Текст книги "Русланиада"

Автор книги: Владислава Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Юность

Светлый бессмертный по имени Рюрик похмыкивал под нос нескладную песенку. В споро хозяйничающем в кухоньке два на три молодом человеке не было Юриковой юношеской мягкости, угрюмой замкнутости безымянного слуги, не было мудрой доброты принятого за зверя альтруиста, спасшего мир, над которым пятнадцать тысяч лет назад поглумилась какая-то могущественная сволочь.

Бессмертный, с не оставляющим сомнений чистейшим ореолом вокруг головы, видимым лишь избранными, ухитрялся сочетать самые разные характеры, не являясь доподлинно носителем ни одного из них и при этом не ощущал, что как бы то ни было пересекает барьер между правдой и ложью. Раз он не чувствовал, то вероятно барьер не был пересечён.

Молодой человек, который, разумеется, был совсем не человек, пользовался своей гибкостью, не задумываясь, не прибегая к чрезмерной хитрости и не стремясь ввести кого бы то ни было в заблуждение. Молодой человек, который, разумеется, вовсе не был молод, хотя и переродился шестнадцать с небольшим лет назад, вёл себя своеобразно для бессмертного.

О нём по сию пору было известно лишь одному существу, и у молодого человека не возникало сомнений, что существо сохранило информацию в тайне.

Несколько месяцев назад, несмотря на тот факт, что деньги к нему так и липли без каких-либо усилий, бессмертный поселился в маленькой квартирке в том районе города, где по ночам людей на улице больше, чем днём. Более чем скромное жилище располагалось под прохудившейся крышей единственной в квартале двенадцатиэтажки. Бессмертного тянуло к небу. Что до сырого потолка, то он мало его беспокоил. Молодой человек не работал, что наверняка если бы не поставило в ступор, то по крайней мере вызвало бы недоумение ему подобных, привыкших наращивать инвесторский потенциал через немудрённый и неизобретательный физический труд.

Мир невероятной дороговизны не манил светлого. Он бы предпочёл не иметь с ним дел и даже уехать из города, если бы не навязчивый зов, не позволяющий покинуть городскую черту без обещания скорейшего возвращения. С некоторых пор зов потерял такт и безапелляционно требовал начать сближение с источником.

Это светлому тоже не нравилось. Он предполагал, что его зовёт, куда, и кто встретит его там. Фактор «кто» играл не последнюю роль в упорном нежелании подчиняться нечеловечески стойкому призыву. Там была тьма. Очень много тьмы. Безнаказанно существующая тьма. Тьма вне закона. Тьма над законом.

Светлый имел твёрдое намерение держаться как можно дальше, как можно дольше.

Кто знает, что двигало шестнадцатилетним парнем, сбежавшим из приюта, но не разыскиваемым, когда он на следующий день после возвращения с миссии взял прочный пакет, сложил в него несколько пакетиков с быстрорастворимой кашей, застиранную рубашку из приюта, подаренный единственным, ныне недосягаемым другом нож, пластиковый прямоугольник сентиментально сохранённого талисмана, короткое и тонкое одеяло – единственную вещь, данную суррогатной матерью, чтобы не замёрзнуть в негостеприимном мире, и несколько тугих пачек наличных.

Он не был ни хмур и ни весел, и выйдя из подъезда, пахнущего хлоркой, картофельными очистками и газетным красителем, направился в строго противоположную зову сторону.

Игнорируя его, он всё же опасался пропустить мимо ушей срочный призыв о помощи, отчего сиюминутные промельки Юриковой беспечности напрочь исчезли из его открытого благородного лица.

Он шёл долго, ни на секунду не задумываясь о направлении, и никому из встреченных по утру прохожих так и не пришло в голову задаться вопросом о характерных пачках в полупрозрачном пакете.

Добравшись до тех мест, где горизонт терялся в полях, а не тесно столпившихся многоэтажках, он вдохнул прохладный воздух, сдобренный взвесью чего-то химического, но не супер-полимерного, а старомодно-горючего. Поля на поверку оказались не посевными, а взлётными. Бессмертный забрёл на аэродром.

Воздушные корабли стояли справа на надёжной почве.

Бессмертный если и раздумывал, на его лице это не отобразилось. Он развернулся и направился в город.

Примерно через три часа после утренней прогулки, он стал обладателем контрольного пакета акций, через шесть часов, несколько безрассудно крупных ставок и разговора с глазу на глаз, единоличным обладателем дышащей на ладан авиакомпании эконом-класса.

Экс-владельцы покинули собственный офис довольные сделкой. У бессмертного к концу дня не осталось на руках ни малейших средств. Он не торговался сознательно, предчувствуя, как обернётся дело, он даже опасался, что заплатил недопустимо мало.

Акции начали расти без какой-либо причины с самого утра. Бессмертный испытывал везение в казино, а оно уже работало вовсю без дополнительных стимуляций.

Покрыв доставшиеся в наследство долги, бессмертный взял заём, который был отработан в первый месяц грузоперевозок. Молодой человек смотрел на рабочих лошадок критически. Жизнь людей он бы им не доверил. В последующие месяцы бессмертный освоил профессию лётчика, и фонд самолётов был обновлён на четверть. Так, незаметно, бессмертный занял по большему счёту вакантный сектор авиаперевозок. Смертные, естественно, были не в счёт.

Прежде чем приняться за самое неприятное дело, он приобрёл квартиру, зарегистрировав её окольными путями. По сравнению с предыдущей она была велика и пуста, всё так же находясь под крышей.

Со стороны движения бессмертного в секторе внушительных финансов стороннему наблюдателю должны были представиться чем-то великим – ни больше, ни меньше рождение супер-олигарха, из тех что в курфюрсты из навоза. Но дело в том, что…

Это был Рюрик. Светлого бессмертного звали Рюрик. И ловко продуманные операции с наличными, перевозка грузов, казино, обновление авиатранспорта, договорённость с банком, сделка с бывшими владельцами… всё это, как и многое другое … здравомыслящему человеку казались далеко не тем, чем были в глазах упомянутого бессмертного, и вряд ли отвечали олигаршему видению действительности.

Для начала он не относился к происходящему как к чему-то реальному.

Во-вторых, он выглядел взрослым и думать забыл, что формально не является совершеннолетним, решительно расписываясь в контрактах и договорах… что в случае детального разбирательства… да. Это, разумеется, была лишь формальность.

В-третьих, солидный промежуток времени после ухода из маленькой квартирки в двенадцатиэтажке и перед входом в новую квартиру в недавно построенном жилом небоскрёбе в восприятии бессмертного имел свои рамки. Если верить календарю, прошло чуть больше полугода. Если верить ощущениям Рюрика – день.

Потерянность во времени можно было объяснить тем, что за упомянутые полгода Рюрик ни разу не спал. Не умышленно. Просто забыл.

И сейчас, оказавшись в пустой квартире, с высокомерием обозревающей окнами столпившиеся в ногах многоэтажки, Рюрик поражённо закрутил головой, не понимая, как оказался в этом месте.

Он хлопнул себя по груди и бокам, с недоумением разглядывая дорогой серый костюм, лакированные туфли на ногах… Он всё помнил, эти полгода, как ходил на аэродром, как разговаривал с бывшим владельцем флотилии, человеком лет пятидесяти трёх, с непропорционально маленькой по сравнению с упитанным телом головой, для пущего эффекта очень коротко остриженной, с валиком кожи на затылке, потеющего, с крупными порами и четырьмя несбритыми волосками под наметившимся вторым подбородком. Помнил, как ходил подзаработать в казино. Женщину-крупье полнил пёстрый фирменный жилет, она чувствовала себя неуютно в штанах старомодного кроя, тушевалась в его присутствии… Рюрик играл, не зная правил, как всегда, и выиграл… помнил, как словоохотливо его просвещал старый пилот, в быту человек сдержанный, сухой и молчаливый, помнил, как ему по первой просьбе, стоило лишь зайти в аттестационную комиссию, принялись выписывать лётные документы… помнил, крошечную женщину, у которой покупал в типографии пачку трудовых книжек… помнил лак на ногтях женщины, с которой прожил сорок три дня – цвет освежёванной рыбы, поблескивающий, словно влажный, сизо-розовый…

Не помнил, как ночь сменяла день, не помнил, что подтолкнуло его круто изменить жизнь, не помнил, как отправлялся на миссии, не помнил имя женщины с рыбьими ногтями, не помнил, как пришёл в квартиру…

Он крутанулся в другую сторону, словно надеясь, что морок рассеется, но увы.

Рюрик затравленно уставился на стены исподлобья. Теперь уйти было невозможно. Богатая жизнь не отпускает из своих лап за так. Иначе бы она не стала богатой жизнью.

Кое-кто мог его заметить. Тот, кого следует поостеречься.

Рюрик закрыл лицо руками. Задёргавшееся от расстройства сердце, скакнув, обожгло горло. Зов. Не тот, что дёргает через пространство и вываливает на голову нуждающимся. Тот, что заставляет встать на ноги и идти.

Бессмертный посмотрел в окно. Было утро. Была осень. Был только один выход. Укрыться от вездесущей тьмы можно лишь во всеуслышанье заявив, что ты свет.

Рюрик откуда-то это знал.

Тем не менее, добравшись до места, где зов стал запредельно мучительным, бессмертный остановился и сел на бордюр, отделяющий стойкий осенний газон от площади, на которой высилось колоссальное строение. На самом деле он просто в очередной раз пришёл в себя и одновременно в ступор, так как решение явиться сюда противоречило его воле… пусть и было предсказуемо.

Где сидит фазан

– Здравствуй.

Сухощавый старик улыбался, сутуло замерев в шести шагах. Ему должно было быть под восемьдесят, но высокий рост, сверхъестественная модификация внешности и подтянутость не позволяли дать больше семидесяти трёх. Он был во всём чёрном, словно монах. Плащ, не такой уж тёплый для поздней осени, красноречиво висел на выпирающих костлявых плечах. Кроме плаща старик носил седые волосы длиной по плечо, ухоженную бородку и усы. На лице его застыла дружелюбная усмешка, судя по характерным морщинам обитающая там не первый год.

– Здравствуй, – проигнорировав внешнюю разницу возраста, ответил Рюрик.

– Что же ты не поднялся? – старик вопросительно вскинул брови. – Уже одиннадцать. Наследники вот-вот разъедутся.

По-отечески мягкий упрёк выдавал природу старика.

– Не хочу, – без неприязни буркнул Рюрик, опуская взгляд.

– Надо, – убедительно произнёс старик.

Бессмертный снова без энтузиазма глянул на него. Старик был не прост. Ему могло быть больше восьмидесяти. По крайней мере, он не производил отталкивающего впечатления.

– Там тьма, – добавил Рюрик, проверяя его.

– Куда ж без неё, – вздохнул старец, всколыхнув очень светлый и густой ореол вокруг своей тщедушной фигуры.

Рюрик поднялся. Старик, не остерегаясь, повернулся сутулой спиной, неторопливо шагая к огромной шишке на теле города, к его мозгу, его раковой опухоли. Отсюда во все части света шли косноязычные, бессловесные зовы, настойчиво толкающие на выгодные кому-то поступки. Те, кому выгодно, находились поблизости, пили кровь трудовых успехов наций, провоцировали войны и переделы власти, распределяли природные ресурсы, мать их…

Рюрик ненавидел их заочно… старик несколько смущал. Не похож на алчного любителя роскоши.

Но ведь подлинная власть она не бесхитростная падкая на блеск сорока, хватающаяся за самое броское. Власть доподлинная не стремится привлечь внимание и не пускает пыль в глаза… она пристраивается невзрачной пиявкой, посасывая кровь, но не всю, а так чтобы не убить…

У старика был характерный рисунок губ, не столько внешний вид, сколько зафиксированное положение – он привык распоряжаться, командовать и решать за других, господин по рождению, хотя, поговаривают, к генетике господство отношения не имеет. Рюрик сомневался.

Пока шёл за стариком, в голове сохранялась ватная пустота, словно мозги подменили наполнителем для мягких игрушек. Бессмертный послушно шёл следом, словно пол стал зыбким, словно под ногами были сплошные ловушки, словно если наступишь мимо следа умудрённого годами старика – рухнешь во внезапно разверзшийся люк, в кипящую лаву, в вязкую болотистую трясину…

Подтянутые лакеи в безукоризненных костюмах услужливо распахнули двойную дверь. Створки украшал барельеф, мелкий и хлопотный. Засеянные поля, леса, река, тучные стада, дикие и одомашненные, хоругви, одиноко парящий в небе орёл, царящий над суетливой земной жизнью.

В коридоре с выложенными аккуратными белыми плитами стенами – сверкающе белыми, как кварц, но Рюрик не слышал, чтобы кварц использовали в отделке – горел мягкий свет. Люстр на потолке высоко над головой не было, светильники располагались на уровне чуть выше головы на стенах и изображали факелы, чьи навершия не венчали привычные лампочки, на них были конусы чего-то походящего на огонь, но не реагирующего на хлопающую дверь, дыхание и прочие сквозняки, что-то статичное. Огненные конусы лежали на выступах из того же самого кварца, крепящихся к стенам без зазоров и намёков на стык.

Рюрик вдохнул не вызывающий доверия воздух.

Мягкость антуража не вводила в заблуждение – некоторые знают, как понравиться, и не стесняются этим пользоваться, но это ещё не значит, что ими двигают добрые побуждения.

Монашеский вид старика дополнил впечатление от лестницы, похожей на расширенный комфортный вариант древних религиозных пещер-убежищ, только они шли вниз, под землю, а эта лестница стремилась вверх.

Ступени кончились. Бессмертный с замиранием сердца смотрел на темнеющий впереди проход. Арка. Овеществлённый вход в другой мир. Рюрику упорно казалось, что по ту сторону другой мир, не тот в котором возможна умиротворённо тихая белая лестница.

Старик прошёл грань лёгкими шагами и обернулся. Откровенно отеческое подбадривание на его лице поставило Рюрика в тупик. Сердце снова дёрнулось. Бессмертный отступил на негнущихся ногах и вздрогнул от неожиданности, задев что-то плечом.

Это было другое плечо. Рюрик не заметил, что следом шёл молодой мужчина. Светловолосый, крепкий, с мужественным подбородком и здоровым цветом лица, нетипичным для местных широт со страдающим от недостатка йода и солнца населением. Взгляд старика адресовался ему.

К Рюрику он обратился словами. Вежливо и ненавязчиво:

– Прошу.

Рюрик прошёл внутрь.

В зале было не так уж и темно, всего лишь сумрачно по сравнению с согревающе солнечной теплотой лестницы. Сиротливый зябкий свет был тем же, что и на улице, словно стремился убедить, что не было никакого перехода в другой мир, но вот что не состыковывалось – окон не было.

Зал был огромен – во весь простор купола. Немногим уступала его габаритам столешница грандиозного Стола. Рюрик узнал в нём источник непреодолимых зовов, но сердиться больше не мог. Стол не позволял.

Старик и молодой мужчина, ставший рядом с ним, внимательно наблюдали за его реакцией. На лестнице Рюрик было подумал, что на поддержку старцу явился верный телохранитель, но теперь разглядел одинаковый наклон головы, одинаковый взгляд и пресловутый властный рисунок губ. Перед ним были отец и излишне молодой для такого отца сын.

Зал поражал, и двое не сводили глаз с его лица, закономерно ожидая предсказуемых выражений восторга.

Рюрик не торопился с восторгами.

В зал вело двенадцать арок. Каждая отвечала за свой мир, а то и за несколько. Так бессмертному казалось. По лестницам шли ноги, торопливые, негромкие. На стеллажах вокруг Стола лежало оружие, на стенах висело оружие, у спешащих было оружие.

Зал наводняли люди и нелюди. Их было ужасно много, девяносто шесть, не считая двоих выражено светлых, пришедших вместе с ним. На секунду Рюрика охватило что-то вроде боязни сцены и инсектофобии… все эти существа налетели и шумели как полчища саранчи… но самыми страшными были те, кто не издавал ни звука.

Стол вышвырнул навстречу пришедшим и подчёркнуто сторонящимся друг друга троноподобные стулья, безапелляционно приглашая сесть, но всеобщему полнейшему замолканию способствовало не это.

Рюрик увидел знакомое лицо. Оно излишне исхудало и как-то померкло, однако старый враг ещё был крепок, его нельзя было списывать со счетов. Тьма наполняла его до краёв. Хлёсткий, преувеличенно прямой сосуд тьмы. Под его взглядами неорганизованное серое человеческое месиво присмирело и расселось по стульчикам. Как подгоняемая хлыстами скотина по стойлам.

Рюрик боялся встречи с ним. Тёмный, справившийся с его работой. Что-то запредельное отказывалось сложиться в сознании в последовательную, обоснованную схему, обдавая иррациональным холодком ужаса. Рюрик боялся и честно признавал про себя нелестный для самолюбия факт. Самолюбие не подавляло Рюриковых инстинктов. Страшно было попадать в поле его зрения, страшно смотреть в многооттеночные тёмные хризантемы радужек вокруг холодящих провалов зрачков.

Тёмный взглянул на него без особого любопытства, запоминая внешность. Можно не сомневаться, узнал. Кое-что заставило Рюрика на время позабыть о детском кошмаре.

Противоположная сторона Стола была темнее адовых подземелий, темнее прожжённых сигаретными бычками зрачков кошмара детства.

Первоисточник тьмы, не считаясь с другими и не отвлекаясь на них, сидел за Столом и смотрел прямо на Рюрика, зловеще потирая подбородок. Всякое движение в его исполнении было бы зловещим. Природа или неприрода одарила его бессмертием и располагающей наружностью, но как бы то ни было, он оставался тьмой, болью, вестником смерти. Его взгляд имел физическую плотность и вес, и метафизическую болезненную тяжесть. Его взгляд причинял мучения… И на нём была печать проклятия Рюрика!

В пронзительный момент откровения воспоминания выстроились по полочкам, восполняя многочисленные бреши когнитивных сбоев Рюрика, перед глазами пролетела семнадцатилетняя жизнь. Он не чувствовал необходимости и силы и никого не проклинал за исключением единственного раза.

Рюрик побледнел. Рука нашарила спинку стула. Бессмертный сел.

Стол низко утробно прогудел, словно гигантское животное, обнаружившее глупого заплутавшего детёныша и упрекающее его за несносное поведение и причинённое беспокойство.

Почти знакомый старик стоял слева, а его сын сидел справа. Здесь, за Столом, в глазах у Рюрика перестало кружиться и рябить. Он мысленно вздохнул и посмотрел на одиноко стоящего старика.

– Я – Арист из рода светлого Святогора, – наконец представился он, – первого бессмертного на земле. Добро пожаловать в Совет, бессмертный, приветствуем тебя. Назови своё имя.

– Рюрик.

Заявление было повторно прокомментировано Столом низким гулом.

Арист сел. Вслед за ним поднялся полноватый старик через два места слева. Восточная внешность, абсолютно чёрные и прямые, как отутюженные волосы, свисающие с плеч на лопатки, борода и усы такие же гладкие молодым лоском, не раскатанные по груди, а уложенные единым клином едва не до пупа обширного, покрытого грубой блёклой материей брюха. Волосы, как ни странно, не крашенные, но витает что-то такое у фигуры, приводящее внешний облик в соответствие с устоями общественной морали, ворожба. Одежда представляла собой балахон ручного шитья, просторный, к счастью той же общественной морали, дополненный более светлыми, словно сильнее застиранными штанами, видимыми в прорези балахона – иначе тучному старику было бы тяжело двигаться. Старик с пористым смуглым лицом и тяжёлыми надбровными дугами умел несмешно носить свою несуразную веку одежду. На отёчных руках не было ни одного украшения.

– Я – Гедеон, – имя не пришлось Рюрику по душе, – из рода Кира. Старший наследник тьмы.

– Я – Виктор, – поднялся ещё не поседевший мужчина в годах между выступившими, – из рода Вия. Председатель Совета, наследник тьмы.

Каштановые волосы, вьющиеся к концам, на голове, которую равнодушно много лет подставляют любой погоде и без раздумья суют в любую среду. Щётка усов, чтобы что-то скрыть… Ошибка? В ауре нет постыдного следа. На широких плечах небрежно висит не запахнутый до конца плащ, спускающийся до щиколоток. Под ним всё черно, неразборчиво, но одежда какая-то вполне для мира обычная, только на ногах не туфли, а сапоги с голенищем, не доходящим до колена сантиметров на одиннадцать, миллиметры допустимо не прикидывать.

– Игорь, – в свой черёд негромко высказался старый враг не вдаваясь в уточнения.

– Руслан, – ударил по задрожавшим кругом аурам низкий голос большей тьмы на другой стороне Стола.

Рюрик дважды поборол желание передёрнуться. Тьма издали дошла до него, контур ауры не пошёл рябью, её правильная светлая сфера была в мгновение охвачена, обволочена, облизана и поглощена тьмой, так что и на спину хватило.

Бессмертный постарался вывести гадливость через глубокое дыхание, в обратном случае следовало бежать без оглядки, а бежать было поздно.

– Я – Рихард, – поднялся на ноги подтянутый и крепкий мужчина, соседствующий с Игорем, – первый сын Ольгерда. Наследник тьмы.

Посеребрённая голова на три сантиметра уступала бессмертному в высоте. Одежда этого была выдержана в строгом деловом стиле. Тёмно-серый костюм безупречного кроя сидел как влитой, несмотря на фабричное производство. Смертные роста и лет Рихарда бывают плотнее в торсе и уже в груди – было место спрятать оружие. Набор коротких ножей у пояса и кинжалы или даже короткие мечи у вытянутых сегментов щиколоток и щитки у предплечий.

Люди и нелюди назывались своим чередом, прямо-таки болезненно боясь нарушить известный им порядок. Рюрик не старался запомнить сыплющиеся из решета, как снег на голову, сведения, но за полчаса, ушедших на представление, не мог не заметить, что чаще всего воздух сотрясали слова «наследник тьмы». Рюрик начал думать, что ему повезло столкнуться с Аристом. Хотя, вероятно, старика ради пресловутого комфорта подопечных простимулировал тот же Стол.

В конце формальной процедуры на ноги в очередной раз поднялся Председатель, затрудняющийся из-за раздражения прятать неприлично хищные выступающие клыки.