Текст книги "Всемирный следопыт 1929 № 10"

Автор книги: Всемирный следопыт Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Раз утром сквозь покрытые инеем ветви деревьев я увидел густой черный дым. Горел Поленовский музей. Пожар уже близился к концу. По обгорелой крыше бегали пожарные, отрывая листы железа. Шум привел медведей в необычайное волнение: они столпились у края своего помещения и с любопытством наблюдали за происшествием.

Через ворота рядом с домом Поленова каждый день на дровнях привозили мясо. Перед тем как въехать, возница долго и громко разговаривал с привратником. Вот почему мне казалось, что медведи попросту столпились в ожидании еды, принимая пожарных, бегающих по крыше, за поваров, готовящих для них ранний и вкусный обед.

IV

Дружба с маралом. – Любовь и решотка. – Бой на рапирах. – Беда от нежного сердца. – Туры дразнят яков. – Полосатая Надя. – Шайтан и Амба. – Олень бастует. – Юннаты в зоопарке. – Загадочное сходство. – Кормление оранга. – Обезьяньи характеры.

Я уже рассказывал о моей дружбе с маралом. Каждый день бежал к нему здороваться. Если он стоял далеко от решотки, я кричал:

– Марал! Маральчик!

От одиночества или потому, что принимал меня за нового сторожа, он подходил на звук моего голоса.

– Здорово, маральчик! – говорил я ему и ласково трепал его мокрую морду.

Впрочем я был осторожен, потому что марал иногда с сердитым писком начинал бить рогами о решотку. Ветвистые рога он носил легко, а между тем они должны были представлять значительную тяжесть. Как и у лося, они отпадают после брачного периода. Защищается марал не ими. Он становится на задние ноги, вздымается кверху и копытами бьет врага по голове.

Марал яростно бросался на яка… Начинался бой…

Через дорогу, против «горы зверей» помещается большой, огороженный решоткой загон для оленей. Там бродил хромой самец марал и несколько самок. Они старались держаться вдали от посетителей. Мой одинокий друг всегда ложился в углу напротив этого загона. А завидев самок, вставал, вытягивал голову вверх, так что рога его касались спины, и, оскалив зубы, хлюпал, втягивая воздух. Одна из самок, стройная высокая красавица, подходила к решотке и смотрела на марала, раздувая тонкие ноздри. Так любовались они друг другом.

Мне вспомнилась царская тюрьма. Две решотки, отделенные узкой асфальтовой дорожкой, по которой ходят тюремные надзиратели. Арестанты сплюснувшие носы о железную сетку. А по другую сторону родственники и друзья, пришедшие на свиданье. В толпе как маралы молча глядят друг другу в глаза близкие люди.

И я понимал, почему марал вдруг яростно бросался на проходящего яка. Начинался бой, настоящий бой на рапирах. Бойцы, склонив голову, становились друг против друга, и каждый удар, нанесенный рогами одного, отражался встречном ударом рогов другого. Иногда сходились вплотную, клали рога на рога. Лишь налитые кровью глаза и волнообразные движения шеи позволяли угадывать напряжение мышц противников. Мне нравилось смотреть на эти сражения. Я охотно прислушивался к стуку рогов и вмешивался только тогда, когда бой заходил слишком далеко. Если не помогали крики, я хватал куски льда и бросал их в дерущихся. Но обыкновенно бой кончался отступлением яка. Да оно и понятно: у него было несколько жен, и он не имел основания впадать в беспричинную ярость. Мой воинственный друг победоносно теснил врага по загону или шел сражаться с другим.

Яки – их было двое в загоне – никогда не заступались один за другого. Только раз издали я видел, как они вдвоем сражались с маралом.

– Беда! Яки забодают марала, – сказал пробежавший сотрудник.

А другой бросил в дерущихся случайно находившуюся в руках петарду. Взрыв, облако дыма, и яки, задрав хвост, галопом помчались в гору.

Шайтан и Амба.

К двум часам все население загона толпилось у ворот в ожидании сторожа. В ведрах он приносил нарубленные овощи и насыпал корм в низкие деревянные корыта. Марал и здесь отличался. Он старался боднуть сторожа в спину. А когда тот уходил, шел к дагестанским турам, разгонял их и рогами опрокидывал все корыта, расшвыривая корм по снегу. Делал это он почти каждый день, очевидно из простого озорства.

Потребность в ласке у него была необычайно сильна. Он нередко провожал меня вдоль всего загона, требуя к себе внимания. А когда наступили ясные дни и туры стали греться на солнышке с подветренной стороны горы, марал мешал мне работать. Он становился передо мной, подставлял морду, а туловищем загораживал от меня остальных животных. Приходилось заманивать его в угол, к корыту, а потом быстро бежать вниз и оканчивать начатый рисунок. Как видите, дружба с маралом, как и всякая дружба, имела свои неудобства.

* * *

По загону, мелко перебирая тонкими ногами, бродил желтый поджарый баран с огромными четырехугольными витыми рогами. На рогах поперечные насечки как на сайках. Внизу он появлялся редко, а большей частью стоял где-нибудь на горе или бил рогами о защищенные сетками стволы деревьев. Подходя к решотке, он иногда снисходительно позволял мне гладить себя, а иногда провожал меня вдоль загона к корытам с кормом. Однажды, забыв о его присутствии, я делал набросок с самки тура. Для удобства я глубоко просунул в отверстие решотки носок валенка и оперся на поднятое колено. Внезапно баран наклонил голову и изо всех сил ударил рогами в решотку, целясь прямо в носок моей ноги. К счастью я во-время успел отдернуть ее.

Милиционер, дежуривший в зоопарке, уверял меня, что туры свободно перепрыгивают через высокую металлическую решотку загона. Не знаю, насколько это верно. При мне они не делали никаких прыжков. Самки мирно бродили с козлятами, а самцы иногда фехтовали друг с другом по всем правилам искусства, а иногда отправлялись дразнить яков. Они становились перед ними и, мотая головой, делали вид, что хотят ударить рогами. Видимо, то была простая игра, и турам нравилось заставлять яков принимать оборонительные позы.

* * *

Оставались тигры. На новой территории их четыре. Помещение для них отведено большое, и вы можете вдоволь налюбоваться их свободными движениями, играми и прыжками. В противоположность персидскому амурский тигр снабжен густой длинной шерстью и плотным подшерстком, так что свободно переносит самые суровые холода.

В зоопарке на ночь их запирают в закрытое помещение, а утром, часов в десять, когда появляются ранние посетители, выпускают наружу. К вечеру озябшие тигры сами охотно уходят в тепло, а утром не менее охотно выбегают на открытый воздух. Сторожам не приходится прибегать к услугам железных прутьев. Вот почему здешние тигры относятся к ним гораздо терпимее, чем тигры старой территории. Может быть даже есть какое-то чувство привязанности. По крайней мере, когда сторож подходил к барьеру, и наклоняясь, начинал кричать: «Надька, Надюша, пойди сюда!» – одна из тигриц отделялась от своих подруг, прыгала в ров и, став на задние лапы, тянулась к сторожу.

Тигры держались все время на большом расстоянии или быстро шагали вдоль рва. И я решил возвратиться на старую территорию к Амбе и Шайтану.

Шайтан и Амба, два амурских тигра, помещались вместе в одной из клеток. Брат и сестра. История их пленения не сложна. Где-то на Амуре охотники убили тигрицу, их мать. При попытке захватить живьем один из тигрят был смертельно ранен, а двое – Шайтан и Амба – взяты в плен. Маленьких, их доставили в зоопарк. Сейчас им около двух лет, на вид – это уже совсем взрослые тигры.

Когда я увидел их в первый раз, они спали на соломе в глубине клетки. Амба нежно обнимала передними лапами Шайтана. Я сделал с них несколько набросков.

* * *

Некоторое время я не ходил на зарисовки в зоопарк. За мое отсутствие мало что изменилось на старой территории. В полном разгаре был сезон зимнего катания. По кругу бегала пара шотландских пони, запряженных в сани. За ними трусил, потряхивая бубенцами, тоже запряженный ослик. Рядом со сторожем – толпа детей, желающих покататься. Езда на представляла затруднений, ибо умные животные привычно бежали по проторенной в снегу дорожке. И тем не менее, как испуганно плакали дети, когда из рук их выпадали бесполезные вожжи! На верблюдах иногда катались и взрослые.

Впрочем некоторые из верблюдов упорно отказывались работать. Один из них, особенно ленивый, вызывал возмущение моего картавого приятеля-сторожа:

– Цёлт его знает! Хоть бы плодали его, – говорил он.

У павильона, где зимой помещается мастерская художника, трое юных натуралистов учили ходить в упряжи большого сенбернара. Немного дальше мне повстречалась румяная комсомолка в ковбойской шляпе. Она вела на цепочке… енотовую собачку.

Кружок юных натуралистов повидимому очень многочислен в зоопарке. По крайней мере мимо меня то-и-дело шныряли ребята с тетрадями и альбомами в руках. Они заходили в зимние павильоны, а особенно часто к обезьянам. Потом уж я узнал, что под руководством художника они занимаются рисованием зверей.

Стоит ли говорить о всем известном сходстве обезьяны с человеком, тем не менее, когда старый оранг чисто человеческим движением раз приподнял край одеяла и посмотрел, лежат ли под ним спрятанные фрукты, мне стало как-то не по себе.

Мне всегда казалось, что климат откладывает одинаковый отпечаток на внешний облик людей и зверей. Так, оранг напоминал мне малайца. К тому же он желтоватого цвета и смотрит на вас как-то раскосо. Черный шимпанзе походил на негра. Если вы внимательно всмотритесь в дагестанского тура, особенно в его профиль, вас поразит несомненно восточный тип его «лица». У одного из моих товарищей-художников я видел сиамскую кошку, она была похожа на китайца. А в союзе Рабис я раз видел артистку с африканской собакой. Глядя на редкие пучки волос, торчащие кое-где на ее черной, как бы покрытой перхотью коже, я вспомнил о кудрявых, растущих пучками волосах негров.

Шайтан с диким ревом бросался на решотку…

У меня был один знакомый, страстный охотник. Лицом он походил на грека или перса. Однажды, когда мы сидели с ним вечером у зажженного костра на берегу Волги, взгляд мой упал на лежавшего рядом пойнтера в черных подпалинах. Я чуть не вскрикнул от удивления: Фегас – так звали пойнтера – смотрел на меня такими же выцветшими глазами, как и его хозяин. Сходство было удивительное. «Люди выбирают себе животных по своему образу и подобию», – подумал я. И с тех пор старался всегда проверять свое наблюдение.

Помню, в Париже, в зоологическом саду я видел двух тюленей. Они ныряли в бассейне, ловя брошенную рыбу, а появляясь из воды, отчетливо произносили: «Па-па! Ма-ма!» За ними ухаживал плотный усатый сторож. Тюлени часто вылезали наружу и подползали к нему. А когда он говорил им: «Поцелуйте меня», – обнимали его ластами и тянулись мордой к его лицу. И тогда разительное сходство сторожа с тюленями бросалось в глаза всем посетителям. Может быть в силу этой предвзятой мысли мне казалось, что есть какое-то неуловимое сходство между морскими львами, находящимися в нашем зоопарке, и сторожем их павильона.

* * *

Под навесом павильона обезьян толпятся зрители. То-и-дело раздается взрыв хохота. Это они любуются на молодого opaнга и шимпанзе. Обе обезьяны здоровы, веселы и повидимому без труда переносят суровый климат. Помещение, где они находятся, конечно хорошо отапливается. Ухаживает за ними пожилой сотрудник с седой бородой. Одетый в синий халат, он похож на больничного сторожа.

По развитию и психике обезьян вполне можно приравнять к маленьким детям. Они так же капризны, раздражительны. Настроение их резко меняется. При еде рассеянны, и их приходится уговаривать или развлекать как ребят, чтобы накормить досыта. При мне их кормили печеньем, фруктами, супом, а с ложки давали пить какой-то желтый сироп. Процедура кормления ничем не отличалась от кормления ребенка. Старик садился на табуретку, брал к себе на колени молодого оранга и кормил его с ложки, ласково уговаривая и развлекая. Оранг ел, рассеянно поглядывая по сторонам. Старик салфеткой обтирал губы питомцу, а иногда оранг сам брал салфетку из рук старика и быстро проводил ею по своим губам. Старика оранг часто целовал, вытягивая далеко вперед губы, и тогда был похож на маленького ребенка, собирающегося чмокнуть кого-нибудь в щеку.

Старик терпеливо обучал оранга хорошим манерам: давал ложку и заставлял есть самого. Оранг неуверенно подносил ее к губам, иногда пронося мимо рта. Но все же он довольно быстро усваивал урок. Один раз старик, дав ему в руки пузырек, показал, как надо держать бутылочку, чтобы пить прямо из горлышка, и оранг тотчас перенял движение На десерт он получал что-нибудь сладкое и тогда срывался с колен и ловко взбирался вверх по решотке, чтобы показать подарок отцу, сидящему отдельно в задней клетке. Сначала я думал, что он попросту дразнит отца, но потом понял, что только хвастается полученным десертом.

По сравнению с шимпанзе оранг меланхоличен и мало подвижен. Видимо, он очень послушен. Однажды шимпанзе утащил у сторожа, чинившего решотку, кусок проволоки и забрался с нею на верхушку клетки. Сквозь окно я видел, как сторож, несколько раз повторив какую-то фразу, рукой указал орангу на шимпанзе. Оранг медленно поднялся наверх, отнял у шимпанзе проволоку и отдал сторожу.

Они рисуют зверей.

Шимпанзе вел себя иначе. Однажды каким-то образом ему удалось стащить у зазевавшегося старика ключ от клетки. Зажав его в руках, обезьяна металась по всему помещению, ловко уклоняясь от преследования и не обращая внимания на уговоры. Тогда старик протянул ей какое-то лакомство. Шимпанзе принялся за еду, положив ключ на доску, а когда вспомнил о нем – ключа уже не было.

Оранг и шимпанзе иногда помещались вместе, и в клетку к ним заходила хорошенькая девочка лет четырнадцати. Разница в характере двух обезьян сказывалась сразу. Оранг, играя с гостьей, обходился с нею нежно, часто целовал, а шимпанзе норовил изловчиться и оттаскать ее за волосы.

При виде играющей с обезьянами девочки мне невольно захотелось войти в клетку. Впрочем, когда я узнал, что по временам старый оранг впадает в дикое бешенство и нещадно лупит палкой подвернувшихся сотрудников, желание мое исчезло бесследно.

V

Тигры на охоте. – Пузатый «гималаец». – Медвежье рукопожатие. – Ненавистный сторож. – Суровое ремесло. – Роковое движение. – Самый большой лев в Европе. – «Друг человека». – Бывалая девица. – Полезная пустельга. – Кормление хищников. – Ястреба на закуску. – Зоопарк летом. – Меня не узнали. – Кормилица тигрят.

Однако вернемся к тиграм. Шайтан и Амба, мирно спавшие на соломе, казались сначала просто гигантскими кошками. Когда они садятся по естественной надобности в углу клетки и смотрят на вас с выражением какой-то наивной сосредоточенности, это сходство особенно бросается в глаза. Но стоило невдалеке показаться маленькому ребенку или собаке – тигры преображались. Припав на брюхо, от нетерпения перебирая ногами, они жадно всматривались в приближавшуюся жертву. А потом бесшумно крались вдоль решотки. Глаза их горели, пасть раскрывалась, обнажая острые клыки. Кошка становилась страшным зверем.

Рядом через стенку помещался гималайский медвежонок. Прелестное пузатое существо! Гималайские медведи – абсолютные вегетарианцы, и кормят их исключительно ржаным хлебом. Вероятно поэтому глаза их светятся необычайным добродушием.

Медвежонок большей частью сидел у решотки, взяв в лапы кусок хлеба. Сначала он внимательно разглядывал его, а потом начинал медленно жевать. Обглоданные корки отбрасывались в сторону, и пол клетки был усеян ими.

Гималайские медведи очень общительны. При посетителях оживляются и всячески стараются обратить на себя их внимание. Оставаясь одни, заметно скучают.

Тонкая перегородка отделяла пузатого медвежонка от взрослого медведя той же породы. Соскучившись, мишки прижимались к стенке и старались просунуть лапы навстречу друг другу через решотку так, чтобы коснуться ими. А когда это удавалось, они застывали в позе здоровающихся людей.

Невольно я вспомнил рассказ одного моего товарища о том, как однажды, будучи заключен в одиночную камеру, он нашел в темном углу ее узкое отверстие. Через это отверстие нельзя было ничего увидеть, но можно было просунуть руку навстречу соседу по камере.

– И я, – говорил приятель, – часто пользовался этой возможностью поздороваться с товарищем по несчастью…

Раз, когда я внимательно рассматривал Шайтана, я услышал за спиной чей-то топот. Быстро обернувшись, я увидел, что медвежонок пытливо смотрит на меня. Встретив мой взгляд, мишка сразу на четырех лапах подпрыгнул вверх, забавно мотая при этом головой. А потом сделал паузу, чтобы судить о произведенном на меня впечатлении. Так повторилось несколько раз. Поняв наконец, что соскучившийся мишка зовет меня к себе, я подошел к клетке. Тогда медвежонок радостно стал метаться по ней и, подбрасывая носом вверх солому, делал вид, что ловит ее на лету.

Шайтан и Амба повидимому не обращали никакого внимания на сотрудников зоопарка. Только раз, когда один из них, проходя к собакам, ласково крикнул: «Шайтан, Шайтанчик!» – мне показалось, что тигр готов был откликнуться на зов.

Мимо клетки часто проходил молодой сторож в кожаной куртке, постоянно ухаживающий за хищниками. При его появлении тигры приходили в бешенство. Амба, рыча, забивалась в угол, а Шайтан с диким ревом бросался на решотку, стараясь допрыгнуть до ненавистного сторожа. Впившись зубами и когтями в железные прутья, он тряс их судорожными рывками в тщетной надежде сломать или разогнуть.

Временами оранг нещадно лупит палкой подвернувшихся сотрудников…

От рева тигров гималайский медвежонок приходил в ужас. Быстро взбирался он по решотке к потолку своей клетки и там забивался в темный угол с выпученными от страха глазами.

– Миша, слезай! Слезай, голубчик, – ласково говорили ему посетители.

И только после долгих уговоров бедный мишка осмеливался спуститься вниз, чтобы через несколько минут испугаться снова.

Мне казалась необъяснимой такая ненависть Шайтана и Амбы к ухаживающему за ними сторожу. Ведь он каждый день распределяет им пищу. Разве за одно это не должны бы они питать к нему чувство самой элементарной благодарности? В обращении сторожей со зверями я не заметил ни малейших следов грубости.

Оказывается перед кормлением Шайтана и Амбу загоняют во внутреннее помещение. Сторож подходит к клетке с длинным шестом, на конце которого имеется ключ. Этим ключом он отпирает дверцу, ведущую внутрь, и если тигры не уходят добровольно, гонит их ударами шеста. Тигры подчиняются неохотно. Они пытаются ухватить зубами шест, бросаются на сторожа. Вот почему сторож становится им ненавистен даже тогда, когда он проходит мимо клетки.

Как видите, профессия сторожа зоопарка не лишена некоторого риска. Что же удивительного в том, что вам резко бросится в глаза разница в характере и поведении сторожей павильона хищников в сравнении со сторожами других отделений. Оба они суровы и молчаливы, на вопросы отвечают нехотя, сквозь зубы. Некоторый отпечаток накладывает вероятно характер самих хищников, находящихся на их попечении. Помимо сознания личной опасности играет немалую роль сознание ответственности за безопасность посетителей. Во время кормления в павильон набивается множество народу, и сторожам приходится глядеть, что называется, в оба, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья. Вкрадчивыми движениями и бесшумной походкой хищники часто заставляют публику забывать об опасности…

Собака со своими приемными детьми – тигрятами.

Все вероятно читали в газетах сообщение о несчастном случае в зоопарке, когда тигр оторвал руку одному из сторожей. Позвольте мне рассказать об этом событии так, как мне передавал мой картавый приятель, не беря на себя ответственности за точное описание события.

Обыкновенно куски мяса проталкиваются хищникам железным прутом в щель между полом и решоткой. Мясо застряло. Неосторожно сторож-латыш решил протолкнуть его рукой и не успел еще отдернуть ее назад, как тигр ухватился зубами за палец. От боли сторож невольно сунул руку в глубь пасти и этим дал возможность ухватиться тигру за кисть руки. Сторож закричал. А когда прибежали сотрудники, тигр уже тащил его за локоть. На крики и угрозы зверь не обращал никакого внимания. Пришлось схватить сторожа за туловище и тащить его в обратную сторону. Так и тянули в разные стороны, пока рука не оторвалась совсем. А сторож умер в больнице от заражения крови…

* * *

Павильон хищников. Два ряда клеток, посреди – широкий коридор. Пара великолепных львов со львицами. Один из них, черногривый, действительно гигантских размеров.

– Самый большой лев в Европе! – с гордостью рекомендуют его сотрудники зоопарка.

Перед этим львом я подолгу стоял как загипнотизированный. Мне нравилась его гордая голова, и становилось как-то не по себе, когда он устремлял на меня внимательный взгляд: глаза его смотрели мимо меня, куда-то вдаль.

Две клетки с пятнистыми леопардами. Жуткий зверь, хищник из хищников. Не боится даже льва. Рядом две черные пантеры. Противные черные кошки с желтыми глазами. Достаточно приблизиться к ним, как они начинают рычать и бросаться на вас. В самом углу пума.

– Пума – друг человека, – слышите вы голос руководителя. – До сих пор еще научно не объяснена ее странная любовь к человеку.

Следует ряд рассказов о том, как пума защищает человека от нападения других хищников.

– В диких местностях, где водятся пумы, испанцы спокойно отпускают своих детей в школу, – продолжает руководитель и, довольный произведенным эффектом, проводит экскурсию дальше.

А «друг человека», забившись в темный угол тесной клетки, поблескивает оттуда одним высохшим глазом, и мне начинает казаться, что он давно уже разочаровался в людях и что если его выпустить наружу, он кинется на них и начнет кромсать направо и налево.

Забыл упомянуть о пятнистой гиене. Вонючее уродливое животное с выпученными как у больных Базедовой болезнью глазами. Она все время вертится, пытаясь поймать себя за хвост, или рыдает как маленькое дитя.

* * *

Я несколько раз бегло упоминал о руководителях экскурсий. Экскурсионное дело – дело новое. Массовый зритель появился у нас лишь после Октябрьской революции. За один солнечный день в зоопарке успевают побывать десятки тысяч посетителей, то-есть в несколько раз больше, чем их могло перебывать в царское время в течение целого года. Мне нравилось слушать простые бесхитростные рассказы про зверей. Без сомнения здесь есть трафарет, но этот трафарет не беспокоит вас.

Когда румяная здоровая девушка лет девятнадцати, в защитной одежде и ковбойской шляпе, подводит вас к клетке со львами и спокойным уверенным голосом сообщает вам, что «обыкновенно лев бросается на быка и ударом лапы перешибает ему спинной хребет», вы чувствуете себя в безопасности под охраной такой бывалой девицы.

Руководители, подводя посетителей к животным СССР, старательно разъясняют степень пользы или вреда, приносимых ими. При громадной посещаемости зоопарка эти объяснения несомненно имеют большое воспитательное значение. Ведь ни в одной стране мира не истребляется столько полезных животных, как у нас. За примером ходить недалеко. Есть такая птица – пустельга. Крестьяне принимают ее за ястреба и беспощадно истребляют. А между тем птица эта чрезвычайно полезна. Питается она полевыми мышами и уничтожает их в огромном количестве. Перед клеткой пустельги сотрудники зоопарка любят рассказывать, что в Германии существует обычай ставить на полях для этой птицы высокие шесты. На этих шестах отдыхает и дежурит пустельга, зорко следя за появлением вредителей на своем участке.

Недавно в газете промелькнула заметка о том, что где-то за Волгой один крестьянин поставил такие шесты на своих полях. Мне хочется думать, что здесь дело не обошлось без влияния зоопарковских разъяснений.

* * *

Но вернемся к хищникам. Кормят их в три часа, и к этому времени павильон битком набивается посетителями. Хищникам дают сырое свежее мясо, по виду превосходного качества. Задолго до появления сторожей звери начинают выказывать признаки нетерпения. Бьют хвостом по полу, рычат, кидаются друг на друга. Взоры их устремлены на дверь, откуда должны появиться сторожа. Заметно волнуются и зрители, особенно женщины. Глаза их возбужденно блестят, губы полуоткрыты. Они жадно устремляются от одной клетки к другой на рев зверей. При появлении сторожей с ведрами, наполненными мясом, волнение достигает апогея. Рыканье львов мешается с ревом тигров и пантер. Пронзительно рыдает гиена. Сторожа проходят вдоль клеток и быстро проталкивают железными палками куски мяса беснующимся зверям. Только пума спокойно лежит в темном углу своей клетки. Сторож бросает ей окровавленные почки. «Друг человека» как-то брезгливо принимается за еду.

Сожран последний кусок. Звери начинают дремать. Удовлетворенная публика валом устремляется к выходу, и шумный павильон затихает. В один из моментов такого затишья я и окончил рисунок тигра. Я устал. Захотелось бросить работу совсем, чтобы не возвращаться больше в зоопарк, но я вспомнил, что еще не нарисовал ястребов, и решил притти на другой день в последний раз, чтобы поработать над ними.

Ястреба помещались в том же порядке, что и филины. В клетке их было кажется три. Вероятно потому, что так же жадны и хищны, они напоминали мне леопардов. Из-за рубленного мяса ястреба подолгу дерутся, так что не редкость видеть их окровавленными. Жрут еще дольше. Жрут до тех пор, пока не начнет раздуваться шея. Мясо, как и орлы, закрывают крыльями.

Нарисовал их быстро, за один прием. Сдал работу и тут же на радостях уехал домой, в провинцию. Так и кончилось мое трехмесячное пребывание в зоопарке.

* * *

Летом я получил от редакции «Всемирного Следопыта» предложение поделиться с читателями моими впечатлениями. Я согласился. Пришлось снова отправиться в зоопарк, чтобы возобновить в памяти забытое. Сразу я не узнал зоопарка. Весь в зелени. Толпы народа. На аллее, где я так долго работал, ряд перемен. Нет четырех филинов, пуста клетка лис. Оставшиеся обитатели перетасованы заново.

– Где же лисы? – спросил я картавого сторожа.

– Пелевели на новую толлитолию, – ответил он.

Я толкнулся в дверь павильона хищников. Но и тут неудача. На двери висела надпись: «Павильон закрыт».

Мне захотелось увидеть моего приятеля-марала. Он лежал на горе, в углу загона, за грудой камней. Виднелась только его голова с ветвистыми рогами.

– Марал! Маральчик! – неуверенно позвал я.

Но мой друг даже не повернул ко мне головы.

Около белых медведей – густая толпа народа. Протиснувшись вперед, я увидел своих старых знакомцев. Они похудели, но были так же веселы и подвижны, как и зимой. Лето принесло им новое удовольствие. Ров был наполнен водой, и мишки с наслаждением купались. Самец то-и-дело выскакивал на берег и бросался в воду вниз головой. Делал он это не хуже самого искусного пловца.

Я направился к «острову зверей». Помещение белых медвежат было пусто.

– Продали мишек в Германию, – сообщил мне сторож.

Попугаи сдружились…

Меня заинтересовало совместное купанье бурого и белого медведей. Бурый плавал тяжело, стараясь держать голову повыше, чтобы не замочить ее. Так плавают обыкновенно неумелые люди. Белый все время нырял под него с таким расчетом, чтобы подбросить приятеля вверх и погрузить его с головой, в воду. Под смех зрителей бурый спасся наконец на берег.

Почти все звери зоопарка линяли и имели далеко не презентабельный вид. Песцы, например, ходили наполовину покрытые шерстью, наполовину голые. Исключение составляли северные олени. Вместо огрызков карандашей на голове их красовались ветвистые рога, как будто обтянутые сукном. Глаза казались обведенными черным бархатом, и не было видно красных белков. Олени заметно пополнели и бродили по парку, пощипывая траву.

На обратном пути я снова зашел на старую территорию. Недалеко от грифов увидел сидевшую на песке посреди клетки небольшую рыжую суку с глазами навыкате. Около нее бродили щенки, ростом и видом напоминавшие лохматых фоксов. Какой-то фотограф снимал рыжую суку. А потом вместе со сторожем зашел внутрь и долго нацеливался аппаратом на суку и ее щенят. Видимо его интересовал семейный портрет. Щенята разбегались, а сторож подталкивал их к суке. Только тогда я сообразил, что передо мною молодые тигрята и их кормилица. Мне показалось, что сука не особенно охотно подпускала к себе тигрят, по крайней мере она как-то конфузливо отворачивала от них голову.

Оттого ли, что парк теперь был совсем не похож на зимний, или оттого, что для зверей я стал совсем чужой, мне стало немного грустно. На площади, у главного входа толпились все новые и новые посетители. «Чепуха! Сентиментальная чепуха! – подумал я. – Роль зверей теперь гораздо почетней и значительней. Они обслуживают не меня одного, а массового зрителя».