороший гибрид Владимирки с черешней и Мичуринской плодородной с черешней» [48]48
  И. В. Мичурин.Соч., т. III, стр. 159–161.


[Закрыть].

Не велика эта запись, но сколько в ней интересного. Семидесятилетнему Мичурину не изменяет зоркость глаза в оценке гибридного сеянца по его внешним данным. Отмечает он и какую-то связь между качеством сеянца и посадкой косточки вместе с мякотью околоплодника. «Может быть, и околоплодник на что-нибудь нужен, кроме приманки птиц, как думали раньше», – мелькает, вероятно, мысль в его неутомимом творческом уме. И, наконец, мы видим, что не забыта прославившая его имя за океаном – около 40 лет назад – вишня Плодородная Мичурина. Он продолжает с ней работать, она продолжает служить ему исходным материалом в гибридизационном творчестве.

А вот и две записи о плодах, полученных от новых гибридов, даже с зарисовками их тут же в журнале.

«27 августа 1921 г. сняты яблоки нового сорта. Вес 137 граммов.

Форма высокорепчатая. Окраска беловато-зеленоватая с бледными очень малыми бурыми расплывчатыми штрихами на солнечном бочку, ножка короткая, в глубокой воронке…

Мякоть сочная кисло-сладкая».

Он не спешит наименовать новый сорт, много их; надо еще раз всесторонне обдумать и взвесить будущую ценность гибрида.

«1 сентября 1921 г. снято 12 плодов первого плодоношения на 16-й год после всхода 1905 г. нового сорта зимней груши от зерна Сен-Жермен, оплодотворенного пыльцой старого сорта Ц. Г. [49]49
  Царской груши. – В. Л.


[Закрыть]».

16 лет заставило себя ждать плодоношение гибрида. Каким терпением, упорством и верой в конечный результат обладал великий ученый!

«Вес 100 граммов, – добавляет к своей записи Мичурин. – Высота 84 м/м, ширина 52 м/м». И тут же опытной, привычной рукой (а он был не только искусным рисовальщиком, но и талантливым художником-акварелистом) дает скупой, но абсолютно точный, как бы единым очерком сделанный контур плода новой груши.

И, наконец, одна из последних осенних записей садового журнала гласит:

«Посажено 30 корней валерианы… Поспели каштаны… Пересажены тюльпаны… Собрана непромороженная кукуруза» [50]50
  И. В. Мичурин.Соч., т. III, стр. 163–164.


[Закрыть].

Какой большой набор подопытных культур, какая ни с чем не сравнимая творческая многогранность!