Текст книги "Последнее представление (СИ)"

Автор книги: Властимир Невзоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Замолчи, – прошипел Фауст.

Гней вздрогнул, услышав непривычный повелительный тон. Ему хватило ума не пытаться сейчас продолжать разговор. Пробормотав слова извинений, он снова взялся за поводья. На солнечном свету, в жарком воздухе степи и без такого привычного уже влажного сквозняка Фауст, едва прикрыв глаза, падал без чувств. Если б не сидящий позади Гней, вовремя подхватывающий ослабевшее тело, то рухнул бы с лошади. Короткие сны, приходившие к нему, не приносили покоя. Он снова видел солдат, и Агнешку, и Ису. Если поймали степных воров, то и в Осочья, верно, уже вся разодрана в клочья после прихода войск.

Столько хороших людей, думал он когда-то. А сейчас всё, чего ему хотелось бы видеть – это пожарище на месте каждой из деревень. Обожжённые ноги болели нестерпимо, к нему то и дело возвращался кашель. В первый раз Гней вздрогнул от внезапного приступа, а во второй просто молча протянул бурдючок с водой. После неё и правда стала легче. Прикрыв глаза в слабости и бреду, Фауст вновь увидел отца. Только на его лице больше не было недовольства или презрения. Позади стояла княжна и шептала что-то о долге, о клятвах и примирении. Руки её были в крови, а у колен свернулся калачиком медведь с древесным медальоном на шее. Увидав знакомый знак, Фауст распахнул глаза; лошадь была окружена флоосскими солдатами. Вскрикнув, он со всех сил дёрнул поводья, чтоб вырваться из окружения; кобылка встрепенулась и побежала вперёд, а Гней еле удержался позади, вовремя ухватившись за сбрую.

– Совсем спятил? – рявкнул он, отобрав у него поводья. Глубоко задышав, Фауст оглянулся. Вокруг никого не было.

– Ещё раз сделаешь так, – пригрозил Гней, – руки тебе свяжу.

Фауст только к бедной кобылке покрепче прижался. Вид толпы на площади всё не уходил у него из головы. Посечённые руки, кашель и отпечаток земли на спине. Не может такого быть, чтоб это прошло бесследно. Но каждый раз, когда в голове всплывали те самые светлые косы, он силился вспомнить вспыхнувшее кострище. Нет больше никаких кос, и гусли сожжены. Дозорные не смогут догнать, они уже слишком далеко. Хватит об этом думать. Вдали на холме было видно одинокую телегу; но вряд ли на ней едут недруги. Они, верно, ехали бы конным отрядом и со знамёнами.

– Вода осталась ещё? – Гней заглянул через плечо. – Я пешком шёл два дня, – он устало вздохнул, – сил никаких. Горячка ещё твоя. Хорошо хоть мы на… твоя ведь лошадь? Как назвал?

Фауст молча покосился на её морду: серая, чёлка потемнее, редкие светлые пятна на шкуре. Никаких мыслей.

– Может, Розочка? – предложил Гней. – Будут с Ромашкой букетом.

На мгновение глаза кобылки отлили изумрудом. Тот вздрогнул.

– Никаких роз. Не знаю… – одно за другое, он снова вспомнил пастилу, и кривую фрахейскую лошадь, и подвальные чайные. Сдалось ему имя сейчас придумывать… – Мята?..

Лошадка повела ухом.

– Отозвалась! – восхищённо ответил Гней. – Значит, Мята. Если запрячь вместе, то получится настой успокаивающий.

Фауст криво улыбнулся. Его друг настолько старательно делал вид, что всё хорошо, что это выглядело ещё хуже.

– Я не знаю, что у тебя произошло, – тише добавил мастер, словно прочитав его мысли. – Могу только надеяться, что ты обо всём расскажешь, когда мы все встретимся. Но мне настолько надоели имперские речи, что я хочу сейчас говорить хоть о чём-то.

– Я понимаю, – прошептал Фауст. – Понимаю, но сам не могу. Говори. Я всё равно уже не отличаю явь ото сна.

Кобылка свернула по дороге под холм, на склоне которого росли какие-то тщедушные осинки. Голова немного прояснилась, когда солнечные лучи наконец спрятались в древесных ветвях. Глупые видения наконец его оставили – ни поленья, ни серый дым, ни гусли больше не всплывали перед глазами. Он допил оставшуюся воду и хотел было уже протянуть бурдючок Гнею, но взглянул вбок, к рощице на холме, и заметил тяжёлое шевеление в кустах.

– У меня, верно, снова бред из-за горячки, – пробормотал он. В ветках показалась любопытная меховая морда.

Гней достал свой свёрток, сунул туда бурдюк и принялся бесшумно копаться внутри.

– Да нет… – прошептал он, – я тоже вижу. Пойдёт, как думаешь?.. – он достал небольшую древесную свечу. – Испугается ведь?

Медведь в кустах издал низкий рык и вышел наружу, неловко перебирая ногами. Кобылка, словно не заметил опасности, спокойно брела дальше по дороге.

– Эй, эй, – Фауст похлопал её по шее. – Иди-ка поскорей, пока тебя не заметили. – Сзади послышалось сдавленное хихиканье. – Ты чего? – прохрипел мастер, обернувшись.

– Неплохо вышло, – наконец отозвался Гней, не снижая голоса, и сунул свечу обратно в мешок. – Были б пешком, поверили бы. Ты где видал лошадей, которые зверей не боятся? – он расплылся в улыбке.

– Она приучена, – Фауст не понимал, – она с казарм…

Медведь встал на задние лапы и укоризненно наклонил морду. Из-за поворота за холм показалась белая лошадка с зелёной веточкой в зубах, и послышался смех возничего.

– Видали б вы себя! – хохотал Марк, вытирая слёзы. – Ну совсем дураки, а? Какие медведи в этих степях? Сжарятся же, бедняги.

Феликс снял звериную голову и тряхнул рассыпавшимися волосами.

– Мы вас давно заприметили, – сообщила Корнелия, развязывая ленты на костюме, – ещё с холма, как ехали. Не сразу поняли, да как услышали, не осталось больше сомнений. Вы чего уезжаете? Новолуние ведь завтра! Или мы неверно рассчитали, и там уже всё прошло? – она погрустнела.

Гней спрыгнул с Мяты и подал руку Фаусту. По его лицу ручьём полились слёзы. Доковыляв наконец до девушки, он упал на колени и намертво вцепился в неё объятиями.

– Как же я по тебе скучал, – шептал Фауст куда-то в растрёпанные волосы, – как же скучал… – сил в ослабевших руках почти не было, и он жадно хватался пальцами за ткань на её плечах, чтоб хоть как-то удержаться рядом.

– Эй, – возмутилась Корнелия, отодвинув его от себя, – ты чего?.. – но тут же осеклась, увидев мокрые щёки и остекленевший взгляд. Вздрогнув, она прижала его к своей груди. – Тихо, тихо… – пробормотала она, поглаживая его пальцами по мокрым, слипшимся волосам. – Всё хорошо, успокойся. Мы с тобой. Я с тобой, – она осторожно поцеловала его в лоб. – Ты хочешь домой?

Фауст кивнул, вцепившись в неё покрепче.

– Всё хорошо, – тихо повторила Корнелия, прижав его к себе. – Мы поедем домой. Ложись, – она подняла беспомощный взгляд на Гнея. – Что произошло? – прошептала она. Тот покачал головой.

Заехав в рощицу на холме, они распрягли Ромашку и отправили лошадей отдыхать. Фаусту постелили медвежью шкуру на телеге и накрыли сверху всеми покрывалами, которые нашлись. Ребята переговаривались чуть поодаль, еле слышно. Марк хотел было отдать ему какую-то ватрушку, которая оказалась у него с собой, но Гней заявил, что болезному сейчас можно только супы и чай. Он его всё же осмотрел, велел снять штаны и не лежать ногами на меху, промыл ожоги прохладной водой и отправился на холм искать травы, сбивающие жар и успокаивающие кашель. Корнелия подходила к нему несколько раз, гладила по волосам, шептала что-то и вытирала платком мокрый лоб. Как в воспоминаниях о сестрёнке… с ней рядом Фаусту становилось намного легче; один раз, держа её за руку, он даже смог наконец уснуть, а не провалиться в горячечный бред. Гней принёс какие-то листья, заварил настой и подал его больному, наказав выпить всё до последней капли. На вкус напиток был мерзким, горьковато-мятным, горло сводило судорогой, но обеспокоенный вид Корнелии, сидящей рядом, заставил его всё же проглотить лекарство.

Они поехали сразу после. На развилке возник спор, по какой дороге ехать; Фауст только махнул рукой в сторону незнакомого ему тракта. Не стоит им проезжать там же, где он успел показаться. Они останавливались ещё несколько раз, меняли лошадей, чтоб они успевали отдохнуть, а Гней продолжал на каждой остановке варить свои странные горькие чаи. Марк на одном из привалов у медленной речушки умудрился поймать карпа, которого тотчас пустили на пустую уху со щавелем. Весь суп заставили выпить Фауста, остальные мастера тоскливо жевали свои припасы. Стояли они ровно столько, сколько требовалось; как только дела завершались, они сразу ехали дальше. Фауст почти не говорил, только просил, чтоб поторапливались, насколько можно. Корнелия садилась рядом с ним, и он засыпал то на её коленях, то схватив дрожащими пальцами тонкую девичью руку. Ребята начали потихоньку общаться, однако голоса были тихими, чтоб не беспокоить больного, а темы – отвлечёнными, чтоб не скатиться в привычные ссоры. На той же речке им встретилась мельница; Марк, вздохнув, взял денег и отправился внутрь. Обратно он вышел с ощипанной куриной тушкой.

На второй день травяных горьких настоев жар наконец-то начал спадать. Ноги всё ещё горели, да и кашель не пропал никуда. Но хотя бы просто лежать было уже не так больно. В городок они заезжать не стали – объехали по краю и двинулись дальше. Марк никому не уступал место возничего, и очень нахваливал Мяту, её покорность и знание команд. По части дисциплины Ромашка с ней ни в какое сравнение не шла.

Когда на следующие сутки Фаусту стало легче настолько, что он больше не задыхался в кашле после каждой произнесённой фразы, он наконец вылез из-под своих одеял и велел Гнею достать дневник. Там немного было написано, только про первые две деревушки – да и то не полностью. Когда мастера прочитали записи, он, то и дело прерываясь на свой горький чай, принялся рассказывать дальше. На медвежьей княжне Марк не смог сдержать изумления – он сразу вспомнил, кто это такая. А, как только рассказ дошёл до столичных музыкантов и прогулок с девчонкой, Корнелия засопела недовольно, но вида не подала.

– Так значит, у нас не совпадают праздники в честь начала новой луны… и надо было поспешить, – вздохнул Марк. – Кто ж знал? Если б были все вместе в городе, то, верно, всё было б хорошо.

Фауст грустно кивнул, укутавшись в покрывало. Он продолжил рассказ – про внезапный караул с утра, про неделю в темнице. Про охранника, который, казалось, один в городе отнёсся к нему, как к человеку, про бунтарей на улицах и про сегодняшнее утро. Единственное, о чём он не стал рассказывать – так это про его видения, которые терзали его днём и ночью.

– Прямо за мной обрушились горящие балконы на проезд, – закончил наконец он, – я слышал, что он командовал обойти площадь другими дорогами, но, похоже, задержался из-за паникующей толпы. Я потому так и торопился, – едва слышно добавил Фауст, – не знал, когда нагонят… и что будет после.

Корнелия положила ладонь на его руку.

– Теперь всё хорошо, – тихо ответила она, – ты в безопасности. Ещё немного, и мы пересечём мост. Там тебя точно никто не достанет.

Он кивнул чуть заметно. Марк снова полез менять лошадей для отдыху, Гней занял тёплый медвежий мех и задремал, а Корнелия опёрлась тихонечко на его плечо и замолчала. Фауст думал о том, что его ждёт дальше. Он понимал, что последствия сегодняшнего дня будут не только у раненых жителей Ивкальга. Понимал, что, если он доложит о послах, ему придётся выдать всю правду о том, что произошло в городе и деревнях по пути. И ещё понимал, что разразившийся после скандал навсегда закроет ему путь к наследству. Корнелия осторожно тронула его за плечо.

– Тебя беспокоит что-то? – спросил она, глянув ему в глаза. Он пожал плечами.

– Я думал дать жалобу в королевскую приёмную, чтоб они решили вопрос с посольством, – негромко ответил он и чуть кашлянул, – а сейчас вдруг понял, что после проблем не оберёшься. А если не дать… наверняка кто придёт из Ивкальга. Со всех сторон всё паршиво.

– Оттуда никто не придёт, – девушка покачала головой, – иначе им придётся признаться нашим властям, что они без суда хотели казнить чужестранного аристократа. Последствия после того будут похуже сожжённой площади.

– Думаешь?.. – недоверчиво спросил Фауст. Она кивнула.

– Если ты хочешь спокойствия, – она снова взяла его за руку, – не говори никому. Оставь это только между нами. Пока о том никто не знает, ты в безопасности.

– А послы? Если они вернутся в Мотас и… и…

– И признают, что пошли спасать свои шкуры вместо защиты интересов города? – грустно улыбнулась Корнелия. – Им хватит ума не заявляться с претензиями. Даже если наплетут, что имперцы напали на них своей волей, клубок всё равно распутается, и всё придёт к тому, что они не выполнили своих обязанностей. Уж поверь, ты для двора куда важней, чем они.

– Спасибо, – прошептал Фауст. После её слов на сердце стало спокойно и тихо-тихо. – Кажется, твоей волей я снова могу жить, – он чуть улыбнулся. Она погладила его по волосам и снова прижалась к плечу.

– Могу ли я надеяться, – вдруг спросила девушка, – что после всего ты останешься тем же человеком?

Помедлив, Фауст покачал головой.

– Я уже не знаю, что со мной творится, – он отвёл взгляд, – но я уверен, что добьюсь прав на семейное дело. Теперь я… понимаю, зачем это нужно.

– О как… – негромко ответила Корнелия. – Хорошо, если у тебя получится.

Марк снова сел на своё место и хлопнул в ладоши. Гней недовольно забурчал и перевернулся на шкуре.

– Мы отправляемся, – объявил парень, – теперь – до самого моста безо всяких остановок. Завтра будем на месте. Девчата отдохнули и смогут пройти путь без привалов.

Около деревушки по пути, в которой так хорошо встретили Гнея, они тоже останавливаться не стали. Корнелия оставила Фауста отдыхать и пересела к Марку. Гней хотел было сесть на Ромашку верхом, чтоб хоть чуть-чуть разгрузить телегу, но кобылка достаточно наглядно дала ему понять, что для таких переездов не создана; хорошо хоть позади камней не было, иначе б расшиб он себе голову после падения. Взяв свой дневник, Фауст тоскливо полистал страницы, а после истребовал себе у Гнея перо с походной чернильницей. Больше в этот день он голосу не подавал: только сидел, опершись на свёрнутые одеяла, и строчил что-то на своих листах без перерыва. Корнелия дважды заглядывала через плечо; в первый раз она обнаружила просто исписанные мелким почерком страницы и несколько клякс, а во второй на листах появились какие-то чертежи, подозрительно напоминающие оружие стрелецких отрядов, но с массой стрелок и зачёркнутых подписей. На все вопросы Фауст только отмахивался и огрызался, после, впрочем, негромко извиняясь. Вздохнув, она снова отсела к Марку.

– Что осенью будем делать? – наконец тоскливо спросила она. – На сбор урожая снова праздники ж будут. Можно хоть по пригороду прокатиться.

– Если работы не будет, то я с радостью, – Гней тоже подсел поближе, вслед за ней разочаровавшись в попытках растормошить приятеля. – Ты вроде хотела новые номера придумать?

– Как я их одна придумаю… – проворчала девчушка, покосившись на Фауста, который был поглощён своими записями. – Марк, расскажи, что узнал по дороге!

Возничий поднял руку.

– Мы, мастер, с тобой по одной дороге поехали, – сообщил он, – мне во всех домах раструбили, что приходил учёный с лютней и фокусы показывал. А я, не будь дураком, стребовал у них за то их игры. Не поверишь, многие те ж, что и у нас, но несколько новых тоже узнал. И сказки ещё рассказывали, – гордо добавил он, – Феликс всё записал! Так что по ту сторону реки все зрители будут нашими.

Гней присвистнул.

– Вот это вы молодцы! А сказки б на музыку положить. Ты вроде поёшь у нас хоть немного? Мне-то лучше рот не открывать, – он поморщился, – при свидетелях.

– Да ладно, людям нравится, – хихикнула Корнелия, – веселятся.

– А должны восторгаться и денег давать! – огрызнулся он.

– Эй, хорош, хорош, – Марк снова махнул рукой. – Сделаем всё. А может, снова в приграничные фрахейские деревни? Нас там хорошо приняли в прошлый раз. Номера обновим, да игры другие будут…

– Кстати можно, – кивнула Корнелия, – у меня, может, получится уже кошку-то заиметь, как хотела. Мы неплохо собрали, – пояснила она Гнею, который в удивлении поднял брови, – я и играла, и плясала Феликсом. Уж на шкуру рысиную хватит.

– А кошку можно и в наше выступление включить, – загорелся Гней, – а давай, правда! Как отдохнём после возвращения, надобно будет встретиться и всё продумать! Поедем потом на юг и…

– Нет, – вдруг неожиданно громко отозвался Фауст. Ребята обернулись к нему.

– Что тебе не понравилось? – мягко спросила Корнелия.

– Нет, – повторил он, отложив изрисованный чертежами дневник. – Мы не поедем на юг. Мы снова поедем сюда, во Флоос, – Фауст улыбался, – и я знаю, что мы им привезём.

Эпилог

Корнелия сидела за столом, подперев рукой щёку, и быстро черкала пером на длинном, исписанном уже листе. Мелкие буквы сливались в тонкие чёрно-блестящие бусы. Она сдула с глаз кудрявую прядку волос, которую не удалось убрать в причёску поутру, и села поудобнее, потянув ноги. Последние недели девушка работала практически без перерыва, чтобы закончить наконец обучение и получить заветное звание.

– К вам просят, – рабыня, служащая при библиотеке, заглянула внутрь. – Вам помочь? Может быть, хотите чего?

– Нет, – хмуро отозвалась Корнелия, – пропусти и ступай на место.

Та поклонилась и вернулась в коридор. В комнату зашёл Фауст. У него тоже было сложное время: семейные лаборатории наконец перешли в его собственность, и последние месяцы мастер торчал в своих подвалах каждый день, прерываясь только на сон, ужины да редкие посиделки со старыми друзьями. Ядовитые пары, горячий воздух, дым и недостаток сна превратили смуглого красавца в измождённого мужчину, бледного, с впалыми щеками и синяками вокруг воспалённых глаз. Но теперь с его губ не сходила больше улыбка.

– Марк звал в поездку, – он присел на стол и чуть потрепал её за причёску. – Не хочешь снова прокатиться?

Корнелия вздохнула, отложила перо и внимательно посмотрела в его глаза.

– Мне не с руки сейчас кататься Феликсом, и ты прекрасно это знаешь, – холодно ответила она. – Мать купила мануфактуру у храма Медицины. Хочет найти новые способы повышения плодородия земли в степях. И прежде, чем она начнёт нанимать работников, я должна закончить наше исследование и получить звание адепта.

– Много осталось? – он взял в руки исписанные листы. – Может, могу чем помочь?

Корнелия покачала головой.

– Не по твоей части. Я должна освоить новое направление. Совсем не знакома с химией, – она вздохнула. – Но, так как матушка планирует сразу поставить меня во главе, я должна уметь контролировать всё, что будет на производстве. А у тебя как? Закончил свои последние опыты?

Фауст улыбнулся чуть безумно. Глаза его загорелись.

– Не то слово, – вдохновлённо прошептал он. – Мы наконец смогли найти подходящий состав стали, которая не портится от огня и трения. Заключили договор, подписанный королевской семьёй. Для добычи руды отдадут один из южных островов, а для обработки выделят треть кузнецких кварталов.

Девушка вздохнула, покачала головой и снова взялась за перо.

– Удивительно, Фауст, то, – отозвалась она, наклонившись над своими листами, – как быстро ты переобулся. Был таким светлым наивным мальчиком, который даже мысли не мог допустить о том, чтобы человека обидеть. А теперь совершенно спокойно работаешь вместе с отцом над созданием оружия, которое в ближайшие годы убьёт сотни, тысячи людей.

– Меня пытались сжечь заживо на центральной площади города, – прошипел он, наклонившись над ней, – меня, наследника одной из древнейших аркинских династий! Ты считаешь, что я должен был спустить это с рук?!

– Что? Нет, конечно, нет, – спокойно ответила Корнелия, не отвлекаясь от своего конспекта. – Просто удивляюсь тому, что кататься по деревням и клянчить бестолковые медяки для твоей чести не было оскорбительно, а почётное звание шпиона сразу вызвало в тебе столько гнева.

Фауст побледнел. Девушка снова отложила перо и заглянула в глаза, взяв его за руку.

– Если бы тебя убили, – тихо, но твёрдо сказала она, – Мотас пошёл бы на Империю войной. Мы бы с землёй сравняли княжество, в котором ты был пленён. Выжившие были бы взяты в рабство, и над выжженными степями развевался бы Аркейский флаг.

– Я знаю, – едва слышно ответил мужчина. – Знаю.

– Я рада, – тихо добавила Корнелия, притянув ладонь и поцеловав егопальцы, – что ты вернулся невредимым.

Фауст тряхнул головой и вымученно улыбнулся.

– Совсем ты меня отчитывать принялась. Я не выбирал, в какой семье родиться.

– Ну почему же, – чуть веселее отозвалась она, – не отчитываю. В конце концов, мы на одной стороне. Оба пытаемся сделать так, чтобы еды хватило на всех живущих людей. Правда, цели своей достигаем по-разному… ну чего ты так смотришь? – она смутилась.

– Не знаю, – улыбнулся он, устроившись поудобней на тесном столе. – Красивая.

– Вот поэтому я и не хочу больше с вами кататься, – проворчала Корнелия, снова сдув непослушную прядку. Фауст поднял бровь. – Пока я была Феликсом, – она вздохнула, – вы ж во мне женщины вообще не видели.

– Теперь видим, да ты не рада, – хохотнул мастер. – Подумала ещё раз?

– Подумала, и мнения своего не сменила, – отрезала она, – нет и ещё раз нет. Ну сам посуди, – она смягчилась, заметив его растерянный вид, и снова взяла его за руку, – детям будущим придётся на части разорваться, чтоб унаследовать оба производства. Нам обоим лучше найти себе адептов или чиновников. Всем же будет проще.

Фауст спрыгнул со стола.

– Я к тебе на днях ещё зайду, хорошо? – он улыбнулся и снова потрепал её за волосы. Его руки все пропахли серой и порохом. Корнелия зашипела привычно – причёска была красиво убрана, и такая трёпка могла её испортить. Но тут же махнула головой и чуть улыбнулась.

– Заходи, конечно. Можем посидеть в чайной, как закончу с конспектами.

Худощавый болезненный мужчина, в которого превратился Фауст, приложил правую руку к сердцу, и не вышел из комнаты, пока Корнелия не сделала того же. Как только дверь в комнату закрылась и пришла долгожданная тишина, она вновь взялась за перо. Её друг всё-таки остался тем самым наивным мальчиком, которого она знала. Всё было хорошо.