Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №10 за 2006 год"

Путь в страну догонов

В Мали лучше ехать после окончания изнурительного пекла и сезона дождей. Но звезды распорядились иначе, и Сену, аэропорт малийской столицы, ждет нас в разгар африканской жары. В Москве уже наступило завтра, и мы перемещаемся в удлинившемся сегодня, чтобы спуститься в вечер цвета маренго, ласкающе мягкий и влажный – на днях с неба упали первые капли, знак скорого сезона дождей, который нас так и не настигнет.

На языке бамбара Бамако означает «крокодилья заводь»

«Нет-нет, не на конференцию». – «Тогда вам сюда». Сюда – это, скорее, туда, пешком по летному полю до узкой двери внутрь здания аэропорта. Штамп зависает над визой № 24. За моей спиной, приветствуя офицера, гуськом протискиваются «свои». Сразу за границей крупная женщина, энергично жестикулируя, выкрикивает что-то в устье втекающего в страну ручейка. Так, сертификат о прививках… День слишком долог, искать его в сумке нет сил, я примирительно улыбаюсь: да-да, есть, все в порядке. Ее день, похоже, тоже долог – она не настаивает...

Наш джип обнаруживается под раскидистой акацией. Машины теснятся, проталкиваясь к шлагбауму, снующий меж ними служащий взимает плату за стоянку. Человек в белом вручную поднимает шлагбаум... Бамако .

На широком мосту через Нигер – отличное покрытие и аккуратные зоны для вело– и мототранспорта, которого едва ли не больше, чем машин, катящих по основному полотну. Вечерние улицы в пятнах желтых фонарей, тарахтенье мотоциклов и разномастных авто, автобусы всех цветов радуги. Большой город сворачивается в улочку без покрытия, вечер дышит близкой рекой и зеленью, слева, о Господи, остается вывеска «СИБИРЬ» по-русски и по-французски (след закрытого ныне ресторана). Мы в Ситэ дю Нижер – застроенном виллами фешенебельном квартале Бамако. Отсюда, прежде чем отправиться в Страну догонов , мы будем осваивать столицу Мали . В Москве глубокая ночь, в Бамако – десять вечера, разница во времени четыре часа. И еще несколько веков.

Четвертое место с конца

Как вообще белый человек попадает в Мали? Сюда добираются те, кому поднадоел ленивый пляжный отдых и когда уже пройдены мировые центры цивилизации. Но даже для бывалого странопроходца путешествие по Мали остается серьезным испытанием.

Да, здесь есть несколько дорог, не уступающих европейским, и можно найти приличный отель. Но случается также выбирать между ночлегом в палатке или на крыше глинобитной мазанки – и прелести такой гостиницы измеряются не звездами в прайс-листе, но мириадами африканских звезд, которые всю ночь смотрят на вас с неба.

Конечно, и здесь на дворе XXI век. И все же: у вас есть обязательная прививка от желтой лихорадки? Вы готовы ехать сквозь страну, тяжело пораженную новоявленным СПИДом, неизжитой оспой и, казалось бы, давным-давно забытой, архаической проказой? Согласны вы встретиться лицом к лицу с самыми бедными людьми планеты? Появившийся с легкой руки ООН индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) соединяет важнейшие показатели того, что определяет качество человеческой жизни: доход, продолжительность жизни и уровень образования. Так вот, в рейтинге ИРЧП за 2005 год Мали занимает четвертое место с конца. (Хуже, быть может, только там, где война, – в Сомали и Нигере.)

Если вы уверены в своих утвердительных ответах, то у вас есть шанс попасть в совершенно другой мир, в самое сердце Африки, где быстро понимаешь, что действительно важно в жизни, а что излишне. Это не восточноафриканские Кения—Танзания– Уганда с их курортным климатом. Это самая жаркая, влажная и душная из всех Африк – Западная. А в самом названии Мали слышно что-то первобытное и первородное, не правда ли? Как «мама», которое очень похоже во всех языках, – ведь это первое, что может выговорить маленький человек.

Из глубины веков

Современное Мали с довольно ранних исторических пор служило центром крупных и развитых цивилизаций. Отсюда, с берегов верхнего Нигера, хорошо вооруженные (железными мечами и копьями, а также металлическими цепями) конные отряды рассылались в самые дальние пределы. Вожди (а позднее, после принятия ислама правителем Бирминданой – султаны), правившие в этих местах, контролировали всю транссахарскую торговлю, поддерживали регулярные отношения со средиземноморскими странами и всячески процветали – примерно с 700 года, когда взошла звезда империи Гана (ее основным этносом были сонинке), до падения империи Сонгаи под ударами марокканских завоевателей в 1591-м. Между этими двумя датами на малийской территории успели возникнуть и разрушиться еще несколько сильных образований, среди которых была и империя Малинке, давшая имя современному государству. А с тех самых пор и вплоть до превращения этих земель во французское владение в самом конце XIX века здесь правили мелкие мусульманские «князьки», постоянно ссорившиеся и воевавшие друг с другом, «разбазаривая» потихоньку древнее культурное наследие. В 60-м году теперь уже прошлого ХХ века сразу 17 бывших африканских колоний добились политической независимости. Среди них Французский Судан – он и стал Республикой Мали, названной так в честь одноименной державы, возникшей не позднее 1235 года и достигшей расцвета в первой трети XIV столетия.

Мали и сегодня одна из самых больших по территории стран Африки. На пространстве в миллион с четвертью квадратных километров живут без малого 12 миллионов… кого? Малийцев? И да, и нет. Сегодня помимо потомков малинке страну населяют очень разные народности: бозо, традиционно промышляющие рыбной ловлей, скотоводы фульбе, земледельцы и охотники бамбара, караванщики туареги и еще сонгаи, догоны, сенуфо – всего 25 этнических групп. О догонах в последние годы пишут особенно много – их удивительные астрономические знания до сих пор вызывают массу вопросов.

Козы на крестьянском дворе означают, что мы находимся в мусульманской «зоне» (там, где живут анимисты, меж амбарчиков чаще снуют бурые поросята)

Если нужен фетиш

Считать, что догоны живут только на плато Бандиагара, все равно что думать, будто все москвичи родились в столице. С первым представителем загадочной народности мы знакомимся в день приезда в Бамако: это Сиди, наш гид по городу, улыбчивый симпатяга ростом под два метра. Сиди учился в Лейпциге, говорит по-немецки, по-французски, на языке бамбара и еще на четырех диалектах языка догонов – у его отца были четыре жены из разных деревень. У Сиди красивые руки с длинными пальцами, на которых нельзя не заметить колец: одно – на левой руке, два – на правой.

– Что это за кольца, Сиди?

– Вот это, – он протягивает руку, – от злых духов. А это, – показывает другую, – приносит удачу.

Догоны – анимисты (от латинского «anima», то есть «душа»). Согласно их представлениям, мир вокруг одухотворен, во всем, что нас окружает, живут духи. Они могут гневаться или проявлять милосердие, а также усиливать желания людей и транслировать их в пространство...

– А тебе случалось что-нибудь просить у духов? – Сиди согласно кивает.

– Чего, например? – Пауза. – Извини, об этом не принято говорить.

– А как ты это делаешь, рассказать можно?

– Можно… – Сиди собирается с мыслями. – Прежде всего я ищу фетиш. Приношу жертву и говорю ему, чего хочу.

– Фетиш всегда один и тот же?

– Нет, конечно. – Сиди рад, что может мне хоть что-то растолковать. – Все зависит от того, о чем я хочу попросить. Разные просьбы – и фетиши разные.

Сиди знает, где и у кого искать понадобившийся фетиш – неодушевленный предмет, обладающий магической силой. Знакомых у него много. Мы же в Бамако гости, а потому отправляемся на рынок – присмотреться...

За затейливым фасадом догонского жилища – обычная сельская жизнь

Лавки, лавочки, навесы, сарайчики, лотки. Покупателей почти нет – не сезон. Музыкальные ряды тихи, а инструментов не счесть. Динь-диньдинь – палочки с резиновыми подушечками извлекают несколько легких нежных звуков. Со мной уходит маленький ксилофон – восемь деревянных пластинок, прикрепленных к трем тыквочкам-резонаторам. В пару к нему продавец уговаривает взять небольшой инструмент, похожий на банджо: круглая дека обтянута белой кожей, на светлый фон кисть мастера бросила стайку черных чаек, желтые струны звучат густо и ждут умелой руки… По соседству продают ткани с всевозможными оттенками синего с белым орнаментом: полосы, квадратики, звездочки. А вот – рубашки, шарфы, покрывала: «Ну купите же, я уступлю, мадам…»

И, конечно, маски. Они повсюду. Стилизованные головы неземных существ, вырезанные из дерева, разрисованные и покрытые орнаментом из цветного бисера и мелких раковин. Огромные, предназначенные для ритуальных танцев, и маленькие – маски-талисманы. Наконец, маски-украшения – для жилищ европейцев.

Маска, кто ты?

Маски – не только древнейшее искусство. Они – носители глубоких сакральных смыслов и тайн, заключающих в себе созидательную и разрушительную энергию душ предков.

Театральные маски, трагические и комические, были неотъемлемой частью культуры Древней Греции. Позже, в Европе, они «возродились» в комедии дель арте, где каждый персонаж отождествлялся с определенной маской. В Латинской Америке и Южной Европе маски до сих пор – необходимый атрибут традиционных красочных карнавалов. Они помогают преодолеть условности и позволяют надевшим их вести себя более непринужденно, чем в обыденной жизни.

Иное отношение к маскам отличает восточные культуры (японский театр Но, индийский катхакали, театральные действа острова Бали). Здесь они – воплощения духов и богов. Для них строят храмы, их охраняют специально приставленные жрецы. Возложение маски на себя сопровождается ритуальными действиями и молитвами. Восточные маски, с присущими только им «сверхъестественными возможностями», заметно отличаются от европейских «личин» или слепков.

К чему это мы? Ах, да. Маски появились не в античной Греции и не в Древнем Китае. Первые маски, как и первые люди, появились в Африке.

Чего ждать от неба

Тут же скульптуры из дерева и глины. Вот догон в молитвенной позе. Продавец уточняет: он испрашивает пять лет дождя... Подобные фигурки – самые популярные на рынке. И это неспроста. В Мали есть все – от безводной и безлюдной Сахары на севере до влажных тропиков на юге. На севере в удачный год даже 50 мм осадков – счастье. На юге же за год с неба выливается полтора—два «метра» воды. Сезон дождей длится с июля по октябрь—ноябрь. В сухой сезон (с ноября по июнь) дуют прохладные северо-восточные ветры, вызывающие песчаные бури. Весной, в апреле—мае, в Сахаре властвует раскаленный ветер харматтан.

Оранжевая дорога тянется мимо уходящих к реке улиц без названий. Жизнь протекает прямо на них: двери невысоких строений распахнуты, их обитатели, пристроившись у порога, беседуют, жарят и тут же трапезничают, мастерят, купают в тазу детей... Малышей, гнездящихся за материнскими спинами, не слышно: они либо спят, либо внимательно вглядываются в окружающий их мир. Дети постарше походят на птичьи стайки – стоит притормозить, они уже тут как тут, щебечут-скандируют по-французски «аржан – аржан», «кадо – кадо» – а вдруг и в самом деле перепадет маленькая денежка или полезный пустячок?

Пятна на спине крокодила

…На языке бамбара Бамако означает «крокодилья заводь». Обычно иностранцы и туристы здесь надолго не задерживаются. Экзотика выглядит заманчиво издалека, а вблизи это просто полуторамиллионный город, и если перед вами не стоит задача изучать особенности архитектуры и быта, составлять каталоги памятников, исследовать малийскую музыку или систему образования, то путь ваш лежит дальше – скажем, на север страны. И тогда в памяти, подобно солнечным бликам, останутся большой стадион, построенный еще в пору расцвета дружбы с СССР, католический храм, фонтан, который стерегут три гипсовых крокодила, высотка сельскохозяйственного банка, большая мечеть, кровати из красного дерева, которые продают на перекрестках, как у нас сосновые, мотоциклисты, резко срывающиеся на зеленый свет, редкие казино и многочисленные рынки, где вас ждут не только сувениры.

Тот рынок, где продают скотину, слышишь и чуешь издали. В Бамако таких семь – поголовье в Мали немаленькое: 7 миллионов овец, 20 миллионов коров. В прежние времена скотом торговали фульбе, ныне монополия утрачена – дело доходное. Вам козу? Пятнадцать тысяч франков, меньше 25 евро… За породистого быка просят полмиллиона в местной валюте, а за верблюдом придется и вовсе ехать в Мопти . На рынки деревенские жители приезжают группами, под деревом мастерят навес, живут – когда пару недель, когда несколько месяцев. «Вахтовым методом» дежурят жены, приезжают, уезжают, возвращаются снова... Иноземцу с фотокамерой здесь можно бродить часами – вряд ли кто станет уговаривать его купить скотину, не за тем он приехал, ясно. Но в людных местах, на торговой площади или на заправке, готовьтесь выдержать напор продавца с отчаянием в глазах, который до несусветного минимума сбросит вам цену на одеяло из козьей шерсти, потому что на ничтожный заработок он хотя бы сегодня накормит семью. И вдохните поглубже, когда джип, перемещаясь на котором вы за сутки хотите увидеть максимум возможного, притормозит у светофора: слепцов с женщинами-поводырями здесь не меньше, чем перекрестков. Мелочи вашей на пару дней хватит, но от невозможности помочь иначе станет не по себе куда раньше.

Мали, как это ни покажется странным, страна дорогая. Когда россиянка Екатерина Гришко, живущая в Бамако 10 лет и преподающая языки и социологию в частных университетах, в день нашего отъезда назначит мне встречу в столичном кафе «Релакс», то, озираясь в прохладном помещении в поисках нужной мне незнакомки, я увижу дюжину европейских лиц – и только одну местную пару. «Ты бываешь здесь, Сиди?» – спрошу я нашего гида-полиглота. – Он помотает головой: «Я не могу столько платить за кофе».

Президентская пауза

В Бамако есть два моста через Нигер. Отправляясь на север, мы воспользовались третьей возможностью: брод Сотуба, небольшая колдобистая дамба, обычно скрытая и выступающая с понижением уровня воды, позволил увидеть обнаженное дно большой реки. В Сегу ведет отличное шоссе, впереди не более трех часов пути… однако спустя час путь преграждает вежливый полицейский: в связи с ожиданием президентского кортежа дорога перекрыта. Президент, он и в Африке президент. Между прочим, нынешний глава Мали, Амаду Тумани Туре – выпускник Рязанского училища ВДВ.

После суетной столицы вынужденная остановка даже кстати. Деревня Володо лежит по обеим сторонам дороги. Двигаясь в глубь улицы, можно рассмотреть просторные подворья, обнесенные ограждениями из банко – глины, перемешанной с резаной соломой. Машин и путников прибывает. Вокруг кружат местные ребятишки, фотомаэстро делает «козу» крохе с золотыми сережками в ушах, рядом со мной стоит чем-то озабоченная женщина с тазом под мышкой и в дивном платье... Малийцы любят одеваться (в Национальном этнографическом музее Бамако, лучшем в Западной Африке, этот тезис доказывает экспозиция тканей). Отличный крой, большое декольте, кружевная отделка, ткань насыщенного синего цвета с мелкими букетиками… Чудный контраст с моим дорожным одеянием! «Мадам, какое у вас замечательное платье…» – Женщина улыбается: «Вы находите?» Дамскую болтовню прерывает водитель. Терпение его, похоже, лопнуло: сделав нам знак занять места, с возгласом «Огородами!» он направляет машину в объезд по бездорожью.

День клонится к закату. Джип переваливается по проселку, вдоль которого торчат агавы, справа и слева тянутся поля, где уже собраны хлопок и просо. Из проса здесь варят пиво, вкусом вроде нашего кваса, освежающее и слегка хмельное. Баобабы с планеты Маленького принца вздымают к небу десятки веток-рук, зеленеющих мелкими листочками. Плоды баобаба созревают к январю, совсем зрелые падают на землю, ободрав жесткую кожуру, можно полакомиться кисло-сладкой мякотью, похожей на подсохшую пастилу. А еще вычищенные особым образом плоды превращают в погремушки и используют как музыкальные инструменты. По крыше джипа шуршат ветви. «Это карите, – поясняет водитель, – масличное дерево. Его плоды собирают осенью. В пору массового сбора урожая, когда полно других неотложных дел, похожие на орехи плоды закапывают в землю, чтобы вновь отрыть в январе: тогда из них отжимают масло, которое используется в косметике и для производства мыла. Масло частично экспортируется в Европу, а прочная древесина карите годится для ступок и пестиков».

Мы едем африканскими «огородами», мимо хуторков, где живут большие, по 30—40 человек, семьи. Вслед нам улыбается женщина с кувшином на голове, издали доносятся крики болельщиков (ближе к опустевшей дороге мальчишки играют в футбол). Возница с груженной хворостом телеги приветливо машет рукой. Через полчаса, когда трапеза в придорожном ресторанчике «Феникс» завершается восхитительным свежим манго, становится ясно, что засветло в Сегу не добраться... Тут-то по трассе в сторону Бамако и проносится наконец темный джип с правительственным флажком.

Тень королевства

Бывшая столица бамбарского королевства встречает нас провинциальной тишиной. Смена веков и народов на этой территории к XVI веку привела к воцарению династии Битона Мамари Кулибали. Он правил более 40 лет, оставив после себя резиденцию, потомков в нескольких поколениях и акацию – символ королевского достоинства и добродетелей: скромности, доступности, доброты, гуманности и, несомненно, величия. Баланзан, как называют здесь беловатую акацию, покрывается листвой во время африканской зимы, когда остальные деревья листья сбрасывают.

В 1932 году в Сегу обосновалась французская компания, ведавшая строительством плотины и оросительных каналов. Пребывание французов оставило в городе след в виде многочисленных построек в неосуданском стиле. Попетляв по сонным улочкам, в глубине которых просматривались колониальные виллы в два-три этажа, и невзначай проехав через территорию местного гарнизона, мы оказываемся на высоком берегу Нигера на вполне обустроенной набережной. С недавних пор здесь проходит ежегодный музыкальный Фестиваль на Нигере. Неподалеку от фестивального подиума – терракотовая постройка, похожая на дворец. Так же, как когда-то к правителю, войти внутрь без поклона не удастся – дверной проем заставляет нагнуться.

Молодой человек с королевской фамилией Сулейман Кулибали – основатель расположенного здесь небольшого ткацкого центра, где изготавливают традиционную ткань боголан. Корень слова – «бого» означает «речная глина». Сотканные полотнища опускают в жбан с этим материалом, окрашивая ткань в желтый, коричневый или оранжевый цвета. Затем с помощью трафарета наносится рисунок. Традиция изготовления боголана восходит корнями к маскировочной одежде охотников, ныне она сохранилась, скорее, на уровне «народного промысла». Кроме того, ткацкий центр Сулеймана выпускает множество вполне современных изделий: рубашки, сумки, шарфы, покрывала. Поупражнявшись в росписи по ткани, мы выходим на высокий берег Нигера.

Вода стоит низко, на мелководье развернута традиционная стирка – зрелище, завораживающее, словно маленький спектакль. На песке сохнут ткани всех цветов радуги, мальчишки-подростки усердно купают белую овцу. На удобренном илом склоне разбиты огороды, в тени навеса дружелюбно кивнувший дед нянчит пятимесячную внучку с яркими бусинками в ушках. «Как зовут малышку?» – «Бинту Кане», – звучит в ответ. – Именно так – даже если человечек еще не может представиться сам. Не просто Бинту, а Бинту из рода Кане.

Рынок – вторая, после мечети, визитная карточка Дженне

Остров Дженне

Солнце, светившее слева, внезапно вписалось в лобовое стекло: мы въехали на дамбу, ведущую в Дженне. В сезон дождей город превращается в остров, и, чтобы попасть туда, надо погрузиться на паром и одолеть приток Нигера, зовущийся Бани. Сейчас, в жару под 50°С, судно дремлет на приколе; полоса воды сужается до двух десятков метров, и паромщик, закатав брюки, шагает по дну реки, указывая путь нашему джипу.

За переправой время меняет темп; приправленный уличной пылью, воздух густеет. Открывшийся взору Дженне походит на крепость, окруженную сухим рвом. К ней тянутся разрисованные телеги с вязанками длинных сучьев. Торговцы хворостом заночуют прямо снаружи – их товар идет здесь, за городской чертой. Cливаясь со светлой почвой, глиняный град будто вырастает из земли, устремляясь ввысь ступеньками крыш. Венец пирамиды – знаменитая мечеть Дженне.

Джип, въезжающий в город, внедряется в него словно боевой конь: на полном скаку, оставляя за собой облако терракотовой пудры, медленно оседающей у ног льнущих к домам прохожих.

Когда в XIII веке правитель Дженне принял ислам, он подарил верующим свой дворец, чтобы они прославляли там Аллаха. Нынешняя, третья по счету, мечеть построена в 1907 году на том же месте

Как и оставшийся в стороне от нашего маршрута Томбукту, Дженне – один из древнейших городов Западной Африки. Мечеть Дженне – самое большое в мире культовое сооружение, выстроенное полностью из глины. Необожженная глина не самый прочный материал, ее размывают дожди, и временами мечеть «оплывает», как гигантская свечка. Тогда ее восстанавливают, что называется, всем миром. Внутри здания – длинные, не более метра шириной, коридоры, разделенные подпирающими высокие потолки колоннами. Скрытая от глаз лестница ведет на плоскую, огороженную по периметру крышу. Ее ограждение украшено остроконечными зубцами – в городе они видны отовсюду. Поверхность крыши – будто застывшая в кипении глиняная каша, вздувшаяся сотней пузырей-полусфер. На верхушке каждого – отверстие: через них в храм проникают свет и воздух.

Мечеть – не только центр города, но и сердце самого большого в Западной Африке базара, который собирается здесь по понедельникам. Мы приехали накануне, воскресным вечером, чтобы не упустить начала торжища. С раннего утра монтируются навесы и помосты, раскладывается, развешивается товар: разнокалиберные кастрюли, пластик, ткани и иная мануфактура, автомобильные покрышки, продолговатые, как мячи для регби, арбузы, рис, помидоры, лук, снова рис, желтые дыни. Вот жарят пончики из рисовой муки, из дальнего угла попахивает рыбой, мальчик везет на тачке мраморные колобки местного мыла. К 10 утра меж рядов уже не пробиться...