Текст книги "Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны"

Автор книги: Владлен Сироткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

* * *

Опасения Наполеона, что англичане попытаются помешать франко-русским сепаратным переговорам, имели под собой реальные основания. С 11 июня в Тильзите, а затем в Мемеле сидел английский посол лорд Гоуэр. Правда, беседа, которую он имел с Александром 17 июня относительно практического участия в войне против Франции (высадка десанта, посылка дополнительных субсидий и т. п.), ничего не дала. Царь обрушился на Гоуэра с резкими нападками, упрекая Англию в полнейшей бездеятельности. 23 июня Гоуэр обратился к Будбергу с письмом, прося информировать его о состоянии франко-русских отношений. Одновременно он просил аудиенцию у Александра I. Будберг сообщил ему о заключении франко-русского перемирия от 21 июня, но в аудиенции с царем отказал. 28 июня Гоуэр снова, на этот раз с официальной нотой, обратился к Будбергу. От имени английского правительства он одобрил заключение перемирия, но выступил против сепаратных франко-русских мирных переговоров. Ссылаясь на союзные обязательства России по отношению к Англии, он требовал привлечения английских представителей к этим переговорам и заключения «всеобщего мира». В то же время Гоуэр пытался воздействовать на царя через своих друзей. 23 июня он направил Чарторыйскому письмо, в котором умолял убедить Александра I не заключать с Францией сепаратного мира. Но попытки английского посла оказать воздействие на царя не имели успеха.

Убедившись, что Наполеон не менее его желает мира, Александр I решил проявить максимум дипломатической изворотливости и заключить этот мир на наименее невыгодных для себя условиях. 20 июня он уже пишет Бенигсену, что Лобанов-Ростовский «уполномачивается мною войти в переговоры как о перемирии, так и о мире сроком на один месяц на условиях сохранения настоящих позиций наших войск».

21 июня перемирие было подписано. Наполеон принял предложенную Россией демаркационную линию по Неману (статья 4-я), согласился в течение четырех-пяти дней заключить перемирие с прусским королем (статья 3-я) и даже дал время Александру I обдумать условия мира, поскольку перемирие не было ограничено никаким сроком (статья 1-я). Обе стороны соглашались назначить уполномоченных для заключения «окончательного мира» (статья 5-я).

Пока Лобанов-Ростовский вел переговоры о перемирии, между царем и Куракиным, по-прежнему остававшимся самым доверенным лицом Александра I, состоялась откровенная конфиденциальная беседа о будущем франко-русских отношений. В начале беседы царь подробно остановился на мотивах, побуждающих его заключить сепаратный мир с Францией: русская армия понесла большие потери; Россия не может более вести войну один на один с Францией без эффективной помощи союзников по IV коалиции; Англия, ее основной участник, «ведет себя дурно с самого начала». Словом, передавал Куракин вывод Александра 1, «бывают обстоятельства, в которых нужно думать преимущественно о самосохранении и не руководствоваться никакими правилами, кроме мысли о благе государства».

Далее царь поведал своему родственнику о том, что его больше всего беспокоило: Франция, судя по результатам миссии Лобанова-Ростовского, не хочет изменения границ России. А это кардинально меняет дело, ибо теперь Александр I решил выторговать у Наполеона еще менее тяжелые условия мира: взамен отказа от Молдавии, Валахии и Ионических островов он намерен добиваться сохранения Пруссии как противовеса Франции и Австрии.

Нужно ли удивляться, что Куракин полностью поддержал соображения, по которым царь собирался заключить мир. Свои мысли он вложил в характеристику генерал-прокурора России А. А. Беклешова, которого царь взял с собой на переговоры: Беклешов «думает открыто, что пора нам начать заботиться только о себе, пора увидеть, сколько нам повредили наши политические ошибки, пора перестать слепо жертвовать собою выгодам союзников, которые вместо того, чтобы помогать нам как бы то следовало, думают только о своих удобствах и всегда готовы предоставить нас нашей собственной участи».

* * *

Известие о перемирии с Францией было встречено противниками мира с крайней тревогой. Мария Федоровна умоляла Куракина подробно писать о развивающихся событиях, ничего не утаивая. Одновременно она пыталась воздействовать на сына через свою дочь Екатерину Павловну, у которой с братом были не только родственные отношения. Письма последней к Александру I в Тильзит дают довольно полную картину смятения и страха императорской семьи при известии о сближении России и Франции. Особенно характерным было письмо от 6 июля 1807 г., в котором Екатерина в предельно четкой форме изложила не только опасения царской семьи, но и взгляды противников мира с Францией в Петербурге на переговоры.

Сестра по наущению матери упрекала брата в капитуляции перед Бонапартом, взывая к легитимистским чувствам «законного» монарха, которому должно претить общение с выскочкой и самозванцем. Она внушала Александру I мысль, что встреча с «государем всея Руси» нужна «Бонапарте» в целях саморекламы, укрепления своего авторитета. Наполеону, дескать, льстит общение с коронованной особой Европы. То, что делает царь, неразумно, ибо он сам способствует тому, что Наполеон чувствует себя «более сильным и более уверенным в своей силе, чем когда-либо». Поэтому встречи с Наполеоном не только бесполезны, но и опасны – Бонапарт обманет Александра. Все, что он обещает, ложь.

Вместе с тем в этой «анафеме» Наполеону содержались и практические рекомендации: «Я бы заключила мир с тем миром (Францией. – В. С.) только при условии практического воплощения слухов, ходящих по Петербургу, т. е. при условии, что мы сделаем большие и стоящие приобретения: Висла как граница с Пруссией и Дунай – пограничная река с Турцией, ибо без этого нам будет стыдно вспоминать, как мы братались с человеком, против которого справедливо и открыто выступили без малейшей настоящей выгоды и чести для России; мы принесли огромные жертвы, а зачем?»

Таким образом, императорская семья, с одной стороны, боялась Наполеона, а с другой – явно хотела подороже продать свое согласие быть с ним в мире. Требования присоединения к России почти всей Польши, Восточной Пруссии, а также Молдавии и Валахии было теми условиями, на которых они соглашались примириться с Францией. Сестра и мать Александра I и стоявшие за ними влиятельные круги сановного петербургского дворянства не чувствовали себя побежденными и пытались путем дипломатических переговоров с Наполеоном добиться того, чего они не сумели в 1805–1807 гг. получить в результате войны с Францией.

Но Александр I и сам не собирался капитулировать. Опасения быть откровенно обманутым Наполеоном его не страшили. Не случайно еще за неделю до Фридланда он писал сестре: «Бонапарт полагает, что я просто дурак. Смеется тот, кто смеется последний!»

* * *

23 июня Александр I ратифицировал текст франко-русского перемирия. Первый этап тильзитских переговоров (19–23 июня) закончился. Начинался второй этап (25–26 июня) – этап личных встреч Наполеона и Александра I на неманском плоту. Дипломатическая дуэль России и Франции вступила в новую фазу.

Инициатива личной встречи и на этот раз исходила от Наполеона. Уже 21 июня во время подписания перемирия Бертье по поручению Наполеона заявил; что Франция хотела бы «не только все привести к концу особенным (сепаратным. – В. С.) миром, но и сблизиться союзом, присовокупя к тому, что если бы главы обоих государств имели возможность объясниться, тогда бы в самое короткое время и мир последовал по существенным выгодам обеих держав».

О своем желании лично встретиться с Александром I Наполеон говорил Лобанову-Ростовскому 22 июня на обеде по случаю ратификации им перемирия. Вновь, теперь уже лично, он сказал представителю царя, что хотел бы видеть Александра I своим союзником. Более того, Наполеон даже пообещал царю… территориальное приращение за счет Пруссии, заявив, что западной границей России могла бы быть Висла.

Однако Александр I вопреки общераспространенному в исторической литературе мнению далеко не «вдруг», а после тщательного взвешивания всех «за» и «против» согласился на союзные переговоры. Первоначально он намеревался заключить с Францией только сепаратный мир, но не союз. 22 июня он заявил Куракину, что едет в Тауроген (городок вблизи Тильзита) для того, чтобы «лучше направить и ускорить составление окончательного мирного трактата».

Царь согласился на личную встречу с Наполеоном прежде всего для выяснения намерений последнего относительно условий будущего мира. Состав лиц, которых царь взял с собой в Тауроген, также говорил лишь о намерении заключить мир: с Александром I поехали Будберг, Толстой, Ливен, Беклешов. Позднее к ним присоединились Константин, Бенигсен, Уваров, т. е. почти одни «пруссофилы». Ни один из них не отличался самостоятельностью суждений (как, скажем, Чарторыйский или Куракин), не был более или менее крупным дипломатом.

Судя по сведениям Куракина, царь намеревался в кратчайший срок завершить мирные переговоры. Во всяком случае он велел Куракину дожидаться его скорого возвращения, обещав дать ему последние наставления о поведении в качестве посла в Вене.

Подробное описание церемонии первой встречи двух императоров 25 июня на неманском плоту имеется в десятках книг и отражено в литографиях той поры. Следует отметить другое: большинство очевидцев, а также последующих исследователей истории заключения франко-русского союза придавали чрезмерное значение этой встрече, сосредоточив свои усилия на домыслах и догадках относительно содержания бесед Наполеона и Александра I с глазу на глаз в павильоне на неманском плоту. При этом на первый план выдвигалась именно эта фаза переговоров (встреча Александра I и Наполеона на Немане 25–26 июня), а последующие наиболее важные переговоры в Тильзите 27 июня – 9 июля отодвигались на второй план. Ряд историков вообще рассматривал переговоры в Тильзите как чисто формальную процедуру подписания текстов мирного и союзного соглашений, поскольку, по их мнению, все было решено на неманском плоту. На деле, как мы увидим ниже, дело обстояло совсем не так.

* * *

Не совершая, подобно А. Вандалю, психологического экскурса в историю этих встреч, определенно можно утверждать одно: они носили характер личной разведки. Александр I шел с намерением выяснить условия заключения мира, Наполеон – союза. Ни о каком «обольщении» одного другим (А. Вандаль) не было и речи. Каждый хорошо знал, чего он хочет, и хотел подороже продать свой «товар». Можно допустить, что царь во время первой встречи разразился ругательной тирадой по адресу Англии (на этот счет есть документальные свидетельства кануна встречи, имея в виду беседу царя с Гоуэром 17 июня). Но что он сразу же согласился на союз с Францией – неверно. По-видимому, Александр I и Наполеон не смогли сразу договориться и решили продолжить переговоры на берегу. Их местом был избран Тильзит – резиденция Наполеона как формального победителя, причем с целью исключения давления на русскую делегацию половина Тильзита была нейтрализована.

Александр I вопреки ранее данному распоряжению срочно вызвал в Тильзит Куракина. 28 июня он прибыл в расположение русской делегации в Тильзите и с этого дня принимал самое непосредственное участие в работе по составлению мирного и союзного трактатов с Францией.

Заключительный этап переговоров проходил в острейшей дипломатической борьбе. Русская дипломатия не только не капитулировала, но боролась за каждую статью соглашений. Наиболее острые разногласия вызвал вопрос о союзе.

Нагляднее всего об этом свидетельствует анализ двух не известных до сих пор документов русской дипломатии, относящихся к последнему этапу тильзитских переговоров: «Проект инструкций представителям, уполномоченным вести переговоры о заключении мира с Францией» и «Проект дополнения к инструкциям», опубликованные в третьем томе «Внешней политики России XIX – начала XX в.»

Значение этих документов велико еще и потому, что они являются свидетельством (в интерпретации Александра I) содержания конфиденциальных бесед царя с Наполеоном как на неманском плоту 25–26 июня, так и во время встреч в Тильзите, т. е. как раз той стороны тильзитских переговоров, вокруг которой (за недостатком источников) родилось больше всего домыслов и предположений.

Инструкции по заключению мира открываются обширной преамбулой, содержащей характеристику внешней политики России с января 1806 г. по июнь

1807 г. В ней говорилось: в 1806 г. у России были основания надеяться, что она будет не одинока в борьбе против Франции. Основная ставка была на союз с Пруссией, к которому Россия думала привлечь Англию и Австрию. Но, писал царь, «стечение обстоятельств, возникновение которых трудно объяснить, сделало все мои расчеты ошибочными». В результате России пришлось воевать один на один с Францией. Александр I понимал, что ведет войну в невыгодных условиях, но до последнего момента надеялся на помощь Англии и Австрии. Поскольку этого не произошло, а Россия одна не в состоянии в ближайшее время разбить Францию, Александр I идет на сепаратные мирные переговоры с Наполеоном, тем более что «никакое положительное обязательство» не связывает его больше ни с Австрией, ни с Англией. Если Франция согласна, наконец, «ограничить свои претензии» и вести переговоры на «основах равенства и взаимоуважения», то он согласен заключить с Наполеоном мир.

Далее шли доказательства взаимовыгоды этого мира для обеих сторон. Залогом успеха наполеоновской дипломатии в 1801–1807 гг. была удачно осуществлявшаяся политика раскола своих противников. Она всегда сеяла среди них раздоры и смуту, не давая создать действительно единый антифранцузский фронт. Тем не менее пока существовала главная основа этого фронта – англо-русский союз, у Франции всегда были основания опасаться создания сильной антинаполеоновской коалиции. «Из этого заключения следует, – говорилось в инструкции, – что Франция должна заплатить самую большую цену за распад этого союза, который будет иметь место, как только Россия заключит сепаратный мир».

Кроме выгод, вытекающих для Франции из отказа России от союза с Англией, Наполеон получает от Александра I официальное признание розданных им титулов, а также различных изменений, произведенных им в Германии, Голландии и Италии. «Это мое признание, несомненно, в значительной степени укрепит все эти нововведения, и вы постарайтесь развить перед Бонапартом те выгоды, которые он сможет из этого извлечь». Царь особо подчеркнул, что он соглашается на признание территориальных приобретений Наполеона без обсуждения правовых и фактических обстоятельств их получения.

Что требовал Александр I взамен? Прежде всего, чтобы Наполеон не вмешивался в русско-турецкие отношения: «Вы приложите все усилия для того, чтобы добиться этого результата, дав почувствовать, что, отдавая, таким образом, весь Юг под управление Бонапарта и отказываясь от всякого, даже самого косвенного, намерения разделить с ним влияние на Италию, Испанию, Португалию, Швейцарию, Голландию и, наконец, на значительную часть Германии, естественно, чтобы за мной оставили то влияние, которое я всегда оказывал на Константинополь и которое мне необходимо для обеспечения существования моих учреждений на Черном море».

Вторым условием было сохранение Пруссии во главе с Фридрихом-Вильгельмом III. Из бесед с Наполеоном царь вынес убеждение, что труднее всего будет договориться именно по этому вопросу. Здесь русским уполномоченным на переговорах предписывалось попытаться восстановить Пруссию в границах на 14 октября 1806 г. «Но в случае, если это станет практически невозможным из-за открытой оппозиции со стороны французских уполномоченных», добиваться восстановления Пруссии в урезанном виде (западная граница – по Эльбе) и выторговать еще некоторую территорию либо за счет Саксонии, либо путем присоединения к Пруссии Гамбурга и Любека.

Таким образом, русские представители должны были отстаивать в первую очередь интересы России в турецком и прусском вопросах.

В конце инструкции указывалось, что ведение франко-русских сепаратных мирных переговоров возлагается главным образом на Куракина. «В помощь ему» придается Лобанов-Ростовский, хотя последний также является полномочным представителем с правом подписи. Все возникающие разногласия Куракин обязан согласовывать лично с Александром I, а в его отсутствие информировать Будберга. Для «ведения переписки» в качестве помощников Куракину были назначены граф К. В. Нессельроде и князь Г. И. Гагарин.

* * *

Идя на переговоры с Францией, царь намеревался заключить с ней мир на условиях сохранения своей империи, невмешательства Наполеона в русско-турец-кие отношения и восстановления (хотя бы в урезанном виде) Пруссии. О союзе пока речь не шла: Александр I вначале полагал, что сепаратный мир с Францией уже сам по себе представляет вполне достаточную цену за принятие Наполеоном условий России. На этом этапе российский император предполагал остановиться, чтобы получить передышку и собрать новые силы для реализации задач своей внешней политики. Возврат к духу парижских соглашений 1801 г. (с учетом всех прошедших к 1807 г. изменений в Европе, включая поражение III и IV коалиций) – вот тот максимум, на который первоначально соглашался царь.

Однако для Наполеона в отличие от его позиции в январе – феврале 1807 г. франко-русского сепаратного мира было мало. Он откровенно стремился к союзу с Россией для продолжения беспрепятственной, а еще лучше – совместной борьбы против Англии. Понимая, что для Франции возникли уникальные в своем роде обстоятельства для осуществления этого давнишнего плана Наполеона, французская дипломатия стремилась вынудить русскую дипломатию заключить франко-русский союз. В ход было пущено все – от бесед Наполеона с Александром I и всякого рода знаков личного внимания к царю до обработки членов русской делегации в Тильзите во время официальных приемов.

И тем не менее сближение проходило негладко. Отзвуки резких разногласий прослеживаются во втором важнейшем документе тильзитских переговоров – «Дополнении к инструкциям», составленном несколько позднее предыдущего документа.

Наиболее острые разногласия вызывал вопрос о союзе. В «Дополнении к инструкциям» отмечалось: основываясь на многочисленных высказываниях Наполеона во время личных бесед, Александр I считает, что французские уполномоченные наверняка выдвинут «какое-то предложение о союзе между Россией и Францией». «Однако, хотя я и полон решимости заключить мир с этой державой и свято соблюдать обязательства… я не вижу пока необходимости завершать это сближение заключением союза между обоими государствами, поскольку этого, видимо, вовсе не требуют их будущие интересы, по крайней мере, в том виде, как они представляются сейчас». Царь явно хотел сделать вопрос о заключении союза предметом послетильзитских франко-русских переговоров.

Из «Дополнений к инструкциям» видны мотивы, по которым Россия противилась заключению союза: она не хотела быть втянутой в новую войну, теперь уже на стороне Франции. Александр I не без основания полагал, что Наполеон потребует от русских уполномоченных включения в текст союзного договора двух основных обязательств России: 1) закрытия русских портов для англичан (присоединения к континентальной блокаде); 2) активного участия России в деле принуждения Англии принять более либеральные принципы свободы морей и нейтрального мореплавания. Но Россия не может сейчас принять эти требования, отмечалось далее в этом интересном документе, ибо они тотчас вызовут англо-русский разрыв. Россия не может вести с Англией морскую войну. Отсюда разрыв с Англией в настоящих условиях был бы не в интересах России.

Проект дополнения к инструкциям так определял позицию русской дипломатии по этому самому сложному вопросу: Россия должна взять на себя роль посредника в урегулировании разногласий между Францией и Англией. Для лучшего выполнения этой миссии она не должна быть связана какими-либо предварительными обязательствами ни с одной из сторон. Если же Англия не примет посредничества России, то последняя согласна примкнуть к континентальной блокаде на условиях создания антианглийского союза скандинавских стран (Дании и Швеции) и объединения военных флотов этих двух стран, а также Франции и России. Лишь при такой гарантии русской балтийской торговли Александр I закроет свои порты для англичан.

Но французская сторона упорно настаивала на скорейшем заключении союза. Она использовала как орудие давления два основных спорных вопроса: прусский (и связанный с ним польский) и турецкий.