Текст книги "Амулет(СИ)"
Автор книги: Всеволод Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
6. Потому, что Хе-ми знает
А за бухтой – цвело неохватным цветом – море. С берега, ломая горбы, бежали неубегно скалы в тайгу. Облака над скалами плескались узкие, длинные и зеленые, как уаханга – морская капуста.
У лодок стоял Хе-ми и говорил:
– Слышу – по берегу идет. Ту-юн-шан. Теперь он за болотами ляги, а там долина Уепо и за долиной голый и желтый берег. Там русский. Он идет сюда. Слышу!
Сказали каули:
– Сердце твое, как дождевая туча, страшно и радостно. Когда уведет нас русский?
– Будем сегодня ночью гадать. На рыбе, на земле и на человеке. Все три скажут, когда придет второй человек с амулетом.
– Мо-о!..
Опять надел Хе-ми белый балахон, закрывающий ногти. Опять из священного кедрового дерева зажгли костер.
Протянул над дымом Хе-ми руки, сказал громко:
– Ты, пылающий выше гор и ниже моря: слушай. На рыбе, на земле и на человеке будем задавать вопросы. Ты будешь отвечать. Души наши сгорели и пепел нашего горя задымил – съел голову…
– Мо-о!.. – сказали каули.
Чужой, неследный[2], как прошедшие годы, старик Хе-ми. Голос длинный и тонкий, как уаханга, ногти над костром, как бабочки.
Лицом неслышным под запахами смолы смотрит с гор – огни – ночь. Трубка у ней – кедры, искры ее табаку – волчьи глаза. Верно.
– Смотри: рыбу беру за хвост. Рыба с голубым плавником и с языком, как у человека – Шуни. Видишь – живая, бьется. Слышишь – кричит. Ты слышишь, я нет. Смотри!..
Пальцами разорвал у рыбы живот, обливая кровью пальцы, выхватил зубами хребет. Мясо кинул в огонь. Хребет протянул над огнем.
– Смотри. Он гнется, как живой, он вьется под пальцами… Он поет… Ты отвечаешь, пылающий. Знаю. Говорю: Он, Ту-юн-шан, жив, он дошел.
Отозвались каули:
– Мо-о!.. Хорошо. Говори дальше!
Опять в дыму держит Хе-ми руки. Вокруг костра – каули, жены их, дети.
– Ты, пожирающий и покоряющий. Смотри. Земля с берега моря – глина. Здесь сейчас на руках засохнет она и прямые трещины скажут Ту-юн-шану счастье.
Щепья кедровые, священные. Дым над костром, как кедр, искры, как шишки из золота.
– Смотри. Сохнет моя кожа, как уголь. Ноготь шает и трещит, больше не могу!..
Опустил Хе-ми руки. Наклонился один из каули, взглянул на глину, сказал:
– Мо-о!.. Трещины, как сосны. Прямо. Дошел.
Подтвердили каули:
– Дошел!
Опять в дыму руки. Седая борода в копоти, в искрах.
– Последний раз отвечаешь, пылающий. Иди к морю.
Щелкнул пальцами и каули щепами от костра зажгли по берегу смоляные бревна. Лениво брело по берегу море. На камень со щепой в руке вышел Хе-ми.
– Тебе, воды. Бросаем в море сына Ту-юн-шана Кима. Принимай, бери. Если выйдет не умеющий плавать ребенок – идет Ту-юн-шан обратно с русскими.
Упала перед огнями женщина, кричала. Сказал Хе-ми:
– Ты, не имеющая имени, не мешай гореть огням… Если утонет твой сын, – все гибнет, о чем жалеть? А выплывет, у тебя будет счастье, какого мало было у корейской женщины. Я скажу…
Распутал ребенка от тряпок. Схватил Ки-ма бороду деда. Руки Ки-ма золотые, глаза под огнями – крабы. Выше головы поднял Хе-ми, качнул три раза и кинул в море.
Плеснулись, вильнули волны. Под оранжевый цвет, красный. Под красным – желтый и голубой. Задвигались блески, блески – костры по морю, по рифам. Синее, фиолетовое и желтое. Волна подгибается под волну. Лепетуньи переплеснулись, плавно упали под огни…
И выплеснули на берег Ки-ма.
Качался в грязи ребенок…
Поднялись, затушили огни каули.
– Он идет!
Перед большим костром, освещающим горы, сказал Хе-ми громко:
– Тебе, жена Ту-юн-шана, женщина, не имеющая имени. Тебе говорю. Три раза сказал огонь – идет Ту-юн-шан с русскими. Сердца наши, как молодые травы. Круглоголовые придут на пустое поле. Мы уйдем. Я, Хе-ми, знающий, говорю: первой тебе, женщине каули, даем имя – не мужа, а свое.
– Мо-о!.. – подтвердили каули. – Хорошо иметь свое имя.
– Над прудами цветет черемуха. Цапля стоит у фанзы. Так будет у тебя дома… А здесь назовешься ты Кваму-Митсу, цветущая осенью.
Утром, как всегда, раздвигались, прыгали в желтых волнах опаловые рифы. Желтая пахнущая пена, как цветочная пыль.
У фанз, на циновках, сидели каули, глядели узкими спокойными глазами на Теплые горы – Сихоте Алинь.
Рядом у своей фанзы ждал Хе-ми и Ки-ма, а Кваму-Митсу варила в очаге черную, клейкую чени из бобов.
И тогда же:
Двухмачтовая японская фуне, огибая голубые скалы Тзунайоши, подплывала к южному берегу к бухте, к промыслам морской капусты – уаханга.
Январь 1922 г., Петербург
