Текст книги "Всемирный следопыт 1930 № 01"

Автор книги: Всемирный следопыт Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

VII. Невидимые пути.

«20 июля. Опять перерыв в моем дневнике.

Слоны очевидно ушли очень далеко. Нам пришлось сняться с лагеря и итти по слоновьей тропе несколько дней, пока мы наконец не встретили более свежих следов стада. А еще через два дня наши фаны разыскали место слоновьего водопоя. Фаны – опытные охотники на слонов, они знают много способов ловли. Но Ваг предпочел свои оригинальные способы. Он приказал принести к слоновьей тропе ящик и начал вынимать из него что-то невидимое. Фаны в суеверном ужасе смотрели на руки человека, которые делали такие движения, словно что-то брали и перекладывали, хотя это „что-то“ было невидимо как воздух. Наверное они считают Вагнера великим кудесником.

Ваг мне еще ничего не сказал, но я уже догадался, что он вынимает из ящика приспособления для ловли, сделанные, как и шар, из того же невидимого материала.

– Подойдите и попробуйте, – сказал мне Вагнер, видя, что я умираю от любопытства.

Я подошел, пощупал воздух и вдруг зажал в руке канатик не менее сантиметра в диаметре.

– Каучук?

– Да, одна из бесчисленных разновидностей каучука. На этот раз я сделал его гибким как веревка. Но прочность стали и незримость остаются те же, что и в материале шара. Из этих невидимых пут мы сделаем петли и разложим их на пути следования слона. Животное запутается и будет в наших руках.

Нельзя сказать, что бы это была легкая работа – расстилать на земле невидимые веревки и завязывать из них петли. Мы сами не раз падали, зацепившись ногой за „веревку“. Но к вечеру работа была закончена, и нам оставалось только ждать слонов.

Была прекрасная тропическая ночь. Джунгли наполнились неведомыми шорохами и вздохами. Иногда словно кто-то плакал, – быть может маленькая зверюшка, расстававшаяся с жизнью, – иногда слышались раскаты дикого смеха, от которого, как от струи холодного воздуха, ежились фаны.

Слоны подошли незаметно. Огромный вожак шел несколько впереди стада, вытянув длинный хобот и беспрерывно двигая им. Он вбирал в него тысячи ночных запахов, классифицировал их, отмечая те, которые таили в себе какую-нибудь опасность. За несколько метров до наших невидимых заграждений слон вдруг приостановился и вытянул хобот так прямо, как мне никогда не приходилось видеть. Он к чему-то усиленно принюхивался. Быть может он услышал запах наших тел, хотя по совету фанов мы незадолго до заката солнца выкупались в озере и выстирали наше белье: ведь на экваторе приходится потеть весь день.

– Плохо дело, – шепнул Ваг. – Слон разнюхал наше присутствие, и я полагаю, что он учуял запах не наших тел, а каучука. Об этом я не подумал…

Слон был в явной нерешимости. Очевидно ему приходилось знакомиться с каким-то новым для него запахом. Чем угрожает этот неведомый запах. Слон нерешительно двинулся вперед, быть может для того, чтобы ближе познакомиться с источником странного запаха. Он сделал несколько шагов и попал в первую петлю. Дернул передней ногой, но невидимое препятствие не отпускало ногу. Слон начал натягивать „веревку“ все сильнее. Мы видели, как сжимается кожа немного выше его ступни. Гигант подался назад всем корпусом так, что зад его почти коснулся земли. Кожа – огромной толщины слоновья кожа – не выдержала: она лопнула от давления „веревки“, и по ноге потекла густая темная кровь.

А „веревка“ Вага выдерживала необычайное натяжение.

Мы уже торжествовали победу. Но тут случилось непредвиденное. Толстое дерево, к которому была привязана „веревка“, рухнуло, словно подсеченное топором. Слон от неожиданности упал назад, быстро поднялся и, повернувшись, скрылся, тревожно трубя.

– Теперь дело пропало! – сказал Вагнер. – Слоны не подойдут к тому месту, где мы растянем наши невидимые, но ощутимые для них по запаху тенета. Или мне придется заняться химической дезодорацией[3]3
  Дезодорация – уничтожение запаха.


[Закрыть]. Химической… Гм… Запахи… так… – Вагнер о чем-то глубоко задумался.

– А почему бы нет? – продолжал он. – Видите ли, какая мысль пришла мне в голову: можно было бы попробовать применить для поимки слона химические средства, например газовую атаку. Нам надо не убить слона – это было бы сделать не трудно, – а привести его в бессознательное состояние. Мы вооружимся противогазовыми масками, захватим с собой баллон с газом и пустим газ вот на эту лесную дорожку. Окружающая зелень очень густа – это настоящий зеленый туннель, – газ будет довольно хорошо сохраняться… А есть средство и еще проще!..

Вагнер вдруг рассмеялся. Какая-то мысль показалась ему очень забавной.

– Теперь нам надо только выследить, куда будут ходить слоны на водопой. Сюда они едва ли вернутся…»

(Окончание в следующем номере)

Исландские пони.
Рассказ С. Флерона.

I. Детство Тора.

Тор родился холодной майской ночью далеко от усадьбы, на болотах. На утро мать представила табуну, с которым она бродила, очень маленького, но складного «исландца», похожего на плюшевую игрушку; у него было тело ягненка и ноги оленя.

Отпустив жеребенку длинные крепкие ноги, природа-мать хотела помочь ему в борьбе за существование, потому что в той стране, где он увидел свет, все огромно. Горы исполинскими утесами громоздятся к небу, каменистые и песчаные пустыни и покрытые лавой плоскогорья тянутся на необозримые пространства; обширные впадины между ними заняты безбрежными болотами, а каждый ручей представляет собой опасный для переправы бурный поток. В такой стране без крепких ног не пробьешься.

В первые дни своей жизни Тор изучал только ближний луг и усадьбу: посетил кузницу, заглянул в сенной сарай и забрался в амбар, где долго бродил между мешками с шерстью, ящиками, связками сушеной рыбы и кучами тресковых голов. Там же он наткнулся на какие-то непонятные предметы из кожи, которые были пропитаны лошадиным потом; от одного из них пахло так, что Тору казалось, будто он стоит рядом со своей матерью Вьюгой.

Постройки в усадьбе Сигурда Торлейфсона были поставлены все в один ряд и прислонены задней стеной к горе; они были сложены из огромных глыб дикого камня и покрыты дерном; обросшие травой крыши делали усадьбу похожей на ряд зеленых холмов, вроде тех, какие расстилались кругом.

Дни стояли теплые. Солнце грело по-летнему, и было тихо. Пони паслись на лугу возле усадьбы. Воздух живительной струей вливался в легкие. Заслышав издали тревожное ржание матери, маленький Тор с поднятым хвостом весело мчался ей навстречу.

Тор рос общим баловнем. Внучата Сигурда Торлейфсона играли с жеребенком в прятки и гонялись за ним по лугу; Тору разрешалось входить во все двери; он привык, чтобы всякий, проходя мимо, приласкал его.

Заглядывая по обыкновению во все открытые двери, Тор забрался однажды в хозяйские комнаты. Не успев насладиться царившей в помещении тишиной и определить характер наполнявшего его совершенно особого запаха, Тор вдруг услышал сердитое рычание и увидел свирепую остроносую собаку. Незнакомый еще с «другом человека», Тор растерялся и выбежал из комнаты с непонятной для него самого быстротой. Обращение Снарди с пони было далеко не такое нежное, как у людей.

Спотыкаясь и задевая за предметы, стоявшие на пути, и чувствуя горячее дыхание собаки на своих задних ногах, жеребенок помчался на луг, где паслась его мать. Но там роли сейчас же переменились. Прижав уши и широко раздувая ноздри, Вьюга бросилась навстречу собаке, и Снарди проворно отскочил в сторону, спасаясь от ударов ее тяжелых копыт. Потом он забрался на пригорок и, усевшись там с видом неоспоримого превосходства, громко залаял.

Снарди вообще любил забираться на пригорки, чтобы воспользоваться случаем посмотреть на пони сверху вниз. Он считал себя вторым по важности лицом в усадьбе после хозяина и встречал лаем всякого, кто приходил на двор. Скотина его не любила.

С этого дня Тор понял, что постройки в усадьбе открыты не для него. Но запах дыма, наполнявший их, остался ему приятным на всю жизнь. Подростая, он заметил, что этот запах был присущ всем обитателям усадьбы: коровам, собакам, овцам, даже его матери.

* * *

Усадьба Сигурда Торлейфсона, Бильдаберг, приютилась среди гор, как гусыня на своем гнезде. К северу от усадьбы подымались высокие крутые горы, а к югу, среди пологих холмов извивалась широкая река, полная опасных водопадов и порогов. По берегам ее били из земли источники, на кочках среди травы рос мох большими пухлыми подушками. Порой на реке раздавался сильный плеск, такой, будто в воду упал человек; это означало, что прыгнул лосось.

Сигурд Торлейфсон был пожилой крестьянин, еще бодрый и крепкий. Темные волосы его вились, красиво обрамляя энергичное лицо. Он редко сердился и всякие невзгоды переносил терпеливо; жизнь среди суровой природы закалила его характер. Он слыл хорошим хозяином, и соседи охотно прибегали к его советам.

У Сигурда было стадо овец и довольно большой табун; кроме верховых и рабочих пони было немало вольных, которые не знали ни труда ни конюшни. Пони не только приносят доход хозяйству, с ними тесно связана и вся жизнь исландцев. В Исландии почти нет дорог, а поверхность ее настолько гориста, болота так обширны и реки так быстры и многочисленны, что без пони там далеко не уйдешь.

Вьюга бросилась навстречу Снарди.

Сигурд целый день проводил в суровом труде. По вечерам, окончив работу, он любил оставаться один и часто, бродя по горам или сидя у ручья, говорил сам с собой или задумчиво следил за бродившими по лугу пони. Среди них была и его любимица Вьюга со своим жеребенком. Ее огромная грива то развевалась по ветру как снежный вихрь, то спадала вниз наподобие лавины, а длинный пышный хвост сбегал до земли как пенистый водопад. Она как все пони доходила рослому человеку не выше груди, и туловище ее было соответственно коротко, но это не мешало ей в течение многих часов бежать ровной рысью или мчаться галопом с тяжелым всадником на спине.

II. Белоножка.

Тор рос здоровым и шаловливым жеребенком, Он начал понемногу находить вкус в траве и пощипывать ее не только для забавы, но и для того, чтобы утолить голод. Больше всего его пленяло поле, и он, пробегая мимо, всегда норовил ущипнуть немного сладкой зеленой травы. Впрочем то же самое делала и вся скотина, и главной заботой Снарди было прогонять скотину с поля.

Чтобы нести свою сторожевую службу, Снарди забирался на крышу конюшни; главное внимание он уделял пони – он был уверен, что без его участия их четыре ноги не носили бы так быстро его хозяина. Специальностью его жены Пили были овцы, а на долю их сына Иокеля доставались главным образом коровы.

У Тора был в табуне верный друг – старый мерин Родур, который вообще любил жеребят и часто сманивал их от матерей. Когда Родура не было в табуне, Тор скучал и за неимением лучшего принимался иной раз гонять лопоухого теленка.

Но случай доставил ему вскоре другого товарища.

Однажды Сигурд ранним утром оседлал Вьюгу и отправился в соседнюю усадьбу Исхольт, находившуюся по ту сторону гор. Вьюга бежала по обыкновению быстро, грива и хвост ее так и развевались по ветру, и она то-и-дело окликала жеребенка. Тор отвечал ей веселым ржанием и бросался догонять ее. Пологие холмы скоро, кончились, и пошли крутые тропинки и узкие ущелья. Несколько раз приходилось пересекать ручьи, но это не было для Тора новостью – Родур не раз увлекал его за собой в воду. Тор уже не отставал от матери, а ровной рысью бежал за ней или осторожно ступал по ее следам по каменистым тропинкам.

Когда они доехали до Исхольта, жеребенок с наслаждением отдыхал, лежа на земле около щипавшей траву матери. Но отдых был недолог. Покончив свои дела, Сигурд тотчас же собрался в обратный путь.

На одной из небольших лужаек, среди громадных камней, высоко в горах паслась тощая вороная кобыла с белыми ногами, а рядом с ней – крепкий, но довольно нескладный жеребенок. Увидев Вьюгу, кобыла, кивая головой, направилась к ней. Сигурд остановил Вьюгу, пони обнюхались и сразу поняли, что они давно знакомы. Жеребята, напротив, долго смотрели друг на друга удивленными глазами. Сигурд спрыгнул на землю, вынул из кармана недоуздок, надел его на белоногую кобылу и поехал дальше.

Дело шло медленно. Старая Белоножка не могла бежать так резво, как Вьюга. Но вот пошли знакомые Тору места, и наконец все четверо добрались до дому. Белоножка обнюхалась с остальными пони – все это были старые знакомые: она была из числа рабочих пони.

Рыжий мерин Родур был очень доволен – отныне за ним бегали два веселых жеребенка. Сын Белоножки, Глазок, сделался неразлучным приятелем Тора.

Происхождение Белоножки было окутано туманом неизвестности. Она не выросла в усадьбе Сигурда, а была куплена им у какого-то неизвестного человека при несовсем обычных обстоятельствах,

Однажды Сигурд возвращался из далекой поездки. Ему пришлось ехать через горы. Внизу, в котловине он увидел человека и небольшую худую кобылу с белыми ногами. Лошадь стояла понурив голову, на спине ее зияла большая рана. Седло висело у нее под брюхом. Хозяин спал рядом на земле, видимо пьяный. Сигурд растолкал незнакомца, проводил его до ближайшего жилья и, когда тот протрезвился, купил у него кобылу: ее страдания тронули сердце старого крестьянина. Захватив Белоножку, Сигурд двинулся дальше. Когда стемнело, он разнуздал обоих пони, лег на землю и крепко заснул. Но спокойно выспаться ему не удалось, – Вьюга вскоре разбудила его, толкая мордой в плечо: Белоножка убежала, и она предупреждала об этом своего хозяина. Сигурд догнал беглянку и благополучно добрался до дому.

Рана Белоножки зажила, понемногу кобыла окрепла и обнаружила превосходные качества; она оказалась первоклассным проводником каравана, была кротка и, где нужно, смела. Как большинство крестьян в Исландии, Сигурд раз в год отправлялся в отдаленный поселок для продажи шерсти. Он брал с собой четырнадцать пони и проводил в дороге шесть дней. Тогда-то Белоножка и пригодилась ему. Опустив голову почти до земли, следя за малейшей неровностью почвы и осторожно ступая, гуськом шли вьючные пони. Через седло у них были перекинуты громадные мешки с шерстью. Когда приближались опасные болота, Белоножку пускали вперед, и весь караван шел по ее следам. То же самое происходило когда подходили к большой реке: Белоножка первая шла в воду, рискуя жизнью.

После окончания каждого из таких путешествий Белоножка убегала и скрывалась в горах, окружавших усадьбу. Искать ее там было очень трудно, и ее оставляли на свободе. Иногда только снега загоняли ее на зиму домой. В этом году она убежала в горы, не дожидаясь отправки каравана. Но так как она уже стала стара и Глазок был наверное ее последним жеребенком, Сигурд оставил своего маленького белоногого проводника в покое.

III. Вьюга побеждает метель.

Исландия – суровая страна: ее болота, горы и реки опасны и летом, но опаснее всего они зимой. С вершины ледников, куда она убирается на лето, зима врывается в долины. Перед наступлением зимней темноты погода начинает меняться: буря чередуется с затишьем, мороз с оттепелью, из безоблачного голубого неба внезапно налетает метель.

Тихим осенним днем Сигурд оседлал Вьюгу и отправился на именины в соседнюю усадьбу. Снарди увязался за ним. Всю дорогу он самонадеянно забегал вперед и лаял, когда тропинка раздваивалась, как будто хотел указать пони верную дорогу. Вьюгу это раздражало: как он смеет ее учить! Когда один раз Снарди ошибся и взял налево, Выога побежала вправо и демонстративно прибавила шагу. Пес был посрамлен.

Они благополучно доехали до маленькой усадьбы, расположенной на вершине пологого холма. Вьюгу поставили с другими пони, и Снарди лег рядом… сторожить ее. Он смотрел только одним глазом, но выражение его острой морды с торчащими ушами не стало менее самоуверенным. Приподнимаясь на передних лапах и беспечно зевая, он точно хотел сказать, что если хозяин не взял его с собой в дом, то лишь потому, что ему надо сторожить здесь Вьюгу да кстати и остальных глупых пони.

В усадьбе шел пир горой. Вино и песни буйно лились, когда ветер вдруг переменился и задул с севера. Через несколько минут буря налетела на домик, словно намереваясь его сокрушить. В окна захлестали снежные хлопья. На лицах гостей появилась тревога. Пони бросили есть и прижались друг к другу.

Один за другим гости начали вставать из-за стола и прощаться с хозяевами. Когда они вышли на двор, мороз был уже так силен, что люди обвязывали себе шею платками, а снег так глубок, что ноги уходили по щиколотку. Те, которым было далеко до дома, решили остаться переночевать в усадьбе. Сигурду надо было проехать всего восемь километров до Бильдаберга, поэтому он, не теряя времени, вскочил в седло и поскакал.

Надо было спешить изо всех сил. Снарди стрелой летел впереди. Он отлично находил дорогу под снегом. Ветер вначале был сбоку, так что горы и утесы служили некоторой защитой. Сигурд отпустил поводья, закутался и предоставил Вьюге бежать как и куда она хотела. Снег валил густой, и быстро темнело. Вьюга бежала бодро, сквозь снежную завесу мелькали знакомые места.

На одном из поворотов оглушительный свист метели заставил Снарди вздрогнуть, он весь съежился и побежал назад, чтобы спрятаться за пони. Вьюга нагнула голову и насторожила уши, чувствуя, что ее всадник все ниже приникает к седлу.

Тьма, буря, пронзительный ледяной холод… Больше всего доставалось пальцам на руках и ногах, а лицо кололо точно иголками. Метель все усиливалась. Снег закрыл камни и кочки, тропинка была едва заметна. Но Вьюга, которая знала на ней каждый камень, бежала не останавливаясь. Снарди несся опять впереди, задрав хвост и воображая, что указывает ей дорогу.

Все дальше и дальше по извилистым тропинкам, вниз, в небольшие лощины, потом вверх, по краям обрывов, мимо пропастей, занесенных снегом. Вьюга замедлила ход и осторожно подвигалась вперед, ощупывая передними ногами почву. Сигурд уже не видел дороги; надеясь на собаку, он направлял пони по ее следу.

Вдруг Вьюга остановилась. Сигурд ударил ее пятками – она не двигалась. Он слез и попробовал тащить Вьюгу за собой – она продолжала стоять. Тогда он понял, что они со Снарди дали маху. Он опять сел на пони и опустил поводья, и Вьюга тотчас же решительно повернула и направилась другой дорогой. Оглядевшись кругом, Сигурд увидел, что они остановились около старой переправы через реку, где после землетрясения образовалась на дне предательская трещина. Ему вспомнилось, как однажды он насильно направил туда Вьюгу и как они оба чуть не погибли в реке.

Вьюга не удостоила Снарди даже фырканья, когда он проворно проскочил мимо ее морды и побежал по новой дороге. Она напрягала все свои силы и бежала до тех пор, пока усталость опять не заставила ее остановиться.

Белоножка первая шла в воду, рискуя жизнью.

Перед ними расстилалось ровное открытое пространство. Ветер был так силен, что почти нельзя было дышать. Мелкий как мука и колющий как стеклянные осколки снег залеплял лицо, набивался в рот и слепил паза. Снежные вихри крутились со всех сторон. Сигурд чувствовал себя словно среди бешеных волн прибоя.

Задыхаясь от назойливых порывов снежной бури, он мешком свалился с пони на снег, спрятался за Вьюгу, прокашлялся и отдышался. Вьюга медленно двинулась с места и пошла, понурив голову и то-и-дело отряхиваясь на ходу. Сигурд надвинул шерстяную шапку на уши и побрел за своим пони, держась за седло.

Как часто проезжал он по этой равнине стремительным галопом. Он невольно вспомнил свои летние поездки, когда солнце освещало равнину, а плывшие по небу облака бросали коричневато-серые тени на окрестные горы. Теперь он еле плелся по тропинке, глядя в темноту сквозь петли вязаной шапки. Горы утратили свои причудливые очертания, все слилось в сплошном снежном вихре, и Сигурд едва видел перед собой даже голову пони.

Но вот Вьюга опять остановилась. Они находились у речки, которая пересекала замерзшее болото. Странно было видеть эту черную воду среди сплошного белого ковра; холодная и шумливая, появилась она из белого тумана и в нем же исчезала. Умное животное остановилось у самого края воды, возле каменного брода. Сигурд взобрался на седло, и Вьюга благополучно перенесла его на другой берег.

Они достигли гребня гор, и им оставалось миновать только одно ущелье метров в сто длиною. Их встретил бешеный порыв урагана. Можно было подумать, что весь ледник обрушивался сверху на ущелье, так бушевал снежный вихрь в его извилистых коридорах, и свист его смешивался с шумом соседнего водопада.

Сигурд сидел, обняв пони за шею и укрывая от ветра лицо. Вьюга шла все тише, с трудом переводя дух. Одежда и шапка плохо защищала Сигурда, снег забирался за ворот и в рукава. На лице образовалась маска из смерзшихся льдинок. Продрогший до костей, Сигурд словно в забытье соскользнул с седла в снег. Кругом – белый, крутящийся, свистящий хаос. Шея пони, за которую он инстинктивно ухватился, вдруг исчезла. Сигурд видел лишь растущие с каждой секундой сугробы снега, говорившие ему о том, что если он будет лежать – его занесет. Однако, он не был в состоянии подняться.

Сигурд лежал под защитой утеса, едва дыша. Но друзья не бросили его в беде. Рядом с ним остановились пони и собака. Непогода их еще не сокрушила. Сигурд смотрел на них и думал о том, что эти два его верных друга постоянно ведут борьбу за первое место в его сердце. Он сам не знал, который из них был ему дороже.

– Вьюга! – сказал он устало и в голосе его послышалась мольба

Потом он быстро прибавил:

– Снарди! Снарди!.. – и, глубоко вздохнув, умолк.

Так он лежал между своими друзьями, а над ним крутилась и свистела метель. Соперники стояли над хозяином, оба одинаково промерзшие и усталые. Но даже и в такую минуту между ними не было согласия, и собака попрежнему сохраняла гордый вид, как бы считая общество пони унизительным для себя.

Первой встрепенулась Вьюга: воспоминание о жеребенке и теплой конюшне потянуло ее домой, В такую погоду она особенно сильно испытывала притягательную силу дома. Она фыркнула и потянулась мордой к спавшему хозяину. Снарди сейчас же вскочил и зарычал.

Сигурда разбудили во-время. Он не успел еще заснуть вечным сном. Стуча зубами, он с усилием стряхнул с себя дремоту; короткий сон все-таки освежил его. Он начал хлопать руками и топать ногами, чтобы расшевелить кровь. И понемногу в нем проснулась его обычная бодрость. Он бросил повод на шею Вьюге и пошел за своими друзьями, держась рукою за седло.

Метель и ветер бушевали попрежнему, лавовая пустыня словно кипела вокруг них. С трудом, шаг за шагом они переваливали через вершину горы, и начался спуск. Суеверный страх закрался в сердце Сигурда, когда он обнаружил, что по ту сторону гребня метель свирепствовала еще сильнее. Ему казалось, что злые «духи» гор бешено дрались между собой. Он вздрогнул, когда вдруг кто-то подкатился темным комком ему под ноги и чуть не повалил его…

Но это был Снарди, который на минуту остановился, чтобы укрыться от ветра за пони. Полученный толчок вернул псу мужество. Он вскочил на ноги и, неистово отряхиваясь от снега, прыгнул вперед и снова очутился перед мордой Вьюги.

Перед ним расстилалась взбудораженная вихрями равнина. Стараясь не попадаться под ноги лошади, Снарди прыгнул на первый снежный сугроб и ушел в него по уши, из второго он выбрался с трудом, и это окончательно сломило его. Он уже не настаивал на своей роли проводчика. Смиренно поджав хвост и опустив голову, он поплелся за пони.

В борьбе с метелью первым сдался человек, за ним – собака. Вьюга еще держалась. Чувствуя, что «остроносый» идет по ее следам, она испытывала удовлетворение. Снарди был теперь там, где ему полагалось быть всегда, – не его дело указывать ей дорогу.

Они прошли еще немного вперед. Снарди тихо взвизгивал – снег душил его. Пес окончательно обессилел. Он лег на снег и свернулся клубочком – бедняга решил умереть. Сигурд сжалился над ним, поднял, перекинул через седло, как мешок, и привязал стременами.

Но это было последнее разумное действие, на которое был способен Сигурд. Он шел за пони, не думая ни о чем, повинуясь слепому инстинкту, который запрещал ему останавливаться. Было так холодно, что дыхание обжигало ноздри. Вьюга поминутно нагибалась, совала морду в снег и глотала его. Медленно-медленно знакомые приметы сменяли одна другую. Она узнавала их, несмотря на то, что все кругом было засыпано снегом. Когда она возила куда-нибудь хозяина, она всегда думала только о том, чтобы запомнить дорогу.

Наконец Вьюга нашла дорогу к дому. Только ее чуткие ноздри способны были уловить легкие запахи, которые исходили из усадьбы. Ее редкое умение запоминать дорогу и привязанность к человеку и дому спасли всех троих.

Еще задолго до того, как ухо ее уловило тревожный топот Тора в конюшне, она убедилась, что идет верной дорогой. Запах дыма, окружавший усадьбу, был слышен несмотря на частый снег. Наконец и Снарди почувствовал его и с радостным лаем соскочил в снег. Лишь один Сигурд не узнал, что они дома. Он понял это только тогда, когда увидел свет в одном из окон. И сердце его наполнилось безмерной радостью.

– Вьюга! Вьюга!.. – бормотал он обледеневшими губами. – Никогда я не осмелюсь ударить тебя. Когда ты умрешь, я потеряю своего лучшего друга…

* * *

Зимняя жизнь текла в Бильдаберге своим чередом. Каждый день, если позволяла погода, овец выгоняли на холм. Работник провожал их до того места, где снег лежал самым тонким слоем, и они тотчас же начинали добывать себе корм, разгребая снег копытами. Трава под снегом была сочная и вкусная, овцы обгладывали молодые побеги березы и ивы. К ночи их опять загоняли в теплую овчарню.

Тор и Глазок были еще слишком молоды, чтобы подобно остальным пони проводить зиму среди суровой природы, Они стояли в конюшне и выходили наружу только вместе с овцами, в хорошую погоду. Вьюга тоже всегда приходила домой на ночь, и ей полагалась каждый вечер хорошая охапка сена. Хотя Тор был уже достаточно велик, чтобы обходиться без молока, мать продолжала подзывать его ласковым ржанием.