Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №10 за 1997 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Всемирное наследие: Сан-суси значит без забот
Материалы рубрики готовятся совместно с Центром Всемирного наследия в Париже, постоянным представительством РФ при ЮНЕСКО и Комиссией Российской федерации по делам ЮНЕСКО МИД РФ
Всего в получасе езды от душного и суетливого Потсдама существует другой, особый мир – Сан-Суси.
Более двухсот лет назад Фридрих II, уставший от многочисленных войн, приказал построить летнюю резиденцию, где он мог бы проводить время в тишине. «Сан-Суси», означающее «без забот», наиболее точно отражало желание короля, потому дворец и получил это название.
Древние липы, дубы, красные каштаны окружают дворец, который впоследствии историки назвали «шедевром потсдамского рококо».
Только счастливые или очень влюбленные люди могли создать такое. Изящные вакханки встречают вас у самого дворца. На большом куполе будто замерли в танце скульптуры, воплотившие четыре стихии – Огонь, Воду, Землю и Воздух.
На самом верху парят Венера и Меркурий, и кажется, они все разом оживут, закружат вас, а потом поведут в ажурные зеленые беседки, чтобы вы смогли спокойно размышлять и вспоминать...
Полтора столетия назад в одной из таких беседок сидел великий Вольтер, когда останавливался погостить во дворце. Возможно, здесь созревал замысел его философских повестей «Кандид» и «Простодушный».
По тихим аллеям Сан-Суси можно ходить часами, ведь они продумывались лучшими мастерами паркового дела. Все по-немецки аккуратно, ни один листик не растет наперекор собратьям.
Будто ниоткуда возникает Китайский чайный домик – миниатюрный, как фарфоровая статуэтка.
...Далекий Восток, так восхитивший Европу столетия назад, предстает разнообразием образов. Белая крыша в виде шатра, а над куполом под зонтиком сидит улыбающийся китайский мандарин.
Так и хочется его поприветствовать. Позолоченные скульптурные группы поведают о быте и традициях далекого китайского народа.
И снова в путь по Сан-Суси. Даже не верится, что в конце XVII века здесь была унылая песчаная равнина.
Редкие деревья привозили сюда из разных диковинных стран. Все вместе они здесь прекрасно уживаются.
Парк так хитроумно спланирован, что на площади в 200 гектаров все дворцы и здания сразу не видно. Их словно кто-то умело преподносит вам в самый неожиданный момент, и удивление длится бесконечно.
Пройдя по дубовой аллее в глубину Сан-Суси, вновь останавливаешься в недоумении: в какой я стране? Неужели это Версаль? Или Петергоф?
Вовремя вспоминаешь: Фридрих II был не менее тщеславным, чем король Франции Людовик XIV или Петр Великий.
После семилетней войны Фридрих II построил Новый дворец. Колоссальное строение сразу не охватить взглядом. Откуда-то доносится хорошо поставленный, зычный голос экскурсовода: «Новый дворец имеет длину 213 метров, 322 окна, 230 пилонов, 428 скульптур. К парку дворец обращен большими окнами зала, отделанного редким по красоте окаменелым деревом и полудрагоценными камнями».
Слушаешь эти трехзначные числа, видишь на куполе три грации, держащие корону, и понимаешь: «Здесь хочется жить без забот, ведь это Сан-Суси».
В Новом дворце проводились пышные приемы, после которых гостей обычно вели отдыхать в просторные помещения Оранжереи, которая расположилась неподалеку от искусственного озера. Нередко сюда приезжал русский царь Николай I с царицей – сестрой Фридриха II.
Наверняка, по утрам они ходили в римские купальни, сделанные по образцам флорентийских мастеров. А вечерами собирались в южном крыле Нового дворца, где и по сей день находится театр, построенный по подобию античного. Кажется, стоит только сесть в одно из этих кресел, и зазвучит музыка Феликса Мендельсона Бартольди, написанная для пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь». Более двух столетий назад здесь состоялась ее премьера.
Проходят годы, складываясь в столетия. Сан-Суси не утратил такой необходимой во все времена связи природы и искусства. Он – достояние культуры всего человечества. И потому проблемы, возникающие с охраной этого парка-дворца, заботят не только правительство Германии. Сегодня бывает нелегко увязать старые традиции с требованиями современного планирования бурно развивающегося города.
Как сделать так, чтобы не пострадал уникальный комплекс, если застройка Потсдама вплотную подойдет к его границам? Специалисты из разных стран мира пытаются решить эту задачу.
Елена Чекулаева
Via est vita: Путь мизунгов
В 8-м номере за год мы публиковали очерк «Муть мизунгов» об экспедиции, совершенной под Русского географического общества в Африку. Владислав Кеткович, один из участников экспедиции, рассказывал о путешествии в Кению. На страницах этого номера другой участник экспедиции – Анатолий Хижняк – продолжает Речь пойдет о Заире.
К пигмеям
Закончив кенийскую часть экспедиции, мы – Владислав Кеткович и я – отправились в Заир (В то время, когда мы путешествовали по этой стране, она называлась Заир. Мы будем придерживаться этого названия.), к пигмеям. Добраться до них оказалось сложнее, чем до племени эльмоло в Кении. По мере продвижения в глубь африканского континента известия, получаемые нами о джунглях Заира, становились все мрачнее и мрачнее. Жители Кении пугали гиблым климатом, хищными животными и многочисленными болезнями, свирепствующими в местах, куда мы направлялись. В Уганде говорили, что все это полбеды, а основная опасность исходит от заирских полицейских, промышляющих разбоем на больших дорогах. Ближе к границе нас «порадовали» рассказами о бандитах из числа бурундийских и руандийских беженцев, которые также не прочь поживиться за счет неосторожных путников.
Даже у джипа, на котором мы благополучно изъездили большую часть Кении и Уганды, по мере приближения к границе Заира, начались неполадки. В 50 километрах от Касесе, городка на самом западе Уганды, машина неожиданно встала – отказал аккумулятор. Мы как раз находились у небольшого поселка Кабароле. Тут же вокруг джипа собралось все мужское население деревушки. Парни катали машину туда-сюда и пытались починить аккумулятор, мы же стояли рядом и поощряли эти действия сигаретами и мелкими купюрами. Наконец, машина все-таки завелась, и мы смогли продолжить путь. Однако километров через двадцать аккумулятор снова вышел из строя, тогда Влад поехал на попутках в город за механиком и инструментами, я же с Патриком, нашим проводником, остался охранять машину. Вскоре из зарослей, окружающих дорогу, вылезли полуголые африканцы с мачете и без лишних слов стали чинить мотор. Складывалось впечатление, что страсть к механике местные племена впитывают с молоком матери. Уже через десять минут неожиданные помощники сумели завести машину, и мы тронулись в путь. Правда, в Касесе мы въехали все-таки на буксире.
На следующий день Патрик доставил нас к угандийско-заирской границе, где мы с ним и расстались. И с машиной также. Переход границы прошел относительно удачно, не считая 20 долларов, пожертвованных нами таможне, и к вечеру мы были в небольшом городке Бени. Далее наш путь лежал в деревню Команда, стоявшую неподалеку от реки Итури. Вдоль реки, сравнительно изолированно, и жили интересовавшие нас племена пигмеев. До Команды было 130 километров проезжей дороги, и мы надеялись преодолеть их в течение суток. Тем более, что, по уверениям местных жителей, машин по этой дороге ездило много. Безуспешно прождав их в течение дня, мы пошли в Команду пешком, недоумевая, где же обещанные многочисленные машины. Вскоре, правда, поняли, где они, так как вышли к длинному узкому водоему, ранее, видимо, считавшемуся дорогой. В нем-то и скопились все пропавшие грузовики, после внезапных ливней застрявшие здесь всерьез и надолго.
Вокруг машин сидели люди, жгли костры, варили еду и, судя по всему, в ближайшую неделю выбраться из этой ловушки даже не надеялись. Поэтому, перекусив купленными на обочине кусками козлятины (из-за мухи цеце козы – единственный скот, способный выжить в этих местах), мы снова пошли пешком.
В пути нас не раз останавливали пестро одетые вооруженные люди, называющие себя полицией. Каждый раз при встрече они требовали деньги – сначала 30 долларов, если получали отказ, сбивали планку до 10, потом просили хотя бы доллар. Мы же обычно ничего не давали, ссылаясь на неслыханную бедность, что было чистой правдой. Впрочем, полиция вначале нам не очень досаждала и конфликтовать с ней по-серьезному пришлось уже по возвращении от пигмеев.
Кстати, первая встреча с ними произошла уже на третий день пути. Сгибаясь под тяжестью рюкзаков, мы с трудом двигались по грязной жиже (это была дорога), когда мимо прошла группа полуголых мужичков с луками. Неожиданно Влад спросил, не показался ли мне странным их рост. Мы обернулись, пигмеи тоже остановились, с удивлением глядя на нас, – видимо, нечасто встречали они здесь белых людей. Я пробурчал что-то про их малый рост и пошел дальше, сил на более подробные этнографические наблюдения в тот момент не было.
На пятый день пути, покрытые с ног до головы красной коркой грязи, мы въехали в Команду. Въехали, поскольку последнюю четверть пути нас подвозил чудом вырвавшийся из грязевого плена грузовик.
В Команде пробыли два дня, занимаясь поиском проводника и плавсредств для сплава по Итури. На берегу реки мы обнаружили всего две пироги. Одна была маленькая, старая, с большой дыркой в корме. Другая поновее, большая и устойчивая. Разумеется, мы хотели купить ту, что поновее, но оказалось, что она продается только вместе со старой. Пришлось покупать обе. Причем старая стоила в два раза дороже новой; нам это показалось нелогичным, но вскоре все объяснилось. Просто маленькая принадлежала вождю, а большая – рядовому труженику.
Нанять одного проводника тоже оказалось невозможно, потому что к опытному, знающему места Шабану, которого нам рекомендовали, прилагался молодой и бестолковый Мачо: должность проводника весьма прибыльна и престижна, а Мачо был сыном вождя.
Закупив месячный запас продуктов (рис, крупа, сахар, пальмовый самогон), мы отправились в путь. Провожать нашу маленькую флотилию вышла вся деревня, и, оглядывая толпу черных людей, машущих руками и платками, мне почему-то показалось, что вот-вот над рекой грянет марш «Прощание славянки».
Бурная ночь в луэ
Хочу рассказать немного о пигмеях, к которым мы направлялись. Сегодня в Заире их насчитывается около 100 тысяч. Мбути – так называют пигмеев, проживающих на востоке страны и говорящих преимущественно на языке эфе. Несмотря на мрачную славу беспощадных охотников, они в отличие от воинственных северо-кенийских племен ведут мирный образ жизни. Не открытых племен уже не осталось – везде побывали европейские миссионеры.
Пигмеи, меняя свои стоянки раз в пять-шесть лет, постепенно перекочевывают поближе к дорогам и рекам, где могут поменять дары природы (шкуры, мясо, плоды дикорастущих деревьев) на спички, соль, железные вещи и одежду. Поэтому ушли в прошлое их юбочки из коры и листьев, уступив место рваным штанам и рубахам, которые пигмеи выменивают у оседлых и цивилизованных банту. Банту – название языковой группы, к которой принадлежит большая часть племен Заира и многих других африканских стран (в том числе племена, говорящие на международном для Африки языке суахили). Мы пользуемся словом «банту» (дословно: «люди») для обозначения высокорослых оседлых людей.
В целом же жизнь мбути не претерпела серьезных изменений, они по-прежнему остаются кочевыми охотниками и собирателями. Сохранилась и традиционная культура.
Целый месяц мы плавали по Итури, по среднему ее течению, и за это время посетили семь племен. Встреча с первым племенем произошла уже через день после отплытия. Племя состояло всего из девяти человек. Рост двух пожилых – лет по сорок – пигмеев оставлял желать лучшего: всего метр. Это были самые маленькие пигмеи, встреченные нами за всю экспедицию. Еще через день мы добрались до большой (по местным понятиям) деревушки, где проживало 32 человека (шесть семей). Войдя в деревню, мы попали в самый разгар традиционных охотничьих танцев. В некоторых участвовали только женщины, в других – только мужчины. Но в основном танцевали всем племенем. Под аккомпанемент тамтамов и трещоток пигмеи пели заунывные песни.
Один танец, имитирующий охоту на слона, был весьма выразительным. Несколько охотников, подтанцовывая, подкрадывались к сделанному из веток и листьев «слону», и один из них подрубал ему ноги ударом мачете. Остальные же добивали «животное» копьями. Затем подбегали женщины и, погрузив куски бутафорского мяса в корзины, с радостными криками скрывались в хижинах. Лица танцоров были изукрашены узорами, нанесенными углем, на шеях болтались клыки кабана и леопарда. В обычное время пигмеи украшений не носят.
Собираясь в экспедицию, мы предусмотрительно захватили с собой веревки, леску и металлические колокольчики, которые успешно поменяли в этом племени на луки, стрелы и водяную трубку. Так начала складываться будущая коллекция уникальных пигмейских вещей, с большим трудом впоследствии вывезенная из Заира и с еще большим – ввезенная в Россию.
Вскоре мы заночевали в другом племени мбути, которое по названию протекающей рядом речушки нарекло себя «луэ». Так называлось и поселение. Племя насчитывало также около 30 человек (семь семей). Надо сказать, что у пигмеев нет ограничения на количество жен. Но в постоянной борьбе за выживание прокормить более одной женщины бывает трудно и потому мбути в основном живут моногамными семьями. Детей в семье обычно не более двух.
Почти все пигмеи недоедают и страдают рахитом: охота – ненадежный источник пропитания. Иногда она бывает очень удачной, например, когда удается убить слона, иногда же мбути неделями не могут никого подстрелить.
Важно восседая с бамбуковыми кальянами, пигмеи курят дурманящую траву, напоминающую нашу марихуану. Впрочем, употребляют этот наркотик (он называется шарвэ и в принципе, запрещен законом) не только для развлечения. Шаманы с его помощью впадают в транс и, выпуская свою душу из тела, общаются с духами предков, пытаясь обеспечить соплеменникам удачную охоту.
Кстати, пигмеи луэ, едва мы появились, начали что-то быстро готовить на кострах, горевших у каждой хижины. Мы были заняты устройством лагеря и не обратили на это особого внимания. С наступлением темноты сытно поевшие мужчины выкурили по трубочке и, достав дудки и рожки (которые мы встретили только в этом племени), заиграли нехитрые мелодии. Постепенно подтянулись женщины и стали, пританцовывая, ходить вокруг главного костра. А вскоре грянули тамтамы. Затем все племя запело какую-то зажигательную песню. И наконец мы стали свидетелями настоящей вакханалии. В неверных отблесках костра мелькали лоснящиеся тела поющих и танцующих. Воздух сотрясался от ритмичного боя тамтамов и гудения рожков. Над поляной висел сладковатый запах наркотика, ибо некоторые танцоры, устав, выкуривали трубку и вновь присоединялись к веселившимся.
Мы с Владом, сидя на циновке у самого костра, неожиданно ощутили нереальность всего происходящего. Казалось, каждая минута относит меня на сотни, тысячи лет назад, к временам зарождения человечества. Гасли неоновые огни, рушились небоскребы, под бой тамтамов исчезали города и уходили в небытие цивилизации. Неожиданно из этого ирреального состояния меня вывели слова – «аминь, Мария, алилуйя», которые казались абсолютно чужими в этом потустороннем действе.
Прислушавшись, я понял, что мотив песен сменился. Пигмеи пели явно евангелические гимны на французском языке. Как потом выяснилось, лет пять назад у них побывали протестантские миссионеры, и хотя мбути остались приверженцами языческих верований, часть христианской культуры они переняли, например, некоторые песни.
Наутро, погружая вещи в пироги, мы заметили, что сумки, в которых хранились съестные припасы, стали чрезвычайно легкими. Проверив их, выяснили, что наш месячный запас продовольствия сократился до трехдневного пайка. Тут-то мы догадались, чем ужинали вчера пигмеи...
Надо сказать, что языкового понимания с проводниками у нас не было. Они владели языками банту, говорили и на суахили, мы же этих языков не знали. Общались с помощью мимики, взглядов, жестов – и вполне сносно. Однако на этот раз добиться вразумительного ответа от наших проводников, как продукты из сумок перекочевали в котлы пигмеев, нам так и не удалось. Сами мбути их ни за что бы не взяли. Видимо, Шабан решил разделить съестное поровну между всеми, посчитав это справедливым.
Бунт не состоялся
Сплав по Итури продолжался еще неделю. Ширина реки на всем протяжении маршрута была около ста метров, глубина – не более пяти-шести. В день нам удавалось проплывать до 40 километров. Места были безлюдными, за все время пути зеленая стена джунглей вдоль берегов лишь изредка уступала место расчищенным участкам. На них семьи банту выращивали бананы, рис и маниок. Редкие же племена пигмеев обитали на некотором расстоянии от реки.
Плавание проходило довольно спокойно: порогов и водопадов мы не встречали, крокодилы также не атаковали наше утлое суденышко.
За все время пути, кроме крокодилов и бегемотов, нам удалось увидеть лишь стайки макак, резвившихся у самой воды, да птиц-носорогов, со свистом рассекающих воздух над деревьями. Животный мир джунглей, само собой, гораздо надежней скрыт от глаз, чем на открытых пространствах саванны.
Основной проблемой экспедиции стало пополнение запасов продовольствия, которого мы лишились в бурную ночь, проведенную в гостях у племени луэ. Проводники, предвидя голодные денечки, забеспокоились, предложили оставить реку и пешком идти в ближайшую деревню, где жили банту. Мы же ответили, что будем плыть дальше. Назревал голодный бунт. Неожиданно ситуация разрешилась сама собой. В один из дней, увидев у реки хижину, мы пристали к берегу, где двое мужчин коптили над костром тушу кабана. Они не были охотниками и не имели ни ружей, ни луков, ни даже копий. А кабана, как оказалось, выловили дохлым, плывущим по реке. Купив нашим проводникам десятикилограммовый кусок мяса и взяв на дорожку огромную гроздь зеленых бананов, отправились дальше.
Этим же вечером мы заночевали в небольшой пигмейской деревушке, где жители коптили еще одного кабана, тоже выловленного утром из воды. Если предположить, что и крокодилы не прочь полакомиться кабанятиной, то исходное количество свинины, плававшей в тот день в воде, было значительно больше. Причину мора нам установить не удалось. А местные жители этим вопросом и не задавались, просто вылавливали дармовое мясо и с удовольствием его ели.
К счастью, ночь прошла без сюрпризов, если не считать двухчасового концерта пигмейского барда, который, сидя у костра, играл на щипковом инструменте, отдаленно напоминающем гусли, и пел заунывные песни.
Удачливый Пеке и другие
Утром мы отправились в Мендану, пигмейскую деревушку, находящуюся в глубине леса. Сначала плыли вниз по реке, затем вошли в извилистую протоку и, сменив весла на шесты, продвигались еще километра три. Наконец, уткнувшись в берег, вытащили пирогу и пошли дальше пешком по еле заметной тропинке, ведущей сквозь ручьи и болота в глубь джунглей. Часа через полтора стали слышны человеческие голоса. Тогда Шабан велел подождать, а сам ушел в поселок предупредить жителей о нашем приближении, чтобы не сильно напугать их внезапным приходом белых. Вернувшись, он заверил нас, что все в порядке, и пигмеи готовы принять гостей.
Первое, что мы увидели, войдя в Мендану, были пятеро пестро одетых людей, вооруженных автоматами Калашникова и винтовками М-16. На отряд пигмейских охотников, впрочем, как и на регулярные воинские части, они явно не походили, а скорее напоминали каких-нибудь повстанцев. Влад даже не преминул заметить, что было бы обидно ближайшие годы провести в плену где-то в дебрях Заира.
Вскоре, правда, выяснилось, что это заирские полицейские, которые обалдели еще больше нашего, увидев здесь двух белых путешественников. Они, оказывается, решили поохотиться в этих местах на обезьян. (С десяток корзин, набитых копчеными макаками, стояли под навесом.) Через час после нашего прихода полиция ушла, и мы, вздохнув свободно, поскольку в этих беспредельных местах присутствие вооруженных людей всегда вызывает беспокойство, начали обустраивать свое жилье.
Основным отличием Менданы от других поселений пигмеев, где мы побывали, было то, что кроме пигмеев (12 человек, пять семей), здесь жили и банту (22 человека, семь семей). Причем, если обычно пигмеи перенимают у банту навыки земледелия и начинают вести оседлый образ жизни, то в Мендане произошло наоборот. Банту пришли к пигмеям, оставив земледелие, и занялись охотой и собирательством.
Пигмеи приняли нас очень дружелюбно, и мы без проблем договорились, что поживем у них некоторое время. Наша палатка, как нельзя лучше, вписалась в круг хижин, расположенных вокруг главного навеса, тем более, что по форме она напоминала пигмейское жилище. Однако в первый же вечер мы подверглись нападению бродячих муравьев, колонна которых прошла прямо под нашей палаткой. Внутрь же удалось забраться нескольким десяткам лесных разбойников, с которыми пришлось воевать всю ночь.
На следующий день, в связи с катастрофической нехваткой продовольствия, было решено отправиться на его поиски в крупную деревню банту Алима, расположенную в 70 километрах от Менданы. Пошел Влад, Мачо и один из пигмеев. Мы же с Шабаном остались в поселке. У меня появилась возможность понаблюдать, не спеша, жизнь деревни изнутри и вести подробный дневник. Привожу выдержки из него.
...Жизнь в деревне течет спокойно, без излишней суеты. Женщины у своих хижин варят еду и толкут в ступах плоды дикорастущей пальмы нгазе. Из них отжимают масло, напоминающее облепиховое, часть которого пигмеи используют сами, часть идет на обмен.
Мужчины в основном отдыхают в тени, один старик строгает стрелы из тонких, крепких прутьев. Рядом женщина плетет циновку из пальмовых волокон, которые сушатся по всей деревне.
Дети копаются в грязи, кто постарше подметает землю рядом с хижинами.
Две собаки и с десяток кур лениво ходят по деревне, подбирая все, что плохо лежит. Изредка кто-нибудь дает им пинка, и тогда по всей деревне разносится истошный визг или кудахтанье.
Душно и жарко.
Вечером жара спала, и оживившиеся пигмеи и банту принялись готовить убитую вчера добычу. Кто макаку, кто оленя (местные оленьки – вьяндже, размером с небольшого пуделя), а старик Бабуи коптил над костром какого-то зверька похожего на хоря. Зверь, судя по рассказам, отличается жуткой свирепостью и, несмотря на малые размеры, охотится на макак, змей и даже оленей.
Поздно вечером пигмеи при свете свечи рассматривали журнал «Вокруг света». Особо их заинтересовали фотографии всадников. Машины, корабли и большие дома они оставили без внимания...
...Сегодня ночью проснулся от криков, доносящихся с улицы. Расстегнув полы палатки, увидел толпящихся вокруг пигмеев: они принесли показать детеныша макаки, которого вождь Пеке сбил с дерева тупой стрелой. Маленькая рыжая обезьянка выглядела довольно бодро, и я сказал, что выменяю ее на что-нибудь и увезу в Россию, а о цене договоримся завтра. Однако утром выяснилось, что обезьянка внезапно почувствовала себя плохо и ее за завтраком съели...
Сегодня днем вернулся Влад с проводниками и принес долгожданную провизию (рис, маниок, бананы). Как нельзя кстати, ибо последний кусок тухлого кабана мы с Шабаном съели еще вчера утром. Помня о случае в Луэ, выдачу продуктов мы взяли в свои руки, готовили же по-прежнему проводники...
...Утром пошли с пигмеями на охоту. Участвовало шесть человек, Шабан, Влад и я были наблюдателями. Пигмеи довольно быстро выследили макаку, и один из них попал в нее отравленной стрелой. Затем все охотники окружили дерево, на котором она сидела, и стали ждать. Минут через десять мертвая обезьяна упала на землю: оказалось, что Пеке (это он отличился в меткости) попал ей в самый кончик мизинца на левой руке. Мы подивились смертоносной силе яда – ведь это был большой самец весом около 15 килограммов. Пеке взвалил трофей на плечи, и все отправились в обратный путь.
Охота заняла не более двух часов, и уже к полудню добытчики, под радостные крики соплеменников, вернулись в деревню. Обезьяна была тут же разделена поровну между всеми участниками охоты. Вождю, по обычаю, кроме порции мяса досталась и голова, нам тоже кое-что перепало, так что на ужин ели маниок с тушеной обезьяниной (или «макачиной»? Не знаю, как сказать лучше).
Вечером, по случаю удачной охоты, все племя (и пигмеи, и банту) устроило праздник – сначала под навесом, а потом прямо на площади. Вовсю трудились тамтамы, трещотки, еще били по канистре, играли на сделанных два дня назад примитивных гуслях. Кстати, часть песен, как и в деревне Луэ, были религиозными. Сами же пигмеи и банту называли себя протестантами, за исключением Флаве-католика и Абду, который считал себя мусульманином, что, впрочем, не мешало ему вместе со всеми истово креститься.
...После завтрака отправились на речку проверять свою сеть. Она, как и вчера, оказалась пустой; Итури – вообще довольно бедна рыбой. Возвращаясь обратно, мы попробовали «выжать» из нашей пироги максимальную скорость. В результате, сильно разогнавшись, не смогли вписаться в очередной поворот извилистой протоки и, пытаясь избежать столкновения с колючим кустарником, слишком накренили наше суденышко. Пирога тут же черпнула одним бортом, потом другим и моментально пошла ко дну. К счастью, глубина в этом месте оказалась небольшой, по пояс, и после короткой задержки мы продолжили путь.
Вечером возвратившиеся с охоты пигмеи принесли попавшего в ловушку олененка-вьяндже, половину которого нам удалось выменять на кусок веревки...
...Ночью был страшный ливень, и утром оказалось, что все лужицы вокруг Менданы разлились, образовав сплошное болото. Наша деревушка превратилась практически в остров, покинуть который раньше завтрашнего дня не представлялось возможным.
Пигмеи весь день готовили яд и новую партию стрел для завтрашней охоты. Старик Чимуньонге, местный шаман, несколько часов подряд курит свою бамбуковую трубочку – видимо, договаривается с духами об удачной охоте...
...Ночью вышел из палатки и тут же почувствовал как кто-то, размером с майского жука, запрыгнул мне на ногу, пребольно укусил и исчез. Нога всю ночь болела, а к утру распухла.
Вообще похоже, что насекомые здесь рождаются только для того, чтобы побольнее укусить или хотя бы напугать.
Вчера вечером, например, мы с Владом сидели на циновке и спокойно ужинали, наблюдая, как охотники-муравьи ловят ночных мотыльков, слетевшихся на свет свечи. Вдруг под циновку проскочила огромная сколопендра, которая последующие полчаса постоянно выскакивала из своего убежища и бегала между кружками. Наконец она забежала на руку Влада, изловчившись, перепрыгнула на мою ногу, после чего, подняв панику за нашим «столом», скрылась в темноте.
За дни, проведенные в Мендане, мы сдружились с людьми племени и стали терять ощущение времени. Казалось, что с момента нашего появления в деревне прошло много лет. Может потому, что каждый день был похож на предыдущий.
Так, с утра мужчины обычно готовили яд и строгали стрелы, женщины плели циновки и толкли плоды нгазе, старик Чимуньонге курил трубку. Днем пигмеи шли на охоту и, если она была удачной, вечером устраивали танцы. И так день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом; пока в один прекрасный момент все племя не покинет деревню и не перекочует на другое место, где все повторится сначала.
Сроки нашей экспедиции давно истекли. В середине августа мы покинули Мендану и тронулись в обратный, нелегкий путь. Впереди еще будет 200 километров пешего похода, конфликты с заирской полицией и переход границы, путешествие по Уганде и Кении автостопом и поездка к воинственному племени борона.
Ничего этого мы еще не знали, когда прощались с гостеприимными жителями Менданы, вышедшими проводить нас до самой реки. Однако, глядя на встревоженные лица пигмеев, провожавших нас, как собственных сыновей, мы поняли, что есть на этом Черном континенте, по крайней мере, деревня, где нас любят и ждут.
Анатолии Хижняк / фото участников экспедиции
