Текст книги "Последнее представление (СИ)"

Автор книги: Властимир Невзоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Может, обидели её чем? – задумчиво протянул Фауст. – Хотя, вроде, весёлая ходит…

Девушка улыбнулась и села поудобней, не сводя с него восторженного взгляда зелёных глаз.

– Ты ж колдун, да? – она игриво наклонила голову к плечу, – колдун ведь?

Мастер усмехнулся. После нескольких порций вина и мёда девушка была наконец весёлой и добродушной, а не ворчливой злюкой.

– Нет, не колдун.

– Ну признайся, – Розмари снова улыбнулась. – Как бы это иначе получалось, если не волшебство?

– Нет, – Фауста это откровенно веселило, – не угадаешь.

– Но ты же не мельник?

– Не мельник, – вздохнув, согласился он.

– А как ты всё это показывал, если не колдовал? – она подсела к нему поближе. Он чуть подвинулся, чтоб уступить ей удобное, без вмятин, место на матрасе.

– Я не колдун, Розмари, – он улыбнулся и потрепал её по волосам. Та только ахнула тихонечко. – Я мастер. А то, что ты видала сегодня на сцене – не волшебство, а наука.

– А где ж такому учат в Пестовке? – недоверчиво спросила она, глядя ему в глаза. Тот покачал головой.

– В Пестовке такому не учат. Да и здесь, в Ивкальге, таких знаний ни у кого нет.

– Тогда… как? – она вновь любопытно наклонила голову к плечу.

Фауст недолго колебался. В конце концов, в нём уже тоже были и мёд, и вино, и несколько глотков грушевой настойки Исидора.

– Я не из Пестовки родом, – тихо ответил он. – А из славного города-порта Мотас. Вы называете его Маатанией. Я учился в храме природы в Аркеях, и у меня были самые лучшие наставники на материке.

– Вот как… – негромко отозвалась девушка. Игривое любопытство с её лица разом пропало. – И что ж, у вас там всех учат так же?

Фауст улыбнулся.

– Не всех, но ум у нас ценится так же высоко, как у вас – кровь и титулы. Во Флоосе благородным назовут человека гордого и храброго, а у нас – образованного. Все дети учатся читать с малых лет. Ты вот во сколько научилась?

– Я не умею, – прошептала Розмари. – Анна тоже. Я даже нотной грамоты не знаю, подбираю музыку на слух.

– О, – смутился Фауст, – извини. Мне продолжать, или лучше не стоит?

Девушка пододвинулась ещё ближе и облокотилась на его плечо.

– Продолжай, пожалуйста, – едва слышно ответила она.

– Хорошо, – он улыбнулся и чуть приобнял её за плечи. – Что тебе интересно?

– Расскажи про свою семью, – попросила она. – С моей-то ты знаком.

Юноша задумался.

– Мой род – потомственные учёные. Все поколения уже сотни лет служат королю. Я старший сын, – он гордо улыбнулся, – и должен унаследовать семейные лаборатории. Меня в них пока не пускают, говорят, что я болван и тюфяк, – он вздохнул, – но, надеюсь, что их всё же не отдадут сестре, как грозятся последний год.

– Ты не болван! – возмутилась Розмари.

– И на том спасибо, – пробормотал Фауст. – Но учился я и правда прескверно. Они работают на главнокомандующего, вооружают армию, – продолжил он в полный голос, – потому во главе должен встать сильный и ответственный человек. А разве может им считаться какой-то глупый скоморох? – он улыбнулся и погладил её по голове. – Но я стараюсь, насколько могу. Все эти фейерверки, огненные кольца и дым – часть моего обучения. Отец, верно, думает, что я на концертах кувыркаюсь и жонглирую, как тот толстяк с утра, вот и не относится ко мне серьёзно, – он снова погрустнел.

– Продолжай, пожалуйста, – тихо отозвалась девушка. Глаза её были чуть влажными, а губы дрожали.

– Я не знаю, – задумался юноша, – о семье, вроде, всё рассказал. Что ты хочешь слышать?

– Расскажи всё, что сам считаешь интересным, – прошептала Розмари, – я о вас почти ничего не знаю. И как добрался сюда, тоже расскажи. Вы ведь далеко, да?

– Далеко, – согласился мастер. – Я много дней ехал на лошади и шёл пешком по вашей степи. Ну что ж… хочешь, расскажу про наши храмы? – он прилёг и кивнул на местечко рядом. Девица слабо улыбнулась и легла рядом, положив голову ему на плечо.

Оказалось, что про привычные ему с детства вещи Фауст мог говорить без перерыва и усталости. Он рассказал про их веру в познание мира, про храмы Естествоприроды, Медицины, Астрала, Космоса и Порядка, которые изучали все возможные стороны мироздания и были плотно вплетены в государственное управление. Посетовал на жёсткую кастовую структуру города и позавидовал ставленным имперским дворянам. Похвалился теми самыми травяными банями, о которых вспоминал по пути из деревень, и рассказал про огромную, разросшуюся, словно грибницу, систему портов на заливе у реки Левсан. Он вспомнил, как во время своего обучения плавал в экспедицию на южные острова и брал для изучения образцы горных пород. Рассказал, что в центральные кварталы пускают только аристократов, храмовых служащих и богачей, а сами они на окраины выходить не стремятся, потому он в портах и торговых рядах почти что и не бывал. Он даже вспомнил про многочисленные мастеровые кварталы, которые скупали у других государств за бесценок ткани, дерево и металлы, и продавали обратно одежду, мебель, оружие и украшения. Когда ему казалось, что он рассказал уже абсолютно всё, обязательно всплывала какие-то новые воспоминания. Розмари слушала его очень внимательно, но лицо её становилось всё грустнее с каждым новым его рассказом. Анна и Исидор, похоже, где-то остались гулять: была уже глубокая ночь, а они всё не приходили. Из-за количества выпитого мёда Фауста уже давно клонило в сон, но девушка всё не уходила и задавала новые вопросы, правда, всё более тихим и заплетающимся языком. Когда она наконец засопела тихонько, он устало и довольно вздохнул и, приобняв её за плечи, закрыл глаза, проваливаясь в сон.

***

Проснулся Фауст от громкого и требовательного стука в подвальную дверь. Сквозь окошко под потолком уже вовсю светило солнце, на улице снова стоял гам. Второй день ярмарки, ну точно же!

– Розмари, милая моя, а когда вы сегодня будете… – он попытался было нащупать девушку под боком, но запоздало сообразил, что лежит один. Ну вот, видимо, сегодняшний их концерт он пропустит. И даже ведь не проснулся, когда она вставала! – «Похоже, очень уж вчера устал после всех этих гуляний», – сонно подумал мастер, садясь на матрасе. В дверь снова заколотили.

– Да сейчас, сейчас, – пробурчал он. – Могли б и сами зайти, всё равно уже стук разбудил… за инструментами, что ли, вернулись? – барабан с лютней по-прежнему были на месте. Зевнув, Фауст подошёл ко входу в подвал.

– Если вы за инструментами на концерт, так я с вами пойду тогда, – доверительно сообщил он, потирая глаза и толкнув дверь. Со входа его едва не снесли – в тесную подвальную комнатку один за другим вошли несколько караульных. Последний захлопнул за собой дверь и встал в проходе.

– Вроде похож, – велел последний. – А ну пакуйте вместе со всеми пожитками.

– Эй! – возмутился Фауст, всё ещё плохо соображающий с утра. – Вы сюда по какому праву? А ну прекрати! – один из мужчин, совершенно не стесняясь, прошёл к его углу и принялся переворачивать матрас и покрывала в поисках личных вещей. Обнаружив в итоге свёрток с оставшимися склянками, дневником и одеждой, он взвалил его себе на плечи и повернулся к командиру, ожидая указаний.

– А вы чего стоите? – рявкнул старший. Фауста мигом обступили остальные дозорные, один из которых умелым движением заломил ему руки за спину, а второй принялся обвязывать их грубой верёвкой. Он стоял совершенно потерянный, не понимая, что вокруг происходит. Убедившись, что парень обездвижен, старший наконец отошёл от подвальной двери.

– Ну что, – угрожающе произнёс он, поигрывая рукоятью ножа на поясе, – расскажи-ка нам, мельник из Пестовки, как ты вчера показывал свои чудеса.

Фауст почувствовал облегчение. Ну конечно!

– Я всё понял, – улыбнулся он, – вы от церковников, да? Я не еретик, и не колдун. Посмотрите, – он попытался было сделать шаг к дозорному, держащему свёрток, но получил больной удар в лодыжку и тихо ойкнул, – это просто наука. Алхимия, если хотите. Я могу вам всё показать, у вас получится то же самое! В этом нет никаких… – его снова ударили, теперь в поясницу, и он, резко выдохнув, согнулся от острой боли в боку. – За что? – хрипло прошептал он.

– Алхимия, значит, деревенская, – прошипел старший. – Правду, что ли, сказали, что ты шпион маатанский?

– Я не… – начал было Фауст, но очередной удар, теперь уже по старому синяку под рёбрами, заставил его захрипеть. – Я не шпион, – едва слышно прошептал он.

– Откуда ты приехал, мельник? – мужчина протянул руку, и в его ладонь лёг мешок со склянками.

– …не важно, – пробормотал Фауст. – Я ничего грешного не делал. Отпустите. Сейчас хозяева придут.

– Ну-ка, гляньте, чего там, – командир вынул из свёртка его дневник и бросил одному из солдат. Тот полистал страницы и покачал головой.

– Не по-нашему. Не могу прочитать.

– Не-по нашему, значит, – бормотал старший, продолжая копаться в вещах. – Оп-па, а это у нас что? – он достал тонкую цепочку, на которой висел резной серебряный амулет с древесными ветвями. Он повернулся к Фаусту. – Не шпион, значит? – спокойно спросил командир, ткнув ему в лицо храмовый медальон.

Фауст осторожно выпрямился и глубоко вздохнул. Теперь терять уж точно было нечего.

– Вы совершаете большую ошибку, – сказал он так твёрдо, насколько позволяла невыносимая боль в боках, – если моя семья узнает о том, что вы…

– Если то, что нам про твою семью наплели – правда, то их на части порвут сразу, как только они посмеют сунуться к городским воротам, – отрезал командир. – Пусть с твоей судьбой князь разбирается, как доедет сюда наконец, а до тех пор в другом месте посидишь. Дайте книгу сюда. Вещи забираем с собой. А ну, пошли, раз-два!

Фауста снова пнули в спину, чтоб он шагнул вперёд, и потащили за верёвку прочь из подвала. Яркий свет с улицы слепил глаза, но даже сквозь него было видно толпу во дворе. Вот только народ не суетился по своим делам, а стоял прямо напротив подвальной двери, не спуская глаз с конвоя. Слева от лестницы стояла женская половина музыкантов. У Розмари были красные заплаканные глаза и опухшее после ночи лицо, а Анна обнимала её за плечи, гладила по волосам и провожала Фауста пристальным прищуренным взглядом. Командир отошёл от процессии, сказал что-то девушке и, поклонившись, передал ей тяжёлый кошель. Фауст только успел позвать её тихонечко, и тут же получил тяжёлый удар по затылку. Последнее, что он запомнил – как на его голову надели душный холщовый мешок, и он провалился в холодную темноту.

Глава 9. Окно под потолком

Под головой был холодный, чуть влажный камень. Руки больше не были связаны, но затёкшие ладони не могли пошевелиться от боли и усталости. Осторожно приподнявшись на локтях, Фауст рассеянно заморгал в попытках оглядеться – вокруг было темно, только из оконца под потолком пробивались лучи света. На правой ноге висела цепь, прикованная к стене.

Когда глаза наконец привыкли к темноте, он осторожно сел на полу и опёрся спиной на стену. Он был в маленькой, не больше пяти шагов в длину, подвальной комнатушке с каменными стенами и холодным неприветливым полом. Левее лежали доски, покрытые то ли плотной простынею, то ли побитым старым половиком – слишком тоскливая замена кровати. После встречи с дозорными ныло всё тело, особенно бока и поясница, и на лодыжке уже светился синяк. Привычной уже тёплой одежды не было – его в беспамятстве одели в потасканную серовато-бежевую льняную длинную рубаху, не оставив ни шерстяных штанов, ни сапог.

«Как я здесь оказался?» – запоздало подумал он, прикрыв глаза. – «Я помню, как меня ударили… после того, как я позвал…», – в памяти всплыл дозорный, передающий музыкантам мошну с деньгами. Фауст тихо заскулил и сжался в комок, обхватив руками колени. Ну какой же глупец! Княгиня ведь предупреждала тебя, дуралей! Но почём было знать, что девчонка, не сводящая с него влюблённых глаз, решит доложить о нём властям?..

Со стороны двери раздалась возня, лязг металла и скрип открывающихся заржавелых петель. В комнатушку, чуть прихрамывая, зашёл молодой паренёк лет двадцати на вид, в куртке дозорного и со связкой ключей на поясе. В руках он держал кружку и полную тарелку с несколькими кусками хлеба. Гость осторожно поставил посуду на пол посередине комнаты и отошёл обратно к двери, разглядывая Фауста.

– А знаешь, ты выглядишь не таким опасным, как рассказывали, – сообщил он. Мастер медленно поднял голову. – Мне-то наплели… до тарелки дотянешься?

Фауст повернул голову, чтобы посмотреть на длину цепи, вновь взглянул на тарелку и пожал плечами.

– На месте сиди, – велел дозорный и, осторожно подобравшись к центру комнаты, подвинул посуду на шаг поближе. Фауст снова поднял на него глаза.

– Почему я здесь? – пробормотал он. Голос был сиплый, горло болело. Похоже, он уже давно лежал на мокром полу под сквозняком.

Дозорный усмехнулся по-доброму.

– Ты хочешь узнать, почему тебя взяли, или почему ты именно в этой камере?

Тот снова пожал плечами.

– Что-то ты совсем плох… – пробормотал вояка. – Взяли тебя по обвинению в соглядатайстве по доносу. Ждём, когда приедет кто из властей повыше. Новость быстро расползлась, народ тебе, честно признаться, не очень рад. Потому ты и здесь, – настал теперь его черёд пожимать плечами, – это одно из самых защищённых от гостей снаружи и снутри мест в остроге. Очень выйдет неловко, ежели Его Светлость тебя найдёт задушенным после ночи, а?

– В городе есть другие чужеземцы, – прошептал Фауст. – Я видел на ярмарке. Почему закрыли именно меня?

Дозорный покачал головой и сел на камень, поджав ноги, чтоб было теплее.

– Потому что они предупреждали о своём приезде. Потому что они отмечались на въезде в город, и о них знали в управе. Потому что они не вредили жителям Ивкальга.

– Я тоже не вредил.

Паренёк вздохнул.

– Если ты действительно невиновен, тебя отпустят. А если всё, что про тебя болтают, правда, так ещё и денег сверху дадут, чтоб дело замять. Но в управе сейчас сидят несколько офицеров, глава торговых кварталов да названный управляющий, они по твоему поводу ничего не могут решать, пока не приедет великий князь.

– То есть схватить они меня смогли, а отпустить – не могут, – пробормотал мастер, – занятно…

– Они волнуются за порядок в городе, – негромко ответил дозорный, – и за свои места.

Фауст кивнул и снова ткнулся подбородком в колени.

– А что с твоей ногой? Почему хромал?

Охранник махнул рукой.

– Не важно. Поранил, зажить никак не может. Какое тебе до того дело?

Перед глазами Фауста вновь появилось лицо Исы, добродушно усмехающегося в бороду и качающего головой.

– Хочешь, помогу? Принеси мои вещи, я посмотрю твою ногу.

Паренёк отодвинулся к двери и недоверчиво посмотрел на мастера.

– Мне вот зачем тебе вещи твои отдавать? Ты с ними что делать собрался, а? Меня ж повесят, если ты сбежишь отсюда в мой караул.

Фауст грустно усмехнулся и кивнул на цепь, сковывающую ногу.

– Как я отсюда сбегу… слушай, меня же не за убийство закрыли. Я людям зла никакого не делал никогда. Принеси вещи… будешь всё делать сам… я, – он закашлял от давящей боли в горле, слишком уж много оказалось для него слов, – вот на этом месте останусь сидеть, – продолжил он свистящим шёпотом.

Дозорный встал с места и, не сводя с пленника недовольного взгляда, спиной вперёд вышел из камеры, напоследок хлопнув дверью и резким движением заперев все засовы. Фауст тихо вздохнул и, поднявшись на ноги, добрался-таки до еды. Правой ногой шевелить было трудно, цепь оказалась тяжёлой и врезающейся в кожу. Вода в чашке была почти ледяной, густой суп в тарелке – остывшим, с противной жирной плёнкой поверх. Не то, что нужно для восстановления после сна на таком холоде. А в вещах, кажется, ещё лежала пара бутылок мёда. Вот бы они сейчас пригодились согреться. Едва он закончил свой нехитрый обед – или ужин?, – дверь снова распахнулась. На входе стоял уже ему знакомый дозорный, который держал в руках тот самый свёрток и с недоверием глядел на своего пленника.

– К стене отойди, – велел он, – не то уйду сейчас, – Фауст кивнул и медленным шагом отошёл на место. Охранник зашёл в комнату, прикрыл дверь и положил свёрток на пол, выбрав место посуше.

– Ну давай, показывай, – он замотал штанину наверх, – что мне с этим делать, – прямо над ступнёй позади была резаная рана. Нанёс её явно кто-то умелый – в уличной драке ноги не подсекают.

Фауст закашлялся снова.

– Тебе бы ходить поменьше, – пробормотал он, – чтоб зажило. Промыть можно или водкой крепкой, или я могу сейчас масло купоросное развести, это уж чему ты больше веришь. И замотай потом плотно, чтоб ступня двинуться не могла. Как тебя звать?

– Лазарь, – дозорный всё ещё смотрел на него недоверчиво, но уже с долей уважения.

– Где ты это получил, Лазарь? – прошептал мастер. Тот выпрямился и махнул рукой.

– Успокаивал дебошира в кабаке с несколько дней назад. Кто ж знал, что он фронтовой, – паренёк усмехнулся грустно, – и привык насмерть резать, а не в морду кулаком бить. Сапоги ещё эти… – он поморщился, – водку найду на кухне. Твоей дрянью не хочу себе никуда лить.

– Обувь под размер себе найди потом, – посоветовал Фауст, – меряй уже после того, как ногу завяжешь.

– Ага. Найду. Спасибо, – он замотал обратно штанину. – Вот видишь, и вещи твои не понадобились.

– Слушай, Лазарь… – мастер снова обхватил руками замёрзшие колени, – можно мне мою одежду обратно? Очень уж холодно здесь, – голос уже тоже стал хриплым, – хоть штаны с сапогами?

Караульный покачал головой.

– Штаны точно не положено. Да я и не найду их уже, забрал кто-то наверняка. А обувь… да забирай уж, а то не доживёшь ведь до княжеского визита на таком полу, – он покопался в мешке и выудил оба сапога, – ни чулки, ни обмотки какие не принесу, сам понимаешь.

– Да… да, – прошептал Фауст, – спасибо тебе. Спасибо.

Дозорный, кажется, его жалобного вида теперь боялся куда меньше. Он, хоть и опасаясь, но всё же подошёл ближе, чтобы поставить обувь и забрать пустую посуду.

В сапогах ноги всё ещё мёрзли, но так хоть немного полегче было сидеть на холодном полу. Вместо сна, который бы так помог переждать время, пришла какая-то тупая апатия. Он безучастно смотрел в стену, разглядывая потёки на камнях и растущий под потолком мох, слушал редкие капли и считал биения сердца между ударами воды о пол. Что сделает князь, когда приедет в город? Кто, интересно, заведует этим княжеством? Если этот человек бывал в Аркеях, то, верно, встанет на его сторону. А если нет – что тогда делать? Да и что вообще можно сделать в этой камере, кроме пустой болтовни… Фауст закрыл глаза и запрокинул голову назад, опираясь на холодный камень стен. Шея после того последнего удара болела невыносимо. И он понимал, что попытка лечь на эту странную замену кровати не принесёт облегчения.

– Как же хочется спать, – прошептал он, не открывая глаз. И наружу. Лучи из окна были какие-то слишком тусклые и светлые – похоже, уже давно была ночь, а днём он просто пролежал без чувств на полу. Немудрено, что в теле такая усталость.

Лазарь заходил ещё пару раз. В первый он похвалился, что замотал ногу по совету: сапог на ней, и правда, был куда больше. Хорошо, если это поможет. Во второй раз он заглянул с дежурной проверкой и сразу ушёл, даже не заговорив. Похоже, теперь придётся сидеть в одиночестве до самого утра. Фауст попробовал перебраться на доски с тряпками – там, по крайней мере, было сухо. Но из-за запаха старой затхлой ткани его начало мутить. Он лёг на доски и накрыл простынями голые ноги, чтобы хоть немного согреться. Сон не приходил. Перед глазами стояли сцены вчерашнего дня. Он вспоминал, как выступал на ярмарке, как гулял по торговым шатрам и даже не подозревал, что его ждёт всего лишь на следующий день. А рядом, похоже, был человек, который только и ждал момента, когда можно побольнее нож в спину воткнуть. И ведь плакала тогда с утра! Зачем же?.. или она рассказала старшим, а те уже захотели решить проблему, которая была только в их головах?.. Но тогда награду передали бы не ей… думать было тяжело. Боль в теле и саднящее горло отвлекали от хоть сколько-нибудь разумных мыслей. Дремота то накатывала волнами, то снова отступала. Сквозь окно не было слышно птиц – только шаги где-то высоко и голоса. К утру беспокойное забытье наконец одержало верх, и недолгий сон всё-таки помог скоротать хоть немного времени.

– Ну, чего тут? – дверь снова отперлась с громким лязгом. Знакомый караульный зашёл в камеру с утренней порцией еды. – Живой пока?

Фауст приподнялся на кровати и хрипло закашлял вместо ответа. Лазарь хмыкнул и поставил тарелку рядом с кроватью.

– Похоже, вреда от тебя теперь уж точно не будет. Подожду-ка здесь, пока не доешь. Остальные нынче какие-то больно тоскливые.

Мятно-медовый отвар в чашке был хоть немного теплее воздуха в камере, и мастер почувствовал, как больному горлу становится легче. Он потёр глаза и посмотрел на своего непрошеного спутника.

– А что же, ты ко всем поболтать заходишь? – на этот раз получилось сказать вслух, хоть и тише, чем обычно. – Настолько скучно здесь?

– А почему нет? – доверчиво улыбнулся Лазарь. – Самые весёлые – те, кто по пьяни с рынка утащил какие фрукты и некстати караульным на глаза попался. Их выпускают через пару дней, но за то время они много интересного рассказывают. Или шулеры игровые – если отказываются возвращать деньги, их тоже сюда суют. К настоящим преступникам не захожу, конечно, – тише добавил он. – Не их боюсь, а себя. Один раз еле успели оттащить. Потому и коротаю дни с воришками и мошенниками.

– А я тогда кто? – Фауст отодвинул пустую чашку и внимательно посмотрел ему в глаза. – Мошенник или воришка? – Лазарь был, кажется, моложе на несколько лет, а глаза его светились тем же доверием, что обычно Фауст видел в зеркале.

– Ты, парень, – он вздохнул, – человек, который не в том месте оказался. Сложно всё с тобой. Закрыть-то тебя закрыли, а чего дальше делать, никто не знает. Вот и ждём кого повыше, чтоб разрешил вопрос.

Они замолчали. Фауст сел на досках и накрылся простынею, словно плащом. Он очень боялся, что через пару дней ткань на воздухе отсыреет и больше не будет давать хоть толики тепла.

– Слушай… – он чуть кашлянул и сел поудобнее – насколько это позволяла холодная цепь на ноге, – я знаю, как можно всё решить. Если вы позволите отправить письмо в Аркеи, то ответ наверняка…

Лазарь рассмеялся – незлобиво, по-доброму. Фауст даже смутился немного.

– Письмо? Ну ты серьёзно? – он улыбнулся. – Ты правда считаешь, что кто-то позволит человеку, обвинённому в соглядатайстве, отправлять письма в чужие страны? Э, нет. Пусть великий князь решает, что делать, и, если нужно, сам везде и пишет.

– А что за князь? – тихо спросил мастер. – Как зовут?

Дворяне – не дураки, вспомнил он голос госпожи, что подвезла его до города. Вот бы поговорить с кем-то его статуса, а не простыми людьми! Неужели то, что видят аристократы, сокрыто от глаз здешних офицеров?

Лазарь покачал головой.

– Ты что же, сюда приехал, про нас ничего не зная? Наш верхний – Пауль Лабре, старший советник святейшего императора. Гонца, вроде, послали ему, но кто знает, когда освободится… занятой человек. Ему не с руки Флоссфурт покидать. Да и ехать до столицы отсюда дюжины две дней без остановок. Долго тебе ждать.

Пальцы задрожали – то ли от холода, то ли от усталости, то ли от внезапно нахлынувшего чувства опустошённости.

– Но ты ж, похоже, веришь, что я здесь находиться не должен, да? – тихо спросил мастер. – Ты сказал, что я оказался не в том месте, – думать по-прежнему было тяжело. Ты мысли, которые раньше мелькали за пару ударов сердца, сейчас тянулись медленно, словно это голова была прикована к стене, а не лодыжка.

Охранник вздохнул. Лицо его стало серьёзным.

– Мы все понимаем, что до шпиона ты не дотягиваешь. Город, да, непонятно зачем смотрел. Да и писал неизвестно что. Но та братия всё ж поуверенней себя ведёт. Думаешь, не видели мы настоящих заграничных лазутчиков? Но в твоём лице город просто нашёл возможность выплеснуть давно накопившуюся злость. Это ж надо, какое совпадение, что именно ты, да без запроса в управу, и ваши власти о том не знают… Не вини девчонку, а? У неё были причины. Сиротой всё-таки осталась. Любой бы на её месте так поступил.

Фауст покачал головой, смаргивая подступающие слёзы.

– Я не понимаю, – прошептал он, – в чём вы меня обвиняете.

Лазарь медленно встал, отряхнул штаны и, отойдя к двери, повернулся вновь к нему.

– …просто знай, – наконец ответил он, – что повод – то, что ты въехал сюда без ведома властей. А причина – твой длинный язык. Если б никто не знал, откуда ты родом, то уехал бы ты с миром, – с этими словами он открыл дверь, которая привычно уже скрипнула заржавелыми петлями, и вышел в коридоры.

Снова оставаться в одиночестве было невыносимо. Капли, мерно падающие с зарешеченного окна, выводили из себя своей сбивчивой ритмичностью. Фауст попробовал встать и, к его изумлению, у него получилось. Поясница всё ещё гудела, да и боль в затылке и шее никуда не пропала. Но оказалось, что после вчерашнего ужина и сна хотя бы на досках, а не мокром кирпиче, телу стало куда легче. Разум на удивление прояснился. Оказалось, что цепь и вполовину не позволяет добраться до двери, а вот обе боковые стены были доступны. Он посмотрел было с надеждой на окно под потолком, но быстро бросил затею. Даже с перетасканными к стене деревяшками он не доставал и до середины стены. Только устал зазря. Да ещё в процессе случайно шаркнул ногами и искры высек, да так, что пришлось срочно спускаться и тушить доски. Было бы, конечно, теплее некоторое время, но он справедливо рассудил, что, если кто обнаружит костёр, то его и вовсе разденут и прикуют за руки и ноги к холодному камню. Нет уж, такого удовольствия он им не доставит. В отчаянииФаустпопытался разбить цепь самой крепкой из досок, но, как только услышал треск дерева, отложил его прочь.

– Мне нужны мои вещи, – прошептал он, прикрыв глаза, – я смогу избавиться от цепи и… и… – и что делать дальше, сказать было сложно. Мало было разрушить оковы. Впереди была дверь, а, возможно, и не одна. Впереди была охрана. А ещё впереди было здание темницы, и только этому их Всесветному было известно, какое устройство имеют здешние коридоры. Он некстати вспомнил, что даже не видел острога, когда они с Розмари гуляли по городу. А это значит, что если и выйдет, то… мысли опять перепрыгнули в сторону девчонки, и сердце вновь заполнилось обидой и гневом. Юноша попытался было медленно вдохнуть, чтоб успокоиться, но, как только перед глазами снова появилось миловидное девичье лицо в обрамлении светлых волос, он в ярости ударил кулаком о стену. Рука заболела, зато на сердце стало куда спокойней.

– Всё будет хорошо, – прошептал он, – здесь тебя никто не достанет. Просто сиди и думай.

Просто. Думай. Чтобы избавиться от цепи, нужен свёрток с инвентарём. А что делать после? Нужно дождаться, когда охранник зайдёт в камеру и не закроет по привычке дверь. Он ведь не закрывался, когда заходил. Его можно будет… нет, нельзя. Опять вспомнился Иса. Фаусту было странно жаль этого паренька, который был вынужден стоять на охране и развлекать себя задушевными беседами со своими пленными. Он, кажется, неплохой человек. Не хотелось ему делать чего дурного, да ещё и после советов по излечению. Может, получится как-то договориться? Если сапоги положили в свёрток, то, верно, всё, что в нём было, оставили внутри.

От обрывочных мыслей, перескакивающих с темы на тему, его отвлёк стук в дверь. «Странно как», – подумалось ему, – «он же не стучал раньше». За дверью послышалась возня, но лязга засовов не было.

– К тебе гости пришли, – раздался голос Лазаря из-за двери. Фауст встрепенулся. Может быть, это мастера? Доехали всё-таки… и наверняка узнали сразу весть. Или та самая княжна с медвежьей головой проехала обратно и решилась узнать, как там её подопечный!

– Я подумала, – прозвучал тихий девичий голосок, – что стоит зайти.

Внутри снова начала вскипать злость. Пальцы уже так привычно затряслись. Отчаянно хотелось снова ударить кулаком в стену, или сломать одну из этих злосчастных досок. Фауст закрыл лицо руками.

– Зачем ты здесь? – прошептал он. – Зачем пришла?

Снаружи послышалась возня и шорох ткани.

– Помнишь, я говорила, что меня Исидор сиротой подобрал? – негромко ответила она. – У меня мать в горячке умерла, когда младшая сестра родилась. А отец и старший брат с войны не вернулись.

Каждое её слово отзывалось низким гудением колоколов в затылке. Смысл доходил до парня медленно, словно до него пытались докричаться с другой стороны моста через Левсан.

– В чём беда? – наконец отозвался он равнодушно, не открывая лица. – Я думал, что у вашего народа нет судьбы почётней, чем смерть в битве.

– Да, если ты солдат, а не красильщик, – отчеканила Розмари. – Да, если у тебя нет малолетней дочери. Да, если ты гибнешь в честном бою, а не из-за соседей-самозванцев, которые просто пришли поразвлечься, – слышно было, как она храбрится, но под конец голос наконец дрогнул.

– Я понял, – прошептал побледневший мастер, убрав наконец ладони с лица. – Я понял, о чём ты. Девять лет назад, бой при Куларе?

– Я не знаю, сколько лет прошло. Я была ребёнком. И осталась одна, – из-за стены раздались приглушённые всхлипы. – Это не ваша война. Зачем вы туда пришли?

Фауст медленно сел на доски в углу комнаты, не в силах больше стоять на ногах. Он хорошо помнил, как в те дни гудел город. Были заторы на дорогах, а в храм Медицины отправили всех свободных учеников, не занятых своими исследованиями. И в родное поместье наконец-то тоже вернулись шум и гости…

– Потому что армии Флооса и Фрахе… Фратании подобрались слишком близко к нашим границам, – заученно вымолвил он. – Потому что мы должны были защитить наши земли. Потому что у вас не было на то никаких прав.

– Только для этого? – грустно усмехнулась девушка за дверью.

Нет. Не только. Я не сразу вспомнил, сказал ему Лотар когда-то. Ноги снова подкосились. Вот теперь он точно понял. Если бы не сел, то, верно, свалился бы на пол.

– Моему батюшке надо было узнать, – отчаянно прошептал он, – действенны ли его кулеврины против живой силы. Он со скандалом истребовал отряд стрельцов и сам их обучил. И ждал, когда появится возможность опробовать их в действии.

Всхлипы с той стороны стены прекратились, сменившись громкими глубокими вдохами.

– И как? – почти участливо спросила Розмари. – Помогло это твоему батюшке?

Фауст медленно кивнул, словно забыв о том, что его никто сейчас не может видеть.

– Нас снова начали принимать всерьёз. Двор дал денег на работу и присвоил титул королевского оружейника для главы семьи. У нашей династии снова появилось будущее.