Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №08 за 2007 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Страшновато, непредставимо видеть его простую правоту. Мы стоим посреди комнаты, заваленной до груди древними бумажными пачками. Все это – киноафиши тех лет, тонны киноафиш, буклетов, проспектов, фотографий – все выцветшее, покрытое слоем пыли в палец толщиной, невостребованное. Если болливудское кино где-то и есть, то уже не тут…
Болливуд в датах и цифрах
[?] Болливуд – ровесник Голливуда: первый фильм в Бомбее был снят в 1912 году, в Голливуде – в 1910-м.
[?] С начала 1970-х годов Индия занимает первое место в мире по производству фильмов. В 1990 году было выпущено рекордное количество лент – 948, и индийская кинопромышленность оказалась в Книге рекордов Гиннесса (для сравнения: в Голливуде их выпускается в среднем около 500).
[?] Правда, стоимость единицы продукции различается даже не в разы, а в порядки: в США средний фильм обходится примерно в $14 млн, в Индии – в $100 тысяч).
[?] Ежедневно кино в Индии смотрят около 15 миллионов человек.
[?] При этом только 10 процентов болливудской кинопродукции оправдывает вложения.
[?] Годовая прибыль от проката составляет 20 млрд долларов. Однако в отличие, скажем, от фильмов южноазиатских режиссеров ни одна из болливудских лент не была удостоена крупных международных наград.
[?] Айшвария Рай считается самой высокооплачиваемой актрисой Болливуда: за роль в фильме она получает два крора (крор=10 миллионам рупий, или 250 тысяч долларов). Что в несколько раз меньше, чем гонорары суперзвезд мужского пола: скажем, Шахрукх Кхан получает за фильм по 6—7 кроров за фильм (свыше полутора миллионов долларов).
[?] Самой масштабной массовкой считается сцена похорон в фильме Ричарда Аттенборо «Ганди» (1982) – в ней участвовало более 300 000 человек. Съемки проводились в Индии.
[?] Лишь в 2005 году был снят запрет на показ индийского кино в Пакистане.
[?] Для Болливуда характерно религиозное многообразие: индуисты, сикхи, христиане, джайны, евреи, зороастрийцы и сравнительно большой процент мусульман. Кроме того, представитель киномира воспринимается не столько как член той или иной касты, сколько как «человек кино».
[?] Многие актеры попадают на экраны, окончив Национальную драматическую школу или другие институты, но большинство нынешних звезд, по существу, самоучки. Самый верный путь в Болливуд – принадлежность к кинодинастии.
[?] Одно из отличий от западного кино – привычка режиссеров и актеров работать сразу над несколькими фильмами. Этот стиль работы возник после краха в конце 1940-х старой системы студий: чтобы хоть как-то обеспечить финансирование, фильмы стали снимать кусками.
Шведский стол
При том, что само слово «Болливуд» вошло в неофициальный обиход лишь в 1990-е, в Бомбее с самого начала сложилась система киностудий, сходная с голливудской, – если не своими размерами, то хотя бы структурой. Однако в индийском кинопроизводстве дела не пошли по американскому сценарию, когда дюжина киностудий монополизировала весь бизнес. Недостаточная интеграция производства, распространения и мест показа привела к банкротству многих студий, которые после нескольких или даже одной неудачи уже не могли оправиться.
В индийском кино – большие перемены, но народная тропа на сеансы пока не зарастает. У кассы предварительного заказа билетов в Ченнае (бывший Мадрас)
К началу 1990-х уже вся болливудская киноиндустрия переживала кризис, связанный даже не со старым способом ведения дел, а с новым временем. Фильмы перестали собирать полные залы не потому, что стали хуже. Не осталось тем, способных объединять все народности и слои. Общество осовременилось и расслоилось. Национальная идея кинотеатра пришла к западному образцу: вместо огромных зрительных залов – мультиплекс с 7—10 каморками, где каждый может выбирать зрелище по собственному вкусу. Это другая, «телевизионная» эпоха, где у каждого есть своя кнопка, когда на единстве нации уже не заработать, а выгодно обслуживать узкие целевые группы. Правда, тогда же Болливуд открыл новый ресурс – экспатриантов, NRI (non resident Indians), живущих в Великобритании и Америке индийцев. В США они представляют самую зажиточную из диаспор.
Болливуду пришлось адаптироваться и к новым запросам местного зрителя. В стране с бурно развивающимися компьютерными технологиями, фармацевтикой, химической, сталелитейной промышленностью растет средний класс, требовательный и прозападно ориентированный. Он тоже хочет развлечений, но уже более «продвинутого» свойства.
В результате в «кассовом» кино, отождествляемом с Болливудом, в 1940—1950-х создававшим классические мелодрамы, а в 1970-х специализировавшимся на боевиках про месть «рассерженного молодого человека», возникло два новых жанра. С одной стороны, фильмы-клоны – «переводы» западных блокбастеров на индийский киноязык, а с другой – чуть более «продвинутые» фильмы, ориентированные на западный рынок. Это изменило само устройство Болливуда.
Прежде всего производство индийского кино стало чаще смещаться за рубежи Бомбея, за границу. Например, фильм Shakalaka Bum Bum – цветастая лента, вольный перепев «Амадеуса» Милоша Формана, ожидаемый хит 2007 года, – снимается в Южной Африке, а монтируется в США. Тайм-сквер, Новая Зеландия – такова география нового болливудского кино. К тому же туристические страны готовы оплачивать чуть не половину бюджета за трансляцию своего образа на многомиллиардный рынок. Старые студии никуда не делись, но используются больше для съемок малобюджетных кино– и телепроектов. На территории «Фильм-сити», огромной площадки на севере Мумбая, сравнимой по территории с московским ВВЦ, тысячные бригады плотников по-прежнему возводят целые кварталы тадж-махалов. Когда рабочий получает несколько долларов в день, куда выгоднее строить в натуре, чем рисовать на компьютере. И все же это уже вчерашний день Болливуда.
Нынешнее кассовое индийское кино показывает не только родные деревушки и мифологические дворцы. Длинные лимузины, гламурные платья, вертолеты, по-британски коротко стриженные газоны – весь этот золотой мир, который в прежних картинах помещался в сказочные тадж-махалы, теперь размещен в особняках звезд, на других континентах – таких же сказочных для индийцев, как Индия, «страна белых чудес», для жителей Запада.
Конечно, во многом так называемое «традиционное» кино по-прежнему остается традиционным. «Если в боевике висящее на стене ружье обязательно выстрелит, то в индийском фильме оно будет петь и плясать», – этот старый анекдот актуален для Болливуда и сегодня. Как и раньше, магазины завалены саундтреками: выпуск музыки задолго до выхода ленты в прокат – традиционный рекламный ход индийских производителей. Топ-10 любого индийского радио состоит из музыки к фильмам. Композитор на титрах кино идет сразу после режиссера и актеров, а его имя пишется на афише крупными буквами.
«Болливуд – это как шведский стол, – говорит Вайбхави Мерчент, хореограф таких хитов, как Devdas (2002), Veer-Zaara (2004) и Krrish (2006), – идешь вдоль стола и складываешь себе в тарелку все, чего хочется». Редкий фильм сегодня обходится и без непременных танцевальных номеров. Правда, теперь влюбленные – она в золотом сари и рубашке – появляются то на скале, то в живописной пустыне, то в Альпах, то среди немецких фахверков. И если изначально в их основу ложились классические стили – исторический танец куртизанок севера Индии или народные танцы, то сейчас на экране вы увидите либо оригинальный сплав традиционного танца с современными западными стилями, либо чередование классических индийских и откровенно западных номеров. Все это не удивляет зрителя, ждущего от зрелища не логической связности, а живописной полновесности.
Впрочем, Болливуд – давно уже нигде. Долго перекачивая западные образцы на местную почву (ни для кого не секрет, что Радж Капур – это индийский Чарли Чаплин, Салман Кхан – мумбайский Сталлоне и т. п.), производя ремейки и пародии на европейские ленты, такие, как недавно нашумевшая «Гордость и предубеждение» (с измененной единственной буквой в названии), – индийское кино само вырвалось за пределы страны.
…С чувством почти ностальгии входишь на территорию маленького «Мосфильма» – Essel studio. Ворота с надписью «тюрьма» поверх – непременный атрибут любой душещипательной ленты, – за которым начинается странный городок, похожий на пионерлагерь, – павильончики будто из фильмов сталинского периода: лепнина, беседки, гипсовые балясины штукатурных парапетов. На крыльце одного из «сельских домиков» идет съемка эпизода: хрупкая красавица и комический толстяк. Съемочная команда – все молодые ребята – развалились на пластиковых стульях, очевидно, измотанные, но все равно довольные происходящим. Съемки идут по 16 часов в день. Пока осветители выставляют свет, я успеваю перемолвиться словечком со всеми. Снимают телефильм для одного из каналов, не очень крупного. Проект малобюджетный. С пластиковым стаканчиком индийского чая (с молоком и имбирем) с улыбкой подходит актриса, очаровательная, умная, изящная. Ее зовут Айра. В кино она пришла из модельного бизнеса. Ее путь известен и типичен. Фотомодель. Отбор. Кастинг. Сейчас это первая заметная роль. Ее английский безупречен, стиль безукоризнен, она сдержанна и не показывает усталости. Она будто исполняет роль Эйшв – Айшварии Рай, начинающей восхождение на Олимп, куда добираются единицы….
Любовные сцены остаются целомудренными. «Поиграть» можно только с позами. В кадре Табу с Маноджем Баджпаи
Бомбейский масштаб
Подлинное место прописки Болливуда – в виртуальности массмедиа. Серьезные газеты и таблоиды пестрят сообщениями и донесениями из актерского мира. Как и любой мейнстрим, Болливуд делает ставку именно на актеров – в отличие от «авторского» кино, ставящего во главу угла режиссерский взгляд, оно в Индии, разумеется, тоже есть, но имеет мало отношения к Болливуду.
Новости о киноактерах занимательны и диковаты, как болливудские сюжеты. На городской стене возникла надпись, что Шахрукх Кхан – гомосексуалист! – но пока журналисты из «Мумбай ивнинг пост» и следователи рвались к месту кощунства на микроавтобусах, неизвестный поклонник уже отчистил оскорбление битым кирпичом. Шейла Шилни, звезда реалити-шоу, открещивается от поцелуя Ричарда Гира, полученного ею на вечеринке против СПИДа, – в провинции старушка уже подала иск о защите попранного достоинства, и суд вынес постановление об аресте обоих фигурантов. А поцелуй-то был в щеку! Блистательная Каризма Капур (Karisma Kapoor) сменила написание имени, заменив вторую букву E в имени на I – по совету ее личного нумеролога. С тех пор ее дела пошли еще дальше в гору. Автофургон Салмана Кхана, в котором он отдыхает, не пустили на киностудию, и мускулистый герой разгневался, и скандал с трудом удалось урегулировать. Шахрукх Кхан удостоился чести стать восковой статуей и вот стоит рядом со своим восковым двойником в музее мадам Тиссо – причем редакторы забыли подписать кто где…
Молодожены Абхишек Баччан и Айшвария Рай вкушают «прасад» (культовую пищу) вместе с отцом и свекром Амитабхом Баччаном
Помолвки – о, эти помолвки! Жестокие родители и мятущиеся сердца. Кланы решают между собой свои династические задачи, но образ совсем иной – влюбленные бегут в дальние штаты. Абхишек Баччан, сын великого «Биг Би» Амитабха Баччана, помолвлен с Каризмой Капур. Но помолвка разорвана. Каризма выходит замуж за финансиста. Абхишек находит утешение в объятиях прекрасной Айшварии Рай. Что произнес его отец, неизвестно, но он не прервал съемок рекламного ролика фитосредства. Все волнуются. Газеты пестрят сообщениями: обычай рисования на ладони 19 апреля, плач невесты 21-го. Правительство озадачено тем, что вертолетам запрещено летать над поместьем Баччана; процедура, решили родители жениха, будет скромной: никого кроме своих, только 350 человек. Но вот новый скандал: отца жениха заподозрили в продаже прав на трансляцию свадьбы – отец отрекается.
Права на фотографии – как это мелко, как по-европейски! Папарацци, таблоид, иск… Бомбейский масштаб – иной. Вы хотите знать новости о болливудских звездах? Мы покажем вам все, как оно было. Уже снимается фильм про свадьбу Айшварии Рай и Абхишека Баччана. В ролях Айшварии и Абхишека – неизвестные пока актеры. Все как в старом анекдоте: «Марчелло Мастроянни снялся в советском фильме, в роли Мастроянни Николай Рыбников».
Болливуд – сказка, причем сказка сама себя воспроизводящая. Зачарованный зритель смотрит на экран, прося продлить очарование. Ему не нужно ни сюжетных коллизий, ни психологической правды этих надоедливых западных штук. Зритель болливудского кино верит в судьбу, он знает, что все идет своим должным чередом, что история непременно закончится хорошо. Нет ни смерти, ни печали, ни воздыхания – один героический эпос, очередные воплощения вечной истории про принца и его возлюбленную. Зритель диктует кино, каким ему быть. Болливуд – в глазах смотрящего. Спрос на сказку идет впереди предложения. И пока это есть, волшебный небесный котелок будет и дальше извергать на землю золотое изобилие из мишуры, папье-маше и снов.
Михаил Шульман
«И я от многих бед пошел в Индию…»
Первооткрывателем великого азиатского субконтинента традиционно считают Васко да Гаму, который, проплыв мимо мыса Доброй Надежды и берегов Аравии, проложил морской путь из Европы до Индостана. Но справедливости ради следует отметить, что наш соотечественник тверской купец Афанасий Никитин совершил путешествие в Индию тогда, когда португальский мореплаватель пребывал еще в колыбели.
В один из холодных зимних дней 1475 года купеческому каравану, который двигался в сторону Смоленска из Кафы, пришлось задержаться, не доезжая города: один из путников совсем занемог и вскоре скончался. Умирая, загадочный человек передал спутникам исписанные бумаги – с просьбой непременно сохранить их. Купцы выполнили последнюю волю: привезли тетради в Москву дьяку великого князя Василию Мамыреву. Так после смерти автора до родных его краев добралось «Хожение за три моря» – записки неутомимого торговца «Афанасия, сына Никитина» об удивительном путешествии в Индию.
Хожение в историю
Оригинальная рукопись «Хожения» пропала но, к счастью, ее текст успели переписать и включить в три летописных извода (говоря современным языком – собрания): Троицкий, Сухановский и так называемый Эттеров список Львовской летописи. Именно в этом последнем, под «грифом» «в год 6983 (1475)», хронист сообщает: «В том же году получил записи Афанасия, купца тверского, был он в Индии четыре года… А записи он своей рукой писал». Именно эта важная приписка, которой нет в других источниках, и позволила точно определить дату, с которой начинается эта статья: дату смерти Афанасия и «обретения» его записок соотечественниками. Впрочем, поначалу они не проявили должного интереса к «Хожению». Оно было забыто так прочно и надолго, что лишь в начале XIX века, собирая для отдельного издания все старые русские летописи, знаменитый историк Павел Строев обнаружил полный его текст. А в году 1817 Карамзин уже упомянул о нем в «Истории государства Российского», подчеркнув с нескрываемой гордостью: «Доселе Географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных Европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века… В то время, как Васко де (так у Карамзина. – Ред.) Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш Тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара и беседовал с жителями о Догматах их Веры». От этой цитаты и пошла широкая слава Никитина в своем отечестве, и даже кое-где за пределами его. Четырьмя годами позже «Хожение» было издано, вызвав огромный интерес. Главная задача ученых состояла в том, чтобы прояснить, когда именно Афанасий находился в Индии: ведь сам он нигде не говорит об этом. Долгое время считалось, что он выехал из Твери в 1466 году, высадился на Малабарском берегу Индостана в 1469-м, где провел около двух лет, чтобы «успеть» пуститься в обратную дорогу, и скончался под Смоленском в 1472-м (тогда еще дата из Львовской летописи не была известна). Однако долгая кропотливая работа – сопоставление христианских и мусульманских календарных праздников, упомянутых Никитиным, поиски в старинных индийских рукописях рассказов о том же, о чем сообщает «Хожение», и тому подобное – позволила докопаться до истины: купец приехал в Индию в 1471-м, а покинул ее в 1474 году. Долго трудиться пришлось и над расшифровкой названий, имен и терминов, которые в передаче Никитина были, конечно, искажены до неузнаваемости. И, конечно, над переводом тех мест в «Хожении», которые написаны не по-русски, а на смеси тюркского и фарси – своеобразном торговом жаргоне, повсеместно принятом тогда на базарах от Индии до Закавказья и Средней Азии. К нынешнему времени историки вполне ясно представляют себе путешествие Никитина. Специалисты – и дореволюционные, и советские, и современные – много раз сличали описания индийских городов, дворцов и храмов, сделанные Афанасием, с тем, что сообщали другие писатели, и его предшественники и последователи. Проверялись даже указанные в «Хожении» расстояния. Неточности, конечно, обнаружены, но общая картина не оставляет сомнений: Никитин оставил нам подлинное свидетельство своих приключений.
Свидетельство возрожденной славы Никитина – подарочное издание «Хожения» с текстом на трех языках – русском, хинди и английском. СССР—Индия, 1960 год
Море первое, каспийское
Что же заставило тверского купца средней руки (по собственным словам Афанасия, его товар – «мелкая рухлядь», то есть меховые шкурки, – был невелик) отправиться в дальние страны? Правильный ответ – долги.
Все началось с того, что, помолившись в Спасо-Преображенском соборе, а также заручившись охранной грамотой великого князя Тверского Михаила и епископа Геннадия, наш герой «поплыл вниз Волгою» до Нижнего Новгорода, где он хотел присоединиться к большому русскому посольству, которое направлялось в Ширван во главе с Василием Папиным. Но оказалось, что тот уже отправился в путь, и купцу пришлось две недели ждать на волжских берегах ширванского посла Хасан-бека. Казань, Саратов, Новый и Старый Сарай миновали без приключений, но Астрахань, печально известную частыми грабежами караванов, все же сочли за благо обойти: два больших судна свернули в речку Бузань, впадающую в Ахтубу, параллельную волжскому руслу. Но тут-то счастье им изменило. Дело вышло так: «три татарина неверных» сообщили «по секрету», что люди астраханского хана стерегут посольство в самом бузанском устье. Хасан-бек дал помянутым татарам по кафтану-однорядке и полотна вдобавок, чтобы они тайно провели караван мимо засады. А татары «по однорядке-то взяли, да в Астрахань царю весть подали».
И вот, повествует Афанасий, «луна светит, и царь нас увидел… и за грехи наши послал за нами всех своих людей». Началась перестрелка, татары захватили сперва «меньшее судно» (на котором и помещались товары Афанасия), а затем, уже при выходе из Волги в Каспий, разграбили, нагнав, и второе, «а нас отпустили голыми головами в море.…А назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали. И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент».
Вид Дербента. Здесь Никитин «бил челом» Хасан-беку и Василию Папину
На этом злоключения несчастного купца не закончились. По дороге буря разбила одно из судов вдребезги, а затем караван вторично ограбили кайтаки. С горем пополам, без гроша в кармане Афанасий добрался до Дербента, куда уже прибыли и Хасан-бек, и Папин. Тверич «бил челом» обоим послам. Пусть господа, дескать, упросят ширваншаха, чтобы он приказал своему шурину, князю кайтаков, возвратить награбленное. Что и было сделано, но особой материальной компенсации Афанасию не принесло. А когда ему снова пришло в голову умолять послов замолвить «ширваншаху, чтоб нас пожаловал, чем дойти до Руси», тюркский правитель уже чувствовал себя морально вправе отказать: «…дескать, много вас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят… А я пошел… в Баку, где огонь горит неугасимый, а из Баку пошел за море – в Чапакур». Начинается принципиально новая «фаза» его путешествия – по неизведанному Ирану. Здесь он прожил почти год, переезжая из города в город. Рассказывает он об этом времени кратко, просто перечисляя города: Чапакур – Сари – Амоль – Демавенд – Рей – Кашан – Наин – Йезд – Сирджан – Таром – Лар – Бендер (Старый Ормуз) – Ормуз Новый, на острове лежащий; и указывая, по скольку дней ему довелось провести в каждом из них.
Размышлять о том, почему автор «Хожения» становится тут немногословен, значит просто гадать, но, учитывая его профессию, основной достоверный элемент биографии, имеющийся у нас, можно предположить: ему просто опять не везло. Торговля не шла, восстановить состояние не получалось. Вот и двинулся он все дальше на юг. Почему именно в Индию? Возможно, Никитин от местных торговцев услышал, что там за хорошего породистого жеребца можно получить целое состояние – и решил рискнуть. На все накопленные за время иранских скитаний деньги (Афанасий упоминает о сумме в «сто московских рублей») он купил коня и из гавани Ормуза устремился в «Индийское» море (то есть Аравийское, Индийского океана).
Что и зачем шифровал Никитин?
Заметную сложность при чтении записок Афанасия Никитина составляют фрагменты «Хожения», написанные русскими буквами на тюрко-персидском купеческом жаргоне. По мнению исследователей, азами этого языка Афанасий овладел еще до поездки в Индию. Дело в том, что большинство слов в этих иноязычных вставках – тюркские, а ведь до отбытия к конечной цели своих странствий он почти год жил в Иране, и если бы он изучил этот диалект там, то в его лексике преобладали бы элементы фарси. Скорее всего, Никитин просто знал, как и все торговавшие на Волге купцы, татарский язык и лишь в Иране изучил местное наречие. Загадка, однако, в том, зачем понадобились иноязычные вставки? В том, что наш герой вел записи не для себя лично, а для будущих читателей, убеждают уже его постоянные обращения «к братьям русским христианам». Но если он хотел, чтобы книгу прочли дома, зачем вставки на чужом языке? Можно еще понять, почему Афанасий зашифровал молитву о благополучии родной земли и сетования на царящую в ней несправедливость – из страха перед князьями, ведь книгу могли счесть «прелестной» (то есть бунтовщической) и уничтожить, да и автору бы не поздоровилось. Ясно также, зачем он зашифровывал вещи с русской точки зрения непристойные: например, рассказы о ценах на сексуальные услуги, которые оказывают служанки на постоялых дворах. По той же причине, сообщая о том, как постился вместе с мусульманами, он замечает: «ел хлеб и воду два раза на дню» и далее по-тюркски: «с женщиной не ложился я». Не вызывает удивления и то, что фраза, начинающаяся словами «А иду я на Русь», завершается тюркским текстом «с думой: погибла вера моя, постился я бесерменским постом»: это тоже представлялось чреватым обвинениями в вероотступничестве. Но гораздо труднее уяснить, отчего часто шифруются совершенно невинные вещи. Например, повествуя о Колларе – районе, где находятся алмазные копи, Никитин пишет, что там «триста алмазников живут», и вдруг почему-то на фарси: «сулях микунет» («делают, то есть украшают, оружие»). Но самое загадочное – это молитвенные обращения, которых очень много в его записках. Представьте, к Богу русский купец обращается то как православный, то как мусульманин! Рядом со славянскими формулами у Афанасия звучат «Аллах акбар» и множество мусульманских эпитетов Господа – в конце «Хожения» он просто сыплет их градом, вознося Всевышнему хвалу за благополучное возвращение в Кафу. Понять это действительно трудно, тем более что Афанасий неоднократно подчеркивает свою преданность православию и искренне «страдает по вере христианской». Разгадку, возможно, подскажет фрагмент, где Афанасий сообщает о том, как постился вместе с мусульманами и «молился Христу Вседержителю, кто сотворил небо и землю, а иного Бога именем не призывал». И далее опять рядом с русским «бог» – мусульманские выражения: «бог олло (Аллах), бог керим (милостивый), бог рагым (рахим – милосердный), бог худо (худа – на фарси просто «бог»), бог акбер и опять порусски: Бог Царь Славы». Но если иного «бога именем не призывал», то, значит, для Афанасия и христианский Бог, и Аллах со всеми его «титулами» – имена единого, общего для всех бога. Пятнадцатый век – это эпоха широкого распространения в различных странах Запада и Востока «еретических» движений, проповедники которых утверждали, что главное для истинно верующего – не обряды, а душевная чистота. Что Господь не в храме, а повсюду, где к нему взывают с чистым сердцем, что Он един для всех, а люди различных вероисповеданий лишь обращаются к нему по-разному. Афанасий мог впитать эти мысли и в России, и в Индии, а мог просто прийти собственным духовным и жизненным опытом к тому, что «правую веру Бог ведает. А правая вера – единого Бога знать и имя его во всяком месте чистом в чистоте призывать». Может, поэтому обращение вне Руси на мусульманский лад к единому для христиан и мусульман Творцу казалось путешественнику естественным?
Море второе, Индийское
В Ормузе ему пришлось задержаться на месяц в ожидании судна до Индии. И вот 23 апреля 1471 года погрузился Афанасий на «таву» (легкий парусник, построенный без единого гвоздя) вместе с конем и чуть ли не последними двумя золотыми, которые пришлось отдать за проезд. Кони, как рассказывает Никитин, составляли основной груз этого рейса. Их и вправду выгодно было экспортировать на жаркий южный субконтинент. Армии местных правителей требовали новых и новых лошадей, поскольку они в непривычном климате часто гибли от жары и бескормицы. Купцы покупали степных скакунов за 8—10 динаров в Аравии, Иране, золотоордынских степях и продавали в Индии за 100—200, а то и 500 динаров. Цена на породистых «арабов» доходила и до тысячи.
Плавание продолжалось шесть недель. Поначалу курс тавы лежал в направлении, противоположном Индии, и через десять дней путники увидели Маскат, на оманском берегу Аравии. И лишь потом, по прошествии всего оставшегося времени, перед ними на горизонте забрезжил берег Индостана. Мимо Камбея, крупнейшего в этих местах порта на Аравийском море, корабль смещался на юг, вдоль Конкана – западного побережья Индии, пока наконец не бросил якорь в порту Чаул, в 120 километрах от современного Мумбая (Бомбея). Как пишет Афанасий: «И тут индийская страна». «Тут» же начинается и главная часть его записок и приключений.
Неизвестно, доводилось ли Никитину раньше слышать об Индии, но можно предположить, что, будучи человеком образованным (он вез с собой церковные книги), купец мог читать доходившие в ту эпоху до Руси в переводах античные и средневековые тексты, где она описывалась как сказочная страна. Именно там, как указано на многих средневековых картах, находился земной рай и жил легендарный «поборник по православной вере Христовой», царь Иоанн-пресвитер. От него якобы пришло в 1165 году византийскому императору письмо с фантастическим описанием Индийского царства, полного золота и драгоценных камней. Царства, где нет воров и разбойников и даже ядовитые змеи гибнут от святости самой земли. Населена эта волшебная страна мудрецами-рахманами (то есть брахманами), удивительными людьми с песьими головами и тремя ногами. Там обитают сказочные животные и птицы: единорог, китоврас (кто-то вроде кентавра с крыльями), саламандра, феникс, слон и «слоница», которая зачинает потомство от травы мандрагоры.
И вот сюда судьба занесла Афанасия. Сойдя по деревянному трапу на индийский берег, он огляделся. В причудливой и многоязыкой толпе, какая, впрочем, наполняет улицы любого портового города, лиц с песьими головами и о трех ногах не было видно. Однако жители неприятно поразили купца тем, что «простые люди все ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы», и вообще «из простого народа мужчины и женщины все нагие да все черные». Сам диковинный путешественник тоже привлек к себе всеобщее внимание: «Куда я ни иду, за мной людей много – дивятся белому человеку». Впрочем, в Чауле он не задержался, а с караваном отправился через небольшие селения Пали и Умри в богатый город Джуннар, стоящий «на скале каменной, не укреплен ничем, Богом огражден». Здесь Афанасий «зимовал» два месяца, живя на постоялом дворе. И тут случилась с ним новая беда – местный правитель Асад-хан отобрал у него жеребца и сказал: «И жеребца верну, и тысячу золотых в придачу дам, только перейди в веру нашу… А не перейдешь в веру нашу, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму». И срок назначил – четыре дня, на Спасов день, на Успенский пост…» Лишь заступничество некоего «казначея Мухаммеда» помогло купцу вернуть коня и избежать насильственного обращения в ислам.
«И съезжаются все нагие, только повязка на бедрах, и женщины все нагие, только фата на бедрах… да на шее жемчугу много, да яхонтов, да на руках браслеты и перстни золотые»
Из Джуннара Афанасий в компании нескольких индийских купцов отправляется в Бидар, столицу крупного по тем временам исламского государства Бахманидов. По дороге человека, с юности привыкшего к густым лесам северо-восточной Руси, поражало, что «всякий день проходили по три города, а иной день по четыре города». А уж Бидар с его мощной крепостью, значительным населением и обширными базарами и вовсе представился ему отрадным зрелищем – надеялся, тут наконец он сможет как следует расторговаться. Но… оказалось, что дело обстоит так, да не так: «Солгали мне псы бесермены, говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска, то дешево». Опытный коммерсант сразу понял, что основные индийские товары – шелк, хлопок, пряности, красители – на Руси сбыта не найдут. Да и вывезти будет трудно: «А нам провезти товар без пошлины не дадут. А пошлин много, и на море разбойников много». В общем, стало окончательно ясно, что зря Афанасий отправился в такое далекое и трудное путешествие. Однако делать нечего. Афанасий продолжает свой путь, ездит по другим городам султаната: Гулбаргу, Райчур, Кулонгири, Аланд, Каллар. Он завязывает знакомства с их жителями разных сословий и профессий, и даже посещает могилы мусульманских святых и индуистские храмы, главным образом, конечно, потому, что там во время праздников устраивались ярмарки, на которые «съезжается торговать вся страна Индийская»… На одной из них, в Бидаре, Никитин наконец продал своего коня. Характерная деталь: он сообщает в записках, сколько издержал на его прокорм, а о том, какую цену выручил, не упоминает.
