Текст книги "Отравленная сталь"
Автор книги: Всеволод Георгиев
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
5. Единожды солгав
На выборах в Государственную думу Российской Федерации верх взяли коммунисты. Через несколько месяцев выборы президента. Начало нового, 1996 года встревожило власть, если бы выборы были сейчас, президент Ельцин набрал бы всего шесть процентов голосов. Либеральное общество под угрозой. Демократия в опасности, надо срочно принимать меры, все средства хороши. Убей демократию, и ты ее спасешь.
У Ельцина – сердце, президент совсем плох. Рейтинг ниже плинтуса, а на носу интенсивная избирательная компания. Генерал-телохранитель предлагает отменить выборы. Президент не выдержит. Мало того что не выдержит, еще и проиграет. И пойдут все лесом, длинной вереницей в направлении лесоповала.
– Э – нет! – говорят вдруг отвердевшим голосом мягкотелые демократы. – Победа или… или… или никаких или!
Избирательную кампанию возглавляет железный, выкрашенный свинцовым суриком, Чубайс. Ельцин, накачанный химией, отплясывает перед избирателями, демонстрируя железное здоровье. Средства массовой информации бросаются в бой за Ельцина против победительных коммунистов. Давайте, давайте, а то скоро и на ваш роток накинут платок. Что? Все патриоты за коммунистов? Уже не все! Часть за товарища генерала, за генерала Лебедя. Патриотический Конгресс русских общин (Скоков, Лебедь, Глазьев) отказался от сотрудничества с коммунистами.
Лебедь – оратор с мощным армейским басом. Он с ухмылкой сыплет в толпу афоризмы: «Генерал-демократ – это все равно что еврей-оленевод». Ну и что? Он же еще не знал, что Роман Абрамович станет губернатором Чукотки.
Коммунисты – проблема. Еще одна проблема – война в Чечне. 22 апреля не стало Джохара Дудаева. Чеченские вооруженные формирования под командованием Аслана Масхадова не слишком смутились после гибели своего первого президента. А Ельцину надо с войной в Чечне кончать. Любым способом, иначе избиратель ему ее припомнит. Волнуются министр обороны Грачев, начальник охраны президента Коржаков, руководитель ФСБ Барсуков, так называемые силовики, да еще отвечающий за военную промышленность Сосковец. Они не демократы, они – патриоты. Но не будет Ельцина, и их ветром сдует. А он еще и слаб здоровьем.
– Вперед, на выборы! – зовет Чубайс. – Он выдержит!
А не выдержит, придет премьер Черномырдин, сбросит силовиков, а Чубайс и демократы все равно останутся.
Обе силы борются за влияние на Ельцина. Национал-патриоты против либерал-демократов. Кто правый, кто левый – не разберешь. Все клянутся в любви к Отечеству, Конституции и Народу. Народ башкой крутит: налево – направо, направо – налево. Умный Березовский тоже головой вертит, только глаза внимательно смотрят слева – направо и справа – налево. Клянутся, а интерес материальный. Вот оно – кольцо власти: власть конвертируется в деньги, а деньги конвертируются во власть.
Обе силы против коммунистов. Только избиратели «за». Малоимущие, потерявшие работу, работники, не получающие месяцами зарплату, пенсионеры, солдаты, уезжающие в Чечню, их отцы и матери.
Косте позвонили из избирательного штаба Лебедя и пригласили переговорить. Дело в том, что Костя успел тиснуть пару статеек в «Вечернем клубе». Протекцию в газете ему составил его приятель, демократ из демократов, раньше он преподавал историю партии в высшей школе КГБ. Видимо, лебедевские штабисты читали прессу, и им понравились некоторые высказывания Кости. Они предложили ему поработать в штабе, придумывая для Лебедя чеканные фразы и афоризмы. Костя отказался.
Он получил приглашение от Лены и уже успел оформить документы на вылет за рубеж. Через две недели состоялся его рейс.
Костя в первый раз выехал за границу. Самолет доставил его в Монреаль. Он сразу же заметил часы на правой руке Виталика. Виталик успокоил его: ни в какую лигу он не вступал, часы – это знак, что у него есть кое-какие права, а обязанности… обязанности – в основном помалкивать.
Косте по душе пришелся большой дом Лены на рю Эйр, который даже имел имя «Лотарингец». Прогуливаясь по окрестностям, над одним магазинчиком он нашел вывеску, на которой был изображен двойной лотарингский крест. Когда-то крест Лотарингии был символом центростремительных сил Европы. Фильтр времени стер острые углы, сгладил детали, убрал резкость. Остался результат: Европа объединяется. Может быть, думал Костя, скоро исчезнут границы, и на всей территории будет одна валюта – экю. Та, что была в кошельках мушкетеров. Вот только его, Кости, страна по иронии судьбы оказалась в сторонке.
Лена жила скромно. Здесь не принято кичиться деньгами и роскошью. Лена была для него кем-то вроде младшей сестры или дружелюбной бывшей жены. Он понимал, что она нуждается в друзьях, тем более таких проверенных, как Костя и Виталик. Является ли ей Виталик только другом, – на этой мысли Костя не считал нужным останавливаться.
Если так получилось, то это только на пользу. Виталик будет внимательнее к ней.
Костя ходил гулять. Здесь на улицах пешеходов мало. Все на автомобилях, пешеходы только в парках. Друзья, отличный кофе, крепкий чай, хрустящий свежий хлеб, колбаса из русского магазина, просторный дом, пустые улицы, тишина, душ и даже сауна, ну, что еще нужно человеку в его возрасте? И главное, он сам тоже еще нужен.
– Костя, – Лена спускалась с лестницы, – Костя, кое-кто хочет с тобой поговорить.
– Кто?
– Из коллег Ивана. Я сказала, пусть прилетает. Мы бы и сами слетали в Европу, но вас туда так просто не пустят.
– По какому поводу?
– Выборы, дорогой. Сейчас всех интересуют выборы в России.
– А я при чем?
– Ты что, забыл, Иван тебя ценил. Его коллеги о тебе наслышаны. Давай, друг, просыпайся. Пора, пора… как там дальше?
– Из теплого гнезда на зов судьбы далекий подниматься, – закончил Костя.
– Вот, вот! Это я и хотела сказать. Только малость подзабыла Пушкина.
– Это не Пушкин, – сказал Костя. – Это Фет. Афанасий Афанасьевич.
– Тем более!
К прибытию Француза Лена заказала русский стол. Во Французе она узнала одного из кандидатов на место Ивана Францевича. Того, кого она выбрала. Он приехал на взятой в пункте проката машине «Вольво» очень хорошего качества. Лена решила провести встречу под лозунгами «Радушие!» и «Русское гостеприимство!».
Француз носил небольшую темную бородку, был тучен, но очень живой и общительный. В глазах читался ум математика или шахматиста. Лена помнила, как нотариус зачитал завещание Ивана Францевича, и Француз, прослушав, сразу опустил глаза и не поднимал их до оглашения результата. Двое остальных кандидатов все время смотрели на нее. Он и стал Великим Хизром. Математик, окончивший в свое время Эколь Нормаль, и в молодости даже подвизавшийся в группе Бурбаки. Сейчас он склонился к ее руке (Enchante! – Очень приятно!). Ну, что ж, ей не впервые целует руку человек такого масштаба. Она не стала раскрывать его инкогнито, и он это оценил.
Виталик и Костя тоже не подали виду, что они могут знать его настоящее положение. Первым делом они повели уставшего от перелета Француза в сауну. Потом за стол. Он, хоть и Француз, предпочитал крепкие напитки. И правильно: под них лучше всего шли горячие щи, пироги с мясом и сибирские пельмени. Среди всякой мелочи: соленых рыжиков, охлажденного розового сала, тающей в собственном жире селедки, на столе стояли две запотевшие бутылки с русской водкой.
Уф! Ну, теперь и про выборы в России можно поговорить. Француз старался говорить по-английски, но Костя, чтобы сделать ему приятное, переходил на французский.
Итак, русский пасьянс складывался следующим образом. С одной стороны, две буквы Ч – Чубайс и Черномырдин. За ними присматривают космополиты-каменщики, прячущиеся за всякими международными финансистами типа… ну, понятно. С другой стороны – Коржаков и Сосковец, они заявляют о себе как строителях-патриотах: любимая маска спецслужб. Если упростить до крайности, то здесь сталкиваются либеральный капитал и капитал «Кей-джи-би». Но!.. Есть еще генерал Лебедь.
– Лебедь – это птица такая, – разъяснил Костя. – Le cygne.
– Bon! Этот генерал-птица позиционирует себя как умелый… нет, умеренный националист. Что вы о нем скажете?
– Ваш интерес к нему легко прочитывается, – сказал Костя, – ведь он получил поддержку эмигрантов в лице Народно-Трудового Союза.
– Да. Он представляется нам надежным человеком и твердым политиком, хотя и не вполне уверенным в своих теоретических знаниях, зато способным слушать и действовать в интеллектуально обоснованном направлении.
– С тем, что он способен реагировать, – отвечал Костя, – я согласен. А вот с надежностью я бы не торопился. Не верю я в челюсти, тяжелые, как мрамор. А бас уважаю, как зритель, на оперной сцене. По-моему, вы увлечены харизмой, а не характером.
– Характером пусть обладают его советники.
– Открою вам маленькую тайну, – сказал Костя. – Мне предлагали поработать в избирательном штабе Лебедя.
– И вы?..
– Отказался. Посмотрел, послушал и отказался. Увидел расторопность, услышал хвастовство, не нашел серьезности, не обнаружил уверенности в правоте.
– Очень интересно!
– Я могу ошибаться. Но говорю как есть.
– То есть вы не находите его интересной кандидатурой?
– Интересной? Да. Надежной? Нет. Скорее важной. Потому что главная борьба будет между демократами и коммунистами, между Ельциным и Зюгановым.
– В этом его важность. В схватке двух равных огромную роль может сыграть третий, куда менее сильный.
– Да, – сказал Костя, и разговор перешел на Зюганова.
– Он не победит, – заявил Француз. – Я знаю, что демократы готовы с оружием в руках отменить демократию, если карта ляжет Зюганову.
– Ну и зря! – бросил Костя. – Ничего страшного не будет. Ни лагерей, ни возвращения к социалистическому распределению, ни Сталина, ни Берии. Хрущев осудил их, а компартия решения двадцатого съезда не отменяла. Не надо забывать, что Ленин ввел НЭП – новую экономическую политику, очень похожую на сдержанный капитализм. Нынешние коммунисты – это те же ваши социалисты, социал-демократы, то есть почти демократы. Например, я допускаю, что вы не любите Миттерана, вам больше по душе де Голль или Ширак. Но ведь вы не выступаете против Миттерана с оружием. Вы говорите: дайте срок, и его переизберут. И придет голлист или еще кто-нибудь, на кого вы рассчитываете. Возьмите Польшу. У них Квасьневский, фактически коммунист, и ничего страшного не случилось. Нет, думаю, у наших нынешних коммунистов нет прежнего задора, решительности и упрямства, чтобы повернуть руль на сто восемьдесят градусов. Они ездят на дорогих немецких машинах, одеты в дорогие итальянские костюмы и носят дорогие швейцарские часы. Они ценят комфорт, они не плачут по ночам о времени большевиков и не перечитывают книгу «Как закалялась сталь». Если нынешние демократы поступят недемократично, они заложат бомбу замедленного действия, причем сами под себя. Демагогия плюс государственный бандитизм – вот на что они идут.
– Такой брак может родить фашизм, – поддакнул Косте Француз. – Но они хотят спасти свои капиталы.
– Хотят несмышленые дети. Мартышка, зажав в кулаке орехи, не может вытащить кулак из маленького отверстия и пропадает.
– Надеются как-то вывернуться.
– Единожды солгав, кто тебе поверит? – вопросом на вопрос ответил Костя.
У Виталика слипались глаза. Чтобы не клевать носом, он отщипывал кусочек черного хлеба, за ним в рот следовал кусочек сала или селедочки. А как же есть селедочку без водочки? Совсем маленький глоточек, затем селедочка на черном хлебе и, наконец, горячая разварная картошечка со сливочным маслом. Лена развлекалась, посматривая на Виталика, пока эти два нашедших друг друга аксакала, полностью переключившись на французский язык, решали мировые проблемы.
Костя читал, что пишут о российских выборах в «Глоб энд мейл», там писали, что национализм – главная тема этих выборов. Позиция национализма, судя по всему, как ни странно, отчасти устраивала Запад. Костя полагал, что ему удалось показать Французу проблему под другим углом зрения, а Француз – величина в мировой политике.
Наконец, они вспомнили, что среди них присутствует женщина, и рассыпались в комплиментах столу, хозяйке и радушному приему.
Костя проводил гостя до спальни. Они еще поговорили. Наконец последовало:
– Je suis sur que j’ai passe le temps bien [1]1
Уверен, что с толком провел время (фр.).
[Закрыть], – и Француз, остался один.
Напевая себе под нос, гость стал снимать с себя рубашку. На следующий день он улетел в Европу.
В первом туре выборов Ельцин не выиграл. Но и не проиграл. Вышел во второй тур вместе с Зюгановым. Второй тур – через семнадцать дней.
Лебедь занял третье место, набрав 15 процентов голосов. Много. Кому пойдут голоса его избирателей во втором туре? Лебедь – оппозиционер, он против Ельцина. Значит, голоса пойдут Зюганову?
На следующий день после первого тура Конгресс Русских Общин, лидером которого был Лебедь, упал и не отжался. Лебедь принял предложение Ельцина стать Секретарем Совета безопасности, то есть возглавить силовой блок президента. Генерал-птица переметнулся на сторону Ельцина. «Силовики» и генерал-телохранитель торжествовали. Гляди, какую птицу поймали! Лебедь в руках – это тебе не синица в небе! Не зря мы в него вкладывались, национал-патриотизм подогревали. Рыжий Чубайс со своим кошерным телевидением под командованием Березовского и Гусинского ничего не смог, а мы, благодаря Лебедю, ого-го какой кусок отхватили!
– Борис Николаич, Борис Николаич, знаете, что означает орангутан?
– Орангутан? Ты что, Сашок? Кто ж этого не знает?
– Не! Как переводится, знаете? Из двух слов состоит: Оранг и У Тан. «Рыжий человек» по-бразильски!
– Ты на кого намекаешь?
– А я и не намекаю. Орангутан, он и есть орангутан!
– Дождетесь вы у меня! А ты-то кто?! Горилла? Горилла и есть! Ты меня охраняешь? Вот и охраняй! Нет ведь. Туда же – в политику. Кто вы есть, вообще?! А? Чубайс, рыжий кот, он кто? Мелкий научный сотрудник, мне. Ну, в лупу не разглядеть! А ты? Ну, кто ты такой?! Ну, что вы понимаете в политике?! Как я вас выдвинул, понимаешь, так я вас и задвину! Давай, останови машину. Где, где? В Караганде! Здесь останови. Вон видишь пруд? Хоть искупаемся! Искупаемся, а, Сашок?
Неожиданно кортеж машин президента остановился на берегу пруда. Ельцин ездил по провинции лично агитировать за свою кандидатуру.
– У меня плавок нет, Борис Николаич.
– А у меня есть? Подумаешь, плавки! Наплевать и забыть!
Машины встали. Президент скинул пиджак, стал раздеваться.
– Да не лезь ты, Сашок! Хочешь, сам раздевайся. Плавки? – бормотал он. – Зачем вам плавки? Все вы обезьяны. Что орангутанги, что эти, как их… гаврилы. Ха! Гориллы!
Президент в чем мать родила вышел на берег.
К берегу стали стекаться местные жители из деревни. Все, включая охрану президента, выглядели какими-то мелкими по сравнению с вышедшей босиком на мягкую травку глыбой.
Может, потому, что все невольно присели от неожиданности? Вероятно, выйди на берег белый медведь в полтонны весом, и то был бы меньший эффект.
– Пацаны, айда позырим! – крикнул разогнавшийся мальчишка в синих сатиновых трусах и тут же получил крепкий подзатыльник.
Президент хитро скривил рот, глаза сделались щелочками, потом они раскрылись, прошлись по толпе и мечтательно легли на переливающуюся под солнцем поверхность воды. Несколько секунд они полежали на воде, пока президент, огромный, как карьерный самосвал, не двинулся вперед.
Застрявший у воды рыболов, забыв про рыбалку, стоял с отвисшей челюстью и снизу вверх смотрел на президента.
– Что, дед? – прорычал президент. – Видал Сосун? – и с разбегу с шумом и брызгами вошел в воду, обрушившись с высоты собственного роста, будто лошадь с обрыва.
Он нырнул, не жалея прически, вынырнул и поплыл вперед, на полкорпуса высовываясь из воды. Проплыв с десяток метров, президент остановился, облегченно вздохнул, пофыркал и закачался на воде, как огромный поплавок.
Генерал-телохранитель, пряча ухмылку, изображал курицу, вырастившую утят. Охрана рассыпалась по сторонам, не давая зрителям последовать за президентом. Но никто и не думал входить в воду. Это было зрелище. Оперная ария. Ведь в опере тоже никто не думает лезть на сцену.
Президент поплескался и стал выходить. Генерал уже раздобыл у зрителей большое полотенце и ждал его с распростертыми руками.
Даже прожженные циники не успели включить свое ядовитое сознание, ошеломленные таким масштабом акции «Голосуй или проиграешь». Ни в каких пиаровских лабораториях, рекламных агентствах такого не выдумать. Все могут просчитать умные аналитики, учесть опыт всех стран и демократий, а вот найти время и место для русского сокрушительного порыва не могут. Нет, не могут.
Каждый день приносил нечто новое. На теме Лебедя генерал-телохранитель торжествовал недолго. Первый тур состоялся в воскресенье, затем на следующий день, в понедельник, Ельцин сделал Лебедя своим человеком, а вот уже во вторник случился скандал. Днем генерал-телохранитель, почувствовав, что его полку прибыло, отчитал было Чубайса на заседании избирательного штаба за плохую работу, а в ночь на среду получил сдачи. А произошло следующее.
Стоит ли говорить, что денег на избирательную кампанию не жалели. Все бизнесмены были напуганы возможным вторым нашествием коммунистов, никто не отказывал в помощи штабу Ельцина, которым командовал Чубайс. Особенно ценились неучитываемые наличные средства/
Ночь. Дом правительства. Охрана клюет носом. Чу! Шаги по опустевшим пролетам гулко отдаются в тишине. Два молодых человека идут к выходу. Охранник встряхивает головой, смотрит, личности вроде знакомые, из штаба Чубайса.
– Что несете?
– Тебе какое дело?
– Есть пропуск на вынос?
– Какой тебе пропуск. Это наше.
– Что наше? Пропуск на ксерокс есть?
– Какой ксерокс?
– Я же вижу. Коробка из-под ксерокса.
– Это личные вещи.
– Покажите.
– Тебе работа не надоела? Ты хоть знаешь, на кого батон крошишь?
Охранник набрал телефон дежурного.
– Давай пропускай! – Тот, что без коробки, попытался перепрыгнуть турникет.
Охранник достал пистолет из кобуры.
– Тише, тише! – другой, держа в руках коробку, попытался успокоить обоих.
Пришел дежурный и еще один охранник, умирающий от скуки и радующийся хоть какому-то развлечению.
– Покажите, что в коробке.
– Это что, обыск?
– Почему? Досмотр. Покажите добровольно.
– Это личное.
– Нам надо убедиться.
– Зовите начальство.
– Я – начальник. Показывайте.
– Зовите высшее руководство. Я звоню самому Анатолию Борисовичу.
Имя произвело впечатление. В стране не было человека, ну, может, исключая младенцев, который не знал бы Чубайса. Могли не знать премьер-министра, но Чубайса знали все. Тем не менее охранник придавил рукой трубку телефона.
Молодой человек, который все время рвался к выходу, издевательски посмотрел на него, сделал шаг назад и вынул увесистую трубку сотового телефона.
Скучающий охранник улучил момент и со знанием дела как бы неловко задел коробку. Она открылась.
На охрану безучастно смотрели ровные пачки долларов. Целая коробка долларов. Не меньше «лимона». Будто в зеркале виделся равнодушный взгляд Бенджамина Франклина.
– Е!.. – дежурный опешил. – Та-а-ак! Все, блин, я звоню генералу!
Звонок дошел до генерала-телохранителя, он приказал задержать молодых людей до выяснения обстоятельств.
Ну, Чубайс! Ну, обезьян! Совсем наглость потерял?! Где наша Федеральная служба безопасности?! Не подкачайте, ребята!
Подняли с постели директора ФСБ. Тот прислал полковника.
Дальше события развивались, будто в ночном кошмаре. Причем сон смотрело все ближнее окружение президента, а потом и он сам тоже.
Чубайс, видя, что «силовики» пошли в атаку, позвонил Лебедю. Ты с кем, генерал-птица?! Думай, генерал – «упал-отжался». Хочешь ходить под Коржаком?! Давай решай, сейчас или никогда!
– А! Чтоб ты провалился! – и Лебедь принял сторону Чубайса.
Второй раз за два дня Лебедь ударился оземь и превратился в свою противоположность, преобразился, как в сказке. Партия белого лебедя, партия черного лебедя, партия белого, партия черного, партия белых, партия черных…. Партия! Ос-тос! Перевертос!
Он примчался в Дом правительства, он – Секретарь Совета безопасности, «Мистер Клин», как звали его на Западе, и принял на себя всю ответственность и освободил этих длинноволосых чудиков на букву «м» вместе с их коробкой.
Вот вам! Нашла коса на камень.
Чубайс в это время помчался к президенту. Здесь важно, кто кого опередит. Перед дверью Чубайс взъерошил волосы, сдвинул набок узел галстука и принял запыхавшийся вид.
– Это как, Борис Николаевич?! Нам с вами – палки в колеса! Деньги из штаба на вашу избирательную кампанию. Когда мы напрягаемся из последних сил, они нам поджилки режут. Простите меня, я так не могу. Увольте или дайте работать. Иль дайте есть, иль ешьте сами!
А потом Лебедь прибыл в кремовой рубашке и дорогом костюме оттенка «кофе с молоком». И разомкнул тяжелые челюсти и сказал, как отрезал: «Штаб есть штаб! Без штаба – нет победы!»
И Березовский поднял с постели жену и дочь президента: «Пап, ты не в том положении, чтобы так рисковать. Зарвались твои телохранители, политика – дело тонкое, они тебя потопят, сами того не желая».
Ельцин пятился, качал тяжелой головой, жмурился, думал, скрестив руки на груди, гудел что-то в ответ, украдкой опрокидывал рюмку за рюмкой. Несмотря ни на что, он был трезвый политик и понимал, что надо уступить. И уступил: отправил силовой блок во главе с генералом-телохранителем в отставку.
А время требовало действий. У Зюганова электорат заточен на победу.
«Голосуй или проиграешь!» Однозначно! Не ленись! Не спи! Проголосуй за президента!
Второй тур. Ночь подсчета голосов. Утро. Утомленные и радостные лица телеведущих Коли Сванидзе и Светы Сорокиной. Президент побеждает!
А победил Геннадий Зюганов. Только голоса у него своровали. Что ж упрямствовать? Пустое!
– Геннадий Андреевич, вы ж понимаете, это пустые мечты. Вы хотите столкновений, крови? Вам это нужно? Да вы все понимаете. Зачем доводить до греха? Ведь так? То, как на вас давили в избирательную кампанию, покажется вам цветочками. Безопасной прогулкой. А? Оцени, Гена: так ты всю жизнь будешь уважаемым человеком, в хорошей позиции, никто тебя пальцем не тронет, тем более твоя позиция – конструктивная оппозиция, она всем нужна, и нам тоже. Ты же умный человек и опытный политик. А?
Зюганову профессионального баса не занимать.
– Если по делу, то все это требует обстоятельного осмысления.
– Ну, вот, мы же знали, что ты молодец, Гена. Привет семье.
Зюганов кладет трубку, склоняет перед историей лобастую голову. Демократия попрана? Не впервой. Она стояла на детских ножках, но ее не пожалели. Нехорошо!
Нехорошо на душе у Зюганова, нехорошо на душе у Ельцина. Молодые да ранние, разве ж они понимают?! И не потому, что демократия – лучше всего, нет, а потому, что ложь – хуже всего. Но Зюганов и Ельцин прошли хорошую школу, они знают с детства: ешь что дают.
Однако философ и практик знают и другое: за демократию нужно бороться каждый день, а диктат – он, как инстинкт у животного, всегда тут как тут, готов и бодр, и разговор у него – короткий:
Ельцин уехал в Завидово. Приходил в форму после стресса выборов. Его оппоненту оставалось только утешать себя: «Ельцин в Завидове оттягивает свой конец». Так было написано в одной газете.
