Текст книги "Три минуты с реальностью"

Автор книги: Вольфрам Флейшгауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

8

Об этом она узнала от Клаудии, державшей танцевальную школу в Штеглице. Дамиан преподавал у нее.

– Зайди ненадолго, – предложил он однажды, когда она подвезла его туда.

– Зачем?

– Познакомишься с Клаудией. Она симпатичная, тебе понравится.

Клаудиа оказалась высокой худощавой женщиной с коротко стриженными черными волосами и голубыми глазами. Когда Джульетта с Дамианом вошли в здание, она стояла, облокотившись о конторку, и разговаривала по телефону. На ней была узкая черная футболка, оставлявшая открытым живот, и широкие синие шелковые брюки. По ее виду можно было бы предположить, что она преподает йогу или китайскую гимнастику. Сквозь огромные стеклянные двери, отделявшие холл от танцевального зала, были видны десять – двенадцать пар, танцующих танго. Клаудиа повесила трубку, поздоровалась с Дамианом, поцеловав его в обе щеки, и протянула руку Джульетте. Дамиан представил их друг другу.

– Она хочет посмотреть, – с улыбкой сказал он и исчез в раздевалке.

Клаудиа улыбнулась.

– Садись в кресло, отсюда тебе будет виден весь зал. Хочешь что-нибудь выпить? Колу? Чай? Кофе?

Голос у нее был хрипловатый, немного приглушенный, Джульетта не могла понять, сколько ей лет.

– Чаю выпила бы с удовольствием, – отозвалась Джульетта. – Много людей хотят научиться танцевать танго?

– Хм, все больше и больше, – ответила Клаудиа и добавила: – Мне было любопытно посмотреть на тебя.

Джульетта удивленно приподняла брови, не зная, что ответить. Дамиан тем временем надел танцевальные туфли и принялся расхаживать между парами, исправляя ошибки.

– И за что мне такая честь?

Клаудиа дружелюбно смотрела на нее, никак не отреагировав на резковатую реплику.

– Я дружу с Лутцем. – Она протянула ей чашку и пакетик с чаем. – Он рассказал, как ты появилась на репетиции, и знаешь, что еще сказал? «В тот день он заколол меня так, как никогда ни до, ни после. Словно ожившая Джулиана собственной персоной появилась в дверях. Эта женщина сразила его наповал». Конец цитаты. По-моему, здорово. Сахару?

Она села рядом с Джульеттой и развернула свой пакетик.

– Меня это, конечно, не касается. Просто я рада. Как в кино. Поэтому мне было страшно любопытно.

Джульетта вслушивалась в каждое слово. Женщина говорила слишком прямо, но, очевидно, не хотела ее разозлить или обидеть.

– Спасибо, – сказала она и улыбнулась. – Эта часть истории до сих пор была мне неизвестна. Ты давно знаешь Дамиана?

– Три года. С тысяча девятьсот девяносто шестого.

Джульетта попыталась взять себя в руки. Ей не хотелось расспрашивать малознакомую женщину о Дамиане, но искушение было слишком велико.

– А почему вы только сейчас его пригласили?

– Раньше всегда приезжал Эктор, его бывший учитель. Теперь они разругались в пух и прах. Дамиан начал преподавать сам, и вскоре пошла молва, что он великолепный учитель. Ученики, в конце концов, наши клиенты, и они требуют Дамиана.

– А Эктор…

– Не приезжает с тех пор, как мы стали работать с Дамианом. Глупо, конечно, но они все такие. Здешний спрос вполне достаточен для нескольких учителей танго, но места для двух несовместимых эго слишком мало.

– Лутц сказал мне, что Дамиана не очень-то любят в Буэнос-Айресе. Но он считает, что все дело в его стиле.

– И в этом тоже. Поэтому Эктор его и вышвырнул. Типичный конфликт поколений. Старшие блюдут чистоту жанра. Танго включает в себя множество кодов и последовательностей, лишь отчасти имеющих отношение к танцу как таковому, однако с течением времени они приобретают статус незыблемых. Молодые танцоры, естественно, задаются вопросом, почему это так, а не иначе. Дамиан пошел еще дальше. Он шаржирует в танце эти традиции, провоцируя старую гвардию. При этом он действительно один из лучших за последнее время.

– А зачем он это делает?

– Одному Богу известно. Иногда он просто что-то выдумывает. Взгляни, например, что он сейчас делает.

Джульетта посмотрела в зал. Ученики встали по кругу, а Дамиан показывал им последовательность шагов. Здесь, в холле, не было слышно, что он говорит, но характерные особенности движения были хорошо видны. Ему помогала одна из учениц. Дамиан мягко толкал девушку впереди себя, умудряясь между шагами носками туфель попеременно выписывать на полу круги, что придавало движению пластичность и мягкость. Потом мгновенно перешел к вращению и вдруг замер, оставив девушку в ведущей позиции.

– Шаги Луиса Дарото. Их знает каждый – как позу рыбы из «Спящей красавицы». Комбинация называется «примера хунта», как станция метро, где, если верить молве, ранним утром в ожидании поезда Дарото ее и придумал. Луис Дарото был одним из самых великих танцоров танго. Он умер всего три года назад. Среди танцоров он знаменит не меньше, чем Гардель.

– Гардель?

– Да, Карлос Гардель 3838
  Карлос Гардель (1883—1935) – знаменитый аргентинский певец и танцор.


[Закрыть]. Певец танго. Почти в каждом такси в Буэнос-Айресе на заднем стекле висит его фотография. А теперь посмотри, что показывает Дамиан.

Он повторил упражнение несколько раз, время от времени останавливаясь и что-то объясняя, пояснил, как делать не надо, и, чтобы закрепить правильное движение, продемонстрировал нужное положение тела и еще дважды показал последовательность шагов. Потом отпустил девушку к другим ученикам и, щелкнув пультом, включил музыку. Пары неуверенно задвигались, и Джульетта только теперь осознала, насколько сложным было на самом деле движение, показавшееся ей вначале таким простым. Ни у кого ничего не вышло.

– Как в балете, – с удовольствием отметила она. – Кажется, все просто, а на самом деле чертовски сложно.

– Да, – сказала Клаудиа. – Но начнем с того, что это неправильные движения.

– Неправильные? Как это – неправильные?

– А вот так. Заметить это может лишь тот, кто хорошо знает исходную последовательность шагов. Круговое движение носком ботинка на полу, ты заметила?

– Конечно.

– Эта фигура по-испански называется lapiz. Означает «карандаш», потому что каблук рисует на полу. Благодаря этой фигуре движение кажется мягким, текучим, почти женственным. Но Дарото стремился к чему угодно, только не к женственности. Наоборот. Его стиль был точным, жестким, почти военным. Он вел весь танец, партнерша не имела никакой свободы выбора. Он определял каждое движение. Настоящий мужчина. И вот Дамиан берет одно из самых известных его построений, вставляет парочку lapiz, да еще и завершает вращение parada 3939
  «Остановка» (фигура танго) (исп.).


[Закрыть] и sacada 4040
  «Извлечение» (фигура танго) (исп.).


[Закрыть] для партнерши.

– Sacada?.. – переспросила сбитая с толку Джульетта.

– Так называется заключительная позиция фигуры вращения. Как правило, женщина оказывается в положении стоя в пятой позиции, то есть со скрещенными ногами впереди мужчины. Вершина ее беспомощности. Она может раскрутиться, только когда партнер примет такое решение. Дамиан же оборвал вращение на середине, и теперь, наоборот, женщина останавливает вращение мужчины – parada – и отталкивает его ногу – sacada. Устремленная вперед нога, проникающая в чужое пространство, называется sacada. Посмотри, те двое, сзади, у них кое-что получается.

Теперь Джульетта воочию увидела, что имела в виду Клаудиа: мужчина потерял равновесие, потому что не рассчитывал, что инициатива перейдет к партнерше. Он едва не упал.

– Исходная последовательность шагов, – продолжала Клаудиа, – сама по себе достаточно сложна. А чтобы проделать эти lapiz, мужчине приходится дважды нарушить ритм, в котором танцует женщина. Это дьявольски трудно: вести-то ее он должен в прежнем ритме, одновременно двигаясь вопреки ему, выписывая мягкие круги.

– Зачем же он это делает?

– Не знаю. Некоторые считают – чтобы спровоцировать приверженцев традиции. То он феминизирует Дарото, то шокирует публику, представляясь негром.

– Негром?

– Да. На новогоднем балу в тысяча девятьсот девяносто шестом году. В «Альмагро», одном из самых известных танцевальных клубов Буэнос-Айреса. Молодые дарования демонстрируют там свои возможности. В то время Дамиан еще не был так известен, но слухи о нем уже ходили. И я пришла тогда в «Альмагро» именно из-за него. Говорили, что с ним начал заниматься Эктор, а это автоматически означало, что у него талант. Нифес вышла первой и несколько тактов танцевала одна. Потом появился Дамиан. Лицо выкрашено черной краской, на голове – парик. После танца наступила мертвая тишина. Несколько человек захлопали – скорее всего туристы. Но большинство сидели с каменными лицами. Я до сих пор не понимаю, зачем он так поступил, но, похоже, в этом был какой-то тайный смысл. Эктор ушел и с тех пор с Дамианом не общался. Нифес кипела от ярости и, кажется, потом надавала Дамиану пощечин, во всяком случае, ходили такие слухи.

Джульетта снова бросила взгляд сквозь стекло на Дамиана. Прислонившись к стене, он наблюдал за танцующими. Немного прищурил глаза, словно пытался понять, на каком именно месте застопорились его прилежные ученики и ученицы. Потом заметил ее за стеклом. Его лицо посветлело, он послал ей воздушный поцелуй. Она ответила. Снова посмотрела на Клаудию, смущенно приподняв брови, словно извиняясь.

Клаудиа улыбнулась.

– Lindo 4141
  Красиво (исп.).


[Закрыть], – сказала она.

Джульетта бросила на нее непонимающий взгляд. Но Клаудиа только покачала головой.

– Непереводимо. Придется тебе научиться танцевать танго… И выучить испанский.

9

Объявление о начале посадки вырвало ее из плена беспорядочных воспоминаний. На последнем отрезке самолет оставался полупустым, и Джульетта радовалась, что может расположиться с комфортом. Правда, с вылетом, похоже, начались какие-то проблемы, потому что, проехав несколько метров по взлетной полосе, самолет остановился и заглохли двигатели. Через несколько минут в салоне стало жарко и влажно. Первый непосредственный контакт с этим континентом – проникающая сквозь обшивку самолета жара. Разница во времени тоже постепенно давала о себе знать. В Европе давно полдень. Снова вернулись неуверенность и страх перед скорым прибытием в незнакомый город. Салон самолета оставался последним островком привычного. Стюардессы говорили по-немецки. Лайнер вылетел из цюрихского аэропорта. И значит, был причастен к ее миру, Европе. Покинув его, она окажется предоставленной исключительно себе самой. В ее памяти еще свежи вычитанные в путеводителе истории. И эта жара! Джульетта расстегнула пуговицу на блузке и стала обмахиваться руками, глядя из окна самолета на летное поле. Внимание ее привлекла желтая бабочка.

Чем дольше она размышляла о событиях последних недель, тем больше находила в них непонятного. Седьмого ноября приехала не только Нифес. В последний момент продюсер нанял еще две пары танцоров.

– После одной из репетиций, – рассказал Дамиан, – он просто из кожи вон полез, чтобы пригласить профессионалов на важнейшие роли второго плана. Я предлагал ему это еще несколько недель назад, но тогда он и слушать ничего не хотел. Слишком дорого. А теперь перепугался. Разница уж очень бросалась в глаза.

Между двумя профессиональными танцорами и пятью парами любителей к тому времени установились уже вполне гармоничные отношения. Самостоятельную роль играл только Лутц, который хоть и был профессионалом, но не в области танго. Впрочем, и сама сцена между ним и Дамианом граничила с современным балетом, а в других эпизодах спектакля он не участвовал. В танце ансамбль стал гораздо сильнее, однако настроение во время репетиций царило ужасное. До седьмого ноября в коллективе преобладала атмосфера нервной деловитости. После он стал походить на ведьмин котел, в любой момент готовый взорваться.

Шесть любителей, выброшенных из спектакля, чувствовали себя неуютно в компании новоприбывших звезд. Четверо новичков держались поначалу сдержанно, но вскоре воздух уже звенел от их амбиций, и Джульетте вдруг вспомнилось одно из замечаний Лутца об аргентинцах: «Как аргентинец кончает с собой? Взбирается на верхушку своих амбиций и прыгает вниз».

Сантьяго Эрковиц и Фабио Киркорян, партнеры Селины Ианнельо и Вероники Оласабаль соответственно, постоянно жевали резинку. Оба были невысокого роста, с наметившимися брюшками, носили усы и благодаря своим напомаженным волосам цвета воронова крыла выглядели словно сытые коты. Казалось, они пребывают в постоянном удивлении, что никто, завидев их, не падает в обморок от восторга или уж в крайнем случае не выказывает подобающих знаков высочайшего почтения. Дамиан обращался к ним с подчеркнутой предупредительностью, но Джульетта знала: он действует так не по внутреннему убеждению, просто понимает – терпения у Сантьяго и Фабио меньше, чем у стаи изголодавшихся пираний. Они не говорили ни по-английски, ни по-французски, выкрикивали какие-то испанские фразы, когда что-то в постановке Дамиана их не устраивало, и лишь в малой степени занимались тем, для чего их, собственно, пригласили. Большую же часть времени проводили, сидя в уголке театрального зала, посасывая свой травяной чай из выдолбленной тыквы и презрительно наблюдая за отчаянными стараниями Дамиана усилить групповые сцены с участием любителей. Когда подходила их очередь, вставали, хватали своих женщин и выполняли то, что от них требовалось. Дамиан спокойно объяснял, что ему представляется важным, они как бы примеривались, и потом с завидной регулярностью происходило маленькое чудо. Джульетта наблюдала это неоднократно, и каждый раз не могла понять, как это получается. Оба мужчины, представлявшие собой нечто среднее между Диего Марадоной и помощником мясника, превращались на сцене в воплощенный танец. Куда-то исчезали неприятные петушино-мужицкие замашки, а их место занимала неожиданная элегантность и обольстительность, от которой перехватывало дыхание. С трудом верилось, что это те же самые люди. С женщинами происходило похожее превращение, но на несколько ином уровне. Селина и Вероника являли собой две версии – рыжеволосую и черноволосую – одного и того же образа: нечто среднее между женщиной-вамп и куколкой. Обе красотки широко разевали рты, когда смеялись, и беспрерывно курили; их вульгарные манеры раздражали Джульетту. Они могли сказать несколько слов по-английски, – впрочем, это не слишком облегчало общение, поскольку говорили обе с таким ужасным акцентом, что один из осветителей как-то раз полюбопытствовал, на какой разновидности латыни изъясняется рыжеволосая куколка.

– Почему латыни? – удивился Лутц.

– Ну-у, они же латиноамериканки, верно?

Все в них было чрезмерным, особенно страсть к украшениям.

– Наверное, их предки откуда-нибудь из Перу или Боливии, – язвительно заметил Лутц. – Иначе им не требовалось бы столько пудры.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Чарли.

– Ну, чтобы осветлить природный цвет лица. Красный, как у индейцев. Они же все боятся, что выглядят недостаточно по-европейски. И уж наверняка за плечами у них не одна операция на носу.

– Ты считаешь, они не настоящие аргентинки?

– Да что ты, забудь!

Джульетта стояла на балконе возле пульта и рассеянно прислушивалась к разговору. И отвлеклась, ибо то, что эти четверо делали там, внизу, было великолепно. Они репетировали сцену перед первой встречей Джулиана и Джулианы, изображая одну из распространенных на рубеже веков разновидностей танцевальных пар, сутенера с проституткой, которые развлекаются в баре, показывая группе гуляк из высшего общества, из любопытства заглянувших в бедные кварталы, как надо танцевать. Это было невероятно! Джульетта не знала, на чем сосредоточить внимание. Музыка была веселой и легкой, совсем не такой, как в той сцене между Дамианом и Лутцем. Можно было даже различить звуки флейты – верный знак отсутствия подлинного драматизма. А вот что бросалось в глаза, так это полные страсти движения ног. Они не знали покоя: вклинивались между ногами партнера, скользили по ним, раздвигались, сдвигались снова, сжимались его коленями и вновь провокационно скользили вверх до самых бедер.

– Знаешь, что якобы сказала английская королева, когда впервые увидела новый скандальный танец? – спросил Лутц, оказавшись вдруг рядом с ней.

– Наверное, что-то вроде «полцарства за учителя танцев»? – предположила Джульетта.

– Возможно, но про себя. Вслух спросила, неужели это действительно танцуют стоя.

– Тоже неплохо. Вот это, значит, и есть настоящее аргентинское танго?

– Нет. Это милонга 4242
  Песня, танец, музыка; праздник с танцами (исп.).


[Закрыть], но вот как раз сейчас она перейдет в танго.

– А в чем разница?

– В ритме. В такте милонги четыре четверти, а в танго – две. И естественно, есть разница в шагах и в настроении. В милонге присутствует что-то крестьянское, как в польке или вальсе. А танго – урбанистический танец, меланхолический и насквозь искусственный, с глубоким внутренним надрывом, заставляющий вспомнить первых исполнителей – безработных ковбоев и мошенников в украденных или взятых напрокат смокингах.

«Прежде всего безрадостный», – подумала она, когда музыка вдруг изменилась и движения обеих пар стали вдруг резкими, угловатыми, несколько тяжеловесными, как и сильно синкопированный ритм музыки, сопровождавшей танец. Внизу, на сцене, будто возникли воображаемые линии, обозначавшие непреодолимые классовые различия. На одной стороне подмостков – танцоры предместья, неудачники, живущие в бараках; на другой – гуляки из верхних слоев общества, спустившиеся на один вечер в провонявшую отбросами часть города, чтобы поглазеть на танцевальное шоу «этих недоносков». Между двумя социальными группами нет и не может быть никакой связи, за одним исключением – Джулиана и Джулиан. Следующая сцена будет принадлежать им – Дамиану и Нифес. Они уже ждут за кулисами, украдкой приглядываются друг к другу, пока пролетарии и богатеи, подгоняемые вечной жаждой экзотики, меняют у рампы секс на деньги.

Джульетта впервые видела Нифес на сцене. Вернее, вообще впервые по-настоящему увидела ее. С тех пор как приехала Нифес, Джульетта старалась поменьше бывать в театре. Дамиан и Клаудиа ждали ее и остальных в аэропорту и развезли по квартирам. Вечером весь коллектив в новом составе встретился с продюсером. Джульетта приехала туда ближе к концу, чтобы забрать Дамиана. Там, в просторной квартире на Ноллендорферплац, собралось не меньше шестидесяти человек – слишком много, чтобы с каждым по-настоящему познакомиться. Дамиан представил ее хозяину квартиры и тут же предложил уйти. Нифес стояла в углу огромной гостиной, беседуя с берлинским танцором-любителем. В жизни она оказалась еще красивее, чем на плакате. Уже уходя с Дамианом, Джульетта почувствовала на себе ее взгляд. Нифес заметила ее.

А сейчас она сидела там, внизу, чтобы через несколько мгновений танцевать с Дамианом. Джульетте отчего-то совсем не хотелось на это смотреть.

– Я не хочу с ней встречаться, – сказала она в какой-то момент Дамиану.

– Хорошо. Нет проблем, – ответил он.

– И я больше не буду приходить на репетиции.

– Жаль. Но нет – значит нет.

Потом она все-таки пришла на первый прогон. Две недели назад. Оба короля танго и их несравненные дамы закончили выступление: дамы вспрыгнули мужчинам на бедра и остались сидеть со скрещенными ногами. Такая концовка чем-то напоминала водевиль.

Музыка вдруг резко переменилась. Свет погас, лишь два световых конуса блуждали по сцене, пока не остановились, выхватив из темноты Нифес и Дамиана – оба словно мерили взглядами то огромное расстояние, разделявшее их даже здесь, в этом бутафорском баре. Тревожная музыка: запели струнные. Дамиан поднялся. Нет, это Джулиан. В несколько шагов оказался рядом с ней. Вот поднялась и Джулиана, с неподражаемой небрежностью набросила себе на плечи шаль и остановилась, ожидая его приглашения.

Музыка напоминала хор блуждающих огоньков, влекущий влюбленных друг к другу: тревожная и одновременно исполненная надежды мелодия, построенная на ритмических поисках чистых гармонических разрешений. Джульетта спросила Лутца, как называется эта вещь.

– Тангуэра, – прошептал он. – Нечто среднее между танго и вальсом.

Тангуэра. Господи, они ведь уже миллион раз это танцевали. Джульетта просто не в состоянии объективно оценить их танец, но если сравнить с Селиной и Вероникой, то по точности и выразительности движений Нифес на голову выше их. Джульетта сразу поняла, что причин тому – две. Одна лежит на поверхности: Нифес – прекрасная танцовщица. О второй догадалась уже к третьему такту: Нифес любит его. Это казалось столь очевидным, что больше всего на свете Джульетте захотелось выключить музыку. Что бы там ни было между ними прежде, для Нифес ничего еще не закончилось. Каждое движение выдавало ее чувство. Нужно быть слепым, чтобы этого не заметить. Джульетте вдруг стало дурно. Эта женщина никогда не отпустит Дамиана. Совершенная, прекрасная пара! Нифес под тридцать. Но тело ее безупречно. А какая спокойная эротическая энергетика, даже в самых сложных танцевальных па. Джульетте было очень трудно взять себя в руки. Чарующая музыка, и мужчина, ни на секунду не выходивший из ее головы в последние месяцы, пребывает в объятиях другой женщины, которая любит его ничуть не меньше, чем она сама. Да еще и женщина эта одной с ним культуры, приехала из той же страны, из того же города. Не надо было приходить на просмотр. Любовь ослепила ее, она не видит реальности. Но это зрелище вернуло с небес на землю. Он поедет обратно в свою Аргентину, и женщины вроде Нифес будут бороться за право с ним танцевать, с ним работать. А что она может ему предложить? Да, он очарован Джульеттой, и это длится уже несколько недель. Но закончится, потому что иначе просто не может быть.

Неужели она забыла? Что она вообще делает в самолете, несущем ее на самый край земли? Все дело в том, что у Дамиана произошла какая-то непостижимая ссора с ее отцом? Отец говорит, что не имеет понятия, чего хотел от него Дамиан. «Спроси отца. Он все знает», – было в наспех накорябанной записке. Но отец утверждает, что ему ничего не известно. Совсем ничего. Она не верит, она убеждена: отец что-то утаивает, между ним и Дамианом что-то произошло. Отец всегда ревновал ее, а в случае с Дамианом, должно быть, почувствовал, что тот занял особое место в ее жизни, чего никогда не случалось прежде. Более важное, чем даже он сам, ее отец. У Дамиана должна быть какая-то причина. Но как выглядит ее поведение со стороны? Погналась за фантомом? За каким-то неуравновешенным, возможно сумасшедшим, молодым человеком, чья привлекательная внешность полностью поработила ее, разве не так?