Текст книги "Руслан и Людмила"

Автор книги: (ВП СССР) Внутренний Предиктор СССР

Неоднократно обращаясь к этому термину, мы еще не останавливались подробно на его содержательной сущности ожидая того момента, пока само повествование не представит наиболее удобный случай для серьезного разговора на эту важную для понимания всего иносказания поэмы тему. И здесь важно подчеркнуть, что обращение к проблематике выявления Различения и значимости этой способности для жизни человека – не новая тема.

«О те, которые уверовали! Если вы будете благоговеть перед Богом <т. е. будете остерегаться вызвать неодобрение Божие>, Он даст вам Различение и очистит вас от ваших злых деяний и простит вам. Поистине, Бог – обладатель великой милости!» – Коран, сура 8:29.

Согласно этому кораническому сообщению в осознанном восприятии человека целостный мир (включая и каждое из подразделений – внешний и внутренний мир индивида) распадается на две категории: в целостном мире выявляется «это» и «не это», а также оставшееся после выявления «это» и дополняющее в мировоззрении «это» до полноты мировосприятия. Такое разделение целостного мира в сознании человека представляет собой даяние ему Свыше одного бита информации, если говорить в терминах современной науки: 1 бит формально – мера количества информации; а по существу – информация, необходимая для разрешения неопределённости 50 % против 50 %, т. е. информация, необходимая для разрешения неопределённости вида «это» – «не это», «да» – «нет».

«Один бит» для многих – оторванная от жизни абстракция, и потому на первый взгляд кораническое сообщение 8:29 им может показаться незначительно пустяковым. Но это далеко не пустяк – нехватка всего одного бита информации – в повседневной жизненной практике может иметь весьма тяжкие последствия.

Способность человека «видеть различия» во всех смыслах этого термина и во всех проявлениях этого качества в жизни – следствие его душевного здоровья в смысле коранической нормы, но не неотъемлемое свойство индивида, и в частности, его ума. Только получив поток информации Свыше в двоичном коде вида «это» – «не это», индивид начинает осмыслять и переосмыслять свойства «это» и свойства «не это», выстраивая свое мозаичное видение Объективной реальности как совокупности разнородных определённых «это» – «не это», обладающих своеобразием и иерархией взаимосвязей между ними.

Если индивид отказывается от осмысления данного ему Свыше в Различение, то неупорядоченная информация накапливается в его психике, а его мировоззрение превращается в калейдоскоп, непригодный для осмысленного поведения в жизни на его основе.

Между «это» и отличным от него «не это» всегда есть некая «граница» (пусть даже в виде совокупности каких-то других «это» – «не это»). Если эту границу придать в качестве свойства и объекту, различаемому как «это», и объекту, различаемому как «не это», после чего «граница» перестанет быть «ничейной полосой», то на самой «границе» «это» будет тождественно «не это».

Но после такого пограничного отождествлениякаждого «это» и всех «не это», «калейдоскоп» разрозненных «это» – «не это» сложится в «мозаику».

Сказанное не означает, что пограничное отождествление должно устанавливаться раз и навсегда: жизнь изменяется, и «мозаика» должна изменяться, отображая в себя её новый образ, иначе индивид отстанет от жизни и растеряется в обстоятельствах, к которым он не готов. Однако такая изменяющаяся «мозаика» всё же неоспоримо отличается и от «калейдоскопа», и от застывшей «мозаики», но не отсутствием взаимосвязей между её элементами, а подвижностью достаточно определённых взаимосвязей и обновлением набора как элементов, так и взаимосвязей в ней.

После отступления об основах понимания Различения желательно еще раз вернуться к Введению и перечитать раздел, касающийся отличий динамичности символики и статичности аллегории.

После осмысления прочитанного можно прийти к выводу: первым в обитель Черномора проник в своем внутреннем мире восемнадцатилетний Пушкин на основе данного ему Свыше Различения. Но передать читателю информацию, воспринятую им в этот внутренний мир, он мог в лишь лексических формах, доступных обыденному сознанию того времени. Эти формы носили знаковый, символический характер (отсюда выбранная им форма поэмы-сказки), содержательный смысл которых раскрывается по мере роста понимания в обществе.

Место расположения резиденции Черномора поэт рисует довольно точно, используя для этого видение происходящего одного из центральных персонажей поэмы – Людмилы.

 
Но вот Людмила вновь одна,
Не зная, что начать, она
К окну решетчату подходит,
И взор её печально бродит
В пространстве пасмурной дали.
Все мертво.
 

Если кому-то приходилось бывать в швейцарских Альпах в пасмурный день, или видеть эти места в кадрах кинохроники, то он признает, что картина, описанная поэтом, никогда в Швейцарии не бывавшим, довольно точная.

 
Снежные равнины
Коврами ярким легли;
Стоят угрюмых гор вершины
В однообразной белизне
И дремлют в вечной тишине;
Кругом не видно дымной кровли,
Не видно путника в снегах,
И звонкий рог веселой ловли
В пустынных не трубят горах;
Лишь изредка с унылым свистом
Бунтует вихорь в поле чистом
И на краю седых небес
Качает обнаженный лес.
 

Описание же внутреннего убранства резиденции карлы – это “пленительный предел” мечтаний ненасытных в своем сладострастном потреблении “новых русских”, избравших в годы перестройки Швейцарию в качестве наиболее престижного местопребывания. Пересказывать всего этого не будем, так как лучше Пушкина этого не смог сделать даже Екклезиаст в Ветхом завете. Отметим лишь признаки глобализма владельца роскошных апартаментов, которые поэт тонко подметил в интерьере зимнего сада Черномора.

 
И наша дева очутилась
В саду. Пленительный предел:
Прекраснее садов Армиды
И тех, которыми владел
Царь Соломон иль князь Тавриды.
 

Это о глобальности во времени. Далее – указание на то, что Предиктору не чужды претензии и на глобализм пространственный, поскольку, судя по картине описанной ниже, его потребности выходят за рамки библейской цивилизации.

 
Пред нею зыблются, шумят
Великолепные дубровы,
Аллеи пальм, и лес лавровый,
И благовонных миртов ряд,
И кедров гордые вершины,
И золотые апельсины
Зерцалом вод отражены;
Пригорки, рощи и долины
Весны огнем оживлены;
С прохладой вьется ветер майский
Средь очарованных полей,
И свищет соловей китайский
Во мраке трепетных ветвей
 

И, наконец, о “культурных” пристрастиях Черномора.

 
Летят алмазные фонтаны
С веселым шумом к облакам:
Под ними блещут истуканы
И, мнится, живы; Фидий сам,
Питомец Феба и Паллады,
Любуясь ими, наконец,
Свой очарованный резец
Из рук бы выронил с досады.
 

Одним словом «истуканы» поэт обращает внимание читателя на то, что “культурные” пристрастия карлы далеки от ветхозаветных библейских деклараций. Назовем это неразрешимое противоречие библейской логики социального поведения “комплексом Екклезиаста” и раскроем его содержательную сторону через вторую главу “Книги Екклезиаста”.

«Я предпринял большие дела: построил СЕБЕ дома, посадил СЕБЕ виноградники, устроил СЕБЕ сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые деревья… приобрел СЕБЕ слуг и служанок, и домочадцы БЫЛИ У МЕНЯ; также крупного и мелкого скота БЫЛО У МЕНЯ больше, нежели у всех бывших прежде меня в Иерусалиме; собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел у СЕБЯ певцов и певиц и услаждения сынов человеческих – разные музыкальные орудия. И сделался Я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пребывала со мною. Чего бы глаза мои не пожелали, Я не отказывал им, не возбранял сердцу никакого веселья, потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих, и это было моей долею от всех трудов моих. И оглянулся Я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился Я, делая их: и вот, все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем» (Стихи 4 – 11).

Далее следуют стенания о соотношении мудрости и глупости и подводится итог:

«…Но узнал я, что одна участь постигает их всех. И сказал я в сердце моем: “и меня постигнет та же участь как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?” И сказал я в сердце моем, что и это – суета; потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым. И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все – суета и томление духа! И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня.

И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и показал себя мудрым под солнцем… И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем: потому что иной человек трудится много, с знанием и успехом, и должен отдать все человеку, не трудившемуся в том, как бы часть его. И это – суета и зло великое!» (Стихи 14–21).

Кончается глава приговором библейской толпо-“элитарной” концепции, утверждением её греховности и ограниченности (периодом до смены отношения эталонных частот биологического и социального времени):

«Ибо человеку, который добр перед лицом Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику (Черномор, как и Екклезиаст, несомненно, грешник. – Авт.) дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму перед лицом Божиим. И это – суета и томление духа!»

Известно и высказывание А.С.Пушкина об “обладателях Священного писания”:

 
Писали слишком мудрено,
То есть и хладно, и темно,
Что есть и стыдно и грешно.
 

Греховность “писания” – в его логической противоречивости, что ведет к подавлению и извращению интеллекта, делает для человека никчемным осознание Различения, и, как следствие, ведет к разрушению целостности мировоззрения и способствует формированию калейдоскопического идиотизма, как господствующего в обществе мировоззрения.

По тем временам «царь в Иерусалиме» – обозримая вершина толпо-“элитарной” пирамиды в рамках библейской концепции; выше – за туманными облаками таинств и оккультизма – только Черномор, надиудейское знахарство, но оно невидимо ни для равноапостольного Владимира, ни для Екклезиаста. Но что-то же и тот и другой все-таки видели? Видели, но только то, что очень точно описал Пушкин:

 
Он видит лишь летучий пух,
Летучим ветром унесенный.
 

Если же подводить итоги, то получается, что эксплуатация чужого труда в угоду своим страстям привела к тому, что человек возненавидел свою жизнь. И хотя сам он вырос на труде предков, отдать свой труд потомкам – для него – «суета и зло великое». С тех пор ветхозаветная экспансия иудо-христианства расползлась по свету и поставила Евро-Американскую цивилизацию, живущую в угоду страстям современных екклезиастов, на грань гибели. Не вняли они признаниям Екклезиаста, не способного переступить через искаженную Черномором Тору, и самостоятельно излечиться от калейдоскопического идиотизма? – Так Пушкин образом Hаины предупреждал еще в начале XIX века, что Екклезиаст – тоже биоробот, как и все генералы самой древней и богатой мафии.

Фрейд не прав. Вся Евро-Американская цивилизация, и прежде всего её “элита”, страдают не от созданного самим Фрейдом и навязанного легковерным “Эдипова комплекса”, а от “комплекса Екклезиаста”, поддерживаемого в них Библией.

Поведение Людмилы в замке Черномора – это здравый смысл Люда Милого, которому чужд и ветхозаветный комплекс Екклезиаста, и все виды социального идиотизма, включая нигилизм. Об этом внутренний монолог Людмилы:

 
Дивится пленная княжна,
Но втайне думает она:
“Вдали от милого, в неволе,
Зачем мне жить на свете боле?
О ты, чья гибельная страсть
Меня терзает и лелеет,
Мне не страшна злодея власть:
Людмила умереть умеет!
Не нужно мне твоих шатров,
Ни скучных песен, ни пиров —
Не стану есть, не буду слушать,
Умру среди твоих садов!”
Подумала – и стала кушать.
 

Последняя фраза просто замечательна, особенно в наше время, когда “голодовки” по любому поводу стали так модны.[19]19
  С одной стороны, пост способствует вразумлению; а с другой стороны, если веры Богу нет, то голодовка, будучи разновидностью самоубийства, избавляет агрессора и его правительствующих полицаев от необходимости марать руки в крови своих жертв при обычном способе ведения войны горячей.


[Закрыть] Как знать, может, для тех, кто не желает думать самостоятельно, голодовка – лучший способ обратить на себя внимание. Не случайно этот способ так рекомендуют средства массовой информации. А кто музыку заказывает? “Голодайте “на здоровье”! Передохнете – нам же лучше,” – улыбается Черномор на современной рекламной картинке.

Особенно ярко здравый смысл Люда Милого проявился при непосредственном столкновении с карлой. Но сначала картина первого появления Черномора в спальной Людмилы, которая к тому времени:

 
Не спит, удвоила вниманье,
Недвижно в темноту глядит…
 

и видит:

 
Мгновенно дверь отворена;
Безмолвно, гордо выступая,
Нагими саблями сверкая,
Арапов длинный ряд идет
Попарно, чинно, сколь возможно,
И на подушках осторожно
Седую бороду несет
 

Остановимся на мгновенье. Эта сцена скорее напоминает сцену похорон важного государственного чиновника, перед гробом которого на подушках несут все его награды. Шутит Пушкин? Судите дальше сами.

 
И входит с важностью за нею,
Подъяв величественно шею,
Горбатый карлик из дверей:
Его-то голове обритой,
Высоким колпаком покрытой,
Принадлежала борода.
 

Голова не лысая, а обритая. Известно, что древнеегипетское жречество предпочитало по каким-то им понятным причинам брить головы. Возраст карлика, тем более горбатого, определить затруднительно. Современному карле – около 3500 лет. Горб в то же время – верный и зримый признак уродства. Борода – символ кредитно-финансовой системы, контролирующей продуктообмен в масштабах мировой экономики, – собственность древней мафии бритоголовых. И все-таки самую большую ценность туалета Черномора составляет «высокий колпак», скрывающий содержательную сущность глобального знахарства. Десять веков чешет карла свою бритую репу над неразрешимым вопросом в отношении православия Людмилы: то ли у этих русских правда справа, и тогда «православие» – это правое слово – единство формы и содержания; то ли у них правда слева, но тогда “православие” – это слава справа – чистейший калейдоскоп, некая внутренняя раздвоенность. Отсюда все трудности «немощного мучителя» и его «прелестной пленницы». Бритоголовый урод не случайно боится поставить вопрос о православии прямо, поскольку при этом сразу же приходится прямо ставить и Тору, и Евангелие, то есть выполнять требование Корана:

«Скажи: “О люди писания! Вы ни на чем не держитесь, пока не установите прямо Торы и Евангелия и того, что низведено вам от вашего Господа”. Но у многих из них низведенное тебе от твоего Господа увеличивает только заблуждение и неверие. Hе горюй же о людях неверных!» Коран, 5:72.

Пушкин, свободный от карликовых комплексов, решает этот вопрос прямо, переводя его в плоскость действий Людмилы, впервые столкнувшейся со страшным и непонятным явлением в лице Черномора.

 
Уж он приблизился: тогда
Княжна с постели соскочила,
Седого карлу за колпак
Рукою быстрой ухватила,
Дрожащий занесла кулак
И в страхе завизжала так,
Что всех арапов оглушила.
 

Считается, что языческая Русь приняла догматы “Священного писания” в конце первого тысячелетия от Рождества Христова. Пушкин же полагает и не без основания, что ухватила. Когда такой колпак принимают, то его не примеряют, а им накрывают голову. Но у русских, известно, все не как у людей: что ухватили, пока не примерят, не разберутся, что к чему, – ни в жисть носить не станут. И еще: испокон веков на Руси Великой со словом “колпак” всегда соседствовало рядом другое слово – “шутовской”. Поэтому-то в руках русского мужика любой колпак в конце концов всё равно превращается в привычную шапку. Может быть, в этом причина столь смешного дальнейшего поведения “страшного” волшебника.

 
Трепеща, скорчился бедняк,
Княжны испуганной бледнее;
Зажавши уши поскорее,
Хотел бежать, но в бороде
Запутался, упал и бьется;
Встает, упал; в такой беде
Арапов черный рой мятется;
Шумят, толкаются, бегут,
Хватают колдуна в охапку
И вон распутывать несут,
Оставя у Людмилы шапку.
 

Несомненно, сцена встречи незадачливого страстного любовника-урода с Людмилой – одна из самых замечательных в поэме своей жизнерадостностью. Шутка Пушкина? Пожалуй. Только надо помнить предупреждение на этот счет, сделанное им в “Домике в Коломне”: «Я шучу довольно крупно!» Данная шутка, на наш взгляд, одна из самых крупных во всем его необычном творчестве, ибо в ней в образной форме дан стратегический план перехвата управления в глобальном историческом процессе после смены отношения эталонных частот биологического и социального времени. При этом всем красавицам необходимо:

Первое – прекратить спать и удвоить внимание, отрешившись от всех видов социального идиотизма, после чего карла в колпаке проявится в любой темноте;

Второе – ухватить высокий колпак священного писания так, чтобы его тайна, суть которой в искажении откровений пророков истинных, стала достоянием всех искренне верующих Богу. Такой ход оглушит, то есть сделает недееспособными арапов – иерархов вероучений всех библейских конфессий. При этом бить бритоголового урода не обязательно, поскольку все равно своих ресурсов у него нет; достаточно занести хороший кулак, то есть дать понять, что с ним не шутят;

Третье – запутать карлу в его собственной бороде, что будет выражаться в утрате предсказуемости управления мировым хозяйством на основе ростовщической кредитно-финансовой системы.

Что после этого будут делать с карлой его арапы, это их проблемы. Остается заметить, что и сам Пушкин считал эту сцену очень важной, так как в Предисловии именно к ней у г. NN больше всего недоуменных вопросов:

«Зачем маленький карла с большой бородой (что, между прочим, совсем не забавно), приходит к Людмиле? Как Людмиле пришла в голову странная мысль схватить с колдуна шапку (впрочем, в испуге чего не наделаешь?), и как колдун позволил ей это сделать?»

Если судить по реакции представителей ведическо-знахарских кланов на первые работы Внутреннего Предиктора СССР, развивающего концепцию общественной безопасности, альтернативную библейской, то у современных гг. NN вопросов даже больше, чем в пушкинском предисловии. Раскрытие второго смыслового ряда поэмы будет по своему способствовать ответам на них.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Песнь третья – о самом высоком и глубоком Знании, об овладении обобщенным информационным оружием уровня первого приоритета – методологии Различения. Сложность разгерметизации этого Знания состоит в том, что по форме оно как бы на поверхности (все в Природе подчинено его законам), но в то же время содержательная сторона его обладает наибольшей глубиной. Отсюда это Знание лежит словно «в глухом подвале под замками». Всякие попытки в прошлом сделать свободным и открытым доступ к этому знанию квалифицировались мафией бритоголовых как величайшее преступление, поскольку Люд Простой (толпа) по мере овладения им становится Людом Милым (народом) после чего вся толпо-“элитарная” пирамида, над созданием которой представители мафии трудились многие тысячелетия, обретает устойчивую тенденцию к развалу. Рассказать об этой тайне в лексических формах, доступных Люду Милому, и при этом остаться вне зоны досягаемости «гневной зависти» бледных критиков – верноподданных приспешников карлы, представляло для Пушкина значительные трудности. Сетование об этом мы и слышим во вступлении к “Песне третьей”.

 
Напрасно вы в тени таились
Для мирных, счастливых друзей,
Стихи мои! Вы не сокрылись
От гневной зависти очей.
Уж бледный критик, ей в услугу,
Вопрос мне сделал роковой:
Зачем Русланову подругу,
Как бы на смех её супругу,
Зову и девой и княжной?
 

Вынужденный прибегать к помощи иносказаний, поэт знает, что в народе понятие «девственность» означает и отсутствие определенных знаний, без которых невозможно стать хозяином своей судьбы – «княжной».

Ответив таким образом прямо на “роковой вопрос” и не желая вступать в спор с мелкими предателями (впереди схватка с главным соперником), он смело идет «на Вы»,[20]20
  «Иду на Вы» – форма объявления войны князем Святославом, отцом Владимира – крестителя Руси.


[Закрыть] подчиняясь единственному нравственному правилу, высказанному нашим современником Иваном Антоновичем Ефремовым: «Руководствуясь достойными намерениями, я смею всё!»[21]21
  См. его прогнозно-социологический роман Час быка.


[Закрыть] Мера достоинства в правоте сердца, которая выражается через единство эмоционального и смыслового строя души человека. Автор уверен, что добрый читатель увидит и поймет это. Если же поймет недобрый – покраснеет.

 
Ты видишь, добрый мой читатель,
Тут злобы черную печать!
Скажи, Зоил, скажи, предатель,
Hу как и что мне отвечать?
Красней, несчастный, бог с тобою!
Красней, я спорить не хочу;
Доволен тем, что прав душою,
В смиренной кротости молчу.
 

Вот оно – «унижение паче гордости»! Недалекие критики творчества Пушкина часто обвиняли поэта в излишней чувственности его образов и особенно досталось по этой части “Руслану и Людмиле”. Пушкин едко высмеял в предисловии 1828 г. как прошлых, так и будущих толкователей поэмы, не способных подняться по уровню понимания даже на “порог хижины” поэта:

«Долг искренности требует также упомянуть и о мнении одного из увенчанных, первоклассных отечественных писателей (выделено петитом Пушкиным), который, прочитав “Руслана и Людмилу”, сказал: “Я тут не вижу ни мысли, ни чувства, вижу только чувственность”».

Другой (а может быть и тот же) увенчанный, первоклассный отечественный писатель приветствовал сей первый опыт молодого поэта следующим стихом:

 
Мать дочери велит на эту сказку плюнуть.»
 

Напомним еще раз, что “Предисловие ко второму изданию”, написанное автором через восемь лет после окончания поэмы, есть своеобразный путеводитель-шифр по раскодированию системы образов, которыми поэт вынужден был пользоваться, чтобы скрывать свои истинные мысли и чувства. Он должен был это написать, поскольку ханжеская реакция критики убедила его в главном: ни одному намеку на большую (помимо той, что видится поверхностному обыденному сознанию) глубину содержания они не вняли. А ведь намек на то, чтобы не искали чувственности “увенчанные и первоклассные”, в поэме есть.

 
Но ты поймешь меня, Климена,[22]22
  По одному из вариантов греческой мифологии служанка Елены, сопровождавшая её в Трою; после гибели Трои досталась Акаманту, вождю фракийцев, который в числе других героев находился внутри троянского коня.


[Закрыть]
Потупишь томные глаза,
Ты жертва скучного Гимена…
Я вижу: тайная слеза
Падет на стих мой, сердцу внятный;
Ты покраснела, взор погас;
Вздохнула молча… вздох понятный!
 

Не вняли и не поняли! Климена, богиня, поняла, что поэту скучно писать о скучных жертвах Гимена, бога брачных уз, а потому молча вздохнула и даже втайне всплакнула, что столь замечательный стих, сердцу внятный, не о ней.

Может, и она не сразу поняла, но когда поняла, устыдилась и покраснела. Да, Климена – не чета нашим пушкинистам, вроде “недо”-Битова, Синявского и других, которые такого “напонимают”, что и богиня со стыда бы сгорела, а они даже не краснеют. Однако, оскорблений в свой адрес Пушкин не прощал ни в жизни, ни после физической смерти и потому предупреждает всех жалких ревнивцев, несущих на себе «злобы черную печать»:

 
Ревнивец, бойся – близок час;
Амур с Досадой своенравной
Вступили в смелый заговор,
И для главы твоей бесславной
Готов уж мстительный убор
 

Ничего, кроме досады, уколы синявских вызвать, конечно, не могут. Но мы твердо знаем: придет время, когда любовь народа к творческому наследию Первого Поэта России вступит не в тайный, а Смелый, то есть открытый заговор, после чего для всех ревнивцев мстительным убором станет шутовской колпак. Содержание “Песни третьей” начинается с описания утреннего туалета Черномора.

 
Уж утро хладное сияло
На темени полнощных гор;
Но в дивном замке все молчало.
В досаде скрытой Черномор,
Без шапки, в утреннем халате,
Зевал сердито на кровати.
 

Утренняя зевота – первый признак того, что сон не восстановил силы, а это в свою очередь означает что подсознание утратило способность к эффективной обработке поступающей из внешнего мира объективной информации. После этого, как правило, следует потеря управления субъектом на личностном уровне.

Мафия бритоголовых, поддерживая в течение длительного времени устойчивое управление в толпо-“элитарной” пирамиде, заскучала и “зевает”, как тот водитель, который за долгое время вождения автомобилем не получил ни одной “дырки в талоне предупреждений. Водитель с солидным стажем обычно всего свода правил уличного движения не помнит, но и ошибок, в отличие от новичка, почти не делает, поскольку в его подсознании вырабатывается определенный алгоритм поведения, близкий к автоматизму принятия управленческих решений. Глобальный Предиктор – не только “старый вор”, но еще и очень старый водитель, всякие новые препятствия для которого на пути, требующие определенных усилий для внесения изменений в привычные правила движения, вызывают досаду, которую приходится скрывать от непосвященных в секреты его узкопрофессиональной деятельности.

“Да и зачем, – оправдывает он свой консерватизм, – когда все и так идет более менее приемлемо”. Шапку вот Людмила содрала. Это зачем? Что за шутки дурацкие! Однако, объективный ход глобального исторического процесса не считается с эмоциями даже очень “старых водителей”. А теперь представим, что в процессе развития цивилизации вдруг происходит объективная (т. е. не зависящая от желаний даже такого важного субъекта, как Черномора) смена левостороннего движения на правостороннее (образное представление во внелексических формах объективной смены отношений эталонных частот биологического и социального времени, см. рис. 2). После этого в обществе при смене поколений начинается процесс изменения логики социального поведения, в результате чего активизируется переход общества в целом от животного, а также демонического строя психики и строя психики зомби к человечному типу психики. При этом качественно меняется информационное состояние, в котором длительное время пребывало все общество.

Для кого-то эти изменения – желанное, хотя и хладное утро, а для кого-то уже вечер и неприятности, связанные с неизбежной утратой управления и разрушением дивного замка” (образ толпо-“элитарной” пирамиды). Все это впереди, как предощущение будущего, но лишь для живущих в согласии с «законом времени». А пока о тех, чья наука против «времени закона» не сильна.

 
Вокруг брады его седой
Рабы толпились молчаливы,
И нежно гребень костяной
Расчесывал её извивы;
Меж тем, для пользы и красы,
На бесконечные усы
Лились восточны ароматы
 

О бороде читатель уже имеет представление, но у Черномора есть еще “бесконечные усы”. В Толковом словаре В.И.Даля в пояснении к слову память читаем: Мотать себе на ус. Бесконечные усы древнеегипетского жречества – самая большая глубина исторической памяти, своеобразное свидетельство искусства владения информационным оружием второго, хронологического приоритета. В перестроечное время, когда “правда” с левостороннего движения переходит на правостороннее, «Память» вдруг становится самым ругательным словом. “Бесконечные усы” Черномора обусловили формирование бритоголовой мафией библейской концепции концентрации производительных сил на глобальном уровне. Но поскольку эта концепция давно уже вошла в антагонистические противоречия с объективным ходом глобального исторического процесса и нарушает гармонию взаимоотношений человека с природой, то приходится лить на эти усы “восточны ароматы”, закручивать вокруг самой концепции “хитрые кудри”. Борода же, хотя и требует по-прежнему “костяного гребня”, но молчаливые арапы Глобального Предиктора пока еще пользуются им нежно. Видимо, боятся порвать или запутать ростовщическую кредитно-финансовую систему.

 
Как вдруг, откуда ни возьмись,
В окно влетает змий крылатый;
Гремя железной чешуей,
Он в кольца быстрые согнулся
И вдруг Hаиной обернулся
Пред изумленною толпой.
 

Ну вот, появился и оборотень-урод. Для биоробота, созданного искусной рукой бритоголовой мафии, Черномор – собрат, которого чтить и бояться следует, но знать – опасно, ибо эта тайна может стать достоянием изумленной толпы. Глобальный Предиктор, видимо, не склонен был до поры до времени к прямому общению даже с раввинатом, и потому Hаина при первой встрече с карлой:

 
“Приветствую тебя”, – сказала, —
“Собрат, издавна чтимый мной!
Досель я Черномора знала
Одною громкою молвой”;
 

Судя по дальнейшим словам, раввинат до определенного момента не имел представления о методах управления Глобального Предиктора толпо-“элитарной” пирамидой. Но поскольку рассеяние евреев в обществе по существу представляет собою дезинтегрированную элементную базу в системе управления, то в программе Hаины должен быть заложен сигнал опасности. С появлением такого сигнала (тайный рок?) происходит замыкание во всей системе с одновременной идентификацией истинной роли Черномора в формировании программы поведения Hаины.

 
“Но тайный рок соединяет
Теперь нас общею враждой;
Тебе опасность угрожает,
Нависла туча над тобой”;
 

Остальное – эмоциональное приложение к программе:

 
“И голос оскорбленной чести
Меня к отмщению зовет".
 

Дальнейшее поведение бритоголового урода понятно. При этом нельзя забывать, что, лишившись шапки-невидимки, он вынужден демонстративно показывать свою психологическую устойчивость:

 
Со взором, полным хитрой лести,
Ей карла руку подает,
Вещая: “Дивная Hаина!
Мне драгоценен твой союз.
Мы посрамим коварство Финна”;
 

Далее – прямое признание соперничества на уровне концептуальных центров, сформированных жречеством образная и демонстрация силы, что требует со стороны Наины определенных интеллектуальных усилий для понимания существа образов.

 
“Но мрачных козней не боюсь:
Противник слабый мне не страшен;
Узнай чудесный жребий мой:
Сей благодатной бородой
Недаром Черномор украшен.
Доколь власов её седых
Враждебный меч не перерубит,
Никто из витязей лихих,
Никто из смертных не погубит
Малейших замыслов моих”;
 

Иносказательно Черномор раскрывает Hаине секрет глобальной финансово-кредитной системы и предупреждает, что борьба с ним “витязей лихих[24]24
  Здесь эпитет “лихой”, согласно словарю В.И.Даля злой, злобный мстительный, лукавый. Пушкин хотел этим словом показать, какими видит своих соперников Черномор.


[Закрыть]” с помощью обычного оружия бесперспективна. Пушкин же в этой сценой дает понять, что только через пресечение губительной для людей труда паразитизма ростовщической кредитно-финансовой системы, лежит путь пресечения своекорыстных стремлений Черномора к мировому господству и к преодолению библейского мировоззрения в коллективном бессознательном всех народов. Для общества в целом это признак не снижения, а повышение качества управления, но уже при другом информационном состоянии. Отсюда дальнейшие заклинания карлы – пустое бахвальство, хотя срок информационного пленения народов России назван довольно точно – век, т. е. столетие. Понимание происходящего и формирование концепции общественной безопасности, альтернативной библейской, – начало процесса освобождения из плена.

 
“Моею будет век Людмила,
Руслан же гробу обречен!”
И мрачно ведьма повторила:
“Погибнет он! погибнет он!”
Потом три раза прошипела,
Три раза топнула ногой
И черным змием улетела.
 

Оборотень-биоробот все исполнил строго в соответствии с программой, в него заложенной. Шипеть и топать ногой ему и было предписано три раза. Итак, союз двух уродов определился. Заклинания произнесены, но… против «времени закона».