Текст книги "Стихи. Посмертное издание"

Автор книги: Всеволод Князев

«Я иду к какой-то мрачной тайне…»

 
Я иду к какой-то мрачной тайне,
Я не знаю сам – куда иду…
Счастье все случайней и случайней,
Песни все бледнее и печальней, –
И чего-то я напрасно жду…
 
 
Жду и жду, и сам чего не знаю…
То ловлю далекую звезду,
То горю, горю, и не сгораю,
То люблю, то с злобой проклинаю,
И куда-то все иду, иду…
 

«Мы встретились с нею в вагоне…»

 
Мы встретились с нею в вагоне, –
В вагоне мы встретились с ней…
А после на белом балконе,
Где близко колонна к колонне, –
Среди пышноцветных аллей…
 
 
Мы встретились с нею два раза,—
Два раза мы встретились с ней…
Два глаза, два глаза, два глаза
Мне ярче топаза, алмаза
И всех драгоценных камней!
 

«К Тебе, Господи, я с молитвою…»

 
К Тебе, Господи, я с молитвою…
Прости все мои согрешения,
Сохрани и услышь в час моления,
В час моления перед битвою…
 
 
На Тебя одного уповаю я –
Днем томительным, ночью радостной,
Днем и ночию с мукой сладостной,
Как свеча, пред Тобой сгораю я…
 

6 авг. 1910 г.

«Утром ранним, ранним утром…»

 
Утром ранним, ранним утром
Будто нежным перламутром
Вся усеяна земля…
В это утро нас здесь двое,—
Я и ты, мое былое,
Ты и я…
 
 
Мы так близко, мы так близко…
Ты мой остов обелиска, —
Обелиска бытия,
Что судьба создать стремится
К той поре, как закатится
Солнце для меня…
 

16 авг. 1910 г. (Подъезжая к Твери)

«Мне грустно… Я один, я здесь совсем один…»

 
Мне грустно… Я один, я здесь совсем один
С своей тоской, с своим прошедшим счастьем…
Кипучая толпа с безумным сладострастьем
Не для меня, – я здесь совсем один…
 
 
Один, как порванной струны последний звук,
Один, как стон в душе живой когда-то…
Здесь, без отца, без матери, без брата –
Мой грустный стих – не песни светлой звук…
 
 
Нет, счастья нет в ликующей толпе,
Ни в блеске ярких роз, ни в вихре наслажденья, –
Я чувствую его в молитвенном забвенье
Средь милых и родных, не слыша о толпе…
 

Тверь, 24 авг. 1910 г.

«Белые стены… длинные корридоры…»

 
Белые стены… длинные корридоры,
Больничные халаты, и люди, как тени,
Я и одни мои мечты—узоры.
Мои мечты—узоры, мои сирени…
 
 
Захочу – и будут мои мечты прекрасны,
Захочу – и будут алмазные взоры…
Над одними мечтами, над одними не властны
Белые стены, длинные корридоры…
 

Москва. Сент. 1910 г.

М. А. К-НУ. «Я приеду… войду с синим лацканом…»

 
Я приеду… войду с синим лацканом
В его комнату, полную книг…
Сяду в кресло – быть может, обласканным
А быть может, и нет… В один миг
Всё мне скажут глаза, осененные
Кружевами прошедших минут…
Разлюбившие или влюбленные –
Они мне никогда не солгут….
Не солгут… и покорны и вверены
Обаянью ожившего сна,
Можем снова найти рай потерянный,
Рай при смутном мерцаньи окна.
 

Сент. 1910

«В черной шляпе, в черной шляпе, в длинной шляпе с перьями…»

 
В черной шляпе, в черной шляпе, в длинной шляпе с перьями —
Она вся была созвучье с древними поверьями…
 
 
Каждый миг казалось, выйдут в кринолинах дамы…
Выйдут в танце, выйдут в танце из старинной рамы…
 
 
В платьях белых, в платьях черных, в платьях темносиних,
И она там будет первой, первой там среди них…
 
 
С ее шляпой, с ее шляпой, с длинной шляпой с перьями —
Я стал близок с солнцем, с солнцем, с райскими преддверьями!
 

РОНДО. (К серебряной свадьбе отца с матерью)

 
В ноябре над землею серебряный свет…
С ним прекрасным, с ним лунным так нежно одет
Белый сад белым снегом… Печали,
Что так долго весенними днями сжимали
Мое сердце, ушли… Их уж нет…
 
 
Я люблю, я влюблен в этот тихий ответ
Всем прошедшим мечтам… В пасторали
Можно плакать о них… Но едва ли
В ноябре!
 
 
Двадцать пять, то угрюмых, то ласковых лет
От огней послесвадебных белых карет —
Пусть прошли, пусть, как миг, пробежали…
В ярком золоте, в бронзе лазурные дали!..
Каждый год им пьянящий, как солнце, привет
В ноябре!
 

8 ноября 1910 г.

«Когда к черным и белым клавишам…»

 
Когда к черным и белым клавишам
Прикоснутся твои милые пальцы,
И сыграешь ты всем окружающим
Позабытые старые вальсы, –
Я в восторге, глаза затуманившем,
У изгиба останусь рояли,
Для тебя все забывшим, оставившим
И влюбленным в твои печали…
И когда со светом растаявшим
Ты и все вы уйдете куда-то, –
Я губами к милым мне клавишам
Припаду до луны заката…
 

«Я снова влюблен!.. Это так смешно…»

 
Я снова влюблен!.. Это так смешно…
Ах, мне кажется, это не может быть…
Но вот смотрю в книгу, смотрю в окно,
И не могу забыть, и не могу забыть…
 
 
На улице грязно, фонари горят,
Но, как никогда, улицы полны…
И все на меня смотрят, и все говорят:
«Вот и Вы влюблены, вот и Вы влюблены!..»
 
 
Вот я еду к нему, лацкан синий надев,
Вот его дом, вот его окно…
Говорю кому-то: «здравствуйте», не разглядев…
Как все смешно, как это все смешно!..
 

«Как я любил, как я люблю короткие встречи…»

 
Как я любил, как я люблю короткие встречи,
Короткий поцелуй, короткое руки пожатье,
И на миг блеснувшие белые, белые плечи,
Которые всегда закрыты кружевами черного платья…
 
 
Как я любил, как я люблю два-три слова,
Которые в это мгновение звучат особенно нежно,
И люблю потому, что потом каждый раз снова
Приходится уходить туда, где холодно и где снежно…
 

«Мне кажется, скоро придет ко мне нежный…»

 
Мне кажется, скоро придет ко мне нежный,
Мой милый, желанный, неведомый друг…
Я жду его, жду, и душою мятежной
Я чую амуром натянутый лук.
 
 
И с каждым мгновеньем покорней, безгласней,
Как раб, я клонюсь перед острой стрелой;
Придет он, придет Антиноя прекрасней,
Но встречу его я усталый, немой…
 
 
Ах, знаю, ах, знаю, я буду не в силах
Любить так, как можно, как надо любить…
Вы – тени умерших, вы – тени мне милых, –
Вас мне никогда, никогда не забыть!..
 

НУ И ЧТО ЖЕ?

 
Налил чай себе – чай мутен…
Налил кофе – нехорош…
Заварил какао Гутен…
Ну так что же, ну так что ж?
 
 
Вот проходит мимо дама,
Я гляжу – блистает брошь,
И колье «из Амстердама»…
Ну так что же, ну так что ж?
 
 
Вся глазами в меня вп илась…
Я ей бросил медный грош…
Завертелась, рассердилась…
Ну и что же, ну и что ж?!
 

Псков, Март 1911 г.

«Она прошла… И только миг я видел…»

 
Она прошла… И только миг я видел
Ее глаза, и губы, и ресницы…
М ожили цветы моей гробницы,
И умерло, что пел, что ненавидел…
 
 
Она прошла… Что прежние волненья,
Что все минувшие любови и утраты,
Восходы долгие и долгие закаты
Пред этой негою весеннего мгновенья?..
 
 
Коснуться тонкой лайковой перчатки,
Сказать: “люблю! ах, только знайте это”…
И были б розы, песни, солнце, лето…
Пусть далеки ее роброна складки!..
 

«Что мне минувшие утраты…»

 
Что мне минувшие утраты,
Что все сомненья, все печали?
Со мною будешь до утра ты,
И есть счастливей кто едва ли?!
 
 
Ночь целую быть близко рядом
И трогать руки, трогать плечи,
И поцелуев сладким ядом
Гасить мешающие свечи.
 
 
Луч в драгоценном белом камне,
Темней вокруг, а он алее.
Погаснут свечи… до утра мне
Ты будешь солнцем, нет – светлее.
 

К*** «Всегда Вас видеть в странной полумаске…»

 
Всегда Вас видеть в странной полумаске,
Таинственных очей впивая ласки,
И на мгновение касаться Ваших рук…
Как флейты звук, как сладость вешней сказки,
Мне мил стрелу пустивший в сердце лук…
 
 
Стихи в альбом и вздох стесненной речи,
Дрожанье губ в минуты краткой встречи
Передадут стрелы укол едва ль?..
Какой вуаль овеет эти плечи,
Куда стремит меня моя печаль!
 

М. H. Б—НОЙ.«На ее святых плечах одежда белая…»

 
На ее святых плечах одежда белая,
Перед ней святой – моя печаль…
 
 
Ладан жжет, кадит моя рука несмелая…
В платье черное оделась даль…
 
 
Ах, склониться б, пасть пред нею озаренною,
И, губами тронув рук атлас,
 
 
Сделать грусть мою, печаль мою влюбленную
Светлой радостью на краткий час!..
 

Н.Н. Б-НУ «Хотите Вы, чтоб я в размер стихов…»

 
Хотите Вы, чтоб я в размер стихов
Вложил свои к Вам чувства, пожеланья?..
Но мне ль, певцу напрасного мечтанья,
Петь радости невест и женихов!..
 
 
Разлуки минет срок большой, большой,
И, встретясь снова с Вами в старой зале,
При Вашем счастии я буду без печали
Вновь молодеть стареющей душой…
 

1 июня 1911 г.

ГАЗЕЛА. «Как сладостно, забыв любви печали, не быть влюбленным!..»

 
Как сладостно, забыв любви печали, не быть влюбленным!
Всё уносясь в алеющие дали, не быть влюбленным.
Изгибы рук и длинные ресницы – кто любит вечно?
А мне гадалки уж давно сказали: не быть влюбленным…
Коснулись клавиш в длинных кольцах руки и заиграли,
Но слышу я и в струнности рояля: не быть влюбленным!
Мои мечты и думы лилий чище – так безмятежны…
Хочу быть тем, кем быть мне предсказали – не быть влюбленным.
Накинут креп над белою сиренью, и ночь уж близко,
На синем небе звезды заблистали… Не быть влюбленным!
Но завтра вновь заблещет солнце, я это знаю,
И будет сладостно тогда едва ли не быть влюбленным?..
 

Бар. П. Ф. Г. («Мы говорим на разных языках…»)

 
Мы говорим на разных языках…
Созвучья слов моих она понять не в силах,
Сплетенья слов, названий нежных, милых…
Ей только ритм звучит в моих стихах.
В моих стихах, как капли с крыш, унылых…
 

Июнь 1911, Аренсбург

«Сколько раз проходил мимо окон…»

 
Сколько раз проходил мимо окон,
Где головка и плечи ее,
Сколько раз проходил мимо окон,
Где за кружевом счастье мое!..
 
 
Сколько раз видел палевый локон,
Когда ветер им нежно играл,
Сколько раз видел палевый локон,
Сколько раз его видеть желал!..
 
 
Сколько раз с безнадежной тоскою
Уходил в одинокий мой сад,
Сколько раз с безнадежной тоскою
Я встречал безнадежный закат!..
 
 
А сегодня прелестной рукою,
Словно в сказке ожившего сна,
А сегодня прелестной рукою
Ярче крови мне роза дана…
 

Июнь 1911, Аренсбург

«Ее герб – синий с золотом…»

 
Ее герб – синий с золотом,
Грозно поднятый меч в нем…
В моем сердце, стрелою уколотом,
Рана глубже раны мечом!
 
 
Небеса сине-бездонные,
Золотой на них лунный серп…
Но в другое сиянье влюбленный я
Пою синий с золотом герб!..
 

ГАЗЭЛА. «Есть чудные, прозрачные цветы в моей тюрьме…»

 
Есть чудные, прозрачные цветы в моей тюрьме…
Их белизной овеяны мечты в моей тюрьме…
И вижу я святые образа и блестки риз,
И вижу я с распятием кресты в моей тюрьме…
Последний ль день, иль мой последний час – не все ль равно?
Молюсь, и думы так чисты, чисты в моей тюрьме…
Быть одному – блаженный, светлый рай, мой милый друг, –
Влюблен в тебя, но не являйся ты в моей тюрьме!..
 

Тверь, 14 сент. 1911 г.

«Высоко тюремное оконце…»

 
Высоко тюремное оконце…
Сквозь него сегодня поутру
Заалело радужное солнце…
И я знаю, знаю, что умру…
 
 
Что умру так скоро, так нежданно,
И, что там, под мрачною землей,
Как сегодня, солнце будет странно
Нарушать мой царственный покой…
 
 
Я клянусь, что петь его не стану,
Ни тогда, ни здесь в моей тюрьме,
И свою последнюю осанну
Я отдам моей прекрасной тьме…
 
 
В ней звучней любви святой напевы,
В ней живей лучистые мечты…
Вы, прекрасные, вечерние, о, где вы,
В ризы белые убранные цветы?!
 

Тверь, 15 сент. 1911 г.

ПЕРЕД «ВЕЧЕРНЕЙ ЗАРЕЙ»

 
Сегодня я пойду по площади
Туда, где царствует вино…
Там откровеннее и проще те,
На ком обычно домино…
 
 
Сегодня я печаль безбрежную
Залью вином, – захохочу,
И будет злая ко мне нежною,
И будет все, что захочу!..
 
 
Смешаюсь ночью с пьяной чернию,
И в ней, безумный, догорю…
Играй, трубач, зарю вечернюю,
Мою последнюю зарю!..
 

Тверь, 17 сент. 1911 г.

«Я сегодня хочу быть, как прежде…»

 
Я сегодня хочу быть, как прежде,
Вновь с тобой – лучезарной моей…
Я в цветах, я в цветистой надежде…
Год прошел, – ты прекрасней, нежней…
 
 
Я сегодня хочу, как когда-то,
Белой тройкой нестись в белый снег,
В белой тройке до зорь от заката
Целовать запушенный твой мех!..
 

Гр. Т-ОЙ. «Вы прекрасней всех женщин, которых я видел в старинных рамах…»

 
Вы прекрасней всех женщин, которых я видел в старинных рамах,
Прекрасней женщин Брюллова, которых с Вами кто-то осмелился равнять…
Можно говорить о Вас отдельно и отдельно о других дамах…
Ваша красота необъяснима, и ее никто не смеет объяснять!..
Ее нельзя ни петь, ни играть на цитрах, потому что она необъяснима…
Поставить Ваш портрет в храме, и пусть перед ним горит свеча, —
Безмолвная, как безмолвна будет теперь наша пантомима —
Арлекин, Коломбина… и я – Пьеро, плачущий у Вашего плеча!..
 

«Когда застынет в мраке Рига…»

 
Когда застынет в мраке Рига,
К тебе я звездной прихожу…
 
 
Ты мне играешь танцы Грига,
Я прелесть рук твоих слежу…
 
 
Когда ж потом огней узоры
Померкнут в уличном стекле, –
 
 
Я ухожу… И только шпоры
Мою печаль звенят во мгле…
 

Рига, январь 1912

«Припаду с поцелуями к вестнице…»

 
Припаду с поцелуями к вестнице
Моей тихой радости вешней,—
Я приду и застыну на лестнице
У далекой, звёздной, нездешней…
 
 
Я застыну, склонясь над перилами,
Где касалась её перчатка…
Над словами милыми, милыми
Быть из белого мрамора – сладко…
 

«Мерцанье ламп по темным гобеленам…»

 
Мерцанье ламп по темным гобеленам,
В лиловых кружевах узорная постель,
И ты, прекрасная, вверявшая грусть стенам,
Забывшая года и тление недель…
Мы здесь вдвоем с тобой, печальная подруга…
Погаснет этот свет – мы будем все вдвоем…
Не можем мы уйти, и не уйдем из круга,
В котором мы теперь и плачем и поем…
Меня зовут – и ждут, и вьются кони,
Тебя – манят в веселый хоровод…
Пускай зовут!.. Нам не страшны погони…
Целую твой похолодевший рот…
 

«Моим грехам прощения не будет…»

 
Моим грехам прощения не будет,
Нет меры и конца грехам моим…
И пусть душа все прошлое забудет, –
С мечом, с мечом прекрасный серафим!..
 
 
Звонят к церквам… Иду, иду склониться,
Вновь стать другим среди других огней…
Пусть меч в руке!.. Быть может, и простится
Говение о красоте твоей?..
 

Февр. 1912 г.

В ПОДВАЛЕ

 
Певучесть скрипок… Шум стаканов…
Невнятный говор… Блеск огней…
И белый строй столов, диванов
Среди лучей, среди теней…
 
 
И ты, прекрасная, ты рядом,
Мгновенной верная любви,
Мгновенным сладостным обрядам!..
Но грезы сердца далеки!..
 
 
Твоей красою озаренным,
Далекий друг, святыня дум, —
Тобой я остаюсь плененным
Под эти скрипки, этот шум!..
 

Матери (По получении стихов Фета)

 
Благодарю за присланные книги…
Милее роз и музыки они…
При них пройдут докучливые дни —
О, как влюбленности, как краткой встречи миги,
 
 
Но мне Гафиз и прелести сонета
Не заменят все ж дальности твоей…
Жду, жду конца нас разделивших дней
И в упоении стихов небесных Фета…
 

Февраль 1912, Рига

ГАЗЭЛА. «Ветер весенний, развеять тебе ли желания жар?..»

 
Ветер весенний, развеять тебе ли
желания жар?
Сам ты певучий, подобный свирели, –
желания жар.
Алая роза, мгновенная встреча,
без слов поцелуй.
После – томление, дни и недели,
желания жар.
Милые руки в перчатках холодных
коснулись моих.
Слышу, ах, слышу и в скованном теле
желания жар.
О, как люблю я твои только губы,
нежный мой друг,
Ветер (что ветер?) с тобой и мятели –
желания жар.
 

«Плененный прелестью певучей…»

 
Плененный прелестью певучей
Последней сладостной стрелы,
Я говорю тебе: «О, мучай, —
Мне и мучения светлы…»
Я говорю тебе: «В разлуке
Ты будешь также близок мне.
Тобой целованные руки
Сожгу, захочешь, на огне…
Захочешь, и уйду в пустыни,
И буду петь и петь хвалы,
И будет солнцем мне, святыней
Укол божественной стрелы.
 

ГАЗЭЛА. «Стремишь, о солнце, ты свой бег к одной черте!..»

 
Стремишь, о солнце, ты свой бег к одной черте!
Часы и дни, за веком век – к одной черте…
Воспеть тебя иду с венком из белых роз,
Любовью полн, – весной и в снег, – к одной черте…
Пленен чуть видною чертой у милых глаз.
Несу все песни роз и нег – к одной черте!..
 

«Вот наступил вечер… Я стою один на балконе…»

О.А.С.

 
Вот наступил вечер… Я стою один на балконе…
Думаю всё только о Вас, о Вас…
Ах, ужели это правда, что я целовал Ваши ладони,
Что я на Вас смотрел долгий час?..
 
 
Записка?.. Нет… Нет, это не Вы писали!
Правда, – ведь Вы далёкая, белая звезда?
Вот я к Вам завтра приеду, – приеду и спрошу:
«Вы ждали?»
И что ж это будет, что будет, если я услышу: «да»!..
 

Июль 1912 года

«Вы – милая, нежная Коломбина…»

 
Вы – милая, нежная Коломбина,
Вся розовая в голубом.
Портрет возле старого клавесина
Белой девушки с желтым цветком!
 
 
Нежно поцеловали, закрыв дверцу
(А на шляпе желтое перо)…
И разве не больно, не больно сердцу
Знать, что я только Пьеро, Пьеро?..
 

ГАЗЭЛА. «Стрелу пускаю в солнца круг… Пронзи его!..»

 
Стрелу пускаю в солнца круг… Пронзи его!
За то, что светит миру мук, – пронзи его!..
 
 
Пусть все вокруг ослеплены, – я не хочу!
Пусть знает, как мой лук упруг… Пронзи его!
 
 
Но сердце, – ах, опять, как встарь, – вновь влюблено…
О, мой последний милый друг, – пронзи его!..
 

ПОДПИСЬ К ПОРТРЕТУ (Матери)

 
Если бы у меня были капиталы,
Или хотя бы сейчас сорок копеек,
Я бы тебе купил подарок малый —
Чашку или желтых канареек.
 
 
Но у меня нету ничего на свете,
Стихов моих никому не надо…
Хочешь, я тебя нарисую, и на портрете
Напишу: вот моя отрада?..
 

21 июля 1912 г.

ГАЗЭЛА. «Правда, забавно: есть макароны…»

 
Правда, забавно – есть макароны и быть влюбленным, как Данте?
Видеть жакеты и Пальмерстоны, и быть влюбленным, как Данте?
Громко смеяться, казаться довольным, носить звенящие шпоры,
Красные галифе и погоны – и быть влюбленным, как Данте?
Слушать, как спорят о разных квартирах, как будто мне безразлично,
Слушать про печи, про балконы, – и быть влюбленным, как Данте?
Вовсе не странно, слыша Ваш голос, смотря на глаза и руки,
Скрыть от других все слезы и стоны, – и быть влюбленным, как Данте!
 

«Я сегодня катался, веселый, по набережной Невы!..»

 
Я сегодня катался, веселый, по набережной Невы!
А сердце, – ах, оно разрывалось от муки!..
Знать, что рядом не Вы, не Вы,
Знать, что другие целуют Ваши руки!
 
 
Потом… Я не помню… Играли «Лакмэ»,
Кто-то смеялся, что я близок к смерти…
«A mon poete et bien-aime» –
В сотый раз перечитываю на милом конверте…
 

«Твои ручки и глазки в тревоге…»

Любовью лёгкою играя,

вошли мы только в первый рай…

Фёд. Сологуб

 
Твои ручки и глазки в тревоге
Сна любовного я целовал,
И всё время неясный и строгий, —
Кто, не знаю, – меж нами стоял…
 
 
Но когда, распалённый, сгорая,
Я к твоей прикоснулся груди,
Я вошёл в двери первого рая,
Позабыв странно-слышное: жди…
 
 
Я пришёл с тобой к первому раю
Поцелуйною нежной игрой…
И я знаю, я знаю, я знаю,
Мы, как боги, войдём в рай второй.
 

«Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть…»

 
Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть…
Я иду, и на дожде мои никто не заметит слезы…
Иду, никого не видя, никому не отдавая честь,
А на груди, ах, на груди у меня две алые, алые розы!..
 
 
Ее милые руки я вчера целовал в последний раз,
И она дала мне розы и нежно поцеловала…
«Я не могу не думать… и не желать Вас»…
Бедное сердце, что же ты биться перестало?..
 

СОНЕТ. «Пьеро, Пьеро, – счастливый, но Пьеро я!..»

 
Пьеро, Пьеро, – счастливый, но Пьеро я!
И навсегда я быть им осужден.
Не странно ли – нас четверо и трое,
И я один влюблен – и отделен!
Ах, рая дверь мне преграждают двое,
Но в «первый рай» я все равно введен, —
Пусть Арлекин закутан в плащ героя.
Моей любви не уничтожит он!
 
 
Я видел смех, улыбки Коломбины,
Я был обвит кольцом прелестных рук…
Пусть я – Пьеро, пусть мне победа – звук,
 
 
Мне не страшны у рая Арлекины,
Лишь ты, прекрасная, свет солнца, руки
Не отнимай от губ моих в разлуке.
 

«Ваши письма!.. Я снова и снова читаю…»

 
Ваши письма!.. Я снова и снова читаю
У окна, отодвинув длинную желтую занавесь…
Вечер… Но совсем не поздно… И я не знаю,
Почему так город затих вдруг странно весь?!
 
 
Вот, слышатся одинокие, церковные звоны,
Чье-то пение, – голоса дальше, неясные…
А предо мной – золотые скипетры и короны,
И ангелы, ангелы, ангелы прекрасные!..
 

«Моя милая мне сегодня рассказала чудную сказку…»

 
Моя милая мне сегодня рассказала чудную сказку
Про сладостную Будур, прелестную и лунную,—
Как ее принесли к принцу, и как он узнал первую ласку…
Моя милая мне сегодня рассказала сказку нужную, струнную.
Будур оделась юношей, и на плечах ее заалела порфира,
И стала она королем любви, – и ее славят сказками…
А кто же тебя, прелестнейшую всех солнц и лун мира,
Кто же тебя сумеет воспеть с твоими глазками?!
 

В АЛЬБОМ. «Когда-то прежде я мог писать стихи в альбомы…»

 
Когда-то прежде я мог писать стихи в альбомы
И говорить в них о вуалях, говорить о стрелах,
И о том, что сердце изнывает от любовной истомы…
«Ах, если бы коснуться рук белых!..»
 
 
Но теперь я ничего не помню, ничего не знаю, –
Все слова и желания где-то бесконечно далеко…
Что же можно желать, когда я пришел к светлому раю,
Когда две пунцовые розы в стихах Блока!..
 

НА РИСУНОК С.Ю. СУДЕЙКИНА *

* Изображен пленный французский офицер в русском помещичьем доме. Офицер сидит, раненый, в кресле, а девушка дает ему розу. «Сатирикон». 1912 г. № 36, С. 9.

 
Пусть только час я буду в кресле этом, —
Ах, этот час мне слаще прошлых всех…
И осень близкая мне будет светлым летом,—
Таким же радостным, как лепет Ваш и смех.
 
 
Лишиться рук и ног, пускай!.. Что раны,
Пока еще не вырвали мне глаз?!
Вот я смотрю теперь – и вижу день румяный,
И розу милую и Вас…
 

М. А. КУЗМИНУ

Нет, не зови меня, не пой, не улыбайся…

М. Kyзмин (К С.Л.И.)

 
Ах, не зови меня, любимец Аполлона,
Будить напрасной лиры звон.
Меня уж не пленит любовная Верона
И ранней розы небосклон.
 
 
И где, где мне найти созвучья и напевы,
Созвучные струнам твоим,
Чтобы, венок из роз плетя, хариты – девы
Сказали: «им двоим, двоим»…
 
 
Я знаю, сердцем мне ты говоришь: «мужайся,
Приливом сменится отлив»…
Нет, не зови меня… но пой и улыбайся
В венке из лавров и олив.
 

7 сент. 1912 г.