Текст книги "Холодная кровь (СИ)"

Автор книги: Властелина Богатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да где ваши глаза были, когда забирали ее?! Не могли простую девку от княжны отличить?

Анарад поставил крынку, пальцем большим вытирая нижнюю губу, опустился на скамью.

– Могли, – согласился, – только мысли другим заняты были, – ответил Анарад, ощущая, как нутро согревается разом, только гнева вовсе не заглушил жар этот, а только наоборот.

– Надеюсь, хоть не трогали ее?

Анарад втянул в себя воздух, быстро взгляд поднял на Вротислава, тот тоже посмотрел пристально на него. На языке даже горько сделалось, вспомнив тот поцелуй случайный.

– В общем так, – вышел из задумчивости Найтар, возвращая взгляд на Анарада,

– отвезешь туда, откуда забрал.

– А как же жрец? Она же знае…

– Ты слышал, что я тебе сказал, сын, – пронизал князь тем взглядом, от которого душа трескается надвое. – А если хочешь оставить, – князь облокотился на подлокотник, украшенный резьбой – головой волка, – женись тогда. – А почему и нет? – поддался вперед Найтар, заинтересовавшись собственным рассуждениям, давя взглядом. – Чем тебе девка не невеста, красивая, ко всему жрица, а там, может, и договоритесь, поди, и поможет.

Анарад сам не помнил, в какой миг вскочил с лавки, ладонями опираясь о столешницу.

– Ты шутить со мной? Смеешься?

– Вовсе нет, – проговорил он, спокойно взирая на него, твердо. – Пришла тебе пора, разве нет, все равно не она, так другая станет, как по мне – с Агной ты уж познакомился достаточно. Это хорошо еще Карутай не знает, что вы тут натворили, а узнает? Думаешь, у нас забот мало, чтобы со збрутичами воевать? Мало нам, думаешь, лайтарцев да этих да Когана…

Князь сцепил зубы, и Анарад только сейчас за пеленой смятения увидел, как расходилась его грудь в дыхании глубоком, как сжимал он пальцами до бела в костяшках подлокотники. Анарад выпрямил плечи, невыносимо захотелось уйти прочь куда-нибудь, лишь бы подальше.

– Я отвезу ее обратно, – ответил он, толкнув с силой скамью, так, что та, прочертив пол, назад отскочила, Анарад вышел из-за стола, прочь удаляясь.

Останавливать его никто не стал. Да и пагубно это было. Бешенство застилало глаза, и он не видел пути перед собой, шагая широким шагом, выходя на улицу. Да только идти было некуда, чтобы в одиночестве побыть, толпились у терема мужчины старшие да кмети, шумели все. Небо совсем поплотнело, хмурилось, и – как нарочно – дождь начал накрапывать, чертя холодный воздух серебристыми искрами.

Князь явно не в себе сегодня. И как только в голову взбрело! Решение его выворачивало изнутри, решил поиздеваться над ним, когда и так на пределе. Дождь все расходился, вскоре разгоняя челядь со двора, только мужчинами все нипочем было, и продолжать гулять до ночи поздней – а чего еще делать в такую хмарь? Забарабанили частые капли по навесу тревожно. Анарад взглянул в сторону леса, что за стенами высокими торчал верхушками сосен сизыми.

Там – чуть вдали – струился дым прозрачными клубнями. Домина. Анарад, постояв еще немного, торопливо спустился с порога – оставаться здесь уже не хотелось вовсе. Вышел на двор, холодные капли брызгали за ворот, обжигая кожу, дождь мочил рубаху, прибивая пыль во дворе. Анарад шел быстро. Зар, что стоял у завалинки вместе прибывшими кметями князя, повернулся было – кликнуть хотел, да, видя хмурый вид княжича, раздумал.

Пройдя срубы новые, Анарад вышел на окраину детинца, под дождем воздух уплотнился, и земля начала комьями к сапогам приставать. В эту сторону он забредал редко, когда-то здесь был княжий терем отцов – обугленные постройки в черной копоти так и встали перед глазами. Сейчас, конечно, от них ничего не осталось – эту часть сделали хозяйской: тут и оружейная, и склады разные, погреба. А там – за стенами высокими – начинались курганы.

Анарад, постояв немного, передумал идти к Домине – ноги понесли его в обратную сторону. Как углубился в лес, Анарад и не помнил. Спокойный дождь, по-осеннему промозглый, шуршал в кронах, стекала вместе с ручьями старая хвоя, осыпаясь на тропку, что темнела средь деревьев, почти травой заросшая. Остался уж позади детинец и шум его суетной жизнью кипучей, а здесь – в лесу – птицы пели, и все на разный лад, и запах грибной мучнистый.

Волосы уже липли ко лбу, и вискам, и шее, дождь застилал глаза, на губах его вкус холодный, на плечах и груди намокла рубаха. Анарад все глубь удалялся сквозь тихий омытый лес, на ходу сбивая капли с травы охристой, через которые проглядывали соцветия древесницы лесной – такие синие, гордые, смотрящие в хмурое дождевое небо, как глаза княжны Агны.

Княжны. Вот же недоля окаянная, надо же вот так не понять, кто она, угодить ногами в трясину. Анарад шагал вглубь, топча их сапогами. Вскоре лес, погруженный в дымку влажную, редеть стал – княжич вышел на берег реки, которую здесь называли Доль. Брала она исток из чащобы Врожеских лесов и примыкала к руслу Согши, что разветвлялась в разные стороны: одна ветвь к морю вела, к землям северян, торговых городищ обширных, а другая – вглубь дремучую.

Вскоре глазам открылись холмы покатые за туманной пеленой, дубы раскидистые, словно памятки о том, кто здесь покоится уж много лет. И тихо здесь было, что даже не слышно, как шелестит дождь по траве. Анарад направился к ним – к тому кургану, где березы тонкие росли – там и захоронена матушка. Княжич замедлил шаг, не понимая, зачем пришел сюда. Сказать, что так и не нашел следов никаких, и отца не нашел. Приблизившись, погрузился в пустоту безмолвную, неподвижную, и гладь тихую не рябило даже ветром.

Анарад коснулся березы, самой старой, от сырости мхом поросшей, с потемневшей корой – еще несколько лет, и засохнет совсем, даже как-то горько становилось от того: больше не будет здесь тени прохладной в знойный летний день, и длинные ветви не будут свисать до самой земли, что косы девицы. Дождь, кажется, стих – Анарад не чувствовал, как и время, которое текло в месте этом пустынном по– иному. Не заметил, как темнеть начало, и туман поднялся такой плотный, что крыл дальние берега лесистые. А потом снова закрапал дождь…

Анарад вернулся, когда стемнело почти, загорелись повсюду лучины в окнах высоких да факелы повсюду. Шумели дружинные избы, мимо которых проскользнул княжич – пир, знать, разгорался. Значит, и князь там, и Вротислав. Только присоединяться к ним не хотелось – нужно выспаться как следует, а завтра решить, что с чужачкой делать. Княжной Збрутича.

Поднявшись по ступеням, Анарад поднял глаза, выхватываю стоящую женскую фигурку на крыльце. Домина к нему бросилась, оглаживая щеки и грудь.

– Холодный какой, мокрый, где ты был весь день? Тебя жду, и вчера ждала, а ты так и не пришел, – пролился медом хмельным голос ее, чуть с хрипотцой, приглушенный, в темноте глаза ее блеснули огнем, согревая.

Анарад в кольцо рук ее заключил, только теперь почувствовал, что и правда весь мокрый, и колотилось изнутри что-то неуемное, тревожное, и хотелось немедленно избавиться от того прямо сейчас. Он склонился, жадно и остервенело впиваясь в губы служительницы, сминая груди в ладонях, скользнул губами к волосам, вдыхая смолянистый запах, такой горячий и горький, скользнул краешками губ по ее шее бархатной и сладкой – прикусил. Домина обмякла в его руках, но тут же встревожилась, когда княжич к брусьям крыльца ее потеснил.

– Увидит же кто, – прикрывая ресницы, выдохнула она горячо, сама же, обвив руками его шею, телом гибким прижалась, затрепетав.

Анарад не ответил – пускай смотрят. Он резко развернул ее себе спиной, к пояснице прижимаясь пахом, и так горячо стало и тесно в штанах, что зарычать захотелось, сорвать одежду и в клочья разорвать, взять неистово и бурно. Скомкав подол ее платья, он задрал, оголяя белые бедра, рванул тесьму своих влажных, сдергивая прилипших к ногам штанов, ощущая каменной плотью горячее лоно, проник, нависая над Доминой. Та от неожиданного вторжения дыхание потеряла вмиг, от страсти, всколыхнувшей их обоих, что пролилась жидким свинцом по спине Анарада к пояснице, скручивая всего на грани боли, на лезвии безумства.

– Держись крепче, – прошептал ей на ухо, рывками ударяясь до упора о бедра Домины.

Та вцепилась в брусья, застонала тихонько сдерживаясь, под рьяным напором, что выбивал дыхание из ее груди. Только это ему и нужно было, сознавая – если не возьмет свое, его разорвет на куски от давящей изнутри тяжести. Горячие волны комом прокатились по телу, княжич содрогнулся, ухнув в огненное жерло острого, сжигающего его всего вожделения.

Высвобождая из уст рычание ослаблено, слегка навалился на распластавшуюся под ним Домину, руками по обе стороны от нее, упираясь в брусья, продолжал двигаться, высвобождая все до капли, уже размеренно и плавно, ощущая горячую влагу, что охватывала его мягко, пока совсем не остановился, дыша надрывно и тяжело.

Нет, этого было слишком мало. Слишком. Анарад отстранился, покидая наполненное, сжимающее его изнутри лоно женщины, приходя в себе. Зрения проясняться стало, и он видел пустые открытые переходы, и неуловимое движение заставило его повернуть голову, да только поздно – взгляд успел зацепиться за белое пятно одежды, что скрылось мгновенно в тени дверного проема. Он оправился резко, и марево схлынуло с него разом.

Видел их кто-то. Да и что с того? Все знали о связи его с вдовицей. Домина отдышавшись пошевелилась, разворачиваясь, руки ее оплели пояс. Она в глаза посмотрела, а потом вниз на губы и вдруг нахмурилась.

– А это что? – протянула руку, касаясь пальцами губы нижней.

Анарад дернул подбородком – и зачем напомнила? Та не стала настаивать, хоть в глаз ее потускневших вдруг взмутилось подозрение.

– Пошли, тебе согреться нужно, застудишься, – влажные губы, соком налившись от притока жара, растянулись в сдержанной улыбке.

Глава 6

Непростая задачка легла на плечи Найтара. Не думал, что по приезду из Борицы такая неприятность случится. Перед глазами князя так и встала эта девочка с синими глазами, и перевернулось все внутри разом, будто его швырнуло назад в прошлое на целых двадцать лет, ошпарили душу воспоминания давно забытые, погребенные под тленностью лет. Найтар растерянно запустил пальцы в волосы, пронизанные нитями морозными, взъерошив их, усмехнулся горько – стар он уже. Как неумолимо время, хоть печалиться по тому и не следовало, ведь молодая жена рядом, красивая, и пусть холодна она, зато наследников подарить способна. Он на лик ее польстился, на взгляд тягучий и глубокий из-под дымных, будто пеплом припорошенных ресниц. Вот и пусть наследников плодит, потому как из этих земель ни одна на то не способна. Кровь догоев сильна, может перебороть проклятие страшное.

Да и он сам потерял надежду жену искать по весям своим, не думал, что так его жизнь корежить станет, уродовать, хорошо, что успел появиться Вротислав, иначе надежда бы эта погасла. Теперь дети его страдают, и неизвестно, когда проклятие это ослабнет – не один колдун не может это увидеть, сильны чары, что скручивается виток за витком вокруг Роудука. Брата ему найти Воруту необходимо, пусть он признает правду, скажет обо всем, что сына ему в грозу родила простая девка, которую приволок он с собой с похода в княжество, а Даруна – жена его – потеряла первенца и чужого за своего приняла, и выдала перед всеми.

Найтар прошел к окну. Шумел дружинный двор, и избы полнились народом – его ждут уж, верно. Князь втянул в себя воздух жадно. И любит всем сердцем Анарада, да только справедливость точит изнутри, покоя не дает, и не даст никогда, если на свет не прольется. И никто не знает об этой тайне запретной, кроме него – Найтара. Не знает даже Домина… Князь закрыл глаза, потянув вновь в себя воздух свежий дождевой, пропитанный запахом сырой рыхлой земли. Осень туманная выдалась, и листопад запоздалый, что в месяц Грудень редко бывает, знать, морозы будут суровые – продержаться бы. Суровое испытание для многих – закрома в нынешний год не битком забиты, эту зиму протянут еще, а следующая? И страшно становилось, что будет дальше, какая жизнь пойдет, коли снедает ее недоля проклятая, недругом насланная?

Найтар, вглядывался в густоту сумрака уж потемневшего небоската, и голос Воруты просачивался, будто сквозь толщу, крепчая, и теперь звучал так густо и глубоко, будто сейчас перед ним стоял. Взгляд его острый и цепкий Анараду передался, да и все черты брата: та же челюсть крепкая, нос прямой, скулы острые – от того сложно было доказать перед главами вече, что не имеет он право на княжий стол. Не имеет.

Но если Найтар посеет в том зерно сомнения, то им придется задуматься, и не просто задуматься, но и не допустить Анарада к столу – но только разве сможет он пятнать его честь? Он же его воспитал, вырос мальчишка на его глаза. Хоть наполовину, да все же княжич он, и течет в нем кровь рода их. Найтар помнил тот вечер, когда видел Воруту в последний раз – тогда от него такая хмурость исходила, что и приблизиться невозможно было, воздух вокруг него сгустился, как в грозу небо, пугал своей разящей силой. Найтар знал, что брат с ворожскими служителями замышлял что-то, но не вмешивался, да Ворута и не рассказывал никогда – он в последнее время был замкнут и неразговорчив, а иной раз такая отрешенность разливалась в его взоре, что чужим казался совершенно, будто не здесь был, а где-то далеко от Найтара, в недосягаемости. Не доверял ли ему, или какая иная причина была не открываться брату – Найтар так и не смог понять, но один раз Ворута пропал на несколько дней, уехал со свей дружиной небольшой. А приехал один – едва живой – и рассказал потом, что тати на него напали, разбили людей, лошадей увели, одному уцелеть удалось – Велес, видно, уберег его. А вечером Найтар застал брата сидящим в одиночестве посередине горницы, пальцы в волосах зарытые, на лице тень, и черты лица так исказились, что почти и не узнал его. И вообще в последнее время он изменился сильно – не только нелюдимым стал и мрачным, что туча грозовая, но и извелся сильно: щеки впали, и плечи как будто опали, хотя молод был еще и силен – Анараду всего лишь шестая зима подошла тогда.

– Они нас не оставят, – сказал тогда он. – Заберут, – прогудел его голос, эхом отдаваясь от стен, сотрясая воздух. Вдруг воспрянул с лавки, по столу с силой кулаком шарахнув: – Заберут, твари!

Найтар, видя его помутнение и отчаяние, попытался вытянуть, о чем он говорит, помощь предложить, но тот лишь глянул на него по-волчьи с яростью, даже с долей какой-то ненависти, что самую душу разили, и вылетел из горницы, что молния – не догнать.

А на следующий день горел Роудук.

Найтар качнулся, выныривая из задумчивости. Много людей тогда погибло, и жена Воруты – Даруна под руинами погребена была, чудом уцелел Анарад. А после пропал брат, исчез. И вот уже пятнадцать зим прошло с того времени. Найтар тосковал сильно, все искал его, прочесывал леса, у волхвов выведывал да колдунов – никто дороги к нему не показал, но одно твердили они, что на земле еще душа князя Роудука живет, только вот где – знать бы.

А потом тяжба на него навалилась, нужно было городище восстанавливать, и все как-то вертелось, пока князь понял, что прокляты они. И седина уже в волосах, и сердце мягким становится, и тоска разъедает душу – горело все внутри, пеплом просыпаясь от неведенья: знать, что брат жив, но где он – неизвестно. Может, помощь ему нужна, и ждет только часа – эта мысль изъедала Найтара. Но больше всего теперь заботила судьба родного сына и того, кто в скором времени появится на свет.

Ко всему всколыхнулось вече после того, как понесла Русна, подрядились стол княжий передавать наследнику. И как решить все по справедливости и совести, ведь не скажешь в лицо Анараду, что не имеет он права на него, что нужно бы разобраться во всем, да только возненавидит. И уж тогда точно не ужиться им вместе, да и много тех, кто предан Воруте по сей день, долг ему храня, ведь клялись они в верности когда-то. И Дияр, и Зар – сын воеводы погибшего, Воруте он был другом верным, и много еще тех, кто за княжичем пойдет и головы сложит за жизнь его. Порой Найтара сомнение брало, что и впрямь родила его Даруна, но кровь, которую взял Найтар от Анарада и волхву отдал, ответ дала – не убрать никуда теперь, алым пятном перед глазами – не княгиня его родила.

Раздался хохот мужской за окном, вспомнил Найтар об Агне, мысль, посетившая еще днем, все больше крепла в нем – выдать ее за племянника.

Послышался шорох за спиной, Найтар, оторвав взгляд недвижимый от темноты ночной, развернулся.

– Княже, уж зазвались тебя к столу, – Горута – помощник верный, согнул в сухую спину в поклоне.

Князь поспешил из хоромины своей.

– Горута, приведи мне гостью нашу – Агну Карутаевну, скажи, князь желает видеть за столом своим.

Разойдясь с ним, Найтар вышел под ночное небо, направляясь через двор, влажный воздух ласково оглаживал лицо и руки, даже как-то легче стало от дум тяжелых.

Изба дружинная была широкой – весь детинец вместиться может, духота стояла густая и запах браги, медовухи, снеди пахучей душистой. Лица мужей раскрасневшиеся лоснящиеся от пота и размеренности блестели от горящих факелов. Спокойно, ясное дело войти не дали, в разговоры веселые затянув с порога. Найтар кресло свое занял, хорошее кресло, удобное любил он его – опустился в мягкие меховые шкуры волчьи что было устлано оно. Сразу челядинки молодые засуетились – полилась брага. Ожил, столы что здесь по стенам сдвинуты были – всем места хватило. Князь взглядом скользнул по собравшимся не выискал племянника своего, хотя Вротислав был тут. Видать обиделся.

Едва князь почал первую чару медовухи, выпив за мощь и силу княжества, как пришла и Русна, заняв место рядом с Найтаром. Немного бледная, но не оставила ныне мужа в одиночестве. Найтар горячо поцеловал ее в щеку, прохладную с улицы, но та глянула на него бегло – сердится, что чужачку оставил под своей кровлей, уж она успела ему о том сказать, недовольство выплеснуть, но Найтар не злился – в ее положение обычное дело яриться попусту, а девица хорошо, что попалась сыновьям. Очень хорошо. Теперь как бы ее удержать в стане, хотелось бы с отцом ее потолковать, хоть видеться с ним Найтару не желалось даже спустя много лет – тлеет где-то в глубине затаенная неприязнь, что закостенела в душе на долгие годы. Влюблен он был в мать ее, крепко влюблен, с ума сходил по ней – княжне Велице. И хотелось узнать поскорее о ней: в здравии ли, как живет в стенах Збрутича, счастлива ли?

Душно становилось, да мед хмельной все горячил кровь, тело размягчая. Агна что– то не спешила к пиршеству – неужели князю откажет? Даже досада кольнула, но тут же отступила, когда все же в натопленном срубе появилась она в сопровождении челядинки Мелицы. Найтар знак ей подал к нему подойти. Оглядел ее невольно: по скромному одета она в платье домотканое, волосы туго в косу заплетены, как и утром, но зачем ей излишнее украшения? Одни глаза – как сизые дали – прохладные и глубокие – лучше всяких побрякушек драгоценных. Немного растерянной казалась, но тут же окреп ее взгляд, прошла она к столу.

– Позвал, стало быть, ее, – взялась Русна за ложку резную деревянную, пытаясь скрыть досаду всплеснувшуюся.

– Садись, – велел Агне, указывая на место по левую руку от себя. – Волеб, подвинься, пусти за стол нашу гостью.

Воевода враз отозвался, тесня молодых сыновей и гридней, которые поворачивали головы, чтобы взглянуть на вошедшую девицу, и сразу оживилась изба, когда стали замечать, кто еще вошел под кров. Смех да шутки посыпались со всех концов, забили даже в глубине избы в било да заиграли свирели, кто-то в ладоши захлопал

– и понеслась песня с другого конца – голоса мужские затянули, женщины да девицы молодые, плечами поводя, вышли плясать, каблучками по полу стуча, горяча еще сильнее кровь мужам. И не сразу в этой шумной кутерьме заговорить удалось.

– Смотрю, не пришлось тебе по нраву в Роудуке? – спросил князь, а Русна вытянулась вся, комкая платок, вышитый на столе, полосуя Агну ревнивым взглядом. – Ты ешь, посмотрел какая худенькая, косточки на руках выпирают, а то отец твой скажет – морили голодом тебя здесь, нехорошо.

Агна мельком на него глянула, зачерпнула ложкой немного икры, откушала – загляденье смотреть на нее, услада, хотя Русна по возрасту не выше брала, но не вызывала она таких чувств, как эта не тронутая еще девушка. Все же зажато себя держала – оно и понять можно, потому Найтар не стал настаивать.

– Так как же ты в Ледницы попала? – начал князь расспрос издалека. – Знать, решила служению посвятить жизнь свою? – Русна хмыкнула, отворачиваясь, но князь не обращал на то внимание, смотрел на девушку с лаской.

– Да, князь, решила.

– И отец тебя отпустил так просто? Красу такую? И мать отпустила?

Агна перестала жевать, опасливо поглядывая на княгиню, отпила сбитня из кружки большой для ее руки хрупкой.

– Отпустил.

– А наследники как же? Добро такое отпускать, я бы не позволил! Если у тебя братья еще или сестры? Я уж давно о Карутае не слыхивал ничего. Как он в здравии ли, жена его?

– Хорошо, здоровы и сил полны. Боги миловали, – отозвалась Агна, – есть еще две дочери младших…

Найтар внимательно на нее посмотрел и придвинулся чуть.

– Замуж отдал уже? А то, знаешь, я своим сыновьям невест ищу, – Найтар кивнул в сторону Вротислава, что шумел сейчас с мужчинами наравне. – Взрослые уже.

Агна взгляд на него вернула, тот так и ухнул в синь бездонную – так же когда-то он утонул в глазах Велицы…

– 06 этом не со мной разговаривай, а с князем. Может, и придут по нраву сестрам…

Вот оно что.

– А ты что? Как же наследников отцу твоему? Кому же княжий стол отдавать будет, думает он?

– Не ведаю, князь, – окаменел совсем голос Агны – юная, а гордости хоть ковшом черпай, и это нравилось Найтару – не сломишь просто так. – Я не виделась с отцом три зимы, – ответила она, все больше настораживаясь.

– Да вот и мне как бы с ним переговорить…

Агна вдруг вовсе побледнела, но отвечать ничего не стала, взгляда избегая.

– Спасибо, что пригласил князь, но я пойду, – отложив ложку, поднялась она.

– Постой, – Найтар положил ладонь на руку ее тонкую и почему-то прохладную, сжимая, и тут же выпустил – уж больно много глаз за ними наблюдало. – И тебе спасибо, что пришла, – отозвался Найтар. Сыновья ведь мои не знали кто ты, поласковей бы обошлись, позволь вину сгладить – погости в Роудуке.

Агна сжала губы, раздумывая, да сомнение легло все же на ее лицо светлое.

– Подумаю, князь.

Найтар на спинку кресла откинулся. Агна отступила, челядинка тут же к ней подоспела, и вместе они из избы пошли. Головы парней так и крутились, и досада даже в лицах их рисовалась, что ушла гостья так быстро.

– Что же ты замыслил, Найтар? – огонь в глазах Русны плескался густо, оживляя ее любопытство.

Князь, оторвав взгляд от проема двери, куда ушла Агна, повернулся к женушке.

– А почто ты спрашиваешь, голуба? Это моя забота, не твоя. Твоя забота – дитя мне родить, да желательно сына.

Русна губы слепила и взгляд отвела, видно, жалея, что спросила.

– Ладно, – высвободила она платок, что мяла в тонких пальчиках, – пойду, не здоровится мне что-то.

Найтар взглядом твердым ее проводил.

Анарад так и не объявился, как и Домина – лисица эта его, заполонила глаза племяннику – не нравилась Найтару их связь. Теперь в решение своем не сомневался. И лучше будет так для всех. Осталось только гонцов послать в Збрутич да сговорится с Карутаем, чтобы до зимы управиться уже со всем. Анарад

– не глупец, позлится, но поймет, потом, что так будет лучше для всех.

Детинец не стихал до самого рассвета, и Найтару хоть еще рано, но был весомый повод отдохнуть как следует, он пусть и чувствовал себя изнутри старым дубом, но еще мог потягаться со скворцами молодыми, да и нельзя владыке слабину показывать – не должны видеть ни усталость в глазах, ни хребта согнутого. Видели в нем мощь, а потому порой и сам верил в нее, и не угасал еще огонь в душе, и рука крепка была, неустанно взмахивающая мечом. Под утро Анарад все же объявился: спесь ушла из его глаз, и выглядел отдохнувшим и спокойным. Мужчины вздумали на ристалище поединок устроить под морось дождя мелкого, хоть и скользили сапоги по хляби, что землю разрыхлила, но тем оно и веселее было вдвое. Найтар даже на порог избы вышел, когда в круг сыновья вышли – видно, надумали силой помериться, даже любопытство взяло самого – кто из них ловчее?

Как скрестились мечи, двор-то весь и затих. Зазвенело железо, прорезая воздух, оба по кругу крутились и один другому не уступал по силе да ловкости. Вротислав владел справно мечом, а против Анарада по слаженности, хоть и не из хилых парней, а все же уступал – тот и в плечах шире, и в росте будто бы выше, крепче телом, такой же, как отец его – Ворута… В руках не меч, а молния Перунова – разил метко. И хоть проклятие давило, а благословили Боги таких удальцов подарить, гордость отцов. И кольнуло остро осознание, что дорог Анарад ему, и как быть? Князь тут же одернул себя и встряхнул, твердость проявляя. На двух лодках не усидишь и решать поскорее все нужно. Бой длился долго, дождь дымкой серой посыпал гуще, рубахи княжичей налипали, и волосы взмокли, а все не останавливались, крутились неустанно, мечами махая.

– Хороши-и… – раздался рядом голос Волеба.

Найтар глянул на воеводу, бровь приподнимая, тот через головы столпившихся кметей смотрел, наблюдая за схваткой.

– Да, – согласился, не раздумывая, князь, глянул в сторону Дияра, что стоял чуть поодаль с остальными мужами, что так же с интересом пристальным наблюдали за княжичами.

Вротислав принимал и отбивал удары точные, и любо было Найтару на них смотреть, что сыны его в силу вошли, что вырастил их воинами отважными. Взмахи уж вскоре стали тяжелыми и повороты чуть заторможенными – выдыхались оба. С шелестом ходил меч в воздухе Анарада, и вот последнее наступление и удар, против которого нет никакого отступления. Вротислав хоть и отразил его, но отшвырнуло его, как волчонка, на два шага от старшего княжича, поехала нога по грязи, не удержав равновесие, шлепнулся наземь, угодив ровно в лужу. Воздух смехом сотрясся. Волеб захохотал громко – тоже не сдержался. Анарад, тряхнув головой, брызги разметав с волос, подал брату руку, тот – нисколько не обижаясь – обхватил за запястье: рывок – и поднялся.

– Браги всем! Примирительную, – воскликнул Найтар, тоже невольно смеясь.

– Молодцы! – крикнул воевода вошедшем под навес мужчинам, всполошенным еще и дышавшим тяжело. – Урок знатный подали.

И пока те пили, отроки уж воды натаскали грязь смыть. Анарад, вытираясь рушником мокрую и разгоряченную грудь, к князю направился.

– Где был вчера, на пир не пришел… – спросил Найтар, едва тот приблизился.

– Вот зря, гостья была у нас ваша, – подхватил Волеб, поднося к устам ковш с питьем хлебным, сверкнув глазами хитро на князя.

Анарад только на то ухмыльнулся, поворачиваясь к князю.

– Отвезу я ее обратно, как распогодится, – заявил он.

– Не трудись, сын, – отозвался Найтар, делая шаг к краю навеса, с которого ручьями стекала дождевая вода, устремил взор сквозь морось обильную на верхушки кровлей массивных. – Побудет она у нас. Негоже гостью так скоро прогонять, – Найтар ощутил, как воздух уплотнился.

– Ты же говорил обратно ее? – приблизился Анарад.

Найтар развернулся резко, в глаза вглядываясь темные, как тучи.

– Ты слышал княжеское решение, Анарад. Здесь она останется.

Так они и стояли, сверля друг друга взглядом, и видел Найтар, как затягивают взор мрак непроглядный. Анарад первым отвел взгляд – так-то лучше, выдохнул он. Волеб, что рядом застыл, поставил на стол ковш, прокашлялся, отступая.

– Князь!

Найтар и все мужчины разом повернулся. Во двор с ворот гридни бежали. Найтар развернулся, пройдя мимо сыновей к порогу. Двор разом оживился, и кмети со всех концов подбегать стали.

– Князь, – приблизился рыжебородый гридень, что в дозоре стоял этой ночью. – Отряд едет, через Доль уже переправились, сюда едут!