Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №09 за 2008 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Грануаль – королева пиратов
В 1970-е годы «Вокруг света» напечатал статью Бориса Рыбникова о леди Грейс О’Мэйл – неустрашимой предводительнице ирландских морских разбойников. Многие тогда сочли ее историю выдумкой – настолько она была необычна. Ряд фактов в статье действительно придуман, но ее героиня существовала на самом деле. Только звали ее иначе – Грануаль О’Мэлли. Рис. ввеху АНТОН БАТОВ
Имя Грейс ей дали англичане, с которыми королева пиратов то ссорилась, то мирилась всю свою долгую жизнь. При рождении ее назвали Грайне (Грания), а потом присвоили прозвище Грануаль, что означает Лысая Грайне. «Облысела» она в тринадцать лет, когда попросилась с мужчинами в море. Ей ответили, что женщина на корабле – плохая примета. Тогда она взяла ножницы и коротко обрезала свои темные кудри: «Все, теперь я мужчина!» Отец рассмеялся и взял дочку в плавание.
Родовое гнездо
Оуэн Дубдара, что означает Черный Дуб, был вождем клана О’Мэлли (по-гэльски – Умалл-Уахтара), обитавшего в нынешнем графстве Мэйо, на крайнем западе Ирландии . В этом неприветливом краю, который испокон веков жил за счет моря, члены клана славились мореходным искусством. Говорили, что они рождаются и умирают под парусом. Одни на маленьких, обшитых кожей лодках рыбачили у берега, другие на больших кораблях доставляли в Испанию и Шотландию ирландские товары: скот, кожу, шерсть, привозя обратно в Ирландию красивые ткани, вино и другие предметы роскоши. В тогдашней Ирландии, как когда-то у викингов, каждый купец был одновременно и воином, и пиратом, чтобы защитить свой корабль от нападения и при случае самому ограбить конкурента.
Таким же был и Оуэн, с которым в поход отправлялись 30—40 крепких молодцов. Поссорившись едва ли не со всеми вождями графства Мэйо, он скрывался от их мести в своем замке Карригаули – прямоугольной каменной башне, на нижнем этаже которой держали скот, а на верхнем – жили люди. Там же около 1530 года родилась Грания. Гэльские женщины пользовались большой свободой, но все кругом говорили, что Оуэн слишком распустил свою дочку – позволяет ей выходить в море, ставить снасти и даже участвовать в сражениях. Недовольна была и его жена Маргарет, но Черный Дуб никого не хотел слушать. Когда его дочери было шестнадцать, он внезапно умер – то ли подхватил в плавании лихорадку, то ли враги, отчаявшись одолеть такого соперника силой, подсыпали ему в пищу яд. По преданию, после смерти отца Грануаль бросила вызов своему младшему брату Индульфу, который должен был стать вождем. В честном бою на ножах юноша оказался побежденным и должен был, сгорая от стыда, уступить власть женщине.
Замок Рокфлит. Залив Клу. Графство Мэйо. Ирландия. Фото: FOTOBANK.COM/GETTY IMAGES
На самом деле у Грануаль был только один брат – Домналл, по прозвищу Волынщик. Драться с ним не имело смысла, поскольку вождя все равно выбирало собрание клана, которое никогда не отдало бы власть женщине. Поэтому новым предводителем без всяких ссор стал Дом налл, а его сестру поспешили выдать замуж за таниста (заместителя вождя) сильного клана О’Флаэрти – Домналла Воинственного. Он и правда без устали воевал с соседями, хотя обычно эти войны сводились к угонам коровьих стад и вероломным убийствам. Отдыхая от трудов неправедных, Домналл успел завести с молодой женой троих детей – Оуэна, Мерроу и Маргарет. Но Грануаль быстро надоело вести хозяйство, и она вернулась на море, прибрав к рукам флотилию супруга. Сам он корабли не любил, и его моряки охотно подчинились новой госпоже. Скоро она стала хозяйкой берегов не только Мэйо, но и соседних графств Голуэй и Клэр. Ее быстроходные галеры легко настигали нагруженные купеческие суда и ставили их хозяев перед выбором: кошелек или жизнь? Кроме прямого грабежа, расчетливая Грануаль практиковала рэкет, взимая с толстосумов дань за безопасность.
В то время Ирландия формально подчинялась англичанам, явившимся в страну еще в XII веке. Однако на деле гэльские кланы сохраняли независимость, английский язык, обычаи и тем более законы приживались на Зеленом острове с трудом. Только в XVII веке «железнобокие» Кромвеля полностью покорили его огнем и мечом. А пока британцы ограничивались карательными экспедициями против чересчур независимых местных вождей.
Однажды их флот внезапно напал на замок О’Флаэрти, когда там находилась Грануаль с детьми. Запершись в башне, она велела расплавить свинцовую крышу и лить металл на головы нападавшим, а сама тем временем зажгла хворост, сложенный на верхней площадке башни. Увидев огонь, ее корабли, караулившие добычу в открытом море, вернулись и разбили англичан в пух и прах. После этой победы замок Петуха, как его называли местные жители из-за драчливости хозяина, переименовали в замок Курицы. В 1560 году Домналл был убит в одной из стычек, и вдове пришлось отказаться от власти. Взяв с собой две сотни добровольцев, она вернулась в родные края, где брат уступил ей остров Клэр, удобно расположенный на торговых путях. Там она снова взялась за старое и скоро восстановила свое могущество на море.
Убивая и грабя, Грануаль не забывала замаливать грехи в часовне у колодца Святой Бригитты на острове Клэр. На пути к ней О’Мэлли однажды наткнулась на разбитый корабль и лежащего рядом с ним юношу в богатой одежде. Это оказался знатный английский дворянин Хью де Ласи, потомок графов Ольстеров. Взявшись за лечение юноши, Грануаль впервые в жизни влюбилась. Почти полгода она не покидала свой остров, а потом ее счастье кончилось быстро и печально. Хью отправился поохотиться на оленей на берег Мэйо, где его встретили и убили воины враждебного клана Макмагонов. Ярость предводительницы пиратов была безмерна. Собрав флот, она обрушилась на пришельцев и перебила их всех до одного. А потом напала на Дуну, цитадель Макмагонов, изгнала из нее прежних хозяев и заселила крепость своими людьми.
Женщины-пиратки
ХХ веке ее славу затмила знаменитая мадам Вонг. Ее муж, китайский чиновник Вонг Кункит, в годы Второй мировой войны занялся морским разбоем и был убит в 1946 году во время одного из нападений. Его дело взяла в свои руки вдова, бывшая танцовщица из ночного клуба. Укрыв свои корабли на «ничейных» островах между Китаем и британским Гонконгом, она принялась орудовать в Южно-Китайском море. Благодаря прекрасно налаженной агентуре мадам знала, на каких судах перевозятся особо ценные грузы. Добыча продавалась скупщикам, иногда вместе с кораблем, а пассажиров и команду высаживали на какой-нибудь островок. Сама Вонг редко ходила «на дело», поэтому мало кто знал ее в лицо. Это позволяло ей свободно посещать Гонконг, Макао и Сингапур, где она предавалась своей главной страсти – азартным играм. Много раз полиция подсылала к ней своих агентов, но их неизменно находили мертвыми и изуродованными. В 1970-е годы мадам Вонг исчезла – говорят, она ушла на покой и поселилась где-то в Южной Европе, а ее пиратский синдикат, где трудились три тысячи человек, превратился в мирное торговое предприятие.
Анна Бонни и Мэри Рид. Гравюра 1724 года. Фото: ULLSTEIN/VOSTOCK PHOTO
Пробный брак
Постепенно в руках Грануаль оказалось все побережье Мэйо, кроме замка Рокфлит (по-гэльски – Кавлах). Им владел Железный Ричард из рода Берков, которому морская воительница неожиданно для всех предложила себя в жены. По ирландскому обычаю они заключили пробный брак сроком на год. За это время пиратка по-хозяйски обосновалась в Рокфлите, и через год, когда Ричард вернулся из похода в свою крепость, он увидел запертые ворота и свою жену, которая коротко заявила ему с высоты бойниц: «Уходи, я с тобой развожусь». Ричард ушел, но врагами они, как ни странно, не стали – может быть, потому, что Грануаль родила ему сына Тиббота. По легенде, на другой день после его рождения она вышла в море и была атакована алжирскими пиратами (в летний сезон они заплывали далеко в Атлантику в поисках добычи). С мушкетом в руке она первой прыгнула на палубу вражеского корабля, закричав: «Не робейте, парни! Рожать гораздо хуже, можете мне поверить!»
Между тем почти все вожди западных ирландских кланов уже подчинились англичанам. В 1577 году настал черед О’Мэлли, которая явилась в Голуэй к английскому капитану Генри Сидни, который и оставил о ней первое документальное упоминание: «Ко мне явилась знаменитейшая женщина-капитан Грания Ималли, предложившая мне услуги трех своих галер и 200 воинов». Здесь легендарная ирландка гостила долго, общаясь с сыном Генри – поэтом Филиппом Сидни. Говорят, последний даже влюбился в нее, хотя был намного моложе. Позже между ними завязалась переписка, и, поскольку Грануаль была неграмотна, она специально завела помощника, чтобы тот зачитывал возвышенные послания Филиппа и сочинял ответные. Романтическая легенда гласит, что в те же годы ее посетила другая любовь – к испанскому дворянину Рамиро де Молине, взятому в плен пиратами. Он был принят в клан, участвовал во всех набегах, но потом загрустил по родной Кастилии и был отпущен домой.
Несмотря на возраст, Грания продолжала ходить в походы и лично участвовать в боях. Она была высокой, сильной, метко стреляла, прекрасно владела кинжалом и больше всего презирала трусость. Когда в одном из боев ее сын Тиббот, совсем еще мальчик, в страхе подбежал к матери и уткнулся лицом в ее колени, она крикнула: «Ты что, хочешь спрятаться там, откуда когда-то вышел? Не выйдет! А ну, вперед!»
Завидев паруса «ведьмы из Рокфлита» с изображением волшебного морского коня, многие капитаны сразу готовились сдаваться. Конечно, иногда и она терпела поражения: однажды англичане взяли ее в плен и отправили в цепях в Дублинский замок. Оттуда ирландцы редко выходили живыми, но Грануаль каким-то образом оказалась на свободе. Сохранилась легенда о том, как по пути в родные края она завернула в город Хоут, но ее не впустили в ворота. И тогда, переночевав под открытым небом, поутру она подстерегла сына бургомистра, вышедшего в лес поохотиться, и увезла его с собой. Отцу пришлось отправиться в Мэйо и униженно предлагать пиратке выкуп. В ответ она сказала: «Бери парня бесплатно, но с одним условием: ворота твоего города должны быть всегда открыты для тех, кто ищет ночлега, и за каждым столом для них должно оставаться место». Говорят, жители Хоута соблюдали этот обычай много лет.
В 1583 году умер Ричард Берк, до конца бывший другом и союзником Грануаль. Вскоре губернатором провинции Коннахт стал сэр Ричард Бингем, решительно взявшийся за непокорных гэльских вождей. Начав настоящую войну с кланом О’Мэлли, он в 1586 году разорил земли Грануаль и захватил ее сына Оуэна, который был убит «при попытке к бегству». Лишилась она и другого сына, Мерроу, который встал на сторону англичан и помогал им охотиться за матерью. Но она была неуловима, при первой опасности уходя в море. Требуя подкреплений, разозленный Бингем называл Грануаль «зачинщицей всех мятежей в этой провинции за последние сорок лет». Между тем в 1588 году пиратка приняла участие в разгроме испанской Непобедимой армады , проплывавшей мимо берегов Ирландии. Ее люди отправили на дно галеон Педро де Мендосы с сотнями моряков, но враждебности губернатора это ничуть не убавило.
Постепенно силы морской воительницы таяли, а натиск англичан непрерывно нарастал. Отчаявшись победить, Грануаль обратилась с письмом к английской королеве Елизавете .
Иншимор. Аранские острова. Графство Клэр. Вид на руины замка. Фото: JANN ARTHUS-BERTRAND/CORBIS/RPG
На королевском приеме
«К Вашему Величеству смиренно обращается Ваша верная и преданная подданная Грания Ни Мэлли, проживающая в Ваших ирландских владениях. Поскольку у ирландцев, особенно на побережье Западного Коннахта, бытует прискорбный обычай, по которому каждый вождь для защиты себя и своего народа должен с оружием выступать против соседей, я, преданная служанка Вашего Величества, в течение сорока лет также вынуждена силой защищать своих людей на море и на суше», – в письме Грануаль просила позволения «обрушиться огнем и мечом» на всех врагов королевы в обмен на защиту от самоуправства английских чиновников.
Получив письмо, Елизавета выслала ирландке вопросник из 18 пунктов, чтобы определить, является ли та мятежницей. В это время Бингем снова напал на земли О’Мэлли и захватил в плен сына Грануаль Тиббота и ее брата Домналла. Чтобы выручить их, она отправилась в Лондон , что было весьма смелым поступком для гэльской правительницы, обвиненной в пиратстве и мятеже. В начале августа 1593 года во дворце Уайтхолл состоялась встреча двух женщин, двух ровесниц, которые ни в чем не походили друг на друга. Разряженные и надушенные придворные перешептывались, глядя на высокую старуху в грубом шерстяном платье и полосатом плаще, которая почтительно, но с достоинством беседовала с их повелительницей. Беседа шла по-английски – с годами Грануаль кое-как овладела этим языком. Говорят, перед входом в зал ее обыскали и нашли длинный кинжал. «Я привыкла защищать себя», – объяснила ирландка, но оружие отдала. Ее встречу с королевой запечатлела гравюра – единственное прижизненное изображение Грании О’Мэлли, по которому, правда, очень трудно судить, как же все-таки она выглядела. Мы не знаем даже цвета ее волос: обычно их считают черными, о чем говорит и прозвище отца, но в одной из поэм – «Грания рыжекудрая»…
О чем говорили королева и пиратка, осталось неизвестным, но скоро губернатору Бингему из Лондона был отправлен приказ: отпустить из темницы сына и брата Грануаль, прекратить нападения на ее владения и уважать ее права и привилегии. Причина такой милости крылась в последних словах: «Поскольку она раскаялась в своем прежнем неповиновении и пообещала участвовать на нашей стороне в вой не, что мы ведем со всем миром». Имелась в виду война с католической Испанией, которая, хоть и потеряла Непобедимую армаду, не утратила своей мощи и грозила вступить в союз с Францией . В этих условиях помощь сильного пиратского флота представлялась отнюдь не лишней. Стоит вспомнить, что английские пираты во главе с сэром Фрэнсисом Дрейком не раз помогали Елизавете, и она вполне могла надеяться на такую же помощь от ирландских морских разбойников. Не исключено и то, что английской королеве просто понравилась эта женщина – прямая, суровая, ничем не напоминавшая ей придворных лицемеров.
Ирландия во времена Грануаль
XVI столетие стало переломной эпохой в жизни Ирландии – временем, когда вековые устои кельтского кланового общества начали рушиться под напором английских завоевателей. Еще в XII веке англичане захватили юго-восточную часть Зеленого острова – Ленстер, но остальная часть страны жила, как и прежде: без городов, дорог и денег, среди нескончаемых распрей племенных вождей, которые даже формально не подчинялись Лондону. Король Генрих VIII начал второе завоевание» острова, конфискуя земли у непокорных ирландцев и заселяя их переселенцами из Англии. Будучи протестантом, он начал гонения на католическую церковь, которой было предано большинство островитян. Ту же политику продолжала его дочь Елизавета I, что вызвало многочисленные восстания. В 1583 году королевские войска подавили многолетний мятеж графа Десмонда и захватили южную часть страны – Манстер. В 1603 году было подавлено восстание графов Тирона и Тирконнела на севере, в Ольстере, и эта область начала заселяться протестантами из Англии и Шотландии (что породило нынешний североирландский конфликт). Лишенные своей земли ирландцы бежали на запад, в Коннахт – самую дикую и малонаселенную часть страны, вотчину О’Мэлли. Эта область была захвачена англичанами только при Кромвеле, в 1640-е годы. Во времена Грануаль ирландцы еще жили кланами (септами), объединявшими родственников до седьмого колена. Составлявшие их большие семьи (дервине) выбирали на общем собрании вождя клана (флайха), который подчинялся королю племени (ри-туата). Вместе с вождем выбирался его «заместитель» – танист, бравший на себя управление в случае внезапной насильственной смерти вождя, что для Ирландии было скорее правилом, чем исключением. Уже ушло в прошлое старое сословное деление общества на рабов, простых общинников и «благородных» (айре), к которым относились вожди, судьи и поэты-барды. Стремясь подавить самосознание ирландцев, английские завоеватели запрещали песни бардов, народную музыку и одежду, третировали гэльский язык как «варварский». В результате сегодня по-гэльски говорит только 1% ирландцев.
Бронзовая статуя королевы пиратов около Вест-ПортХауса, построенного на месте замка Грануаль. Фото: AKG/EAST NEWS
«Сильные на суше и на море»
Как бы то ни было, Грануаль вернулась в Мэйо, где ее уже ждали освобожденные члены семьи. Бингем, однако, не прекратил строить каверзы клану О’Мэлли, и пиратке даже пришлось на время бежать в Манстер. Потом она вернулась, что оказалось как раз вовремя: Грануаль сдержала данное Елизавете I слово и напала на восставшего против королевы графа Тирконнела. Попутно Грануаль вернулась к любимому занятию – морскому разбою. Чтобы помешать ей, новый губернатор Коннахта Клиффорд последовал старинному принципу «разделяй и властвуй». А спасенный матерью Тиббот ответил ей черной неблагодарностью: вслед за Мерроу он перешел на сторону англичан и помогал им преследовать своих сородичей на море. Грануаль не простила вероломных сыновей и до конца жизни отказывалась общаться с ними.
В 1598 году отряды ирландских мятежников нанесли англичанам поражение и вторглись в Коннахт. Не забыв о том, что О’Мэлли поддержали англичан, мятежники разорили их земли, и Грануаль укрылась на острове Клэр, где когда-то встретила любовь. Теперь эти воспоминания не радовали ее – она бродила по берегу среди зеленых зарослей и журчащих ручьев и думала, как она на старости лет оказалась союзницей врагов своего народа. Неужели эта рыжая английская королева сумела обмануть ее?
Скоро английские армии вернулись, разоряя все на своем пути. В январе 1602 года ирландские графы Тирон и Тирконнел были разбиты в битве при Кинсейле, и вместе с ними ушла в прошлое старая Ирландия. На севере острова клановых вождей лишали вековых привилегий, жители покидали свои земли, а их место занимали английские колонисты. Через год, в марте 1603 года, умерла Елизавета I, а вскоре, когда точно – неизвестно, за ней последовала и Грануаль. По одной версии, она в последний раз повела своих воинов на абордаж вражеского судна и погибла в бою. По другой – мирно упокоилась в Рокфлите и была похоронена в семейной часовне на острове Клэр под гордым девизом Terra Marique Potens – «Сильные на суше и на море». Есть и романтическая легенда, согласно которой за ее телом приплыл на своем корабле верный Рамиро де Молина. Узнать правду об этом невозможно, поскольку гробница О’Мэлли разорена давным-давно. Зато часовня, как и замок в Рокфлите сохранились и сегодня стали местом паломничества многочисленных поклонников пиратки.
Долгое время о Грануаль не вспоминали, и только бродячие певцы, потомки ушедших в прошлое бардов, пели запрещенные баллады о «хозяйке ирландских морей». «Кельтское возрождение» XIX века оживило интерес к разбойнице. В 1988 году вышел роман «Грануаль, пиратская королева», созданный ирландской писательницей Энн Чэмберс. По его мотивам были созданы несколько произведений, в том числе бродвейский мюзикл «Грания» (1989) и пьеса «Королева пиратов» (2006). Ирландский композитор Шон Дэви написал рок-оперу «Грануаль», а в 2008 году в Голливуде планируют снять фильм об ирландской пиратке по сценарию той же Энн Чэмберс. Грануаль-Грейс имеет все шансы сделаться романтической героиней нового столетия, хотя романтизма в ее характере было мало – чтобы стать капитаном пиратов, в то время (как, впрочем, и сегодня) требовались совсем другие качества.
Иван Измайлов
Берендеева чаща Заонежья
Промышленники любят говорить, что лес – возобновляемый ресурс. Но ученые считают, что и сотни лет не хватит для восстановления девственной тайги в нынешнем ее виде. На спектрозональных спутниковых снимках границы Водлозерского национального парка видны отчетливо, поскольку к ним вплотную подступили голые вырубки. Пришвин искал Берендееву чащу в верховьях Пинеги, а она всегда была на пограничье Архангельской области и Карелии, в Заонежье. Здесь болота с чудными именами (Каменный Мох, Чирдамох, Шойка Мох, Лишкмох) расстелены между просторными борами, не знавшими топора, здесь вены ручьев набухли темной водой тайги, а между грядами прячутся озера с заветными островами. Вот она – древняя колыбель былин…
Справка
Водлозерский национальный парк создан в 1991 году. В 2001 году решением ЮНЕСКО ему, первому в системе национальных парков России, присвоен статус биосферного резервата. Он занимает площадь около полумиллиона гектаров на территории Карелии и Архангельской области – это один из крупнейших охраняемых объектов в мире. Водлозеро и 196 его островов – ключевые объекты парка. В южной его части, в пяти деревнях, но главным образом в деревне Куганаволок живут примерно 500 человек коренного населения – водлозеров, чьи культурные традиции и памятники деревянного зодчества также подлежат охране. Примерно 10% территории парка занимают водоемы, 40% – болота, все это перекрывают таежные леса, где встречаются двухсотлетние сосны и ели. Полсотни видов растений охраняются на региональном уровне. В Водлозере обитают два краснокнижных вида рыб – снеток и подкаменщик. Вообще для многих животных и растений здесь проходит граница ареала. К примеру, обыкновенный крот или кабан не встречаются севернее парка, а северный олень – южнее. Лиственница сибирская (некоторые ее деревья достигают высоты 30 метров, их возраст – 350 лет) и жимолость Палласа не растут западнее парка.
На утро вторника назначен вертолет из Петрозаводска в возрождаемую национальным парком деревушку Варишпельда в северной бухте Водлозера. Там пока два дома на берегу и часовня. Несильный ветер тянет серую вату с Онеги и рвет над берегом. Из-за тумана вылет задерживается, и я успеваю закупить продукты в ближнем магазине. Теперь у меня плюс к рюкзаку и кофру тяжеленная сумка со всем-всем, без чего не прожить три недели в безлюдных местах.
К полудню взлетаем. Вертолет неспешно гнет крюк над Онежскими шхерами (скалистыми островками), не рискнув лететь напрямик через озеро. Заонежье открывается мелколесной тайгой с палевыми полянами болот, с обязательным окошком черной воды в середине. Осень коснулась оранжевой краской берез, бордовой – рябин, и горят брызги цвета среди усталой зелени ельников. Час полета – и под нами Водлозеро с валунными косами и отмелями, с золотыми пирожками 196 своих островов. С высоты оно кажется забытым в лесах старинным зеркалом, куда, скучая, глядится низкое серое небо.
Залив в северо-восточной части Водлозера. Сюда река Сухая Водла приносит собранную по чащам и болотам воду. Пятиметровая, узкая, кажущаяся неуклюжей лодкаводлозерка местного изготовления будто специально задумана, чтобы бойко ходить под современным мотором
Второй день небо над Варишпельдой сочится унылым дождиком. Вчера он падал с бегущих туч, погоняемых дерзким ветром. Сегодня – не шевельнется ветка, не дрогнет лист. Равнодушная серость до горизонтов. Барабанят капли по крыше избушки, словно мыши пляшут там на острых каблучках. Постреливают в печи еловые дрова, и булькает в кастрюле картошка. Что еще надо здесь в такую погоду?
Конец сентября. Хотя осень запоздала на пару недель и ветер чаще – южный, к ночи небо беглыми лучами намечает северное сияние. На рассвете рваные облака наливаются ледяной синевой, остужается ветер, словно проверяя тайгу на прочность. Но к полудню снова возвращается сырое тепло. Значит, с зимой пока еще не все так серьезно, еще погуляет, покрасуется шафранная осень.
Озеро хмурится от ветров, морщинясь тяжелой рябью. Прошедшие заморозки остудили воду, и она запахла снегом. Грибы побил холод, только лопоухие свинушки героически торчат из мха, присыпанные листвой. Примороженная черника растекается в пальцах безвкусными черно-синими чернилами. А брусника, наоборот, стала еще вкуснее. Запутав паутинками болотные кочки, неспешно набирает красноты клюква.
Осень успокоилась и теперь длится и длится, смаргивая за ночь с ресниц прошлый день и начиная новый – похожий на него. Кажется, замедлилось время. Лишь взглянув на ближнюю березовую рощу, отмечаешь, что стала она совсем прозрачной и небо свободно заглядывает в самые потаенные ее закутки. Набежит ветерок – и затрепещут, заволнуются оставшиеся листья, словно испуганные рассветные облачка запутались в ветвях.
Малюсенькая лесная речушка с темно-коричневой, как ирландское пиво, водой неподвижно стоит в змеящемся русле. Она так неспешно отдает себя озеру, что кажется, это озеро запустило щупальце в лес – попить неразбавленных клюквенных морсов. По берегам застыли диковинные комли, похожие на громадных пауков с растопыренными лапами. Словно кто-то главный приказал – замрите, и ничто теперь не шевельнется до приказа.
Завидев меня, нехотя отплывают с мелководья щуки, мягкой дугой тревожа реку. Изредка булькнет в середине малек, и снова смиряется гладь, загасив волнение листьями кувшинок. Хрупкая осенняя магия соткала покрывало тишины. Тишина – неотъемлемое свойство тайги, ее живая, материальная стихия.
Девственный лес взбирается от болота на гряду и спускается по распадкам к Водлозеру. По гряде натыканы полутораметровой высоты муравейники. Мураши попрятались в свои «вавилонские башни», только пара разведчиков бегает наверху под дождичком. Бреду между пятисотлетних сосен и лиственниц, словно в подземелье. Солнце сюда не заглядывает – и здесь все мокро, трухляво и ненадежно под толстыми мхами. Все скользит, крошится и ломается под ногой. Огромные, в два обхвата, осины спокойно стоят среди беспорядка, серыми колоннами подпирая низкое небо. На недосягаемой вышине желтеют, кланяются югу их маленькие кроны.
Вид на Коксосалмский залив в северо-восточной части Водлозера. Выброшенные на мелководье комли своими зловещими контурами напоминают фантазии Колина Уилсона из его «Мира пауков». В былинном краю все имеет скрытый смысл, только надо уметь читать
Потемнела пропитанная дождем тайга. Изумрудный здесь, тяжкий дух, будто глубокая вода стоит между стволами. Давит она и теснит грудь, словно выдышали весь воздух. Ветви беззвучно роняют крупные капли. Путаный, сиротливый подлесок не доживает здесь до зрелых лет. Одна надежда: завалится огромная сосна, освободит место – и появится шанс.
Она вся неправильная – девственная тайга. Беспокоит, настораживает. Она – живой хаос. Нет вокруг для художественного взгляда ни одного классического кусочка. Нет ориентиров для городского человека. Пройденный путь растворяется за спиной, а впереди – темная стена.
В полночь синим когтем разорвало одеяло над озером, и Полярная звезда глянула из косого надреза. Потом в пушистой облачной пещере, в таинственных недрах тяжелого фронта туч холодно блеснула луна. Ее отражение легло на озеро, заволновалось, заискрилось хромированной зыбью. Бесстрастный свет превратил ночной пейзаж в неземной. Подбитая ультрамарином даль с контуром лесов вздохнула просторно и легко.
Лунный свет от окна квадратом лег на пол, наполнив комнату нежным сиянием, обозначающим пространство. Все стало призрачно и невесомо в воздушном свечении. Кажется, шевельнешься неловко – и, встревоженные, взлетят, закружатся предметы со стола, табуретка от печи, полотенце, да и сам стол – и будет все это обычно, совсем не удивительно.
Илекса
Теперь я живу на речном кордоне парка. Впадающая с севера в озеро, Илекса смирна и прекрасна в топких своих берегах. Редкие звуки вязнут в осоках. Даже рыба всплескивает шепотом. Лишь кружение комочков пены, принесенных от Новгудского порога, намекает, что река течет. Они – как седой завиток посреди зеркала, как перо птицы-метели в легком течении. Здесь парковый кордон.
Деревья подошли близко к воде, вглядываются в свои отражения. Завороженные неуемными струями, они клонятся ниже и ниже – и падают в реку, беспомощно растопырив корни, будто пытались схватить тишину, а та скользнула сквозь деревянные их пальцы. Не выручила. Не спасла.
Что надо человеку? Маленький домик на берегу неторопливой таежной реки, по-стариковски ворчащий на печке чайник и нескончаемая осень с незаметным переходом от янтаря звонкого в тяжелый оранжевый, мелкой изморосью, шорохом листвы под ногами, яблочным хрустом инея по утрам. И пусть в немом радио шумит небесный эфир. Пусть глухие леса укрывают лосей, медведей, росомах, белок и зайцев. Пусть тучи – жирные кабаны с темным брюхом – цепляются за ели, повторяясь для красоты в бегущей воде…
В устье, перед слиянием с Илексой, скромная речушка Новгуда широко разливается и успокаивается. Течение становится незаметным, и кажется, что это уже не река, а лесное озерцо с островком посередине
Здесь, напротив паркового кордона, живет редкое эхо. С ним можно переговариваться только с высокого яра. На других местах оно отвечает неохотно. Вторит эхо с противоположной стороны реки, с болотистого залива, возвращая слова с задержкою громовым, эпическим голосом. Его показал мне инспектор Николай Михайлович из Куганаволока (деревня на южном берегу Водлозера) – быстрый, ловкий, улыбчивый. Он крикнул от берега: «Кто ты?» И эхо сурово переспросило: «Кто ты?» Стоявший рядом лесник Алексей внезапно прокричал: «Кто украл хомуты?» И эхо воспроизвело этот неуместный в тайге вопрос, а в затихающих повторах зазвучало: «Ты, ты, ты». Они еще долго горланили с мальчишеским азартом, задавая разные вопросы, будто тайно надеялись, что однажды эхо не просто повторит его, а даст настоящий ответ. Я тоже кое-что спросил. «Оно сегодня хорошо отвечает, – сказал, накричавшись, Николай Михайлович. – А пена на течении, – вдруг, будто некстати, добавил он, – она похожа на нашу жизнь».
Низко пролетел на болотные раздолья лебедь-шипун и гортанно перекликнулся с эхом, словно назвал пароль. И стихло эхо, затаилось невидимое в диких, по грудь травах, в страшных глубинах провальных топей, в буреломах и завалах, навороченных весенним паводком.
Вечерело. Острая мертвая трава, цепляясь за ноги, сковывала шаг. С болот крадется промозглый туман, слоится над водою неверным полотном. Засыпает тайга. Не шевельнется, не вздрогнет. Лишь изредка плеснет масляно крупная рыба, и, долго не затухая, расходятся по сонной реке круги.
Тайга
Неспешно подступил октябрь, и зима опомнилась, словно наверстывая упущенное. Сначала захолодало и небо опустилось так низко, что болота пили прямо из туч. Когда же дожди истощили свои водяные запасы, север вздохнул по-мужски. Теперь снежная крупа с дождем занавесом полощется в готике соснового бора. По утрам река парит, а вода сделалась прозрачной и ломкой. Лес устал сопротивляться, кончились в нем летние батарейки. К ночи запад налился густым, жестоким сизым цветом. На фоне тяжелого, долгого заката деревья показали всю совершенную, нервную графику своих голых ветвей.