Текст книги "Я, живой (СИ)"

Автор книги: Владислава Сулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Неужели чтобы прозреть и стать великим мудрецом обязательно подаваться в аскеты? – пробормотал он, переходя к следующему дому. – Подумать только! Здесь когда-то жили люди...

Из-под ног, тихо прошуршав, выскользнула и тут же зарылась в песок ящерка. Сириус чертыхнулся и вошёл внутрь, стараясь наступать туда, где песка было поменьше. Этот дом ни чем не отличался от предыдущих, если не считать одной детали: на стене комнаты виднелся наполовину стёртый знак – вертикальная черта, пересечённая наискосок слева направо двумя коротким линиями.

– "Опора". – прошептал Сириус, перебираясь через песок. – Вот значит как, "основа всего", символ достижения сакрального знания. Да будь я проклят, если это не то самое место!

Склонившись возле стены, Сириус принялся разгребать песок под знаком, расчищать пол с помощью колдовства он боялся. Песчинки лавиной скатывались в вырытую яму, доводя его до бешенства, несколько раз он останавливал себя от колдовства, опасаясь тревожить знак раньше времени. Сириус успел обругать "нечистого" и всех его родственников, прежде чем нащупал в песке массивное бронзовое кольцо, закреплённое на крышке люка. Он потянул на себя кольцо, и люк, заскрежетав, поддался, а в открывшийся проём немедленно посыпался песок.

– "Ищущий да обрящет." – прошептал колдун, достав из тайника тяжёлый фолиант.

В то же мгновение над оазисом разнёсся громоподобный раскатистый смех. Сириус закатил глаза к потолку и в сердцах сплюнул в сторону.

– Вот так и знал...

Он успел выскочить из дома за мгновение до того, как тот рухнул, раздавленный исполинской рукой.

– Молись, смертный! – заревел гигант.

– Пока ещё смертный! – прокричал Сириус и едва не угодил под обломок крыши. Увернувшись, он припустил наутёк, петляя между развалин. Джин с рычанием метнул ему вслед кусок стены, но попасть в шустрого человека не смог. Разозлившись, он попытался достать его рукой, но вместо человека схватил пустоту. На миг джин остановился, засомневавшись, что перед ним и вправду простой смертный. А если это так, то не следовало ли быть поосторожнее? Но додумать эту мысль он не успел: земля под ним треснула, и в гиганта ударил столб воды. Джин заметался в клубах пара, но, создание огня, выдержать удар враждебной ему стихии он не мог. От визга духа у Сириуса заложило уши. Вспомнив про верблюда он обернулся и увидел, что животное удирает в пустыню. Один импульс подавления воли заставил зверя мгновенно замереть на месте, по инерции кувыркнувшись вперед. В этот миг визг оборвался – обращённый в каменную статую джин не шевелился. На уродливом лице гиганта застыла ярость, руки были так сильно сжаты в кулаки, что длинные когти проткнули ладони. Сириус улыбнулся и с самодовольным видом огляделся. Вокруг не было ни единого звука, ни единого дуновения ветерка. Тишина стояла такая, точно кто-то накрыл оазис прозрачным куполом.

– Ну же, начинайте! – прокричал Сириус. – Никогда не поверю, что Аль Хазред оставил лишь одного стража.

Тишина молчала. Тишина оценивала, она ждала.

Сириус усмехнулся, демонстративно спрятал книгу в сумку, повернулся, чтобы уйти.

И тишина ответила.

4.

Магия – удивительная сила. Когда начинаешь постигать её, поражаешься, сколь много она может. Ты увлекаешься, стремишься узнать как можно больше, ослеплённый открывающимися возможностями, стремишься вперёд, и вдруг натыкаешься на преграду. Магия может многое, но не всё. Какие-то физические законы она способна обойти, перехитрить, но с другими совладать не в силах. Если ты не имеешь достаточно чёткого представления о предмете, ты не сможешь изменить его, такова действительность. Теоретически даже медь можно превратить в золото, если только знать, как именно устроено золото...

Болезнь, которая медленно разъедала его изнутри, лечить не умели, а значит и магии она была неподвластна. Но он пытался, и за годы эти усилия лишь истощили его, не принеся ощутимых улучшений. Однажды какой-то врач сказал, что самым лучшим выходом будет уехать в какую-нибудь тёплую страну и поселиться на берегу моря. Каетано часто думал, что, верно, и в самом деле было бы неплохо так сделать.

Уж конечно лучше, чем идти пешком через лес, дрожа от холода.

– Я умру самой обычной смертью, даже противно. – бормотал Каетано себе под нос, шагая по обледенелой дороге. – Я замёрзну как какой-нибудь лесоруб... или охотник... Интересно, много магов сыграло в ящик, так и не дотопав до намеченной цели, погибнув нелепой смертью? У меня неплохие шансы оказаться в числе этих неудачников...

Самовнушение пока ещё спасало, но не так уж и легко убеждать себя, что тебе тепло, когда вокруг гуляет ветер, и деревья белые от инея.

Осень в этом году пришла рано, рано и ушла: уже в начале октября явились холода и ветры, а море волновали штормы. Это означало, что скоро суда встанут на зимовку, и до самой весны в море будет не выйти.

Солнце едва проглядывало сквозь пепельные облака, похожие на грязную пену. Они неслись по небу как стадо напуганных кабанов, разрываясь и сталкиваясь между собой, а ветер раскачивал деревья и шелестел высохшим вереском. Ветер разгонял в прозрачном воздухе пушистые комочки сцепившихся снежинок, закручивал их в маленькие вихри, которые точно живые скользили по дороге. В просветах меж стволов можно было увидеть усеянную валунами равнину, на другой стороне которой, примерно в дне пути, должна была находиться деревня. Каетано рассчитывал добраться до неё до того, как разразится настоящая буря.

Он нагнулся, чтобы подобрать ещё одну ветку: тащить с собой охапку хвороста было не слишком удобно, зато на привале не придётся шататься по окрестностям в поисках дров для костра. В глазах у него вдруг резко потемнело. Колдун опустился на колени и некоторое время так и сидел, не двигаясь и закрыв ладонью глаза. "Кажется, меня лихорадит..." – подумал Каетано, отняв от лица трясущуюся руку. Вокруг всё плыло, и ему казалось, будто что-то накатывается на него как волны. Перед внутренним взором мелькали видения: странные, ирреальные создания, пустыни, песок в которых был красным как сухая глина. Он слышал, как шумит разошедшийся ветер, и этот шум сливался для него с шорохом переворачиваемых страниц.

– "Вой ночных демонов." – прошептал Каетано. – Вот что такое эта книга – вой ночных демонов. Да, теперь я понимаю... Кто откажется от такого в здравом уме? Я бы не отказался, нет... я бы не отказался...

Он зашептал совсем уж бессвязно, потом вдруг резко замолчал, помотал тяжёлой головой.

– Нужно где-нибудь остановиться – пробормотал он. – Может, немного поесть, иначе я свалюсь прямо на дороге.

Пройдя ещё немного, он наткнулся на канаву, тянувшуюся вдоль дороги, где можно было укрыться от ветра. Скатившись вниз по склону, Каетано расчистил от снега маленькую площадку и свалил на землю хворост, со второй попытки запалив костёр. Закрыл глаза...

5. (Книга Абдула аль Хазреда). Давным-давно...

– Моё имя Абдул аль Хазред! Но люди чаще зовут меня Безумным поэтом Санаа, из провинции Йемена.

Гости дружно рассмеялись, но под взглядом Безумного поэта быстро умолкли.

– Да! Именно из провинции Йемена! – грозно насупившись, повторил поэт и потянулся за новым кувшином. Вино он пил куда охотнее, чем предписывалось Кораном, да ещё в пол голоса нахваливал, поминая Аллаха и райские кущи.

В доме купца Гаруна аль Рашида часто бывали забавные гости, чем досточтимый купец и славился на весь Дамаск. В этот раз он также не изменил традиции, и пригласил Безумного поэта, дабы повеселить своих друзей, и, кажется, не просчитался. Поэт из Йемена весь вечер рассказывал занятные, хотя подчас путанные или же вовсе неправдоподобные истории, и быстро напивался, заливаясь вином как кувшин для хранения масла. Он был худ, его лицо напоминало сухую, потрескавшуюся землю; длинные волосы спутанными прядями спадали на костлявые плечи из под затасканной тюбетейки. Поэт всё время щурился, от чего казалось, что он слишком пристально глядит на собеседника. Зато одежда на нём была богатая, даже роскошная, но она до такой степени не вязалась со всем обликом, что скорее придавала поэту дурацки вид.

– И много вы написали стихов? – со смешком спросил кто-то из гостей.

Абдул аль Хазред попытался отыскать говорившего, но от выпитого предметы уже начали двоиться у него в глазах. Он торжественно воздел палец к потолку и произнёс, заговорщицки улыбаясь:

– Я написал Книгу.

Гости недоуменно переглянулись, а Безумный поэт крякнул, запыхтел и дотянулся-таки до мисочки с финиками. Захватив сколько уместилось в горсть, он успокоился и поудобнее устроился на прежнем месте.

– Два года я прожил у развалин Вавилона. – заговорил он, чавкая финиками. – Пять лет я изучал руины Мемфиса, и десять лет бродил по Руб аль Кхалии. Там-то я и наткнулся на древний город. Под его руинами я нашёл святилище. О, это было жуткое место! Казалось, что со стен кто-то следил за мной, жадно, неотрывно ловя каждое движение...

Голос безумного поэта теперь сделался задумчивым, исчезла неприятная трескучесть, он звучал ровно и глубоко, и даже сам поэт точно преобразился. Гости слушали, не смея перебивать.

– Там, в святилище, я нашёл манускрипты. – после недолгого молчания продолжил поэт. – Эти манускрипты были написаны народом, который предшествовал на земле людям. Народ Древних. Они поведали мне истину...

– Вся истина в вине! – пьяно пролаял кто-то из гостей, не то купец, не то чиновник. Он загоготал и опрокинул вино из чашки на пол.

Абдул аль Хазред гневно сверкнул глазами, но, на удивление всем, даже ничего не сказал. "Чиновник-купец" что-то пробулькал и завалился на бок, видимо сражённый той самой истиной. Некоторые гости добродушно рассмеялись, а безумный поэт, уверившись, что перебивать его больше не станут, продолжил рассказ.

– Вы спросите, как мне удалось прочесть письмена? Да, они были написаны на древнем языке, но для меня они открылись. Я не переводил их. Дело в том, – он понизил голос, – что я нашёл в святилище Врата. С виду они были просто каменной аркой, и ничего особенного в них не было, но, когда я прошёл через них, то оказался в Странном городе. Он назывался Ирем зат аль Имад. В нём жили джины, духи, служившие когда-то Древним. Тени, они и сами не помнили прошлого, не знали, кто они, ничего не понимали. Но они перевили для меня тексты.

– Почему они это сделали? – осторожно спросил кто-то.

– Не знаю. – отозвался поэт. – Я попросил, а они не отказали. Думаю, они просто не увидели причины, почему бы этого не сделать.

Он замолчал, задумавшись. Было слышно, как стрекочут за окном насекомые; издалека доносился вой собаки. В жарком вечернем воздухе плавали запахи цветов и дыма от кальяна. На Дамаск опустились сумерки.

– Что же ты узнал? – не выдержав молчания, спросил Гарун аль Рашид, тронув поэта за рукав.

– Многое. – негромко ответил поэт. – Одной ночи не хватит, чтобы рассказать. Но эти знания способны любого возвысить до того пьедестала, которого он пожелает. Тот, кто умеет управлять властью, смог бы повелевать миром.

Эти слова поэта немало всех насмешили. Мираж пропал, перед ними опять сидел пьяный безумец.

– Почему же ты не правишь? – смеялись они. – Или эти "силы" тебе не подчинились?

Безумный поэт фыркнул, отёр с бороды остатки трапезы и вдруг поглядел на всех обжигающе трезвы взглядом, в котором не было и тени безумства.

– Я владею Властью истинной. – проговорил он. – Мне не нужно править миром, чтобы знать это. Я имею власть над собой. Я могу всё, что пожелаю, а мир в ногах мне не нужен.

– Счастливчик! – захохотали гости. – Видать, и сам султан ему не указ!

– Да мы сегодня с самым величайшим магрибом на земле, оказывается, за одним столом сидели!

– Сотвори нам чудо, и мы тебе поверим!

Абдул аль Хазред усмехнулся, и смешки сразу стихли.

– Чем вы слушали, почтеннейшие? – спросил поэт. – Разве не слышали, что я говорил? Я не имею желания доказывать, и ваше признание ничего для меня не значит. Вы, люди, вообще меня не волнуете.

Безумный поэт с трудом поднялся с подушек и на нетвёрдых ногах побрёл к выходу, по дороге прихватив кувшин с вином.

– Мир этому дому, – он приветственно махнул кувшином, – а я пойду к другому.

Он вышел, и через минуту с улицы раздалось его пьяное фальшивое пение, что-то про красавицу-вдову, любившую гулять по вечерам на окраине города, где водились охочие до утех гули.

– Ну и враль! – проворчал Гарун аль Рашид. – Но славно он нас позабавил.

Гости ещё посидели, но без сумасшедшего поэта быстро заскучали и начали расходиться. Последним остался гость, который провозглашал истину, так и оставшийся лежать на подушках.

– Разбудите его, – велел хозяин слугам, – и проводите до дома: ещё не хватало, чтобы он тут ночевал.

Но едва попытавшись поднять пьяного, слуги с воплями отскочили прочь – человек был мёртв, а на посиневшем лице виднелись следы разложения, точно он пролежал здесь не меньше недели.

Спустя недолгое время после этого события Абдул аль Хазред покинул Дамаск.

6.

Костёр горел неохотно, точно через силу – сырые ветки оттаивали с трудом. Каетано протягивал руки к самому огню, но его все равно трясло от озноба, и в голове вертелись образы демонов и какие-то смутные видения. Он то шел по лесу, с трудом преодолевая бьющий в лицо ветер, то сидел в подземелье и рядом с собой видел Господина Башни, в кандалах, горевших от направленной сквозь них магии. Реальные воспоминания переплетались с историями, которые он читал в старинных книгах в подвалах университетской библиотеки, и он уже начинал путаться – где правда, а где – его воображение. "Что, что они узнали такого, что отказались от бессмертия? Что остановило их?.." – лихорадочно думал он, и ему казалось, что он шепчет это вслух, и вправду спрашивая у мертвых некромантов. Поэтому, когда в его мысли ворвался крик, он даже не сразу осознал, что это не часть миража. Но крик повторился, и Каетано поднял голову и прислушался: звук доносился с противоположной части дороги, и на этот раз он прозвучал ближе. Затоптав костерок и пригнувшись, Каетано украдкой выглянул из своего укрытия. Через несколько мгновений на дороге появились люди: молодая женщина, встрепанная, с непокрытой головой, которая тащила за руку девочку лет семи. По пятам за ними с гиканьем бежали пятеро мужиков, потрясавших в воздухе топорами и дубинками – нищие разбойники, выходцы из разорившихся крестьян. "Вот же принесло на мою голову..." – Подумал Каетано, стараясь сдержать рвущийся кашель.

Один из разбойников, забавляясь, обогнал женщину и, растопырив руки, рявкнул и захохотал. Женщина вскрикнула, метнулась назад точно перепуганная мышь, и угодила в лапы второго. Кричащую и извивающуюся девочку вырвали из ее рук. Женщина извернулась и попыталась укусить разбойника, но получила жестокий удар по лицу и свалилась в снег, выплевывая кровь.

И в этот момент Каетано скрутил-таки кашель. Мигом забыв о женщинах, разбойники обернулись на звук. Один, самый здоровый и бородатый, кивком головы показал другим, чтобы проверили. Пошептавшись, двое двинулись к краю дороги.

"Чтоб вас всех..." – со злостью подумал Каетано, тяжело дыша поднявшись на нетвердые ноги – теперь уже стычки было не избежать.

– Ты чего тут, нас выслеживаешь, а?.. Чего тут прячешься, а?.. – хрипло спросил бородач. – Чего застыл? Хочешь, чтобы топориком угостили?

– Убирайтесь ко всем чертям, и я вас не трону. – Четко выделяя слова, произнес Каетано.

Разбойники переглянулись и заржали. Колдун почувствовал, как внутри наливается ярость.

– Значит, подохните... – с едва сдерживаемым презрением прошипел он.

Все произошедшее следом случилось так быстро, что сторонний наблюдатель вряд ли сумел бы понять до конца, что же именно он увидел. Колдун коротким и быстрым движением ткнул в глаз первого из разбойников, шепнув при этом какое-то слово, вырвал у него из рук топор, ударил второго в основание шеи, так что кровь брызнула точно под напором из трубы. Первый, вереща, покатился по земле, зажимая ладонями глаз – из глаза хлестала черная кровь, разъедавшая кожу и мышцы на лице. Второй упал, не издав ни звука. Каетано присел и, скрестив пальцы, махнул левой рукой в сторону тех, что остались стоять. Что-то пронеслось в воздухе, с ближайших деревьев повалились снежные шапки, по земле пролегла глубокая борозда, а у крайнего разбойника отсекло половину тела. Другой, стоявшей на пути борозды, лишился руки почти по самое предплечье. Он упал, задохнувшись от крика, и снег вокруг немедленно окрасился кровью.

Каетано с усилием попытался унять головокружение и с третьего удара все-таки добил корчившегося на земле человека.

Последний оказался сообразительнее товарищей, он притянул к себе упирающуюся женщину, приставив к ее горлу нож, заорал:

– Я прирежу ее! Не приближайся!

На миг колдун замер, в тот же момент женщина с силой откинула голову назад, разбив разбойнику лицо. Мужчина вскрикнул и ослабил хватку. Его жертве этого оказалось достаточно, чтобы выскользнуть из державших рук, которые тут же отлетели в снег, как через секунду и голова разбойника.

– Боже мой... – прошептала женщина, прижимая к себе девочку, – Боже мой...

Каетано видел их словно сквозь дымку, он почувствовал, что его повело в сторону, уперся рукой в ствол сосны, но дерево почему-то выскользнуло из-под пальцев. Мельтешившие перед глазами "мушки" слились в сплошную черноту.

7.

Ему снился костер. Огненные лепестки плясали вокруг деревянного столба, и от сырых дров поднимался сизый дым. Кажется, вокруг были люди, но Каетано не мог рассмотреть их, он лишь чувствовал, как они теснятся со всех сторон, дышат ему в затылок, толкают в спину. Он чувствовал жар пламени, хотя от костра его отделяла стена людей. В нос бил отвратительный запах горелого мяса. К горлу подкатывала тошнота, он пытался выбраться из толпы, убежать прочь как можно дальше, но, куда бы он не поворачивался, глаза ему слепило пламя костра. Он хотел закричать, но не мог произнести ни звука.

В плечо впились костлявые пальцы. Кто-то нагнулся у него над ухом, и старческий, хриплый голос прошептал:

– Видишь, мальчик? Они жгут величайшего из ныне живущих. Знаешь, что самое забавное? Он еретик, но они жгут его не за ересь, а за колдовство, хотя он не умеет даже зажигать огонь. Он математик.

Костер точно приблизился и Каетано разглядел прикованный к столбу уже обуглившийся скелет, смотревший на него пустыми черными глазницами. Каетано отшатнулся и услышал голос старика:

– Он очень боялся умирать. Он сказал, что земля круглая и вертится вокруг солнца.

– Она и вправду круглая. – прошептал Каетано, не в силах отвести взгляд от черного столба.

– Тссс... – старик до боли сжал его плечо. – Ты же не хочешь попасть на костер, мальчик?..

Каетано быстро оглянулся, и точно с размаху налетел на стену: прямо на него смотрели пустые глазницы обожженного черепа.

– Ты ведь смерти боишься, мальчик?..

Каетано дернулся и проснулся.

Из маленького окошка в лицо ему светило солнце. Было тепло; пахло луком, свежим хлебом и печным дымом. Он лежал на кровати в небольшой уютной комнате, точно кадка – медом, заполненной солнечным светом. В ногах у него спала большая черная кошка.

Кто-то шевельнулся рядом, Каетано скосил глаза и увидел девочку, сидевшую на полу возле кровать, смотревшую на него почти не мигая как какое-то приведение. Едва он пошевелился, она подскочила и стрелой вылетела из комнаты. Закрывавшая выход цветная занавеска взметнулась как флаг. Кошка сверкнула зеленым глазом, вопросительно глянув на колдуна.

– Лежи уж. – проворчал Каетано. Он закрыл глаза и некоторое время лежал, выравнивая дыхание. Когда болен, погружаться в транс гораздо проще – духу легче покинуть тело.

Он взлетел над домом. Деревня стояла на изгибе реки, укрытая от чужих глаз холмами и лесом. Дорогой, ведущей в деревню, давно не пользовались, да и вся местность вокруг выглядела заброшенной, необитаемой. Было похоже, что он все-таки добрался до той самой деревни, хотя с равным успехом это могло оказаться вовсе другое селение. Больше половины домов здесь пустовало, четыре или пять выглядели обжитыми, но не сильно отличались от соседей.

Медленно повернувшись, Каетано взглянул вверх: буря давно закончилась, по небу летели рваные полупрозрачные клочья белых облаков. "Долго же я спал..." – подумал он отстраненно. В этот момент он почувствовал как внизу, в доме, кто-то вошел в комнату, и поспешил вернутся.

Сутулясь, точно на хребет ему водрузили мешок, из-за занавески возник мужик, показавшийся Каетано точной копией давешних разбойников – такой же бородатый и коренастый. Правая рука у него была замотана тряпками, и трех пальцев на ней не хватало.

– Утро доброе, господине. – поздоровался мужик, увидев, что гость проснулся. Каетано кое-как сел, облокотившись спиной о спинку кровати, и кивнул хозяину:

– Доброе. Долго я спал?

– Сутки почти, господине. – Крестьянин кашлянул в кулак. Чувствовал он себя очень неловко, переминался с ноги на ногу, косился по сторонам и покрехтывал в кулак.

– Меня Марио зовут. – представился он. – Я поблагодарить хотел вас, за жену и дочку, значит. Мы вот домой возвращались, а тут... Мне-то по голове огрели...

Каетано брезгливо поморщился, глядя на обрубок руки, и с трудом подавил желание отвернуться, но крестьянин истолковал его движение по-своему – испугался, что спаситель еще не оправился.

– Вы отдыхайте, отдыхайте, я уже ухожу. – Мужик попятился. – Анна попозже заглянет – проведает, как вы, значит...

– Что за Анна? – переспросил Каетано, подумав про себя, что не хватало еще принимать каждые пять минут всех благодарных жителей деревеньки по очереди.

– Лекарка. – охотно пояснил Марио с таким неподдельным уважением в голосе, точно говорил о королеве по меньшей мере.

– Пусть ее... – Каетано нетерпеливо махнул рукой. – Лучше скажи, до порта от вас далеко?

– Дня три, ежели верхом.

– Хорошо. – кивнул Каетано и откинулся на подушку, заканчивая разговор, который успел его утомить.

– Если нужно что...

– Поесть.

– Иви сейчас принесет. – закивал Марио, скрываясь за занавеской. – Отдыхайте.

8. Несколькими днями ранее.

День уже клонился к вечеру, и сквозь маленькие зарешеченные окошки свет с трудом проникал в зал. С низкого потолка капала вода, пахло сыростью; в глубине, возле стены, поблескивало красное пламя жаровни. Посреди зала стояло длинное деревянное ложе с ремнями, вокруг, вдоль стен, стояли дыбы и колодки, а на стене были аккуратно развешаны клещи и щипцы, железные обручи, ножи, спицы...

Двое палачей в больших кожаных передниках ввели в зал молодого человека. Им приходилось почти волочь его по полу, потому что ноги у бедняги подкашивались на каждом шагу. Палачи уложили его на ложе и накрепко привязали ремнями, третий, до того стоявший возле полок скрестив руки на груди, выбрал из инструментов железный прут, похожий на кочергу, и опустил в жаровню. Юноша негромко застонал.

От стены отделилась неприметная тень. Этот человек был на вид сорока, или сорока пяти лет, немного сгорбленный, с набухшими красными веками, нависавшими над блестящими светло-карими глазами.

– Ваша светлость. – Палач поклонился, не выпуская щипцов; двое его помощников отступили, с почтением склонив головы. Человек приблизился к ложу, на котором лежал юноша, и в свете полыхнула пурпурная кардинальская мантия.

– Твое имя Франческо? – спросил кардинал, наклонившись.

– Да. – Франческо повернул голову и уставился на кардинала, всем видов выражая полную готовность отвечать.

– Ты знаешь человека по имени Каетано Ачилли?

– Да, он снимал комнату у госпожи Гербольт, прямо напротив меня, и мы иногда сталкивались с ним на лестнице. – Франческо сглотнул и облизнул пересохшие губы. Глаза его бегали, то и дело задерживаясь на неподвижной фигуре палача.

– Только на лестнице? – переспросил кардинал. – Разве он не учился в том же университете, что и ты?

– Да, верно, – испуганно заморгал юноша, – но он свободно посещал лекции по праву и философии, я же занимался богословием! Мы почти и не виделись в университете, ну, разве что, иногда...

– Зачем ты обманываешь? – спросил кардинал негромко, с сожалением покачав головой, – Есть свидетели, которые видели вас в одной компании.

– Я...– Франческо резко побледнел. – Да, я только...

Не слушая его больше, кардинал отвернулся и сделал знак палачу. Помощники немедленно подошли, держа наготове горшок с маслом. Франческо закричал и задергался в ремнях.

– Огнем и железом, – сказал кардинал, перебивая крики, – только так. Если ты сам не желаешь говорить правду, мы тебе в этом поможем.

– Нет! Я скажу, я все скажу! – заорал Франческо, с ужасом глядя на жаровню. Помощники палача живо стянули с него башмаки и густо вымазали голые ступни маслом. Палач достал из огня раскалившийся до красна инструмент и приложил к ноге юноши. Послышалось шипение. Франческо забился, выворачиваясь на досках, и заорал так, что эхо прокатилось под сводами. Помощникам пришлось прижать его, но удержать бьющегося человека оказалось не так легко, боль и шок сделали его вдвое сильнее. Шипение прекратилось – это железо добралось до кости, и по залу поплыл запах горелого. Кардинал махнул рукой, железо убрали, а потерявшего сознание студента окатили холодной водой. Громко застонв, Франческо с трудом открыл глаза. Его лицо покрыла смертельная бледность, а взгляд затуманился.

– Ты готов говорить? – спросил кардинал, тот кивнул, глядя вокруг себя мутными от боли глазами.

– Что ты знаешь о Каетано Ачилли? Ты знал, что он некромант?

– Нет, я не знал, клянусь Святой Девой...– прошептал Франческо.

– Положим, что так. – согласился кардинал. – А знаешь ты, где он может быть сейчас?

– Нет, я не видел его уже два дня.

– Два дня назад он был арестован по сообщению госпожи Гербольт и в его комнате обнаружили массу занятных книг и вещей. Во время суда он как-то освободился от кандалов и бежал, разрушив здание суда. Святые отцы, председательствовавшие в суде, и все, кто находился внутри, погибли. Ты этого не знал?

– Не знал, я уезжал из города в эти дни, я ничего не знал! – закричал Франческо. – Я не дружил с Каетано, я лишь раз заходил к нему в комнату, лишь раз...

– И ничего подозрительного не видел?

– Я... – Франческо осекся. – Да! Я вспомнил! Я был у него накануне отъезда, хотел одолжить денег. Когда он доставал кошелек, я обратил внимание на карту, она лежала на столе. Очень подробная карта западного побережья. Я спросил, откуда она у него, а он сказал, что одолжил, потом отдал деньги и выпроводил меня. Он хотел ехать туда, не иначе...

Кардинал кивнул и, стремительно развернувшись, вышел из подземелья, за его спиной Франческо кричал и вырывался из рук палачей, тащивших его к глубокому колодцу в глубине зала.

9.

Проснувшись во второй раз, он снова увидел девочку. Как и в первый, она сидела на полу рядом с кроватью и смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Привет. – сказала она очень серьезно и шмыгнула носом.

– Привет. – машинально откликнулся Каетано и сел на кровати. "Еще два-три таких пробуждения, и мне повсюду начнет чудиться разное..." – подумал он, а вслух спросил.

– Ты Иви?

– Да. – кивнула девочка и заулыбалась точно солнечный лучик.

– Ты должна была принести мне еду. – напомнил Каетано.

– Я и принесла, – согласилась девочка, – но ты спал, и Чернушка все съела.

– Кто? – устало переспросил колдун, отчаявшись понять хоть что-то.

– Моя кошка. – охотно объяснила девочка. – Она...

Каетано громко застонал и закатил глаза к потолку.

– Тебе плохо, да? – переполошилась Иви, подхватившись с пола. – Сейчас, я позову Анну!

– Да не плохо мне! – закричал Каетано, правда, уже в спину умчавшегося ребенка. Кошка подняла голову и, не мигая, посмотрела на колдуна.

– Похоже, они все тут сумасшедшие. – поделился Каетано с ней своими мыслями. – Я как-то слышал, что в маленьких деревеньках вроде этой население со временем вырождается, из-за кровосмешения.

– А что же в таком случае случилось с вами? Ведь вы ведете беседу с самим собой.

– Строго говоря, я разговаривал с кошкой. – с усмешкой ответил Каетано, поглядев на вошедшую.

В первое мгновение она показалась ему очень старой, однако круглое миловидное лицо женщины было румяным с холода и даже по-своему красивым, как лицо каменного ангела с надгробия. Глаза, живые и ясные, глядели на Каетано открыто, и казалось, что она смеется, оставаясь при этом совершенно невозмутимой. Но, что самой важное, в руках она держала дымящуюся миску изумительно пахнувшей похлебки.

– С кошкой? – переспросила она, по-доброму улыбнувшись. – Это, конечно, все меняет.

Слова она выговаривала с мягким, едва заметным акцентом, терпким, но не резким, совсем не так, как говорил Марио или его жена и дочь. Каетано принял из ее рук миску.

– Как вы себя чувствуете? – спросила женщина участливо, присаживаясь на край кровати – больше в комнатке сесть было негде.

– Благодарю, малефика. – смерив женщину взглядом, произнес Каетано. – Вашими стараниями – гораздо лучше.

Ведунья удивленно вскинула брови, потом рассмеялась.

– Как ты догадался? – спросила она, но тут же махнула рукой. – Это все равно, впрочем. Мое имя Анна, можешь меня так и называть.

– Кристиан. – склонил голову Каетано. Анна протянула ему ложку.

– Я не хочу спрашивать, куда ты направляешься. – сказала она медленно. – Я знаю, что ты солжешь почти наверняка, как и по поводу имени, но на то у тебя наверняка есть причины. Я лишь хочу спросить: ты знаешь, что серьезно болен?

– Знаю.

– Я бы не советовала тебе продолжать путешествие. – негромко произнесла Анна. Между бровей у нее пролегла тревожная морщинка.

– У меня мало времени, и нет ни малейшего желания задерживаться в этом Богом забытом месте. – резко ответил Каетано, раздражаясь. – К тому же я не понимаю причины вашего участия.

В ответ женщина улыбнулась снисходительно, точно ребенку, задавшему наивный вопрос.

– Ты спас жизнь Катрины и Иви, разве этого мало? Ты можешь говорить сколько угодно дерзкие речи, но твои поступки говорят сами за себя. Это было очень благородно, ты и представить не можешь, как все мы благодарны тебе.

– Да нет, пожалуй, могу. – пробормотал Каетано. Еще не хватало с ней спорить. Раз уж считают героем и готовы за это носиться с ним как со святым – пусть.

– Хорошо. – сдержанно кивнула Анна, точно угадав его мысли. – Сейчас отдыхай, я больше не стану надоедать. Просто знай, что ты среди друзей.

10. Несколькими днями ранее.

– Вы совершенно уверены в этом? – переспросил понтифик. Он сидел в кресле, подавшись вперед, сжав побелевшими пальцами резные подлокотники, в форме львиных голов. Кардинал Альгердо Орсини стоял перед ним и смотрел на старика спокойно, как будто тот и сам был сделан из дерева, и лицо его, багровевшее от злости, не сулило угрозы. Обычно папа Игнатий I предлагал собеседникам присесть: сам прикованный к креслу, он не любил снизу вверх смотреть на тех, с кем говорил. Но теперь он даже не вспомнил об этом, и в волнении стискивал полированное дерево узловатыми пальцами.