Текст книги "20000 километров по Сахаре и Судану"

Автор книги: Вольфганг Геншорек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

В Кукаве – «африканской родине»

2 апреля Барт достиг столицы государства Борну – Кукавы. За последние почти 30 лет, с тех пор, когда Клаппертон, Денэм и Аудни, определяя направление течения Нигера, дошли до этих мест, ни один европеец не побывал в Кукаве.

Вазири, правитель, с которым Барт познакомился в день приезда, был настроен весьма дружелюбно, и шейх, давший ему вскоре аудиенцию, вел себя в высшей степени гостеприимно[17]17
  С начала XIX в. в Борну при сохранении номинального главы государства – султана из древней династии Сефува (Сефава) – фактическим правителем страны стал мусульманский богослов Мухаммед аль-Амин Эль-Канеми, носивший арабский титул «шейх» (букв. «старейшина», в произношении на языке канури – шеху) и занимавший официально пост главного судьи государства; первый министр шеху носил также арабский по происхождению титул вазири (в произношении канури). Барт имел дело уже не с самим Эль-Канеми (умершим в 1837 или в 1838, а не в 11835 г., как указано чуть далее), а с его сыном Умару (годы правления – 1838–1881).


[Закрыть]. Правда, Барта очень огорчило тогда, что участники экспедиции из группы Ричардсона потребовали жалованья. К счастью, сохранились записи самого Ричардсона о выплатах, а также его дневники.

Кукава была настоящей столицей, в которой жизнь била ключом. Со стороны казалось, что все ее стотысячное население постоянно в пути. Сборным пунктом служил рынок, где покупателей ждало изобилие товаров.

Под жилье Барту выделили вместительный, наподобие загородной виллы дом из сырцового кирпича. Хотя стены для защиты от паразитов хозяева совсем недавно обмазали коровьим навозом, недостатка в клопах и в блохах не было. Особенно мучили большие муравьи, прожорливость которых не знала границ. Овервег еще не прибыл, так что у Барта было время для обработки своих записей. Он почувствовал новый прилив сил. В Кукаву он пришел почти нищим и бесправным – не было ни денег, ни официальных полномочий, что ставило его прямо-таки в безвыходное положение. Неожиданно вазири предоставил ему большую ссуду, избавив тем самым от тягостных финансовых забот, что обеспечило возможность продолжить работы экспедиции. Хотя этот поступок в значительной мере был проявлением личной симпатии вазири, все же здесь не последнюю роль сыграли сила убеждения и добрая слава о Барте, которая всюду шла впереди него.

Он не терял зря времени и прежде всего задался целью осуществить измерения на западном берегу Чада. Когда шейх Омар 23 апреля предпринял экскурсию в Нгорну и к берегам озера, Барт с радостью примкнул к его свите. У озера Чад он, однако, попал в край болот, и у него не было возможности не только двигаться дальше, но даже и взглянуть на открытый водоем, не говоря уж о том, чтобы начать намеченные работы. Волей-неволей, он вынужден был вернуться в Нгорну, найти знающих местность проводников, которые привели бы его в конце концов к цели.

Теперь перед ним простиралось огромное внутриматериковое море, куда устремлялись водные массы реки Шари, берущей начало в девственных лесах выше экватора, и воды реки Комадугу. Впечатление от зрелища огромного водного пространства и бесчисленного множества водоплавающей птицы было захватывающим. Сделав ряд набросков и записей, Барт 27 апреля вернулся в Кукаву, успев передать с уходящим караваном важные сообщения английскому правительству. Он внес предложение о передаче ему после смерти Ричардсона руководства экспедицией и просил не медля переслать ему деньги для уплаты долгов.

Овервег все еще не прибыл, и Барт продолжал лихорадочно работать. Он задумал подготовить экспедиции в южные области Судана, намереваясь посвятить в эти новые замыслы Овервега, и продолжал одновременно интенсивную научную деятельность по систематизации собранного материала. За эти недели появились географические схемы, материалы исторического Исследования государства Борну и наброски словаря языка канури – все это и по сей день служит основой исторических знаний о развитии этого государства.

В то время как на западе Судана распалось великое государство Сонгай, Борну находилось на вершине расцвета. Даже когда в начале XIX века его западные соседи были разгромлены напавшими на них фульбе, Борну сумело остановить их победное шествие. Правда, это было заслугой не султана Ахмеда, а Факи Мухаммеда аль-Амина Эль-Канеми, одержавшего победу над завоевателями в битве при Нгорну и освободившего захваченные фульбе территории. После смерти султана в 1810 году на трон вступил его сын Дунама, однако власть была уже в руках предводителя войска Эль-Канеми, победившего в конце концов слабую династию Сефува и основавшего новую династию с резиденцией в Кукаве.

Когда шейх Эль-Канеми в 1835 году скончался, преемником стал его сын Омар, впоследствии покровитель Барта. К сожалению, сын Эль-Канеми не унаследовал сильной натуры своего родителя. Ему недоставало энергии отца, чтобы задержать распад великой державы. С подозрением следил его младший брат Абд ар-Рахман, как рвется к власти тщеславный вазири Хадж Бешир. Для сохранения династии он готов был совершить дворцовый переворот и свергнуть брата. Скрытый конфликт между братьями, правда, ко времени прибытия Барта был еще раз улажен, однако внутренняя неустойчивость ослабила внешние границы государства, в результате чего участились нападения извне.

7 мая Овервег наконец прибыл в Кукаву, так что Барт мог начать запланированное путешествие в не исследованное доныне Адамава, расположенное к юго-востоку. В 1817 году правитель фульбе Мухаммед Белло стал сюзереном и в этой отдаленной провинции. Его наместник Адама в 1841 году основал здесь столицу Иола и бдительно охранял ее границы, которым, как ему казалось, угрожает соседствующее с Адамава Борну. Поэтому Барт, прибывший из страны его противника, не мог не вызвать подозрение у эмира. Барт знал, что идет на риск, но и это не удержало ею от намерения направиться во главе небольшой группы на юг. Овервег тем временем должен был посвятить себя исследованию Чада.

Во власти новых открытий

29 мая, до того как вновь пуститься в путь, Барт решил предпринять еще одну попытку поправить финансовое положение экспедиции, переслав советнику Британского африканского общества д-ру Бику негодующий рапорт: «Смерть г-на Ричардсона вызвала резкий поворот в дальнейшей деятельности экспедиции. Мы, бедные немцы, вынужденные обходиться жалкими средствами (всего 200 фунтов стерлингов), которыми нас снабдило правительство, мы, жертвовавшие всем своим имуществом, не говоря уже о жизни, рассматривались не как полноправные члены экспедиции или хотя бы как люди определенного общественного положения, а почти как слуги. В довершение ко всему смерть г-на Ричардсона не только приостановила на некоторое время работу экспедиции, но и угрожала полным ее крахом… Члены экспедиции, вместо того чтобы заняться подготовкой к путешествию в район озера Чад, охвачены отчаянием, всем захотелось вернуться домой. Экспедиция не получила ожидаемого денежного пособия, а долги растут – уже накопилось 300 долларов (и это только жалованье прислуге). Поэтому, чтобы поддержать авторитет правительства, от имени которого мы путешествуем, я счел своим долгом пожертвовать личными деньгами, дабы расплатиться с частью долгов, которые числились за начальником экспедиции, хотя он и мне задолжал 91 доллар».

Путь Барта в Адамава пролегал через плодородные равнины и труднопроходимые кустарниковые заросли. Караван то и дело настигали ураганы, грозы и ливневые дожди, превратившие даже маленькие ручьи в бурные реки. После ливней наступала жара, и земля со всей пышной растительностью превращалась в тропическую теплицу. Путешествовать через эти земли было отнюдь не безопасно. К счастью, шейх Омар дал им в провожатые хорошо знакомого с местностью офицера по имени Биллама, пользовавшегося у коренного населения большим авторитетом.

После четырехдневного похода Барт пересек пограничную зону между Яримари, последним пунктом государства Борну, и Убой, первым городом Адамава, и ступил на землю фульбе, на которой Иола, крайний южный провинциальный центр, и был его целью. Как ему сообщили, город расположен у многоводной реки. Барт терялся в догадках, что это за река: Чадда, которая, по сообщениям спутника Клаппертона Ричарда Лендера (1804–1834), связывала озеро Чад, откуда она берет начало, с Нигером, или же это Бенуэ, которую уже давно безуспешно искали? Барт поставил себе задачу по мере сил внести ясность в неизученную речную систему в зоне экватора.

Сначала необходимо было проложить дорогу дальше на юг. Здесь, в «районах, населенных язычниками», Барт столкнулся с беспощадным угнетением местных трудолюбивых народов, живших в постоянном страхе перед мусульманскими работорговцами. В районе, населенном марги, он увидел опустошенные земли, «жители которых были насильно угнаны в рабство или обращены в ислам… Край этот, – писал Барт, – являл собой печальную картину разорения. Перед нами был густой лес, а в нем то тут, то там попадались поля, которые когда-то обрабатывались, а теперь были покинуты, разрушенные хижины… Небольшой изолированный клочок земли был расчищен от леса для посадок сельскохозяйственных культур – это свидетельствовало о том, что коренные жители были бы весьма трудолюбивы, если бы с ними обращались по-человечески…».

Увлеченный поисками водоемов, Барт быстро продвигался вперед. Все больше стало появляться признаков крупной речной системы. И было очевидно, что небольшие реки, вместо того чтобы течь на север, как это имело место до сих пор, направлялись на юг, к неизвестной Барту цели.

18 июня суждено было стать одним из самых счастливых дней в жизни ученого. Он поднялся очень рано. «Было прекрасное утро, – вспоминает Барт, – после бурной ночной грозы природа дышала свежестью. Настроение было приподнятое – я предавался восторженному предчувствию близкого триумфа. Ведь сегодня мне суждено увидеть реку, заветную цель моих исследований, о которой я был столько наслышан и к которой я так жадно стремился.

На близость величественной водной артерии указывало в первую очередь большое количество высоких муравейников, встречающихся обычно в соседстве с реками. Муравьи возводят здесь замечательные… сооружения или, скорее, непрерывную цепь сооружений».

Вскоре Генрих Барт был уже на берегу Бенуэ, а именно на месте слияний ее с рекой Фаро. Он открыл, таким образом, естественный путь, ведущий от Гвинейского залива в Центральную Африку. В дневнике этот счастливый час описан следующим образом: «Тот, кто когда-либо в своей жизни предавался безудержным фантазиям и юношеским мечтаниям, вынашивая грандиозные замыслы, без труда может себе представить, какими чувствами я был обуреваем, когда с берега реки окидывал взором раскинувшийся внизу ландшафт. Меня обуял восторг при виде этой щедрой земли. В первозданном величии, не тронутый рукой человека, предстал перед нами край изобилия – поле деятельности будущих поколений… Восхищенный, я еще долго любовался рекой; это было одно из самых счастливых мгновений в моей жизни».

Через реку, ширина которой в этом месте составляла около 900 метров, переправлялись группами на маленьких лодках. Бенуэ течет с востока на запад и впадает в Нигер. Братья Лендер в 1826 году добрались как раз до этого места. Барт охотно задержался бы здесь, однако экспедиция звала к новым рубежам: надо было идти в Иолу – столицу Адамава, но там Барта ждало сильное разочарование.

Несговорчивый, деспотичный властелин этих мест отказал ему в приюте. Барт пробыл в городе всего несколько дней и вынужден был покинуть его (кстати, расположенный около 9 градусов северной широты, он стал самым южным пунктом экспедиции Барта). Здесь ученый пострадал из-за разногласий между Борну и Адамава. Наместник Адамава и прежде не выказывал особого дружелюбия, но, когда провожатый Барта Биллама, выполняя официальное поручение своего шейха, вручил ему послание, в котором тот требовал себе территорию в спорных пограничных районах, он пришел в бешенство. Возможно, Барту была отведена в этом деле определенная роль, поскольку он как представитель великой иностранной державы, поддерживавшей с Борну дружественные отношения, должен был придать требованию шейха еще большую силу. Поэтому он вынужден был покинуть Иолу и ее окрестности, так и не ознакомившись с ними. Об этом незнакомом регионе он узнал очень мало – лишь то, что Адамава относится к самым живописным и к самым плодородным землям Судана, а также и то, что здесь находился один из Центров работорговли, рабы были главной статьей экспорта и важнейшим источником дохода, в то время как ремесло было развито слабо.

Невзирая на возобновившуюся лихорадку, которая сопровождалась приступами слабости, 24 июня 1851 года Барт отправился в обратный путь и в середине июля, совершенно обессилевший, он прибыл в Борну, где на его «африканской родине» – в Кукаве – ему был устроен теплый прием. Впоследствии Кукава все чаще становилась отправным пунктом в его дальнейших научных путешествиях.

Тем временем наконец-то прибыли предназначенные для экспедиции товары на сумму 100 фунтов стерлингов. Однако, поскольку все товары не удалось сбыть по их реальной стоимости, полученные после реализации средства не смогли должным образом пополнить казну экспедиции. Но радость Барта от того, что он открыл реку Бенуэ, не давала ему впадать в уныние из-за неудачи с деньгами.

Оставалась нерешенной задача по изучению территории вокруг озера Чад, и для этого он наметил путешествие в расположенную севернее этого озера степную местность Канем. Тем временем после успешных изысканий вернулся Овервег. Передвигаясь на лодке по озеру Чад, он обнаружил там ряд островов и произвел важные обмеры и обследования. Отныне друзья решили проводить новые мероприятия сообща. Но сначала не мешало хотя бы месяц отдохнуть, ибо впереди их ждали не менее тяжкие, чем прежде, испытания и новые опасности. Населяющие к северу от озера Чад земли канембу, равно как и южные горные народы, враждовали между собой, и путешественникам грозила опасность быть втянутыми в военные столкновения.

11 сентября можно было снова трогаться в путь. Барт направился в Канем. Вначале, чтобы постепенно привыкнуть к перегрузкам, дневные переходы они делали относительно короткими: за пять дней прошли лишь 80 километров. Шаг за шагом, постепенно они проникали в тайны земель, лежащих вокруг озера Чад. Продвигаясь вдоль западного берега на север, небольшая группа взяла курс на Канем. Все непроходимее становилась местность, все больше было неожиданностей и сильнее опасность нападения хищников. Однако путь их был не лишен и радости. Так, встречи ученых с канембу, трудолюбивой, дружелюбной) негритянской народностью, оказались очень сердечными. Жители этой несчастной земли, постоянно подвергавшиеся набегам, прекрасно отличали друзей от врагов. Превосходящей силе борнуанской знати, лишавшей их имущества и жизни, они сдались не без боя.

На земле кровавых столкновений! нет места ученому. Дальнейшее проникновение в Восточный Канем стало невозможным – экспедиция повернула обратно и 14 ноября 1851 года была уже в Кукаве. Барт и Овервег могли с удовлетворением подвести итоги проделанной работы. Были нанесены на карту обширные районы не исследованных ранее земель; описан ряд рек, вливающихся с севера и северо-востока в озеро Чад; собрана информация по истории земель, через которые они проходили; заложена основа для будущих словарей языков канембу и вадаи.

Ужасы работорговли

Генрих Барт не позволял себе отдыхать. Как только ему удавалось более или менее восстановить силы, он отправлялся в дорогу. Прошло лишь десять дней, как экспедиция вернулась в Кукаву, а Барт уже примкнул к военному походу борнуанцев в неисследованный район, населенный племенем музгу. У него установились хорошие отношения с шейхом и его вазири, что давало ему в походе некоторые преимущества и удобства. Вечерами они собирались в узком кругу и обменивались впечатлениями, несмотря на то что «охотники за рабами» и ученые относились к противоположным слоям общества. Во время таких бесед Барт не упускал возможности убеждать властителей Борну отказаться от работорговли – этого варварского ремесла. Если не согласны, уговаривал он их, оставить кровавые дела из соображений гуманности, надо сделать это хотя бы в интересах экономики. Транспортное использование реки Бенуэ позволит установить связь с Атлантическим океаном и Европой, и в итоге экономический подъем страны – а он зависит как раз от применения рабочей силы населения – принесет большую выгоду, чем работорговля. В приводимой, аргументации Барт выражал взгляды либеральной промышленной и торговой буржуазии викторианской эпохи, и, будучи гуманистом, он руководствовался в своих поступках человеколюбием.

С начала XIX века для передовых капиталистических государств работорговля потеряла свое экономическое значение, так что можно было бы позволить довольно громко и последовательно призывать к борьбе с рабством из «гуманных» побуждений.

В эпоху первоначального накопления капитала, разумеется, не отмечалось подобной щепетильности. Торговля людьми была в высшей степени прибыльна и служила интересам промышленной революции. Португалия положила начало работорговле уже в середине XV века. В 1562 году этим кровавым ремеслом занялась Англия и вскоре так преуспела в нем, что превзошла своих конкурентов. Главными покупателями «живого товара» были американские плантаторы. В одни лишь английские колонии с 1680 по 1780 год было насильно увезено не менее 2,5 миллионов человек. Беспощадная торговля людьми привела к истреблению населения и опустошению обширных районов Африканского континента, причем это относилось и к государствам, которые до вторжения колонизаторов отличались развитой самобытной культурой. По неточным данным, Африканский континент потерял вследствие работорговли и охоты за рабами около 75 миллионов человек[18]18
  (Точные цифры человеческих потерь от работорговли сейчас установить невозможно, а их оценки разными исследователями расходятся подчас не менее чем на порядок. Советский историк С. Ю. Абрамова склонна оценивать потери только от европейской работорговли XVI–XIX вв. (а существовала еще и более древняя и не менее развитая ближневосточная) в 60–70 млн. человеческих жизней, отоваривая, впрочем, весьма ориентировочный характер любых предлагаемых цифр. См.: Абрамова С. Ю. Африка: четыре столетия работорговли. М., 1978, с. 251. И виновниками таких потерь были не сами по себе европейские государства, а европейский капитализм эпохи первоначального накопления капитала.


[Закрыть]. Эта цифра ложится страшной виной на европейские колониальные державы. Владельцы судов за перевозку «живого товара» получали высокие прибыли. Раб, купленный в Африке приблизительно за 50 долларов, в Европе стоил по меньшей мере в 8 раз дороже. Так что смерть раба на невольничьем корабле из-за бесчеловечного обращения не приносила большого урона. Убыток заранее включался в продажную стоимость оставшихся в живых рабов. О размерах торговли людьми можно судить хотя бы по следующим цифрам: в 1800 году только британских моряков, занимавшихся этим «ремеслом», насчитывалось 18 400 человек, 25 процентов всех кораблей, причаливавших в Ливерпуле, были невольничьими.

Рабство и рабовладение отнюдь нельзя считать «достижением» европейских стран, экспортированным ими на Африканский континент. Уже в древности воевавшие между собой африканские племена брали пленных для продажи. Арабы же, господствовавшие приблизительно с 800 года на обширных землях Северной Африки, усовершенствовали торговлю невольниками и невольницами, пользовавшимися большим спросом в качестве солдат, слуг и для пополнения гаремов. Были также случаи, когда рабы-негры насильно увозились в Западную Европу. Однако все это не шло ни в какое сравнение с практикой европейских колониальных держав. Лишь развивавшийся капиталистический рынок мог стать экономической основой для экстенсивной и интенсивной эксплуатации рабского труда. При этом, как и прежде, часто массы рабов привозились и в те районы, где капиталистический способ производства вообще отсутствовал или находился еще в зародыше, подвергаясь там жестокой эксплуатации. Так, сотни тысяч африканцев были проданы в Египет, Южную Аравию, Ирак, Иран, Афганистан и другие страны.

С конца XVI века главным «предметом» торговли с Африкой было уже не золото, а «черная слоновая кость». Правда, европейские работорговцы не принимали непосредственного участия в опасной охоте за рабами в глубине континента. Для этого они нанимали вождей прибрежных племен, которые в качестве вознаграждения за пленников получали разные дешевые товары и спиртное. «Экспортерами» рабов «высокого класса» были властители обширных территорий в Западной Африке. Разграбление своих собственных государств, а также многочисленные военные походы против соседей приводили к тому, что в их руки попадало большое число пленных, продажа которых приносила им огромные прибыли.

С развитием капиталистической экономики работорговля перестала приносить желаемую прибыль и в конце концов превратилась в тормоз на пути ее дальнейшего развития, поэтому британское правительство ее сначала (1807 год) запретило на вест-индских плантациях, а потом (1834 год) и во всей империи. Ведущие европейские государства присоединились к запрету и договорились о принятии совместных соглашений, направленных против рабства. В основе этих изменений лежали не только законы экономического развития, но и факторы политического, идеологического и социального характера. Так, большую роль в ликвидации рабства сыграла французская буржуазная революция конца XVIII века. И хотя ни Декларация независимости, ни Конституция молодых Соединенных Штатов не провозглашали освобождение рабов-негров, они все же объективно положили начало тому движению, в котором демократические силы в борьбе против рабовладельческой системы эксплуатации одержали полную победу.

Теперь британский флот не жалел сил, чтобы завладеть на африканском побережье невольничьими кораблями, принадлежавшими малочисленным народностям, и тем самым укрепить британское владычество в Западной Африке. Если в XVIII веке работорговля была чрезвычайно прибыльным делом, то сделка, последовавшая за ее запретом, давала еще большую выгоду: до тех пор пока имела место торговля рабами, которых можно было добыть в прибрежных районах, не было необходимости проникать в глубь континента. Так с концом работорговли началась эпоха колониальных завоеваний и территориального раздела Африки.

Барт прекрасно сознавал трудность сложившейся ситуации, когда он волей-неволей должен был сохранять лояльность по отношению к местным работорговцам. «Позади интересный дневной переход, – записал он 28 декабря, – давший нам новые важные сведения о народе и земле этого региона, однако мы, к великому нашему огорчению, не могли пройти через эту прекрасную местность как мирные путешественники, каковыми мы на самом деле и являлись, а вынуждены были искать общества этих беспощадных и кровожадных охотников за рабами, проявлявших полное безразличие к красотам этой земли и к спокойному счастью его обитателей и пекшихся лишь о том, чтобы похитить последних и таким образом обогатиться».

Став свидетелем страшной жестокости во время охоты за людьми, Барт с содроганием отмечал: «Сегодня днем поймали много рабов, а вечером, после вооруженного столкновения, в котором пали трое борнуанских всадников, к ним еще добавили значительное число. В целом за этот день будто бы захватили 1000 рабов, во всяком случае, не менее 500 человек. Взрослые мужчины были беспощадно истреблены, точнее, они истекли (Кровью после того, как им отрубили ногу». Особенно ужасно было вечером, когда начали делить добычу и маленьких детей безжалостно вырывали из материнских объятий.

Кровь, бедствия и опустошения – таковы были результаты военного похода, в котором участвовало около 10 тысяч человек. 1 февраля они вернулись в Кукаву с 3 тысячами несчастных рабов.