Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №02 за 1985 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Тревожная долина Кунар
Тени двух Ми-8 стремительно скользили по скалам. Вертолеты с опознавательными знаками афганской армии летели курсом на Асмар – небольшой городок, что на границе с Пакистаном. Чтобы лучше разглядеть панораму гор, офицер-сапер Морозов подвинул ящик с боеприпасами и встал за спиной борттехника у распахнутой двери. Тот даже не оглянулся: облаченный в бронежилет и шлем, вцепившись в рукоятку пулемета, он водил стволом, выискивая щель, из которой в любую минуту мог ударить свинцовый град.
Склоны гор темнели редкими хвойными лесами, зияли глубокие пропасти каньонов, далеко внизу, в мглистых распадках, сверкали змеистые горные речушки. Лишь однажды, уже за Джелалабадом, Морозов увидел на одном из перевалов цепочку людей и груженых одногорбых верблюдов – неспешно двигался караван.
«С продуктами, наверное,– решил он.– Машинам сейчас в город не пробиться...»
Незаметно громады скал расступились, и взору открылась утопающая в изумрудно-зеленом буйстве красок долина Кунар. Запестрели пятна нескошенных хлебов, клетушки виноградников, карабкавшихся на склоны. Повторяя изгибы реки, рядом плыла узкая лента дороги, местами вырубленная прямо в скалах.
– Сказочная долина.– Морозов обернулся к подполковнику афганской Народной армии Мохамеду Кабир Наби.
– Да, красивая,– ответил тот, растягивая слова, потом добавил:—И удобная для засад душманов.– Он подсел ближе к Морозову и показал на ближайшую скалу. На ее гребне чернел силуэт огромной птицы с вытянутой шеей.
– Беркут? – удивился Морозов.
– Гриф-ягнятник,– помрачнел Мохамед. И после долгой паузы пояснил: – Понимаешь, они никогда не водились в этом районе. Когда в долине появились банды, стали подрываться на минах люди, животные, они начали прилетать целыми стаями.
По выражению смуглого непроницаемого лица Кабир Наби трудно было понять: смотрел ли он сейчас за парением встревоженного вертолетом стервятника или думал о тех двух афганских саперах, которые вчера погибли здесь, в цветущей Долине Кунар...
«Саперного дела профессор» – так сослуживцы называли подполковника Кабир Наби, начальника инженерной службы Н-ской дивизии вооруженных сил ДРА. Его знали и многие советские офицеры. Близко знаком был с ним и Святослав Морозов: не однажды встречался с Мохамедом в горах на восстановлении подорванных душманами мостов, несовместных работах по обезвреживанию мин и фугасов. Кабир Наби был всегда рад встрече с боевым другом. Он прилично говорил по-русски: бывал в Советском Союзе. Вспоминал Москву. О себе почти не говорил. Только однажды, когда речь зашла о бандитах, сказал Морозову:
– С ними у меня личный счет – зарезали отца. Люди говорили: отец кричал, просил скорее убить, а они его мучили...
Когда вчера к палаточному городку десантников подъехал запыленный афганский бронетранспортер и из него устало выбрался Кабир Наби, Морозов почувствовал: что-то случилось. Оставив дела, Святослав поспешил в штабную палатку.
В просторной палатке сидели начальник инженерной службы части подполковник Нагуманов и несколько штабных офицеров. На широком скуластом лице Нагуманова ходили желваки – явный признак беспокойства. По тому, как разом все повернулись к Морозову, он понял, что ждут только его.
– Товарищ Кабир Наби прибыл за помощью,– после рукопожатия кивнул Нагуманов в сторону афганского офицера.– Поднимай своих саперов, товарищ Морозов, и готовьтесь к вылету. Вертолеты будут в девять утра.
Присутствующие уже были в курсе событий, поэтому подполковник Кабир Наби коротко изложил Морозову суть дела.
Крупная банда из Пакистана перешла границу. Блокирована единственная дорога в провинции Кунар. Пробиться по ней трудно: частые завалы, минные поля. Вчера налетел на мину грузовик, подорвалось стадо буйволов. Афганские саперы начали снимать обнаруженный фугас и подорвались. Погибло два человека. Видимо, фугас был с сюрпризом. Похоже, почерк иностранных инструкторов...
В распахнутые двери ударила косая струя воздуха. Вертолет завис над крошечной площадкой. Второй вертолет, прикрывая его посадку, кружил в поднебесье.
Когда коричневое облако пыли осело, Морозов рассмотрел штабную машину, выгоревшие добела палатки, силуэты часовых. Приземлились в расположении полевого лагеря одного из афганских полков.
Подполковник Кабир Наби направился в штабную машину уточнять обстановку, а Морозов решил проверить прибывшую с ним оперативно-саперную группу. Обычно в нее входило человек двенадцать с минно-розыскными собаками. Ровно столько, сколько могут вместить два бронетранспортера. На этот раз было шесть человек – самых испытанных саперов. С ними была минно-розыскная собака Акбар.
Фамилия офицера-десантника Морозова стала известна среди воинов ограниченного контингента советских войск в Афганистане, когда он формировал эту оперативно-саперную группу для спецработ в горах, как именовали ее в штабных документах. В обиходе же саперов группы называли просто «музыкантами». Впрочем, у этого названия была своя история.
Когда контрреволюционные банды, щедро снабженные из-за рубежа минами новейших образцов – американского, итальянского, английского производства,– развернули настоящую минную войну, когда были блокированы некоторые населенные пункты пограничных районов, афганские власти обратились за помощью к советским саперам. И помощь пришла.
Десантники-саперы вели разминирование дорог, ремонтно-восстановительные работы в долине Панджшер – узком, длиной почти на сотню километров, ущелье. На равнинных участках работа спорилась: танки с противоминным тралом, инженерные машины разграждения шли вперед, проделывали проходы, завалы сносили направленными взрывами. Так за сутки проходили двадцать-тридцать километров, снимали десятки мин и фугасов.
На горных участках работать стало намного сложнее. Все чаще грохот отбойных молотков сопровождался пулеметными очередями душманов. Труднее стало искать мины. Бандиты использовали взрывоопасные устройства различных типов. Даже под тяжелыми катками танкового трала срабатывали не все. А в телефонных наушниках миноискателей порой звучал сплошной шум – в скалах встречались выходы на поверхность железной руды. Искать взрывоопасные предметы приходилось в основном щупами, а это было смертельно опасно...
Морозов провел эксперимент: проверил миноискатель на породе с железной рудой и на обезвреженной мине. Сигналы были почти одинаковые, но все-таки звук на металл был немного тоньше. Подумал: пожалуй, только человек с музыкальным слухом сможет различить эти сигналы. А что, если из людей в батальоне, умеющих играть на музыкальных инструментах, создать специальную группу для работы в горах?
Поделился своими соображениями с родным братом Анатолием, капитаном, который командовал саперной ротой в соседней части. Еще раз все проверили. Потом уже Морозов пошел к командиру. Тот доложил об этом старшему начальнику. Идею Морозова поддержали. Из двадцати гитаристов и баянистов, которых набралось, Морозов отобрал четверых: братьев-близнецов старших сержантов Виктора и Николая Чуевых, рядовых Сергея Сараева и Сергея Полонина.
Ближайшим помощником Морозова стал опытный сапер старший лейтенант Михаил Беляев. Позже в их группу включили Мурата Хакназарова с минно-розыскной собакой Акбаром. Эти люди и составили костяк оперативно-саперной группы, которая за короткий срок по «пению» миноискателя безошибочно определяла взрывоопасные предметы.
С той поры для группы Морозова распорядок определялся не временем суток, а сигналами тревог...
Проверив экипировку, саперное имущество, Морозов разрешил людям отдыхать. Но отдыхать долго не пришлось. Появился подполковник Кабир Наби, подъехали машины.
Вскоре два афганских бронетранспортера, поднимая облака пыли, уже мчались по извивам узкой горной дороги. Место, где подорвались афганские саперы, увидели еще издали: на отвесном скате чернел искореженный военный автомобиль, рядом зияли глубокие воронки, вырванный ударной волной, лежал телеграфный столб со спутанными клочьями проводов. Полотно дороги здесь было вырублено некогда в отвесном склоне скал, внизу бурлила река.
«Обрыв метров на тридцать,– прикинул Морозов, привыкший все брать на глазомер.– Если на этом участке взорвать несколько фугасов, дорога обрушится в реку...»
Группу Морозова уже ждали. Невдалеке под кипарисами строилось афганское подразделение, прибывшее для прикрытия саперов. В небе появились патрульные вертолеты. Поодаль, в тени тутовых деревьев, прижав руки к груди и чуть наклонив головы, покрытые чалмами, выжидающе толпились дехкане. Под отвесной скалой была наспех замаскирована саперная техника – несколько запыленных помятых взрывами машин.
Подполковник Кабир Наби отдал на ходу несколько распоряжений офицеру-афганцу и повел группу Морозова к глубокой воронке, обожженной динамитом.
– Вот здесь погибли наши саперы,– тихо сказал Мохамед.
Подошел радист и что-то сказал на дари (Диалект языка фарси.) подполковнику Кабир Наби. Тот перевел: к работе все готово. Высаженные в горах группы заняли огневые позиции, поддерживается устойчивая связь с патрульными вертолетами.
– Становись! – подал команду Морозов.
Это была команда для военных. Но, спешно затягивая пояса рваных халатов, на левый фланг пристроились дехкане, давая этим понять, что готовы выполнить любые указания советского офицера. Морозов оценил это, но все же попросил их отойти на безопасное расстояние.
И вот уже надеты бронежилеты, закреплены наушники, настроены миноискатели. По команде Морозова саперы заняли боевой порядок и двинулись в зону минного поля. Впереди был Хакназаров с овчаркой. Наклонив морду к камням, собака двигалась резкими зигзагами. Метров через десять пес остановился, тщательно обнюхал каменистую поверхность дороги, как бы проверяя себя, и сел, высунув язык как положено – головой к опасной находке.
– Хорошо! Хорошо, Акбар! – вожатый ласково потрепал собаку.
Ефрейтор Хакназаров любил своего четвероногого друга, чувствовал его характер. Однажды группа задержалась на горном переходе до вечера. Ждали вертолетов. Отпустив собаку погулять, Хакназаров устало присел на валун и вдруг заметил крадущегося человека. Бандит вскинул было автомат, но не успел он даже спускового крючка поймать, как вихрем набросившаяся собака мертвой хваткой схватила душмана за горло...
Осторожно воткнув в землю красный флажок, Хакназаров снова подал команду: «Искать!» Пес уверенно потянул вожатого ко второй мине.
За Хакназаровым с собакой шли уступом остальные номера расчетов – старшие сержанты Чуевы, рядовые Полонин и Сараев. Они прослушивали миноискателем каждый сантиметр дороги, точно определяли границы взрывоопасных устройств, обнаруженных собакой-миноискателем. Саперы не имели права переступить опасной черты. Под тонким слоем грунта могла оказаться противопехотная мина, которая реагирует даже на вес ребенка.
Красный след флажков становился все длиннее...
Пока саперы работали на дороге, Морозов со старшим лейтенантом Беляевым решили определить тип взрывоопасного устройства. Очистив малыми лопатами самый верхний слой каменистой почвы, офицеры взялись за ножи. Миллиметр за миллиметром срезали грунт, пока не обнаружили металлический корпус и тускло блеснувшие жилки проводов. Молча посмотрели друг на друга. Пригласили подполковника Кабир Наби.
– Шакалы, ловушку приготовили.– Мохамед присел на корточки, внимательно осматривая замаскированные провода, идущие по направлению к следующему флажку.– Стоит подорвать один фугас – сработает вся цепочка...
Он не договорил фразы, но офицеры поняли: он думает о дороге.
– Что будем делать? – спросил Морозов без лишних слов: перед ним были специалисты. Каждый из них понимал: самый безопасный способ уничтожить фугасы накладными зарядами ВВ, как этого и требовали инструкции. Но тогда обрушится в реку почти стометровый участок дороги, которую и за месяц не пробить в этих скалах.
Выход был только один: разгадать тайну фугаса.
– Нужно взглянуть на его начинку,– нарушил молчание старший лейтенант Беляев.– И я готов сделать это, командир.
Морозов отрицательно качнул головой, потом сказал:
– Возьми мой бумажник, Михаил. Плотный, в работе мешать будет. Партбилет, удостоверение личности положи в мою полевую сумку.
Его худощавое, обветренное лицо с жесткими, как проволока, черными усами, казалось, не выражало беспокойства. Перехватив взгляд Кабир Наби, Морозов нарочито весело сказал:
– У нас говорят: не тот сапер, кто мину обнаружил, а тот, кто ее обезвредил...
Офицеры еще стояли на месте, чуть растерянные от неожиданного решения Морозова, а он уже занимался экипировкой: рассовывал по местам малую лопату, нож, кошку для стаскивания мин. Потом поправил полог бронежилета, расстегнул тугой ворот.
На дороге трепетало одиннадцать красных флажков. Солдаты, закончив свою работу, молча стояли вдали, готовые по первой команде ринуться на помощь. Святослав взглядом прошелся по их блестящим от пота уставшим лицам, испытывая к ним странное, почти отеческое чувство. Они знали твердое правило своего командира – самые сложные взрывоопасные устройства, конструкции которых были неизвестны, извлекал он сам.
Оставшись на дороге один, Морозов еще раз внимательно осмотрел вскрытый корпус устройства. Как бывало десятки, сотни раз, в опасной ситуации он чувствовал необыкновенную ясность мыслей. Все сомнения остались там, за границей минного поля.
За два года службы на афганской земле хитрости бандитских минеров, натасканных зарубежными инструкторами, Морозов изучил не по литературе, а на практике. И обмануть его на минном поле было не так просто. Он, что называется, с первого взгляда узнавал типы мин, которыми щедро снабжались из-за рубежа бандитские формирования. Натяжного действия, выпрыгивающие – американские, с пневматическими натяжными взрывателями – итальянские. Его память цепко хранила их устройства, способы закладки и даже цвет корпуса.
Сейчас перед Морозовым была не мина – самодельный фугас. Обычный тридцатилитровый жестяной бидон, наполненный взрывчаткой. И в этом заключалась главная трудность. Если снимать противотанковую типовую мину саперу всегда сложно, то обезвреживать неизвестной конструкции фугас – смертельно опасно. Он мог быть снабжен взрывателями двойного и тройного действия. Любое неосторожное движение, удар по корпусу или его смещение могли вызвать взрыв.
Обследовав, а вернее, ощупав отточенными движениями пальцев корпус, Морозов понял, что заложен он опытной рукой. Бандиты, очевидно, учли: если минное поле обнаружат, будет единственный выход – обезвредить фугасы на месте. Значит, они подготовили сюрприз, и, возможно, не один.
Морозов знал, что труднее всего обследовать днище взрывоопасного устройства – приходится работать вслепую, на ощупь. «Значит, сюрприз скорее всего там, под днищем»,– подумал он.
Морозов стал рыть подкоп.
Белое солнце словно застыло в зените. Дышали жаром раскаленные скалы. Струился от зноя воздух. Но Морозов не чувствовал жары, не замечал соленого пота на горящем лице... Грунт шел плотный, каменистый. А работать приходилось в основном ножом и руками. Лезвием рыхлил почву, затем пригоршнями выгребал сухие комья.
Так прошло с полчаса. Морозову они показались вечностью. Пальцы левой руки были в ссадинах, кровоточили – правую он берег для поиска взрывателя. И вдруг острие ножа наткнулось на что-то металлическое. Святослав осторожно разгреб грунт и увидел конусообразный корпус. Пальцами стал ощупывать металл, разгребать грунт, чувствуя, как стучит у него в висках.
Снаряд! Кончики пальцев наткнулись на тонкий проводок и замерли. Жилка проволочки уходила дальше в глубь земли. Рядом лежал еще один снаряд, за ним второй, третий.
«Вот что погубило афганских саперов,– подумал он с горечью.– Под фугас заложены еще снаряды, которые тоже установлены на неизвлекаемость. Стоит корпус одного приподнять, сработает дополнительный взрыватель и произойдет взрыв...»
Теперь каждое движение Святослава Морозова было рассчитано до микронной точности.
Неожиданно в воздухе раздался протяжный крик незнакомой птицы, и по дороге пронеслась большая черная тень. Это сорвался со скалы громадный гриф-ягнятник. С раздраженным шипением он стал кружиться над дорогой. К нему присоединились еще несколько стервятников. Из-за хребта появился патрульный вертолет. Грифы медленно, словно нехотя, скрылись за скалы.
Морозов сплюнул и снова склонился над нишей. По лицу струился пот – бронежилет сжимал грудь словно раскаленный цилиндр. Но он ничего этого не замечал – его пальцы «пробегали» по днищу фугаса. Морозов искал тончайшие проводки, которые вели к дополнительному взрывателю. Наконец пальцы нащупали две тонкие жилы. Он осторожно вытащил из-под днища проводки, нашел место соединения и разъединил их.
Так же осторожно, одними кончиками пальцев, Морозов «прослушал» затем каждый снаряд, вынул из тротиловых шашек взрыватели. Теперь без особого труда можно было снимать остальные устройства.
Вытащить фугас саперной кошкой из своего склепа, извлечь лежащие штабелями снаряды для саперов было делом нескольких минут. Но прежде чем это сделать, Морозов собрал группу у обезвреженного фугаса, и каждый сапер повторил операции, которые выполнил командир. Предстояло снять еще десять опасных устройств и несколько десятков снарядов.
Наконец Морозов отошел в тень скалы. Разогнулся, хрустнули онемевшие суставы. Всем его телом вдруг овладела хмельная сладкая слабость. Он стянул тяжелый бронежилет.
Подошли афганские солдаты, дехкане. Подполковник Кабир Наби молча, без слов, долго жал его руки. Потом вдруг притянул Морозова к себе и обнял:
– Ташкор! Святослав, спасибо!..
...Солнце клонилось к закату – скалы отбрасывали длинные тени, когда вертолеты взлетели. Прежде чем лечь на курс, машины на бреющем прошли над знакомым изгибом дороги. Морозов, а за ним и подполковник Кабир Наби, прильнули к иллюминаторам: внизу, в клубах серой пыли, шли к Асмару первые машины с продуктами. Морозов не знал, что видел Мохамеда последний раз, что его афганский друг вскоре геройски погибнет – взорвет себя на мине вместе с окружившими его душманами.
Сумерки торопливо затопляли дымным мраком ущелье. И вертолеты вскоре стали невидимыми, как первые вечерние звезды.
Александр Олийник Афганистан
Город у края Сахары
В книге «Томбукту Таинственный» французский путешественник Феликс Дюбуа еще в прошлом веке писал: «Огромное и блистающее небо, блистающая и огромная земля и, отделяя одно от другого, изящный и длинный силуэт – так возникла передо мной Королева Судана, образ величия в безграничности».
...И действительно, такого огромного неба я никогда в жизни не видел. Может быть, силуэт города, описанный Дюбуа, и отделил бы небо от земли, но здесь, казалось, вообще нет линии горизонта. Пыльное небо сразу переходило в пыльную землю, а едва намечавшийся в желтизне диск солнца скорее напоминал луну в тумане. Зато воспетую французом безграничность я ощутил в первые же минуты, когда шофер такси запросил за семикилометровый проезд от аэропорта до города такую сумму, которой хватило бы, чтобы проехать полстраны.
Почему же Томбукту Таинственный? Почему с легкой руки Дюбуа и сегодня так называют в Мали этот город у южной оконечности Сахары? Ведь о существовании его было известно в Европе давно. Есть предположения, что первые европейские купцы побывали в Томбукту еще во второй половине XV века, хотя никаких достоверно-документальных свидетельств этого не сохранилось. Лишь когда европейцы всерьез занялись исследованиями внутренних областей Африки, в 1826 году англичанин Лэнг дошел до Томбукту. Француз Рэнэ Кайе опубликовал подробный дневник своего путешествия в 1828 году по Западному Судану. Дневник содержит интереснейшие наблюдения о Томбукту, описания нравов и обычаев народов, населяющих сегодняшние Сенегал и Мали (это и называлось Западным Суданом). Чтобы обеспечить успех своего путешествия, Кайе переоделся арабом и исправно следовал всем мусульманским установлениям, хотя уловка эта могла стоить ему жизни.
Предполагают, что название города произошло от «Тин Бокту», что означало на берберском диалекте «место Бокту». По одной версии «Бокту» – название колодца, по другой – имя чернокожей женщины, жившей возле него. Долгое время употреблялся в исторической и географической литературе вариант названия города Тимбукту. В конце концов стадо употребляться Томбукту – так произносят это слово в Мали.
В сухой сезон возле колодца разбивали лагерь туареги. И хотя, дождавшись дождей, они снова откочевывали в пустыню, именно их считают основателями города.
Первые жилища оседлого населения появились вокруг колодца около 1080—1100 годов. Но лишь два века спустя Томбукту действительно превращается в город. К тому времени Дженне – самый близкий крупный город – развивается в торговый центр на речном пути. Потому Томбукту становится важным перевалочным пунктом, и его население быстро растет.
Дальнейший расцвет Томбукту связан с империей Мали. Сюда стекаются купцы из Магриба и мусульманские ученые. Исламский законовед, автор «Истории Судана» Абдарахман ас-Сади, родившийся в Томбукту в 1596 году, писал, что арабские путешественники уже в XIV веке восхищались познаниями здешних ученых людей.
Император Мали Канку Муса в 1325 году распорядился построить в Томбукту большую мечеть (на языке сонгаи – Джингарей бер). Строительство велось под руководством архитектора и поэта ас-Сахили, которого император привез из своего паломничества в Мекку. С тех пор мечеть неоднократно перестраивали и подновляли – обычное явление в глиняной архитектуре,– но нынешнюю Джингарей бер справочники все же относят к XIV веку.
В средневековье Томбукту был, несомненно, крупным центром просвещения: здесь появились медресе, библиотеки, сохранившие до наших дней драгоценные манускрипты, привезенные из Северной Африки.
В Санкоре был открыт исламский университет, где преподавание вели ученые, прибывшие из Северной Африки, из арабских стран Азии, Испании.
Ученый и путешественник Лев Африканский, побывавший в Томбукту около 1507 года, описал его как центр бойкой торговли, где можно было купить даже ткани из Европы. Рынок в изобилии предлагал продовольствие, соль из Тагаззы. Платили за товары золотым песком, а за мелкую монету шли ракушки-каури.
В 1591 году в Томбукту обосновались марокканцы, продержавшиеся здесь до конца XVIII века.
В 1893 году город захватили французы. Из-за развития морских путей Томбукту к тому времени утратил свое значение важного торгового центра. Город пришел в упадок, население его заметно сократилось.
И время остановилось на пыльных улочках Столицы Песков, Томбукту Таинственного. В этом мнении сходились все источники и очевидцы.
Оставалось увидеть все своими глазами, а это оказалось немногим легче, чем сто лет назад. Рейсы государственной авиакомпании «Эр Мали» на Томбукту были крайне нерегулярны. Иногда туда летал военный транспортный самолет, но он не подчинялся никакому расписанию. Добираться до Томбукту на машине по дороге, значительную часть которой переметают пески, даже опытные водители не рискуют: застрянешь, а помощи ждать неоткуда.
В мае 1984 года обеспечивать местные линии взялась авиакомпания СТА, и Томбукту вновь стал более-менее досягаемым.
В свое время путешественники, да и нынешние туристы, были весьма разочарованы видом столицы пустыни. Роскошный по описаниям город-легенда встречал путника блеклыми глиняными коробками, разделенными лабиринтами кривых улочек.
И все-таки легенда о Томбукту жива. И потому люди едут сюда, чтобы потрогать обмазанные глиной блоки старых стен Санкоре, прочувствовать огонь песка, прожигающий подошвы уже в одиннадцать часов утра, вдохнуть прохладу ночной Сахары, послушать ее космическую тишину.
Впервые я был в Томбукту десять лет назад, в апреле, когда из Сахары возвращались «азалаи» – соляные караваны. На песчаной площади становились на колени верблюды, нагруженные связками искрящихся на солнце ослепительно белых плит. Караванщики, закутанные в литамы – длинные платки, обмотанные вокруг шеи и лица, прекрасная защита от горячего солнца и колючего песка и в то же время необходимый атрибут мужского достоинства сахарца,– развязывали лоснящиеся веревки. Возле неторопливо прохаживались толстые торговцы. Это был живой город.
Теперь я приехал в Томбукту в конце мая, в мертвый сезон. Где-то на юге уже шли первые дожди, а здесь смена погоды выражалась в тучах пыли, затмивших небо. За неимением клиентов закрылся на несколько месяцев отель для туристов «Азалай». Не менее удручающим было известие, что в здешнем кемпинге заняла все комнаты какая-то экспедиция. Осталось выбрать любой «номер» в сводчатом серале. Там я оказался единственным клиентом. Я разложил свои вещи и включил вентилятор, едва шевеливший душный воздух.
Раннее утро. Город отдыхает от ночной духоты. Кажется, все население высыпало на улицы и уселось на песке возле домов. Одни, наверстывая бессонную ночь, дремали, другие тихо созерцали рассветные тени. Школьники раскладывали на остывшем за ночь песке учебники.
С рассветом начинают дымить по всему городу печи. Небольшие лепешки наклеивают на внутренние раскаленные стенки маленькой лопаткой с длинной ручкой. Лепешки быстро запекаются, и через минуту-другую их вынимают и кладут на расстеленный у печи платок. Сероватый хлеб, пачкающий руки пеплом, вкусен, но и в нем, когда жуешь, скрипит песок.
Из песка насыпают и тощие грядки, которые мгновенно поглощают воду, так что через несколько минут не остается никаких следов полива. Песком занесен в нескольких местах и асфальт, ведущий к аэропорту. Пустыня вплотную приблизилась к городу, и некоторые жители на ночь уходят спать в пески – там не так жарко и комаров меньше. В песке играют в футбол. В песке проходят уроки физкультуры у школьников. В песок ходят гулять с детьми. Среди барханов назначают свидания.
Наконец, в песке за городом живут туареги-ремесленники. Со своими изделиями они выходят к аэропорту, к кемпингу, к гостинице и настойчиво, правда бесконечно извиняясь, предлагают приобрести «старинные» мечи и браслеты, незамысловатые украшения, металлические мундштуки. Если турист ничего не покупает, туареги пробуют заманить его к своим шатрам.
Мохаммед Аг Мосса долго выбирал момент, чтобы подступиться ко мне. Наконец, потупив взор, подошел.
– Не желает ли месье совершить прогулку на верблюде?
– Куда?
– В мою деревню. Посмотрите, как живут туареги. Я угощу вас туарегским чаем. Может быть, вам понравятся наши изделия,– добавил он тихо.
– А почему ты не со стадом, а здесь, в городе?
– Катаю туристов на верблюде. Показываю нашу стоянку.
Вечер у меня был свободен, и я решил проехаться по барханам четыре километра.
Старый, покрытый шрамами рыжий верблюд неохотно подогнул ноги и опустился на песок. Мохаммед помог мне устроиться в седле под хихиканье и насмешливые взгляды проходящих женщин, затем потянул веревку. Верблюд встал, и мы двинулись.
Племя гокият раскинуло лагерь на огромной территории. Тут и там разбросаны большие семейные палатки из соломенных циновок, укрепленных на кольях и веревках.
Опускалась вечерняя прохлада. Два туарега поили у колодца коз, доставая воду черным кожаным ведром. Женщины возились с голыми детьми, а мужчины, сев кружком, курили, готовили чай.
В липком маленьком граненом стаканчике подали чай и мне. Чай был очень уж сладок, как и везде в Мали, хотя готовят его здесь по-разному. Бамбара долго кипятят зеленый чай, доваривая его до почти черной густоты. Туареги лишь доводят чай до кипения и сразу снимают с огня. Но и те и другие кладут в чай чересчур много сахара. На наш вкус, во всяком случае.
К концу чаепития передо мной высилась груда поделок из крашеной кожи, пустынного янтаря, металла, камня. На традиционных туарегских копьях висели украшения, вырезанные из жестянок от кока-колы и пива. Если я проявлял интерес к какой-то безделушке, начинался настоящий торг.
Но вскоре «базар» кончился. Я вновь взгромоздился на верблюда. И, словно продолжая древнюю церемонию, а ныне игру в «караван», в скоротечных сахарских сумерках под эскортом туарегов с копьями и мечами я двинулся в обратный путь. «Корабль пустыни» проплыл по песку мимо подъезда закрытой гостиницы. Десятка полтора мужчин молились, выстроившись в ряд на бархане, неподалеку от них мерила шагами песок девушка с раскрытой тетрадкой в руках.
Апрель – конец засушливого периода. В апреле 1828 года Кайе видел здесь огромные болота и до Кабары, порта на Нигере, в девяти километрах от Томбукту, добрался по воде. Десять лет назад я уже был в этих местах. Там, где тогда резвились водоплавающие птицы, теперь лишь ветер пересыпал песок. Глаза тщетно искали хоть пятнышко воды. Но русло Нигера ушло километров на десять-пятнадцать от Кабары: река не надолго принимает суда в разгар дождей. Засуха, наступление пустыни разительно изменили этот район. Канал, некогда прорытый между Кабарой и Томбукту, сегодня обвалившийся и засыпанный песком, давно не заполнялся водой.
Вода – самое дорогое, что есть в этих местах. Утром, до включения электростанции, у колонок выстраиваются очереди с ведрами и тазами. Когда очередная авария останавливает изношенный насос, вереницы людей с ведрами на головах тянутся к колодцам в пески. Вокруг Томбукту построено более десятка бетонированных колодцев для кочевников. Соответствующая программа предусматривает доведение числа таких колодцев до полусотни. Еще один специальный проект нацелен на сооружение цепи колодцев на древнем соляном пути из Томбукту в Тауденни, вдоль караванной тропы. В рамках того же проекта «Соляной путь» ведутся с помощью специалистов одной из организаций ООН изыскательские работы на питьевую воду в районе Арауана.
Но собственно городу Томбукту это ничего не дает. И небольшая станция на солнечной энергии, качающая воду для населения Кабары, конечно, тоже не решает проблемы. Нужны более основательные сооружения, но средств в Мали пока на это не хватает.
Нет воды, нет и зелени. Утром я наблюдал, как солдаты здешнего гарнизона ведрами таскали воду для полива нескольких крохотных акаций, посаженных на центральной площади. Деревца стояли окруженные сложными металлическими конструкциями, напоминающими противотанковые ежи, на которые к тому же накинули мелкие стальные сетки. Мера эта необходима, иначе многочисленные козы, бродящие по городу, не оставят ни веток, ни коры.
Четыре года назад был создан комитет из числа видных людей города, разработавший план развития Томбукту, который здесь часто называют «планом спасения». У многих он пробудил надежду. Город собирается отпраздновать свой юбилей (условно считаемый тысячелетним), и власти хотят к этому торжеству добиться, чтобы государство выделило средства на местное сельское хозяйство, строительство отеля, модернизацию системы здравоохранения, реконструкцию аэродрома... Определенные надежды связаны и с поисками нефти в Ярба, в двухстах километрах на северо-восток от Томбукту. Ведут их западные компании, и никаких результатов поиски пока не принесли.
