Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №12 за 1991 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Там, где дождик капает вверх
Вам приходилось путешествовать по верхушкам деревьев? Так, чтобы, не спускаясь на землю, обойти не спеша целую рощу?
А между тем мысль пожить некоторое время в беспокойном и шумном море переплетающихся ветвей и лиан, и не во сне, а наяву, не раз будоражила воображение искателей приключений. Правда, иногда все же удавалось хоть немного приблизиться к мечте; они устраивали свои наблюдательные пункты на самых высоких деревьях; строили башни, прибегали и к другим ухищрениям, однако это было все «не то», ведь максимальная площадь исследования не превышала 2 – 3 квадратных метров.
Французскому архитектору Жюлю Эберсольту удалось значительно расширить возможности ученых. Его детище, появившееся на свет в 1989 году, поразило даже воображение фантастов. Внешне – это исполинский искусственный цветок, остов которого сделан из наполненных воздухом труб-понтонов из прорезиненной ткани, соединенных друг с другом прочной сетью. Занимая площадь 600 квадратных метров, он не только легко удерживается на верхушках деревьев, но и позволяет находиться в нем сразу нескольким людям. Подобно паукам, они без труда достигают интересующего их объекта, открывая для себя и науки все новые и новые тайны.
Одновременно нужно было решить еще одну проблему – как доставить такую конструкцию наверх?
Забросить с земли – задача почти невыполнимая. Единственно возможное решение – опустить сверху. Лишь один летательный аппарат способен осуществить эту инженерную задачу – добрый, старый друг исследователей – дирижабль. Маневрируя в воздушных потоках, он хотя и медленно, но зато в целости и сохранности доставляет бесценную ношу в нужный сектор леса, зачастую абсолютно недоступный с земли, и плавно, чтобы не повредить сложной конструкции, опускает ветви.
Первой площадкой для эксперимента были избраны влажные леса Французской Гвианы, выражаясь языком кинематографистов, «уходящая натура» нашей планеты. Повсюду в Южной Америке, да и не только там, подобно снегу под весенним солнцем, тают и тают кажущиеся еще недавно бескрайними тропические леса. Прогноз ученых жесток и категоричен. Если причины гибели «зеленых легких» планеты не будут устранены, то через 25 лет на их месте останется безжизненная пустыня и человечество потеряет одно из самых больших своих сокровищ.
Невозможно переоценить его значение для тех, кто поставил перед собой цель создать, к примеру, сорта фруктов, овощей или злаков, устойчивых к многочисленным болезням. Их дикие собратья – первый помощник в этом нелегком деле. Кофе, арахис, какао, авокадо, кассава – все южные растения могут улучшить свои свойства благодаря генетическим ресурсам тропических лесов. Становится понятным поэтому, что привлекает исследователей к малоприятным, сырым и неприспособленным для жизни человека дебрям. В научной команде «искусственного цветка» объединились энтомологи, ботаники, экологи. По понятным причинам это люди в основном молодые, а кроме того, веселые. Свой научный полигон они тут же окрестили «Парижем в миниатюре». Есть здесь и «Триумфальная арка», «Елисейские поля», а круглые отверстия по краям, которые служат для спуска людей с вершин деревьев на землю, они называют подземкой. Но Париж Парижем, а забывать о технике безопасности, пусть даже на такой надежной конструкции, не следует, поэтому за каждым тянется прочный канат, который сопровождает исследователя во всех его перемещениях по паутине из капроновых нитей. Неудобно, конечно, но зато есть гарантия, что результаты исследований не погибнут вместе с самим ученым.
Странное для неискушенного глаза зрелище представляет собой это красочное сооружение в лучах тропического солнца. В разных секторах его, подобно детям в песочнице, копошатся люди. Ботаник Ги Жулен, ничего не замечая вокруг, перегнувшись через край, тянется за красивым цветком на стволе дерева. Вот цветок сорван, и довольная улыбка озаряет лицо исследователя, он радуется удаче так непосредственно, как это могут делать только малыши, оглашая окрестности восторженными криками. Еще бы: в его руках – редкий вид растения-паразита, похоже, еще неизвестного науке. Есть шанс увековечить свое имя.
Бурные проявления чувств совсем не трогают его товарища Эрика Нансэ, прозванного коллегами-энтомологами «верхолазом», или «человеком-пауком». Его отстраненность от происходящих вокруг событий понятна. Только что пойманная «добыча» – паукообразные, жуки и другие насекомые полностью поглотили его внимание. Когда он изучает содержимое своего «японского зонтика», специального приспособления для ловли насекомых, стряхиваемых палкой с веток деревьев, окружающий мир перестает для него существовать. Вместе с коллегами ему удалось собрать приличную коллекцию прыгающих и ползающих пауков. Среди них имеются достаточно редкие экземпляры, которые раньше считались исключительно наземными жителями. Изучение будет продолжено во Франции, куда эти крохотные обитатели джунглей будут доставлены в специальных контейнерах.
День членов команды заполнен работой до предела, но наступает быстрая тропическая ночь, и тут, хочешь не хочешь, пора устраиваться на ночлег.
Научный полигон превращается в громадный коллективный гамак. Легкие покачивания ветвей действуют убаюкивающе. Устраивая свою постель, каждый заботится о том, чтобы между сеткой и спальным мешком или одеялом обязательно находилась водонепроницаемая прокладка, иначе промокнешь к утру. Да, такова особенность здешних мест. Хорошо прогретые за день нещадным солнцем леса начинают ночью отдавать свое тепло вместе с обильными испарениями. Их сила так велика, что они напоминают мелкий дождик, который вопреки устоявшимся представлениям не моросит с неба, а «поливает» снизу. Не учтешь этой здешней особенности – утром выжимай одежду. А в общем, жизнь на вершинах деревьев совсем не такая, как у их подножия. Тут и ветерком иногда обвевает, и дышать даже в полуденный зной полегче.
Скоро таких «цветов» станет больше. Они появятся на других континентах. Там, где зеленый ковер джунглей все еще прикрывает нашу многострадальную Землю...
По материалам журнала «Нэшнл джиогрэфик» подготовил А.Стрелецкий
В поисках «черного квадрата»
Сверхдальний самолет С. Леваневского на гидросамолете «Волти». 1936 г. Снимки подарены американцами из Фэрбенкса.
Мы обещали читателям, интересующимся поисками самолета Леваневского, что в одном из номеров журнала тележурналист Юрий Сальников расскажет о своей работе в американских архивах, о встречах с людьми, которым небезразлична трагическая и не разгаданная до сих пор гибель самолета Н-209, совершавшего в 1937 году трансполярный перелет из СССР в США. Выполняем свое обещание.
Как известно, во время трансполярного перелета экипажа Леваневского связь с ним с американской стороны поддерживала специальная служба армии США – Сигнальный корпус. Это были американские и канадские радиостанции, расположенные на побережье Северного Ледовитого океана.
Конечно, мне хотелось подержать в руках радиограммы, полученные на Американском континенте. Я надеялся найти такие, которых нет в СССР. Наверняка Сигнальный корпус имел свой архив, но где он находится? Решил посоветоваться с моим руководителем – куратором Аэрокосмического музея Смитсоновского института в Вашингтоне Рональдом Дэвисом.
С Дэвисом я был знаком уже не первый год. Дважды до этого визита, в 1986 и 1987 годах, я работал в Вашингтоне, в Национальном музее авиации и космонавтики – там вместе с кинооператором мы делали съемку. Встречи тогда были короткие, но запоминающиеся: Рон Дэвис и особенно Вон Хардести, заведующий авиационным департаментом, быстро и квалифицированно консультировали нас.
Узнав, что я занимаюсь перелетом Леваневского, Вон Хардести пригласил меня как-то в свой кабинет и, вынув из стопки папок на столе одну, протянул мне. На ней было написано – «Перелет Леваневского». В папке были вырезки из американских газет за август – октябрь 1937 года. К этому бесценному подарку Хардести добавил свежий номер американского журнала «Авиация и космонавтика» со своей статьей о перелетах Чкалова, Громова и Леваневского.
– Журнал можете взять себе, а газеты когда-нибудь вернете, – с улыбкой сказал Вон Хардести.
Я был потрясен – вдруг получить такие документы!
Через некоторое время при содействии Института истории естествознания и техники АН СССР я получил приглашение участвовать в конкурсе на соискание международной стипендии в Национальном музее. Предложил свою тему – исследование трансполярных перелетов по американским источникам, заполнил документы – и через полгода пришло извещение из музея, что мне на девять месяцев предоставлена стипендия. Позже ее продлили на год. Целый год я работал в Национальном музее. Он уникален, аналогов ему в СССР нет – это и серьезный научный центр, и просветительская организация. Музей входит в число 16 музеев, которые возникли под покровительством и на средства английского инженера и ученого Смитсона. Кстати, Смитсоновский институт, объединяющий все эти музеи, – очень уважаемое заведение в США, и виза, предоставленная им иностранному специалисту, позволяет побывать в любом районе страны.
...Рональд Дэвис в ответ на мой вопрос об архиве Сигнального корпуса тут же связался по телефону с архивом войск США, что находится под Вашингтоном, в Сутланде. Ему ответили, что советские исследователи еще не работали в архиве и необходимо специальное разрешение. В архив пошло официальное письмо из музея, и уже через день-другой передо мной лежала папка с радиограммами с самолетов Чкалова, Громова и Леваневского, посланными во время трансполярных перелетов 1937 года.
Многие тексты были знакомы – они есть и в СССР. Американские радисты перехватывали радиограммы с самолета Леваневского, передавали по инстанции, а в конце добавляли, что советский радист работает только с советскими радиостанциями и не обращается к американским. Радист Галковский не знал, конечно, английского языка и работал по цифровому коду или писал латинскими буквами русские слова.
Все радиограммы с Аляски передавались в Сиэтл, на региональную радиостанцию Сигнального корпуса. Там находился представитель Амторга А.А.Вартанян, который решал, что передать корреспондентам американских газет, что – в посольство СССР в Вашингтон или в Москву. Все радиограммы с Аляски шли за подписью полковника Кумпе, с точным указанием времени получения и отправки.
Вот интересная радиограмма, отправленная 13 августа 1937 года из Сиэтла в Вашингтон в 4 часа 01 минуту:
«Ном перехватил радиограмму с самолета, по-видимому, работающего с русской станцией, следующего содержания: пролетели над Северным полюсом в 2 часа 40 минут стандартного тихоокеанского времени. Сильный встречный ветер – около 60 миль в час, стекла в самолете замерзли. Сообщите прогноз погоды. Все в порядке. Высота – 6000 метров, температура минус 35 градусов. Кумпе».
Радиограмма экипажа об этом есть и в нашем архиве.
А вот что-то новое, тоже относящееся к 13 августа, последнему дню связи: «В 4 часа 15 минут Анкорндж перехватил радиограмму от Леваневского о том, что он летел на высоте 3600 метров и передал кодом 48.3400. Цифры «48» означают «будем садиться», «3400»—не понял здесь даже Вартанян. Москва заявила, что они получили ту же радиограмму – тоже не поняли. Не было перехватов каких-либо радиограмм к 4.15. Москва сообщает, что они не слышали самолета до этого времени. Просьба Вартаняна не давать для прессы информацию о трудностях экипажа. Кумпе». И еще один перехват из Анкориджа: «Анкорндж перехватил радиограмму в 4 часа 30 минут утра... у самолета отказал правый крайний мотор. Полет продолжается на трех моторах против сильного встречного ветра со снижением высоты до 3400 метров; однако самолет не вызывал какую-либо из наших радиостанций. Эту информацию нельзя передавать прессе – на этом настаивает Вартанян. Кумпе».
В этих двух радиограммах есть одна существенная деталь: в 4.15 самолет находился на высоте 3600 метров, а в 430 самолет с выключенным правым крайним мотором был на высоте 3400 метров. Неизвестно точное время, когда Н-209 начал терять высоту, но если за 15 минут он снизился на 200 метров, можно заключить, что происходил вполне управляемый полет. К тому же механики имели доступ к моторам и могли что-то предпринять во время полета. Можно предположить также, что обледенение не было настолько мощным, чтобы самолет стал падать...
Однажды утром мой куратор Рон Дэвис, с интересом следивший за развитием поисков, показал письмо с Аляски – из университета города Фэрбенкса с программой научного симпозиума по проблемам освоения Крайнего Севера, включая вопросы истории.
– Может, вам слетать в Фэрбенкс? – хитро улыбнулся Дэвис.
– А это возможно? Нужна виза, деньги, – засомневался я.
– Виза у вас смитсоновская, ей и дипломаты могут позавидовать... А деньги – каждому исследователю выделяется 2500 долларов на поездку. Сейчас напишем письмо в дирекцию института, а когда получим разрешение, в отделе командировок составят смету.
– А на мыс Барроу тоже можно слетать? – воодушевился я.
– Мы включим в программу поездки и Барроу,– подумав, ответил Рон.– Тема поисков самолета Леваневского значится в ваших исследованиях в США. Но нужно уложиться в смету.1. Через два-три дня все узнаем! – заключил Рон и тут же стал писать письмо в дирекцию. Миссис Глэдис – добровольная помощница Рональда – отпечатала письмо на компьютере, мой куратор сделал две поправки, Глэдис исчезла и через минуту принесла готовое письмо, которое я с радостью подписал.
– Вам пришлось бы потратить много времени, а я знаю, как нужно писать нашим бюрократам, чтобы убедить их дать деньги на поездку, – прокомментировал свои действия Рон и тут же стал набирать номер телефона в Фэрбенксе, указанный в приглашении.
Через полминуты Рон уже разговаривал с представителем университета в Фэрбенксе: там готовы включить мое сообщение в программу симпозиума, предоставить гостиницу и даже встретить в аэропорту. В очередной раз меня восхитила деловитость американцев и умение быстро решать вопросы...
На косу, где лежат обломки военного американского самолета, Юрия Сальникова доставили летчики авиаспасательной службы Барроу. Они словно хотели продемонстрировать готовность к совместным поискам.
Внизу открылась река Танана – приток Юкона, среди зелени деревьев белели микрорайоны Фэрбенкса, двигались разноцветные букашки-автомобили. Самолет мягко коснулся бетонной полосы и подрулил к зданию аэровокзала. Мы двинулись по кожуху-коридору и вышли в зал ожидания. Я остановился в изумлении: с огромной фотографии – на всю стену – на меня смотрел Бен Эйельсон в полярной одежде и в летном шлеме. А над ним парил почтовый самолет, на котором Эйельсон летал в 20-х годах. Знаменитый летчик Аляски погиб в 1929 году у нас на Чукотке.
– Юрий!– ко мне шел, широко улыбаясь, Уолтер Курильчик.
Мы обнялись. Неутомимый Уолтер, уже столько лет разыскивающий самолет Леваневского... Он, похоже, не постарел за то время, что мы не виделись. Высокий, загорелый, с ярко-голубыми глазами. А ведь ему лет 70... Уолтер представил меня переводчице – преподавателю университета Тамаре Линкольн и доктору Дэвиду Нортону – худощавому мужчине лет 45 с трубкой в зубах, которую он вынимал изо рта только тогда, когда говорил. Доктор Нортон повел нас к видавшему виды «джипу».
– Осторожно, не испачкайтесь! У меня все по-походному,– пригласил нас Дэвид, открывая дверцы.
Внутри салона были свалены запасное колесо, лопата, складная палатка, сумка, сапоги...
– Как, мы сразу поедем искать самолет Леваневского? – вырвалось у меня.
Уолтер шутливо ткнул меня кулаком в бок, а Дэвид подмигнул:
– Конечно, только забросим чемодан в кампус (Кампус – университетский городок) и поужинаем.
Машина быстро понеслась по дороге, ведущей на вершину горы. Вскоре Дэвид предложил сделать остановку. Мы вышли из машины и замерли, пораженные красотой увиденного...
Стояли последние дни короткого северного лета. Солнце ярко освещало цепи гор, уходящие на север и запад. Внизу, в долине, блестела лента реки, а на горизонте сиял снежной белизной горный массив. Впервые я увидел эти вершины со стороны Чукотки, когда наша съемочная группа фильма «Челюскинская эпопея» плыла по Берингову проливу. Вот он, символ Арктики, подумалось мне. Над всей панорамой стояла тишина, полная какого-то внутреннего напряжения...
Дэвид, довольный, попыхивал трубкой.
Через четверть часа стремительного спуска мы въехали в университетский городок: современные учебные корпуса, библиотека имени К. Расмусена, знаменитого датского исследователя быта и языка эскимосов, линии двухэтажных коттеджей. В одном из них уже поселился Уолтер и предстояло жить мне. На нижнем этаже – гостиная, кухня, душ, столовая, наверху – две спальных комнаты.
– Эти коттеджи для преподавателей? – спросил я Тамару.
– Для студентов.
– Наши студенты живут в худших условиях, – заметил я.
– Как раз недавно мы обсуждали такую проблему: у нас учатся студенты из Японии, Кореи,с Филиппин, но нет эскимосов и чукчей из СССР – наиболее близких нашим эскимосам. Университет обращался в советское посольство с предложением прислать студентов из СССР – все расходы оплачиваем мы! – но ответа так и не получили. А в нашем университете – очень хорошие педагоги, все библиотечные компьютеры подключены к системе университетских компьютеров и библиотеки конгресса – можно быстро получить необходимую справку или разыскать нужную книгу...
Тамара подошла к холодильнику, заполненному продуктами, предложила всем поужинать и выпить по бокалу легкого калифорнийского вина. Оно оказалось великолепным. Скоро Дэвид и Тамара поднялись: завтра предстоял насыщенный день.
Первым советским журналистом, побывавшим на Аляске в 1937 году во время поисков самолета Леваневского, был специальный корреспондент «Правды» Лев Хват. Он передавал репортажи с Аляски, а после возвращения написал книгу «В дальних плаваниях и полетах», где был большой эпизод о поисках самолета Н-209. Эти страницы я перечитывал перед самой поездкой...
Связь оборвалась в 14 часов 32 минуты 13 августа 1937 года, когда самолет Н-209 был примерно в 200 километрах от полюса в сторону Американского континента. Самолет летел до полюса 20 часов с небольшим. Запас горючего был еще на 10 часов. Тогда в Фэрбенксе находился опытнейший метеоролог Михаил Васильевич Беляков (брат известного штурмана А.В.Белякова, члена чкаловского экипажа). Хват приводит его размышления: «Непонятно, почему вдруг замолчала радиостанция. Самолет находился на высоте четырех с половиной километров. Допустим, им пришлось идти на посадку. Но ведь даже при самом крутом планировании прошло несколько минут, пока машина коснулась льда или открытой воды, а за эти минуты можно было передать не один десяток слов.
– Быть может, отказал передатчик?
– Есть запасной, аварийный... Я так думаю: либо экипаж продолжал полет, полностью лишившись связи по неведомой нам причине, либо Н-209 постигла беда».
Тогда же пришла радиограмма из Москвы от специально созданной правительственной комиссии: срочно обследовать северное побережье Аляски. Это было логично – а вдруг самолет дотянул до побережья! Наше посольство арендовало три самолета, на которых вылетели три поисковых группы: одна с пилотом Джо Кроссоном и Львом Хватом, вторая – с бывшим механиком Леваневского Клайдом Армистедом, участником спасения челюскинцев, третья – с механиком Слепнева Биллом Лавери, тоже участником спасения челюскинцев.
Л.Хват вспоминает, как все члены экипажа «Локхида», пролетая предполагаемым маршрутом Н-209, пристально разглядывали в бинокли долину Юкона, отроги Эндикотских гор, устье реки Колвилл. Нигде не было видно следов аварии... Безрезультатными оказались и поиски двух других групп.
Утром вместе с Дэвидом Нортоном к нам пришел Эйнар Педерсен. Эйнару немногим более 40 лет, он возглавляет департамент охраны животного мира Аляски. За завтраком он изложил совершенно новую для меня юконскую (или канадскую) версию приземления самолета Н-209. Его отец Сверр Педерсен в 1967 году летел техническим рейсом из Норвегии на Аляску; из-за неисправности мотора самолет совершил вынужденную посадку на берегу озера, недалеко от местечка Олд Кроу – это на канадской территории Аляски. Сверр получил серьезные ушибы, но когда через несколько дней начал двигаться, то первым делом обследовал окрестности и наткнулся на шалаш. Внутри было ложе из дерева и веток, валялись пустые консервные банки. На ложе лежало несколько костей. Сверр вернулся на следующий день с фотоаппаратом.
Через десять дней после вынужденной посадки за ними прилетел самолет. Сверр впопыхах забыл пленку на стоянке... Он рассказал эту историю сыну, но Эйнар лишь в 1989 году смог на собственные средства слетать в Олд Кроу, а оттуда добраться к озеру, где упал самолет. Конечно, ни шалаша, ни фотопленки не сохранилось. Нашли старые гильзы, куски металла и твердо решили продолжить поиски.
Через год Эйнар с несколькими друзьями провел уже четыре дня на месте аварийного приземления отца. К ним присоединились специалисты из Юконского полярного института, вся группа проводила исследования и раскопки. Выяснилось, что на этом месте останавливались туристы. И никаких доказательств, что здесь могла быть стоянка русских летчиков. Что ж, закрыть версию – тоже полезное дело...
Мы отправились в университетскую библиотеку, и меня сразу провели к «русским» полкам. Там стояли книги, выпущенные в СССР на русском и английском языках, оригинальные американские и английские издания о советских исследованиях в Арктике, о трансполярных перелетах советских летчиков. Я увидел книги Байдукова, Громова и Водопьянова. Директор библиотеки пригласил меня в отдел рукописей и фотодокументов, где недавно получили фотоальбом от вдовы Джо Кроссона, участника поисков самолета Леваневского.
Бережно листаю один из альбомов и обнаруживаю фотографии, снятые во время пребывания Леваневского и Левченко в Фэрбенксе в августе 1936 года, тогда на гидросамолете «Волти» советский экипаж совершил сверхдальний перелет по маршруту Лос-Анджелес – Сиэтл – Аляска – Чукотка – Сибирь—Урал – Москва длиной около 20 тысяч километров. Экипаж у самолета, лица крупным планом, встреча с жителями Фэрбенкса, взлет...
У меня были с собой фотографии Леваневского и его экипажей из советских архивов и архива семьи. Я предложил обмен: американцы делают копии с моих фотографий – для себя, а для меня – копии со своих. Директор библиотеки согласился.
В моей коллекции была фотография, где два молодых американца – Билл Лавери и Клайд Армистед сняты в Москве после вручения им орденов Ленина за участие в спасении челюскинцев в 1934 году. Билла Лавери для нашего фильма, посвященного 50-летию челюскинской эпопеи, снимало тогда американское телевидение, а вот Клайда Армистеда найти не удалось.
Вместе с нами знакомился с фотографиями и журналист Эверетт Лонг – «ходячая энциклопедия» по истории авиации на Аляске. Он, волнуясь, вдруг ссобщил:
– Армистед жив и здоров, ему 88 лет, живет в Калифорнии, иногда прилетает сюда поохотиться. Хотите с ним поговорить?
Я вскочил от неожиданности: когда я прощался в Москве с нашими челюскинцами, они просили меня найти этого человека и передать ему памятную медаль, выпущенную в СССР в честь 50-летия челюскинского похода в Арктику. Вот уж действительно счастливый случай!
Дэвид Нортон вынул трубку изо рта и предложил:
– У нас в соседнем кабинете есть спикрофон (Спикрофон – усилитель громкости.). Я предлагаю перейти туда. Юрий сразу же сможет поговорить с Клайдом!
Через минуту мы услышали старческий голос:
– Слушаю!
– Доброе утро, Клайд! – заговорил Эверетт Лонг, широко улыбаясь от предвкушения интересного события. Признаться, мы все улыбались тоже. Я уже не сомневался, что началась полоса чудес, и как только Эверетт представил меня, сразу задал вопрос:
– Мистер Армистед, вы не собираетесь в ближайшие дни на Аляску? Я привез вам памятную медаль челюскинцев!
– Нет, к сожалению. Я немного приболел...
– Клайд, а вы помните летчиков Леваневского и Слепнева?
– Конечно, Леваневский был моим командиром – замечательный летчик. А Ушаков жив?
– Нет, умер в 60-х годах.
– Леваневский спас нас с Ушаковым... Когда самолет обледенел и стал падать, он посадил его на «брюхо», и мы все отделались синяками... Вы не собираетесь в Калифорнию, в Сан-Франциско?
– Нет, к сожалению. Но мы придумаем, как вручить вам медаль.
– Это было бы хорошо... Мы с Биллом получили в Москве ордена Ленина, фотоальбом и по маленькому фильму. Советское правительство долго выплачивало нам денежное вознаграждение, которое полагалось к ордену Ленина, но после второй мировой войны все прекратилось. Дело не в деньгах (кстати, совсем небольших): это была связь, которая прервалась по политическим причинам. И я очень рад, что про меня еще кто-то помнит в России...
«Давайте открывать дверь вместе», сказал как-то Уолтер Курильчик, неутомимый энтузиаст поисков самолета Леваневского. Встреча в Москве Г.Ф. Байдукова и У.Курильчика
Еще накануне вечером мы с Уолтером Курильчиком обсудили стратегические задачи нашего визита в университет и решили: нужно попытаться, чтобы руководство университета включило в план научное исследование по поискам Леваневского и открыло его финансирование. Курильчику несколько раз помогала богатая фирма «Арко», но это были краткосрочные экспедиции. А нужен был серьезный проект, после реализации которого наступила бы полная ясность с аляскинской версией. Нужен был руководитель проекта, лидер – ученый и хороший организатор. Нам понравился доктор Дэвид Нортон: внимательно слушает, задает вопросы очень профессиональные. Видно, что серьезно интересуется этой историей...
И вот мы в кабинете канцлера университета. Доктор Рурке заинтересованно расспрашивает о проекте экспедиции. Подходим к карте Аляски и обсуждаем летний (с воды) и зимний (со льда) варианты поисков. Конечно, денег у университета нет, говорит доктор Рурке, но их нужно будет найти, и он не возражает, чтобы доктор Нортон возглавил в университете «Леваневский-проджект».
На следующую встречу – в Клуб полярных летчиков Фэрбенкса нас повез Эверетт Лонг, он был его вице-президентом. Известно, что М.Слепнев и С.Леваневский были почетными членами этого клуба. Я знал, что многие пилоты-любители, молодые и пожилые, имеют в США собственные самолеты. Но меня потрясла цифра: в США насчитывалось 287 тысяч частных самолетов. И уже совершенно невероятное: в 1990 году пилотские права были выданы 84-летнему любителю!
Клуб помещался в здании аэропорта, но Эверетт провез нас дальше по территории и остановился на дороге у столба с надписью «Леваневскs њas» – «Дорога Леваневского». Конечно, мы с Уолтером тут же выскочили из машины... Обратно к аэровокзалу поехали другой дорогой, и недалеко от «Дороги Леваневского» увидели столб с надписью: «Дорога Армистеда». Все-таки, оказалось, есть на земле место, где сохранилась память о русском пилоте и его американском механике. День сюрпризов продолжался! Только бородатый Дэвид Нортон посасывал свою трубку и хитро улыбался, как бы говоря: то ли еще будет...
Человек 20 – 25 различных возрастов сидели в большой аудитории аэроклуба и слушали рассказ старого пилота, сопровождаемый показом слайдов о недавнем путешествии по Аляске на воздушном шаре. Его расспрашивали о технике полета, управляемости воздушного шара, возможных аварийных ситуациях. Я тихонько спросил у Эверетта: сколько стоит воздушный шар?
– Такой, как на слайде, около 35 тысяч долларов – как хороший автомобиль.
Вскоре председательствующий объявил перерыв, добавив, что затем будет наше сообщение. Тут же ко мне подошел немолодой человек, представился и предложил посмотреть необычную карту.
Я подошел к карте, прикрепленной к стене, и увидел надписи на русском языке – «Нанук», «Ставрополь», «мыс Северный» (теперь мыс Шмидта). В углу карты стояли дата «февраль 1930 г.» и русская, но неразборчиво написанная фамилия. Так это же карта, составленная на Чукотке во время поисков пропавшего американского самолета! Мыс Северный – место обнаружения тел Эйельсона и Борланда.
– Как попала к вам эта карта? – спросил я.
– Кто-то привез ее с Чукотки отцу, а я ее сохранил. Вот видите, пригодилась! – довольно развел руками собеседник.
Да, вот так бывает в жизни: американская команда (Эйельсон, Борланд) выполнила один удачный грузовой, полет – доставила с мыса Северного в Сиэтл меха со шхуны «Нанук», а во время второго полета на Чукотку самолет бесследно исчез. Перед отлетом Эйельсон оставил записку, предупреждая, что если связь прервется, то можно не искать их один месяц. У них есть аварийный запас продуктов и большой опыт полетов в Арктике. Тела их нашли Маврикий Слепнев и Джо Кроссон на Чукотке. А Леваневский, Левченко, Кастанаев, Побежимов, Годовиков и Галковский летели с грузом в США через Аляску, чтобы открыть в будущем грузо-пассажирскую линию СССР-Северный полюс-США. И вот уже более полувека мы ничего не знаем о месте гибели советского экипажа...
Я обратился к членам аэроклуба, опытным авиаторам Аляски, с просьбой помочь найти участников поисков 1937 года: радистов, летчиков – всех, кто располагает какой-либо информацией о перелете Леваневского. Ведь в СССР нет полного собрания всех радиограмм... Основное хранилище радиограмм было в штабе перелета Наркомата тяжелой промышленности, но оно куда-то пропало в начале Великой Отечественной войны.
Что касается современных поисков – Уолтер Курильчик несколько раз летал на Аляску и вместе с несколькими добровольцами вел исследование дна предполагаемого района катастрофы магнитометрами и сканерами. Но удалось обследовать лишь одну шестую предполагаемой территории. Было выявлено три аномалии. Все данные Курильчик отправил в СССР, где специалисты из Новосибирска обработали полученные данные на ЭВМ и убедились, что металла в точках аномалий нет. Необходимо обследовать весь район.
Как всегда, были вопросы о последних радиограммах, таинственных цифрах «3400», не разгаданных до сих пор...
Очевидно, встреча в Клубе полярных летчиков заинтересовала людей: на следующий день среди участников университетского симпозиума я увидел пять-шесть вчерашних знакомых. Доктор Дэвид Нортон, который должен был вести симпозиум, был в официальном костюме, как и Уолтер Курильчик,– оба необычайно серьезные и важные. Эйнар Педерсен привез своего 86-летнего отца, бородатого человека с живыми глазами и застенчивой улыбкой. Нортон доверительно сообщил мне, что Сверр Педерсен закончил книгу, где есть страницы о юконской версии посадки Леваневского, и университет предполагает издать его воспоминания.