Текст книги "Журнал «Вокруг Света» (№12, 1993) "

Пьер Буль. Энергия отчаяния

Окончание. Начало см. в № 10 , 11 / 93.

Часть пятая

Аликс и Марк

I

Мне так и не удалось узнать, в чем конкретно состоял принцип действия электрошока, необходимый по утверждению Трувера, для подготовки будущих полтергейстеров. Впрочем, сущность метода представить было несложно. Однако я уже успел потерять всякий интерес к изобретению профессора, хотя сам он, похоже, был готов говорить о нем бесконечно. Подсознательно я отнес изобретение Трувера к категории самых безумных творений человеческого разума, достойных не восхваления, а самого строгого осуждения.

После нашей последней беседы я думал лишь об одном – скорее бежать из этого проклятого места, где правит сумасшедший, злой гений, готовящий неминуемую гибель роду человеческому; бежать, чтобы своим скромным авторитетом журналиста всколыхнуть общественное мнение и во что бы то ни стало помешать осуществлению безумных планов. Единственно, что меня еще удерживало,– это чисто журналистское любопытство, желание получить новые доказательства замысленных злодеяний, тем паче что на другой день профессор сам пришел ко мне и ликующе объявил:

– Итак – завтра. Все готово. Это будет нечто грандиозное. Оба наших уникума в прекрасной форме. Аликс еще раз дала слово быть умницей. Марк – тоже. Я знаю – они сдержат обещание. И техника не должна подкачать. Аппаратура усилена настолько, что теперь станция может принять больше энергии, чем они могут дать.

Энергия, энергия психическая, энергия полезная... мощность, мегаватты – твердил он без умолку, и в его устах это звучало как величайшее достижение человеческого разума. Непомерное тщеславие – вот что заставило Трувера включить Аликс и Марка в свою чертову цепь, поместив их друг против друга на последних этажах корпусов Д и М в надежде получить какие-то умопомрачительные результаты.

Умопомрачительные – что правда, то правда! Очередной шаг профессора грозил обернуться последствиями, которые не мог предвидеть даже его неудержимый гений. И я, как невольный свидетель последующих событий, следивший за их развитием сначала с ужасом, а потом с восхищением и посвятивший изучению случившегося не один месяц, увидел в цепи всех событий определенную закономерность, берущую начало в странной, непостижимой и, быть может, даже сверхъестественной логике, существование которой на первый взгляд просто немыслимо, но тем не менее существующей. В этой закономерности я разгадал всего лишь несколько составляющих, означавших для меня своего рода вехи в ходе всех прошлых и грядущих событий. Иногда эта абстрактная закономерность представлялась мне в виде вполне конкретного образа – крепкого древа со множеством ответвлений, однако я далек от полного постижения глубокого смысла этого странного, но реального образа, ибо не знаю, можно ли вообще говорить о каком-то смысле и реальности случившегося вскоре.

Перед тем как поставить точку в моих неумелых умозрительных построениях и приступить к подробному описанию событий, ознаменовавших следующий день, я считаю своим долгом сказать следующее. Все, чему я стал свидетелем, произошло наяву. В этом я твердо убежден, особенно после долгих размышлений о случившейся трагедии, показавшейся сначала просто невероятной. Подтверждение тому я получил совсем недавно, в беседе с одним из государственных чиновников, занимающих высокий пост в промышленной сфере. Оказалось, что в свое время он имел прямое отношение к изобретению Трувера. Чиновник принадлежал к ограниченному числу людей, посвященных в этот эксперимент и давших добро на его осуществление.

В разговоре с ним я вскользь упомянул об открытии, сделанном одним моим старым приятелем. После короткого колебания чиновник признался, что знал его лично и считал великим ученым и самым видным советником ЭДФ, чье открытие должно было произвести переворот в промышленности. Поскольку мы беседовали в довольно многолюдном баре, мой новый знакомый поспешно увлек меня в сторону и попросил говорить как можно тише, видимо, не желая быть случайно подслушанным. Впрочем, неудивительно: из его слов я узнал, что профессор Трувер, как выяснилось, действительно стоял на грани преступления, лежащего за всеми мыслимыми пределами человеческой этики. И я был в совершенно здравом уме, называя затею профессора Трувера чистым безумием.

В тот зимний день туман, как бы стараясь предотвратить недоброе с самого раннего утра, окутал густой промозглой пеленой психиатрическую больницу, растревожив ее маленьких обитателей, облепивших решетки и просунувших сквозь них руки. Но профессор Трувер все же решил начать эксперимент, призванный, по его расчетам, повысить производительность психоэнергетической установки. Опасения Марты, настаивавшей на том, чтобы продлить обработку Аликс и Марка, его нисколько не убедили, и он распорядился снова вживить их в сердце своего детища – активную зону станции.

После полудня Трувер дал сигнал начинать и занял место на контрольном пункте, расположенном перед входом в блок преобразователя. Оттуда по лишь одному ему понятным показаниям расставленных в ряд замысловатых приборов профессор мог следить за ходом эксперимента и даже управлять им, нажимая на кнопки панелей и приводя в действие какие-то ручки и рычажки. Он устроился за пультом перед табло, где попеременно вспыхивали световые схемы и разноцветные сигнальные лампочки.

Когда на электрощите, связанном с оперативным пунктом управления, вспыхнул сигнал, Трувер бросил взгляд на двух сотрудников ЭДФ, сидевших рядом с ним за пультом, начиненным всевозможными хитроумными устройствами, позволяющими следить за поступлением полезной энергии в электроприемник преобразователя.

Помимо всего прочего, на контрольном пункте имелся большой телеэкран, с помощью которого, как и с высоты смотровой площадки, можно было наблюдать за происходящим в обоих корпусах. Были там мониторы и поменьше, показывающие вплоть до мельчайших деталей все, что творилось в палатах и коридорах, куда гурьбой высыпали девочки и мальчики. Каждый пост был оснащен системой звуковой сигнализации, реагирующей на малейший посторонний шум.

Трувер предложил мне составить ему компанию и посмотреть, как будет проходить эксперимент. Он показал мне прибор, позволявший прямо отсюда, из пункта управления, наблюдать за работой и приводить в действие все пружины установки.

– Все будет хорошо,– заявил он, усаживаясь за пульт.

– Да услышат тебя на небесах, экспериментатор чертов,– пробормотал я.

Меня терзали самые мрачные предчувствия. Я предполагал, что новый эксперимент сопряжен с большой опасностью, и слова Марты, с которой я беседовал незадолго до этого, лишний раз подтвердили мои опасения. Преклоняясь перед гением профессора, доктор его уверенности не разделяла и неоднократно предупреждала о преждевременности его действий.

– Он слишком торопится,– призналась она непривычно взволнованным голосом.– Аликс с Марком еще не образумились, хоть и обещали вести себя смирно. Я поняла это, как только сняла с них электроды,– во взгляде все то же упрямство. К тому же они знают друг друга, а это нечто совершенно новое – такого еще никогда не было. И чем это может закончиться – мы все недавно видели. У Аликс определенно есть дар к ясновидению. Думаю, есть он и у Марка. Они способны общаться и понимать друг друга на расстоянии. И кто знает, что может взбрести им в голову?

Марта даже осмелилась просить Трувера отсрочить эксперимент. Однако в ответ профессор лишь пожал плечами и, снисходительно усмехнувшись, потребовал, чтобы она замолчала.

– Гляди,– обратился ко мне профессор, потирая руки,– еще не вечер, а уже такое напряжение. Это – время «Ч». Вот-вот появится Аликс.

Мы оба смотрели на один из телеэкранов, показывающих происходящее в коридоре на последнем этаже корпуса Д. И тут я заметил Аликс – Марта подвела ее к палате, которую девочка вопреки правилам о перемещении пациентов с этажа на этаж никогда не покидала, и они остановились на том самом месте, где я часто ее видел. Мне показалось, Марта что-то сказала девочке – видимо, дала последние наставления, однако расслышать ее слов я не мог.

Потом психиатр оставила девочку одну. И Аликс, как обычно, встала возле решетки, устремив взгляд прямо перед собой – в сторону корпуса М, где на прошлой неделе во время первого эксперимента находился Марк.

Я был немного разочарован. Ничего особенного не случилось. Стрелки на обоих ваттметрах, разгоравшихся время от времени, чуть заметно вздрогнули, а свет во всех помещениях вдруг слабо замигал, как это иной раз случается во время грозы, но продлилось это секунд пять-шесть, не больше. Однако через несколько минут стрелки ваттметров, подрагивая, медленно, но неумолимо поползли вверх, к отметке двадцать мегаватт, на которой остановились в прошлый раз.

Трувер одобрительно кивнул и слегка нажал на какую-то рукоятку.

– Для начала неплохо,– заметил он.– Мощность потихоньку увеличивается. Я знал. Сейчас она сосредоточивается на электричестве. Послушай: почти никакого шума. Потери самые минимальные. КПД превосходный. Браво, Аликс, молодчина!

Что правда, то правда. Если утром, быть может, из-за тумана, целиком поглотившего больницу, в корпусах раздавался довольно громкий стук, то теперь, когда Аликс вернули на прежнее место, воцарилась тишина, лишь изредка нарушаемая редкими, как бы случайными ударами в стены. Стрелки обоих ваттметров показывали все то же значение. Трувер оказался прав. Аликс покорилась. Она полностью сосредоточилась на электричестве. КПД приближался к ста процентам. «Молодчина, Аликс»,– проговорил я следом за профессором, только с горечью и досадой в голосе. И смирилась она, похоже, совершенно добровольно: взглянув на экран, я заметил улыбку на ее лице.

– Это только начало,– пояснил Трувер.– То ли еще будет!

Он снял телефонную трубку и велел Марте проводить Марка в отведенную ему палату. Доктор, очевидно, что-то возразила в ответ, потому как Трувер тут же насупился.

– Делайте, что говорят,– властным тоном отрезал он. И немного погодя на одном из экранов я увидел, что Марта повела Марка на последний этаж корпуса М. Потом, как и в случае с Аликс, дала ему последние наставления и ушла. Мальчик замер возле решетки в том же положении, что и Аликс, и устремил взгляд на свою подругу. Лицо его тоже лучилось улыбкой – сейчас я разглядел это довольно четко.

Но и на сей раз, уже после включения Марка в цепь, как и в случае с Аликс, ничего необычного не произошло, только ненадолго замигал свет и стрелки обоих ваттметров, вздрогнув, медленно-медленно отклонились к более высокой отметке. Единственно, что меня поразило, так это тишина, воцарившаяся в обоих корпусах. А Трувер между тем удовлетворенно кивал головой.

– Он тоже сосредоточился на электричестве,– ликующе заметил профессор. – Молодец, Марк! Умница, Аликс! Ты только погляди, только послушай, как они действуют на остальных.

Вслед за тем беспорядочный стук, повторившись раза три или четыре через долгие промежутки времени, вдруг разом прекратился, и теперь в сердце психоэнергетической станции наступила полная тишина. Ни стона, ни вздоха. Мальчики и девочки последовали примеру Марка и Аликс. И все как один замерли у решеток, обратив взоры друг на друга.

– Они все сосредоточились на электричестве,– снова пояснил Трувер.– И мощность растет. Но это только начало – я жду гораздо большего.

Стрелки ваттметров перемещались не так быстро, как отмерявшие минуты и часы. И я, сгоравший от нетерпения увидеть некое грандиозное, впечатляющее зрелище, вместе с тем страшился его и испытывал все большее чувство разочарования и досады.

– Это всего лишь раскрутка, со временем тут такое будет... – я все рассчитал. Терпение, дружище, терпение!

Прождав примерно с час, я обнаружил, что стрелки обоих ваттметров поднялись на два-три мегаватта, однако двигались они так медленно, что постоянно следить за их ходом было нелегко. В конце концов, устав ждать, я вышел из пункта управления и отправился прогуляться в парк. А через час снова вернулся. Сейчас стрелки приборов показывали мощность порядка двадцати пяти мегаватт.

Так, в томительном ожидании, я провел всю вторую половину дня: заглянув ненадолго в пункт управления, я равнодушно смотрел на показания приборов и снова выходил наружу, тут же растворяясь в густом тумане, который и не думал рассеиваться. Когда наступила ночь, я в последний раз зашел в ПУ. И как раз в это время события начали развиваться значительно быстрее.

II

– Мощность растет прямо на глазах! – воскликнул Трувер, увидев меня.

Он не покидал свой пост с самого начала эксперимента. Причину его восторга понять было нетрудно. Ваттметры показывали пятьдесят мегаватт.

– Слышишь – пятьдесят! Я думал, это потолок, хотя и не был уверен. И есть все основания полагать, что это еще не конец.

В самом деле, до конца было еще далеко. Стрелки неумолимо ползли вверх – теперь это можно было заметить без особого труда. Почувствовав, что скоро должно случиться нечто необычайное, я решил остаться в ПУ. Бросив взгляд на большой экран, на котором, когда освещение сделалось ярче, Аликс и Марк показались сразу оба, я отчетливо разглядел, что теперь их лица не просто улыбались, а лучились торжествующей радостью. Они явно что-то задумали, однако, прежде чем приступить к осуществлению задуманного, им понадобилось какое-то время, чтобы зрительно и мысленно настроиться в нужный резонанс.

И еще я заметил, что тысячи рук, просунутых сквозь решетки, больше не извивались в тревоге, как прежде, а застыли, словно в мольбе и надежде. И вместо предчувствия у меня вдруг появилась твердая уверенность, что в сердце этого огромного психоэнергетического организма зарождается какая-то невероятная, непостижимая сила.

– Неслыханно! – возликовал Трувер.– Пятьдесят пять мегаватт. О таком я и не мечтал.

Мы оба не могли оторвать глаз от стрелок чудовищных ваттметров, продолжавших подниматься все выше и выше и с каждой секундой все быстрее и быстрее. Вот они достигли отметки шестьдесят и, похоже, намеревались ползти дальше. От радости Трувер даже вскрикнул, издав звук, похожий на кудахтанье.

В то же время заметно изменился и световой цикл. Теперь он развивался с невероятной скоростью, а сам свет сделался настолько ярким, что уже буквально слепил глаза. Пока все шло, как и неделю назад.

С той лишь разницей, причем весьма существенной,– и Трувер не преминул обратить на это мое внимание,– что сейчас не было страшной какофонии – грохота, взрывов, громовых раскатов. В обоих корпусах по-прежнему стояла непонятная тишина. И единственным признаком, что там, внутри, находились живые души, было непрерывное нарастание мощности электрической энергии. А человек, управлявший этим таинством, сидел как на иголках, взлохмаченный, в рубашке с расстегнутым воротом, и чуть ли не трясся в приступе безудержного восторга. Он то лихорадочно давил на кнопки, то в неистовом упоении потирал руки.

– Семьдесят мегаватт! – проорал он.– Аликс и Марк просто чудо. Ведут себя – лучше не придумаешь. Они сдержали слово – вся их энергия сосредоточена только на электричестве, исключительно на нем одном.

И вдруг царившую в корпусах тишину, будто в подтверждение его слов, нарушил странный гул, докатившийся эхом и до нас. Поначалу я решил, что мне просто послышалось. Но нет, ошибиться я не мог. Окинув взглядом экраны, я увидел, как губы тысячи маленьких обитателей психушки одновременно, словно по команде, зашевелились и дети принялись скандировать магическое слово «Э-ЛЕК-ТРИ-ЧЕС-ТВО» – сначала тихо и нараспев, как рефрен церковного гимна, а потом громко и резко, чеканя каждый слог и издавая при этом звук, похожий на знакомый мне скрежет громкоговорителей, так поразивший меня в изоляторе.

Я посмотрел на Трувера. Профессор немного угомонился. Его восторг теперь выражался иначе. Он сидел словно зачарованный, его губы, безмолвно шевелясь, повторили следом за детскими устами заветное заклинание, лицо озарилось блаженной улыбкой, а голова склонялась то влево, то вправо – в такт припеву.

– Какая великолепная слаженность! – пробормотал он.– Они все думают об одном и том же. Это Аликс с Марком их настроили. Молодцы, мальчики! Умницы, девочки!

В это мгновение мне даже показалось, что на глазах профессора выступили слезы умиления.

Однако немного спустя хор стих, и корпуса снова погрузились в тишину.

А мощность между тем продолжала расти все быстрее и быстрее. Стрелки, перевалив за отметку восемьдесят, поползли вверх, миновали отметку девяносто и наконец замерли на цифре сто, допустимом максимуме обоих циферблатов. Тем не менее двое электриков, находившихся в соседнем помещении, сообщавшемся с блоком преобразователя, явно не разделяли оптимизма своего начальника. Они оба с озабоченным видом склонились над измерительными приборами, в их жестах ощущалось заметное беспокойство, и они то и дело докладывали профессору о своих опасениях. С места, где я стоял, хорошо было видно, что стрелки измерительных приборов начали себя вести странно.

– Профессор, идет перегрев! – вдруг воскликнул один из них.

У меня также складывалось ощущение, будто творится что-то неладное. Температура постепенно, но заметно возрастала. Следом за тем из пульта Трувера вырвалась струйка дыма, легкого и прозрачного, как пар; в соседних отсеках происходило то же самое. Облако дыма сгустилось и над знаменитым преобразователем – установка, точно живой организм, не выдержавший чрезмерной нагрузки, задыхалась от перегрева.

И тогда я впервые увидел, как была поколеблена самоуверенность Трувера и его оптимизм уступил место тревоге. Профессор принялся нажимать на кнопки и дергать ручки, силясь приостановить неумолимый рост мощности.

На это у него ушло лишь несколько секунд, однако теперь события развивались с неудержимой быстротой – управлять процессом уже стало невозможно. Из чрева пультов, установленных в ПУ, поочередно повалили клубы дыма, стрелки приборов заходили ходуном, и в помещении станции запахло паленой резиной.

Мой взгляд лихорадочно метнулся в сторону корпусов, где висели ваттметры, и я с удивлением обнаружил, что они ведут себя совершенно по-разному. Стрелка одного из них, размерами поменьше, показывающего мощность психической энергии, достигла крайнего предела шкалы и застыла в полной неподвижности. Она прилипла к внутренней стенке прибора, словно стремясь слиться с нею. И опять, как неделю назад, у меня появилось ощущение, будто приборы ведут себя словно живые существа: стрелка этого ваттметра, отчаявшись бороться с возникшим на ее пути препятствием, замерла как бы в бессильном отчаянии.

Я стал наблюдать за поведением более крупного ваттметра, показывающего электрическую мощность, и у меня сложилось точно такое же впечатление – будто передо мной живое чудовище. Но этот прибор, как и в прошлый раз, буквально лихорадило, но только еще более яростно. Достигнув предельной отметки шкалы, его стрелка отскочила назад, словно чтобы взять разбег, после чего снова рванулась вперед и на всем ходу врезалась в металлическую обшивку прибора. Она проделывала это неоднократно, и с каждым разом все более ожесточенно. Я чувствовал, что долго перед таким натиском не сможет устоять ни один материал, сколь бы прочным он ни был. И предчувствия меня не обманули. После пяти или шести безуспешных попыток стрелки одолеть железную преграду ваттметр разлетелся на куски. Он взорвался со страшным грохотом, как бомба, разметая в ночи огромные искры наподобие гигантского фейерверка.

Равномерное чередование света и тени нарушилось – отныне все было озарено ярким сиянием, позволявшим до мельчайших деталей разглядеть происходившее в корпусах. Я увидел, как рядом с Аликс неожиданно возникла Марта – она тщетно пыталась увести ее от зарешеченного окна. Девочка, казалось, вросла в решетку и даже не шелохнулась; она не отрывала своего взора от Марка.

Эту картину я наблюдал всего лишь несколько секунд. Оторвавшись наконец от экранов, я обнаружил, что атмосфера внутри станции также накалилась. Все было окутано пеленой едкого дыма, сквозь которую еще можно было разглядеть стальной корпус преобразователя. От сильной температуры его обшивка приобрела красноватый оттенок, а шланги и трубки вдруг начали корчиться и извиваться, как клешни чудовищного омара, опущенного в гигантский котел с кипящей водой. И тут я услышал, как Трувер запричитал точно одержимый:

– Какая мощность! Какая энергия! Разве эдакую силищу теперь сдержишь? И кто мог подумать, что случится такое!

Профессор стоял, согнувшись над рычагом прибора, похожего на выключатель, очевидно, связанный с каким-то важным блоком установки. Он давил на рычаг обеими руками, но тот никак не поддавался.

– Помоги! – крикнул он мне.

Я не шелохнулся и остался стоять на месте как вкопанный – не от страха, мне уже не было страшно, а под парализующим действием странного, необъяснимого злорадства, охватившего меня в тот миг, когда я понял, что дьявольский, суливший небывалый успех эксперимент неминуемо должен обернуться катастрофой. Один из помощников Трувера, услышав его крик, бросился на выручку профессору и тоже попытался надавить на рычаг выключателя.

Но не успели его руки коснуться рычага, как случилось то, что я и предвидел. Поскольку профессор с помощником держались за железный предмет, на них внезапно со всех сторон посыпались снопы искр, и следом мощный электрический заряд прошел по их телам, и оба секунду-другую сверкали как бы изнутри. Вслед за тем к потолку взметнулись длинные языки пламени – оно разгоралось с молниеносной быстротой, пожирая все на своем пути. И тогда я увидел профессора Трувера в последний раз: он неподвижно лежал рядом с бездыханным телом своего помощника – их обоих убило током.