Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №9 за 1998 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Западные отроги Сьерра-Мадре простираются с севера на юг, параллельно мексиканскому побережью Тихого океана. На западе, между хребтами и морем, лежат тропические равнины, к востоку находится большая пустыня. Горные цепи разделены узкими долинами и каньонами, а в районе штата Найярит горы Сьерра-Мадре пересечены вулканическим разломом, что еще больше затрудняет ориентацию и создает запутанный лабиринт скал. Так называемая Страна уичолей расположена как раз в этом неприветливом и величественном пространстве...
Кто такие уичоли? Во-первых, это двое индейцев, что, привалившись спинами к кабине, расположились в кузове «шевроле», поднимающего пыль в двухстах метрах впереди нашей машины. Отец и сын Аполлонио едут с нами аж от самого Мехико, чтобы приобщить нас к магическому и таинственному обряду поиска в пустыне кактуса пейота и поедания его.
Во-вторых, это древнейшее население Центральной Америки, сохранившееся сегодня в отдаленных деревушках, находящихся на откосах горных хребтов. Их основное занятие – земледелие, немного – животноводство, а торговля художественными изделиями пополняет их доходы в городах. Каждый поселок уичолей составляют семьи, соединенные родственными узами. Кровное родство – основа их социальных связей. «Государство» уичолей делится на районы, имеющие свои церемониальные центры, вокруг которых и группируются населенные пункты.
С точки зрения лингвистики, уичоли, как и их соседи кора и тепеуано, принадлежат к уто-ацтекской семье народов. Индейцы тараумара из штата Чиуауа, майя из штата Синалоа, хопи, папаго и пима с Юго-Запада США – их языковые родственники.
Уичоли называют себя висрарика, именно под этим именем они были известны соседям. Буквальный перевод означает «люди, живущие в местах с колючими растениями». Можно предположить, что их предки произошли от различных этнических групп. Древние обитатели нагорий, уичоли смешались с племенами охотников и собирателей, а в XVI веке – с группами беженцев, которые спасались в неприступных горах от испанского вторжения.
Конечно, все это я узнал не от самих уичолей, отца и сына Аполлонио, – они не умеют ни читать, ни писать и нисколько не стараются скрыть этого. Зато они свято хранят свои устные традиции, старательно передавая их от поколения к поколению.
Как всегда напутствуя меня перед очередным путешествием в глубинку, Виктор Бланко говорил, что уичоли жили и при дворе императора Монтесумы признанные среди ацтеков колдуны, без которых не принималось ни одно государственное решение. Они владели техникой внушения, могли очистить человека от сглаза и порчи, предсказать его будущее, заряжали его необходимой для того или иного действа энергией, говорят, даже умели перемещаться в пространстве и времени...
«Да и правильно ли называть их людьми, этих мексиканских «энергетических ниндзя?» – спрашивал Бланко. – В наши дни они, конечно, живут в иных условиях, под воздействием других религий и других политических веяний и знаний, но они есть... И ты их увидишь.»
Дон Аполлонио Каррильо, ставший на время вождем нашей группы, родился в семье потомственных шаманов. Рано лишившись матери, воспитывался у деда – знаменитого брухо, который и передал внуку по наследству все духовные знания и священные традиции племени. Особый дар целительства и склонность к шаманству дон Аполлонио почувствовал еще в детстве. Сегодня этот небольшого роста дедушка в белом с красным национальном уичольском костюме с нарисованными оленями, трясущийся в кузове грузовичка, – один из признанных вождей своего племени, целитель-курандеро. Два года назад он получил титул маракаме – верховного колдуна уичолей. В свои 57 лет считается лучшим «охотником за пейотами».
Нам удалось добраться до гор раньше, чем кавалькаду настигла песчаная буря. Синяя цепочка хребта, маячившая на горизонте и, казалось, недостижимая, появилась вдруг перед самым нашим носом и нависла над головой. Камешки с обочины грунтовки с противным шелестом сыпались в пропасть, когда мы в течение часа взбирались к долгожданному 2,5-километровому туннелю, связывающему город Реал-Каторсе с остальным миром. Туннель был вырыт еще в прошлом веке золотодобытчиками. Есть тут в горах и серебро, и платина. Надо сказать, индейцев-уичолей все это не интересовало. Они не гнули спины на испанцев, не нанимались строить дороги и копать котлованы под новые здании. Все века, последовавшие за испанским завоеванием, и особенно в нашем веке, уичоли продолжают упорно отвергать изменения, угрожающие их традициям, религиозным представлениям и жизненному восприятию. Это культурное сопротивление связано с многовековой мудростью, передаваемой от поколения к поколению, в которой главный элемент – равновесие сил природы.
Все пространство между побережьем Найярита и пустынями Центрального плато до сих пор для уичолей святое. Это как бы огромный храм, в котором они заключили свой магический пакт с окружающей средой. Эта святая для них земля совпадает с Тропиком Рака, началом вулканического разлома и последним кольцом так называемого Пояса кукурузы великих доколумбовых культур.
Мифологическая родина уичолей – Вирикута, та самая пустыня, которую мы только что пересекли, где родилось солнце и сформировался мир; отсюда боги начали свой путь по направлению к горам, следуя за солнцем.
Что мы, собственно, только что и сделали.
Городишко, притулившийся к скалам, уже засыпал, когда наша пропыленная экспедиция вползла на его идущие под углом 45 градусов узенькие улочки. Назавтра нас ожидало большое путешествие в пустыню.
Вирикута, или день под знаком пейота
Наутро, загрузившись в допотопный джип, мы тронулись в путь. Предстояло спуститься в пустыню не туннелем, а другой, более короткой дорогой. Дон Аполлонио уверил всех, что путешествие будет весьма приятным. По дороге, сидя на раскаленной металлической крыше вездехода, он пытался толковать мне зависимость между пейотом, оленем и кукурузой – тремя участниками некоего космогонического действа, которое привело к созданию Страны уичолей. В незапамятные времена эти три персонажа сражались с хаосом и темнотой. Это учение, как сказал шаман, представляет собой совокупность откровений, выражаемых колдунами маракаме.
Наш разговор неожиданно был прерван испуганными возгласами тех, кто сидел рядом с водителем.
Как оказалось, тот был не совсем в себе, Видимо, живя в краю пейотов, нельзя не подпасть под их чудодейственную силу. И водитель отдал им должное, с трудом вписываясь четырьмя колесами во все повороты дороги.
Но дону Аполлонио и его сыну такие серпантины были привычны. Только раз они попросили остановиться возле источника, чтобы умыться, а затем старик снова занял место на крыше и продолжил рассказ. Я, стараясь не следить глазами за узкой полоской щебенки, что отделяла нас от пропасти, слушал рассказ уичоля о том, как боги открывают маракаме свои секреты. Но до сознания долетали только отдельные фразы: уж больно крутые виражи закладывал наш водитель.
Маракаме черпают силу из сновидений и состояния транса...
Быть маракаме – это одновременно большая честь и тяжелая обязанность... Чтобы преодолеть все препятствия, маракаме должен обладать силой и ловкостью... Используя всякие увертки, колдун создаст игру для посвященных... Упражнения, развивающие воображение, укрепляют характер и обостряют чувства... И во всем этом ему помогает пейот.
Все время, что мы ехали, сын шамана, Аполлонио-младший, стоял на задней подножке джипа, готовый в любой момент спрыгнуть. Он оказался самым мудрым уичолем.
...И час, и два несемся по пыльной пустыне к одному лишь шаману известной точке на карте. Она, эта карта, существует только в голове у дона Аполлонио, поскольку ни на одном плане вы не найдете тайные плантации пейота, известные избранным.
Позади последний поселок. Слева и справа – снова бескрайние дали с теми же кактусами и пальмочками юкка. Отпускаем джип до позднего вечера и, вытянувшись в цепочку, вползаем в пустыню. Жарко. Под ногами камни, колючки цепляют за одежду, доставая кожу.
Шли около часа. Горы, опять замаячившие на горизонте, основательно приблизились. Наконец, шаман издал крик радости – он нашел место! Все разбрелись на поиски своих пейотов. И вскоре каждый нашел свой кактус,
Тем временем дон Аполлонио готовился к ритуалу и попутно разъяснял мне его предназначение.
Церемониальный календарь уичолей делится на две большие фазы, совпадающие со временем засухи – зимой и весной – и периодом дождей – летом и осенью. Ритуалы, проводимые в сухую пору, посвящены трем важнейшим богам: Отцу Солнцу, Дедушке Огню и Прадедушке Оленьему Хвосту.
– Отец Солнце – это источник всех жизненных сил, – рассказывал шаман, разрезая кактусы, смахивая пыль орлиным пером и смачивая их водой. – Он, в свою очередь, нуждается в энергии, чтобы преодолеть жизненные препятствия, поджидающие его но время ночных похождений. Поэтому он должен получать пищу и находиться под постоянным наблюдением.
Татевари, Дедушка Огонь, объединил предков и привел их в Вирикуту, землю пейота. На вершине холма Эль-Кемадо (Обожженного) он показал им вход в бездонный колодец, именно там предки попробовали пейот и воспели акт творения. И именно там земная поверхность совпадает с подземным миром и образует пятую сторону света.
Хорошо бы было найти эту особую переходную зону между двумя мирами, коль она находится где-то рядом. Я заикнулся об этом, но дедушка Аполлонио сразу же категорически отверг идею отправиться в другую реальность, сославшись на дела в этом мире.
Итак, церемониальный цикл периода засухи завершается праздником Хикури неирра, или Торжеством пейота. В это время приносятся в жертву кактусы и кровь оленя, которая удобрит землю. Индейцы призывают Отца Солнце и богинь воды, чтобы те договорились между собой. Таким образом начинает действовать некий космический механизм, который делает возможным переход от одного ритуального цикла к другому.
...Узкими горными тропами возвращаются уичоли в свои поселения, радостные от того, что сумели вручить богам свои дары и сами стали подарком, который обеспечит вечный ход времен.
Тамац-каюмари, или с новым видением!
Отправив в рот кусочки пейота, я, честно говоря, ничего не ощутил и стал внимательно разглядывать кактус, в общем-то и на кактус не похожий. Он скорее напоминает молодой гриб дождевик защитного цвета со сморщенной шляпкой и увесистым корнем, которому приходится глубоко ввинчиваться в сухую почву пустыни. Чтобы вырезать гриб... прошу прощения, кактус из земли, нужно основательно поработать ножом. Нескольких кусков, поочередно проглоченных, должно, по идее, хватить для начинающего «пейотиста», видавшему же виды «кактусисту» не бывает достаточно и пяти штук...
Необходимая информация для будущих пейотистов:
Священный кактус произрастает только в одном месте планеты, на священной земле уичолей, в пустыне Вирикута, штат Сан-Луис-Потоси. Его латинское название Fofora Williamsy дано по имени его первооткрывателя американца Джона Уильямса. Пейот, или по-уичольски «хикури», эффективное лечебное природное средство, панацея практически от всех болезней, от истерии до импотенции, а также сильный биостимулятор, источник энергии, духовной и половой потенции.
Противопоказания к его принятию: состояние алкогольного или наркотического опьянения, менструация. Во время приема пейота следует воздерживаться от всякого рода алкалоидов, а также от секса и еды.
Максимальная доза: 5-8 плодов пейота средней величины с перерывами в 15-30 минут между приемом каждого. Принимая пейот, следует тщательно пережевывать его мякоть, запивая небольшим количеством воды. Позыв рвоты необходимо сдерживать.
Посаженный в доме, живой пейот является хранителем и защитником домашнего очага. Его следует поместить в горшок с песком и поливать один раз в 15 дней.
До 1968 года пейот продавался в специализированных магазинах Мексики, а затем указом президента был запрещен к вывозу из штата Сан-Луис-Потоси как нелегальный наркотик и редкий, вымирающий вид лекарственных растений. Нарушение этого указа карается в стране тюремным заключением сроком от пяти до семи лет.
...Прошло несколько минут, и я стал замечать, что краски вокруг стали ярче. Зрение мое, далекое от совершенства, неожиданно как бы улучшилось. Горы, виднеющиеся вдали, немного приблизились и прояснились. Лица товарищей подобрели и разгладились. Сильно захотелось есть и говорить.
Я съел еще пару долек пейота... Нет, видений не было. Наверное, я все-таки недобрал необходимую для галлюцинирования дозу.
Возвращение было бодрым. После «кактусовой встряски» ноги сами несли нас к краю пустыни. Тяжелая аппаратура казалась невесомой, бутылки с водой – легкими, как орлиные перья. Воздействие кактуса было, несомненно, положительным.
Пустыня Вирикута, столь настороженно встретившая нашу группу накануне, провожала нас во всем блеске своих красок, заигравших с утроенной силой от съеденных пейотов.
А совсем недалеко от города младший Аполлонио, опять же стоявший на подножке балансировавшего на краю пропасти джипа, закричал, что видит тамац-каюмари – красного оленя.
Никто не усомнился в его видении.
Дело вкуса: Заверни мне тако...
Их можно встретить в Мексике повсюду – любителей тако, осторожно отставивших руку с заветной лепешкой и беспокойно осматривающих рубашку и брюки в поисках разноцветных пятен от соусов... Я встретил их сразу в историческом центре Мехико, когда искал книги об индейцах уичолях и их галлюциногенных кактусах, которые мне предстояло отведать в далекой пустыне Вирикуте в штате Сан-Луис-Потоси. Но кактусы были далеко, а такое – совсем рядом. И много...
Могущественный культ кукурузы, бодрым жизнеутверждающим початком расцветший в Новом Свете, сохранился сегодня разве что в образе тако – лепешек из означенного злака, любимого мексиканского уличного блюда, которое, если сравнивать с чем-то нам привычным, соответствовало бы в нашей стране исконным «пирожкам за пять копеек», не менее исконным, хотя и не совсем нашим, чебурекам и совсем не нашим и невкусным биг-макам и гамбургерам.
Эту мысль я пытался втолковать хозяину такерии дону Рене Орихелю, но он вряд ли понял меня. Вовсе не из-за плохого испанского – рот мой был до отказа набит именно такосами – да позволят мне лингвисты просклонять это слово, всего лишь множественное число от, увы, несклоняемого в русском языке «тако».
Я сидел в самой, пожалуй, известной в Мехико-Сити такерии на улице Чоло. Засел я здесь потому, что поставил перед собой исследовательскую цель: попробовать лес имеющиеся здесь такосы. Прямо скажу, я взвалил на себя непосильную задачу, поскольку попробовать все такосы зараз не сможет – даже в Мексике! – никто. Их сотни видов, и многие из них настолько коварны, что не допустят в желудок рядом с собой больше ни одного соперника.
Рене Орихель – не только хозяин такерии, но и изобретатель большинства здешних такосов.
– У каждого народа есть свое уличное или, как бы это поточнее сказать, «общепитовское» блюдо, без которого его невозможно себе представить. Мне соседи из представительства «Аэрофлота» все уши прожужжали о пельменях – так это как бы ваши такое, но в более северном варианте: и начинка налицо, и тесто... Я делал здесь пельмени – получилось, но у нас нет стольких холодильных камер. А такосы хранить не надо: сделал – и на жаровню.
Пятеро служащих Рене без устали готовят начинку для ароматных треугольных пирожков (или блинчиков?): один строгает подвешенное на стальном крюке мясо, другой мельчит лук, третья – маслины, четвертая – перец... Пятая готовит тесто.
Постоянных посетителей дон Рене обслуживает сам. Он помнит в лицо сотни людей, знает, что ребята из колледжа больше любят такосы с курицей под соусом карри, а вот эти дородные матроны-кассирши из продуктового магазина «худеют» уже который год и едят вегетарианские лепешки с салатом и лимонным соком.
На столах лежат длинные бумажки наподобие наших меню: ставишь «птичку» против нужного тебе вида тако, а столбец выбираешь в зависимости от того, с какой добавкой тебе нужно – с перечным соусом, соевым или вообще с чили. Последний выбирают только в двух случаях: по незнанию и из-за бравады. Нормальный человек, не враг своему желудку, никогда не макнет тако в чили. Я макнул однажды... Дыхание перехватило мгновенно. Наверное так же действует яд коралловых змеек, парализующий органы дыхания. Потом потекло из глаз и, простите, из носа – но как! Дон Рене то и дело бросал на меня из-за прилавка сочувственные взгляды и прислал мне на стол бутылочку местной минералки – от себя. Но залить пожар полностью не удалось. Дальнейшее двухнедельное пребывание в Мексике проходило под знаком имодиума (сильнодействующего желудочного средства).
Сами же мексиканцы довольно спокойно относятся к острым приправам и умеют свести почти на нет их губительный огонь. Но если жители Средней Азии и кавказцы нейтрализуют их зеленым чаем и ключевой водой, то потомки ацтеков и уичолей в качестве лучшего нейтрализатора почему-то используют ром с колой. Причем с успехом...
Я присматривался к окружающим меня посетителям такерии.
силясь понять, как лучше есть такосы – руками или вилкой, и понял, что неопытному поедателю лучше всего положить на кукурузный блин совсем немного начинки, покапать соусу и аккуратно завернуть. Процесс заворачивания очень важен, потому что от этого зависит будущее ваших рубашки и брюк: у большинства посетителей такерии они были далеко не в идеальном состоянии, хотя люди казались опытными завсегдатаями и кругом было много салфеток. Из какого-нибудь уголка непременно что-нибудь у кого-нибудь предательски да вытекало. Из моего изделия не вытекло ничего! Наверное, сказался многолетний опыт работы с чебуреками.
Начинкой в такосе может стать абсолютно все, что можно завернуть в горячую кукурузную лепешку: кусочки говядины и ветчины, мякоть авокадо с лимоном и перцем, мелко нарезанные овощи в любых комбинациях, копчености десятка сортов, вареная, жареная, тушеная и сырая рыба и так далее.
Попробовав десятка два разных такосов, я понял: ими невозможно отравиться – все, что в них кладется, свежо и горячо. Можно лишь слегка пострадать от несовместимости некоторых продуктов.
Или просто объесться.
Земля людей: Великолепный близнец, или место, где пристают каноэ
Здесь, как и во все века, все решают обычаи и законы предков – ацтеков, майя, уичолей и науатлей…
...Длинная каменная лестница, кажется, уходит в самое небо. Триста ступеней, выщербленных временем и испещренных иероглифами древнего языка науатль… Она стала для меня началом дороги в прошлое. У меня есть и свой сопровождающий в царство мертвых. Но это не мрачный старец Харон в рубище, перевозящий умерших по водам подземных рек, а полный сил и земной энергии индеец по имени Шолот, что означает «Великолепный Близнец». И он ведет меня наверх, все ближе к солнцу, туда, где сейчас начнется микаутль, одна из важнейших церемоний в честь Дня Мертвых.
Санта-Крус-де-Альтаписка, «место, где пристают каноэ», окрестности Мексико-Сити... Прямо подо мной, там, где я стою, когда-то плескались воды огромного озера, и эти ступени сходили в его зеленоватые глубины. Я уже слышу, как трубит огромная морская раковина – участники церемонии сзывают души умерших к алтарю, где лежат момостли – подношения ушедшим в мир иной. И еще кругом разбросаны симпасухитль – красивые оранжевые цветы, которые у нас называются бархатцы.
Праздник?! Снова, в который уже раз, вздрагиваю от этого смешения всех возможных понятий и представлений: как запросто и радостно индейцы общаются с загробным миром! Может, им ведомы тропинки, по которым можно перейти туда и, главное, вернуться?
...Трубные звуки раковины сзывают усопшие души. Где они? В этой бабочке, присевшей на ствол эвкалипта? Или вон в той колибри, зависшей над сладким цветком? Или в самом цветке, гостеприимно распустившемся в лучах утреннего, еще нежаркого мексиканского солнца? Шолот утверждает, что они – везде... И он их видит.
Идут долгие приготовления к церемонии. Участники ритуала тщательно раскрашивают тела, украшают волосы перьями и цветками. Чтобы начать церемонию, вождю необходимо пройти обряд очищения.
Он делает это каждый раз, поскольку на общение с душами надо настраиваться, сверяя свой внутренний камертон с тональностью природы, а она всегда разная. И духовные струны куда тоньше и нежнее, чем в земной музыке, они – порождение эфира, и нужно уметь войти в него. И выйти.
Индейцы самонастраиваются на вхождение в царство теней. Главное в этой церемонии для них – суметь покинуть это царство, потому что не каждого, кто проникнет туда, духи отпустят обратно. Такие случаи бывали: душа человека уходила в мир теней раньше, чем тело умирало, и никакими силами ее уже не вернуть назад.
...Тамтам звучит все громче. Участники церемонии приветствуют четыре части света, потом – Солнце и Мать-землю. Но это только пролог. Чашу с благовониями, от которых приятно кружится голова, ставят в центре площадки. Это центр всего земного, середина нас самих. Люди благодарны тому, что дала в этот год земля. Любой элемент костюма – символ. Апойоти – кастаньеты на ногах – означают воду; уэуэтл – ручные кастаньеты – это мудрость предков; огонь – обязанность женщин поддерживать домашний очаг и одновременно тепло земли.
Алтарь в центре площадки выложен ш сухих плодов, цветков и жертвенных подношений. Именно вокруг нею и происходит все действо.
Танец помогает людям активизировать память, заставляет их вспомнить поименно тех, кого они вызывают на нашу землю.
Шолот ведет за собой всех участников. Вот они подходят к краю, границе живого и мертвого мира... Но где она, эта грань? Можно ли быть уверенным, что твой следующий шаг не перенесет тебя в иное, запредельное царство, в зазеркалье? Осторожно, очень осторожно ведет жрец своих людей по этой кромке бытия. Он обязан вернуть всех живых обратно. Их время еще не пришло.
Церемония на вершине горы – только пролог. Близится ночь, и это основная часть главного мексиканского праздника, отмечаемого 2 ноября.
Ханицио, или Ноче де лос Муэртос
Все ближе таинственная и манящая Ночь Мертвых, к которой за год готовится вся Мексика. Я снова в дороге. На этот раз путь лежит в город Морелью, штат Мичоакап. Автострады запружены автомобилями – мексиканцы съезжаются к озеру Пацуаро, где на островке Ханицио и на всех окрестных погостах свершится главное действо Ноче де лос Муэртос... И наш кораблик тихо скользит по глади озера к острову, месту одного из действ Ночи Мертвых.
Когда-то, задолго до испанцев, здесь жили племена, которые и языком, и обычаями отличались от других этнических групп Центральной Америки – мичоаки, а землю свою они называли Мичоакан – «Место, где ловят рыбу». Эти племена практиковали варварские, с точки зрения испанцев, обычаи человеческих жертвоприношений, имели сильную армию и готовились покорить весь обширный район, который занимает ныне штат Мичоакан. Против них оказались бессильными даже ацтеки...
А потом пришли испанцы, «бородатые белые боги», и Нуньо де Гусман, конкистадор и попросту негодяй, буквально стер племена мичоаков с лица земли. Правда, его потом наказали и отослали домой, в Испанию, но народности мичоаков уже как таковой не осталось, и францисканскому монаху Васко де Кироге пришлось буквально по крупицам собирать сведения об исчезнувшем племени. Именно от них и пошел этот мистический культ – анимеча кейцитакуа – умение общаться с предками, перемешавшийся позже с католическими обрядами поминовения близких и еще Бог знает с какими культами...
В эту ночь, по преданию, над озером появляются тени Минциты, дочери вождя мичоаков Циниичи, и прекрасного юноши Инихуапы, сына правителя селения Ханицио. Эти влюбленные так и не смогли пожениться из-за нашествия испанцев. Отца принцессы Гусман взял в плен и потребовал выкуп – все сокровища мичоаков, лежащие на дне озера. Их вызвался достать Ицихуапа, призвав на помощь двадцать своих друзей. Но все они утонули, так и не сумев поднять несметные богатства. Двадцать их теней тоже бродят в эту ночь где-то рядом. Мне кажется, я вижу их в вечерних сумерках на склонах острова, а пассажиры кораблика до боли в глазах вглядываются в воды озера, пытаясь разглядеть на дне заветные сундуки...
Но большинству сегодняшних жителей Морельи и ее окрестностей по большому счету все равно, что произошло тогда, полтысячелетия назад, на берегах озера Пацуаро. Их интересуют ближайшие родственники, похороненные на окрестных кладбищах, ведь с ними можно поговорить – сегодня, глубокой ночью.
Ступаю на берег острова Ханицио и окунаюсь в праздник. Кругом – суета, но мысли мои далеко.
Откуда пошли они, эти День поминовения и Ночь Мертвых? Где их корни?
Подсвеченные огоньком сального огарка раскрашенные тыковки напоминают мне о чем-то таком далеком, виденном за тысячи километров отсюда, в США... Хэллоуин! Канун Всех Святых! Но, погодите... Кто у кого заимствовал праздник? И при чем тогда здесь индейцы? Мексика испытала на себе множество всевозможных влияний, обрядов и обычаев разных народов и культур. Вспомним.
Древние кельты, от которых произошли валлийцы, ирландцы и шотландцы, знали только два времени года – зиму и лето, и граница между ними пролегала 31 октября. К этому дню убирали в амбары последний урожай, возвращался с пастбищ скот, и кельты верили, что их души отправляются к последнему приюту. Смену времен года называли Самхаин, пока католическая церковь не устроила 1 ноября – праздник Всех Святых. Тогда упрямые и верные традициям предков потомки кельтов переиначили Самхаин в Канун Всех Святых – All Halloow'Eve, зазвучавшее как Хэллоуин, и вечер 31 октября превратился в языческий разгул накануне христианского благочиния. Вот почему Хэллоуин попахивает серой и собирает на празднества пеструю толпу привидений и ведьм.
В середине прошлого века Хэллоуин покинул Европу и переселился в Новый Свет, где стал поистине национальным праздником. А из Америки быстро перебрался в Мексику. Вот почему столько ярко раскрашенных тыковок с горящими свечками на улицах Морельи, столько страшных скелетов и гробов. И столько Дев Марий и Иисусов и других христианских персонажей... Древние мичоаки и не подозревали, что их мирные безмолвные беседы с предками в темную ноябрьскую ночь будут сопровождаться неким кельтско-католическим действом, замешанным на язычестве и анимизме индейцев. Поди сейчас разберись, где чье...
Между тем все ждут ночи.
И она наступает.
Цинцунцан, или Свечи, горящие всю ночь
Здесь, на берегу озера Пацкуаро, сохранились развалины пяти древних индейских храмов – юкатас, посвященных местным богам, и именно отсюда, по преданию, Васко де Кирога начал христианизацию местных жителей. У подножья холма сохранилась церковь
XVI века и монастырь францисканцев. Здесь растут оливковые деревья, саженцы которых Кирога привез из Испании 450 лет назад!
Близится полночь. Люди раскладывают на могилах подношения, которые изготовили заранее – изделия из черной и покрытой глазурью глины, соломенных ангелочков и вырезанные из дерева фрукты. И цветы, миллионы цветов. Ничего лишнего. Только то, что позволено. Кем? Ими. Из церкви слышны удары колокола: они призваны разбудить мертвых. Живые ждут их! Они пришли поговорить с ними о жизни и смерти. Мириады свечей – маленькие стаканчики и метровые канделябры – превращают кладбище в гигантский светящийся ковер. Некоторые могилы освещены словно ярким солнцем тысячами маленьких огоньков! Горячий воздух плывет над землей, и в этом дрожащем мареве, похоже, действительно парят души тех, кто давно уже упокоился под каменными плитами.
Вот тщательно готовится к ночному диалогу семейство, приехавшее, видимо, издалека. Наверное, тот, к кому они пришли, очень любил фрукты: из корзинок они достают бананы и апельсины. Люди располагаются надолго: свечи выбраны самые длинные...
Брожу по кладбищу, осторожно выбирая место, куда поставить ногу – некоторые заброшенные могилы просто не различить в темноте. У одного из холмиков пожилая женщина застыла в скорбной позе, невидящий взор устремлен в землю. Вежливо прошу поделиться горем.
– ...Магдалена Флорес, – я скорее угадываю, чем слышу ее тихую речь. – Здесь покоятся мои отец и мать, моя сестра тоже оказалась тут раньше меня. Мы принесли маме то, что она особенно любила – хлебцы, но не сладкие, а с солью... И этот алтарь из бархатцев – тоже ей. Мне кажется, они говорят со мной. Я слышу их приглушенные голоса. Нет, они не зовут меня к себе, знают, что когда-нибудь все равно окажусь рядом с ними, не торопят меня.
Неподалеку, у другой могилы, сидит молодая женщина. Она не хочет называть себя, чтобы злые духи не услышали ее имени.
– Даже не могу точно сказать, откуда пошел этот обычай – навещать мертвых, спускаться по узенькой тропке в царство теней. Так делали мои родители, это пришло и ко мне. А сейчас они здесь, под плитой, и слушают нас. И говорят, чтобы мы не шутили со смертью, но и не боялись ее...
Не шутили, но и не боялись бы... В этих словах – индейская мудрость, что копилась столетиями.
А свечи горят и горят... И стелется по округе дым, пахнущий эвкалиптом и ладаном.
Наступает утро и вместе с ним – дальняя дорога на север.
Гуанахуато, или Пантеон
Я смотрел на лица людей, пришедших в этот единственный в своем роде пантеон. На них не было и тени страха и тем более ужаса или отвращения. Любопытство, граничащее с безразличием. Почему мамы и папы явились сюда с малыми детьми, которые вряд ли понимают, куда их привели? И зачем? Они спокойно слушают страшные истории о том, как из материнского чрева был извлечен и мумифицирован зародыш – он стал самой маленькой человеческой мумией в мире.
Я бродил по музею мумий в небольшом мексиканском городке Гуанахуато, штат Мичоакан, и поражался тому, как сотни детей смеялись, указывая ручками на распростертые тела. Они переходили от мумии к мумии и фотографировались на фоне открытых в последнем крике уст, воздетых и застывших навеки рук. На их лицах были улыбки! Они шутили и обсуждали, куда пойдут обедать после того, как покинут царство мертвых.
Да, об этом нельзя не говорить, рассказывая о Мексике, ибо все это часть этой страны. Это, а не сериалы и не кактусы.
...Как же любят мертвых в Мексике! Любят до такой степени, что не желают расставаться с человеком даже после его смерти. Хоронят иногда тут же, под домом или совсем неподалеку во дворе, а когда останется один скелет, достают умершего из земли и кладут прямо на поверхности; иногда по несколько скелетов кряду. Теперь близкий человек будет всегда поблизости... Для него и пища в глиняных мисках, и вода в кувшинах, и все необходимое для жизни... после жизни.
